тому когда он
видел молящихся, принц чувствовал страшное раздражение на людей, таких
слепых и ничего не понимающих в окружающей действительности. Им хотелось
верить, и поэтому они верили. А на самом-то деле Богов, конечно, не
существует.
  
  Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А
может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело
опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся
за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание. В
стране мало афишировали неверие наследного принца в Богов. Да и никого это
особенно не волновало, по крайней мере, до тех пор, пока Талигхилл
оставался наследным принцем.
  
  - Вы привезли игру? - спросил Пресветлый, когда с первой и второй
переменой блюд было покончено, и завтракающие перенесли свое внимание на
сладости.
  
  - Вне всякого сомнения, - невпопад ответил Раф-аль-Мон. Видимо, недавнее
недоразумение все еще занимало его мысли. - Привез, Пресветлый, и готов
преподать несколько уроков. Надеюсь, они пригодятся вам.
  
  - Я тоже на это надеюсь, - сказал принц. - Ну так что же, перейдем
непосредственно к нашим занятиям?
  
  - Где прикажете установить игральное поле? - вежливо поинтересовался
торговец, попутно выбирая кусок пирога побольше. Он явно не рассчитывал на
столь быстрое завершение пиршества, тем более, что сладкое подали совсем
недавно.
  
  - Наверное, в парке, - проговорил принц, задумчиво теребя кончик усов. -
Думаю, в беседке или на веранде. Что посоветуете, почтенный?
  
  - На веранде, - Раф-аль-Мон покосился на дальнюю чашу с фруктами. - Вне
всякого сомнения на веранде.
  
  - Тогда пойдемте, я отведу вас туда, - принц встал и подал слугам знак
убирать со стола. - А где же игра?
  
  - Запакована. Носильщики, что прибыли со мной, сейчас, наверное, сидят в
людской. Прикажите, чтобы их вместе с грузом проводили к веранде.
  
  Талигхилл повернулся к ближайшему слуге:
  
  - Выполняй.
  
  - Пойдемте, почтенный, - он взял Раф-аль-Мона за локоть и повел к выходу.
  
  Они перешли на веранду и удобно разместились в легких плетеных креслах.
  Вскоре появились носильщики с пакетами. Торговец попросил, чтобы ему
выделили широкий устойчивый стол.
  
  Когда внесли стол, Раф-аль-Мон поднялся и стал самостоятельно
распаковывать свертки, заявив, что не доверяет носильщикам - те могут
случайно что-нибудь сломать.
  
  Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на
правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов,
башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за процессом и с
нетерпением ожидал, когда же наконец начнется сама игра.
  
  Наконец все было расставлено, оберточную бумагу и шерсть унесли
расторопные слуги, а Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из мягкой кожи и
принялся извлекать оттуда толстенный свиток - Свод правил для игры в махтас
.
  Талигхилла буквально переполняло желание поскорее приступить. Он
поплотнее запахнул халат на груди и в который уже раз поменял свое
положение в кресле: пошевелился и закинул ногу за ногу.
  
  Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, перелистнул несколько
страниц, пожевал губами и поднял свой задумчивый взгляд на Пресветлого:
  
  - Ну что же, начнем?
  
  Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.
  
  - Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения -
немного понаблюдать за тем, как буду играть я.
  
  - Один?
  
  - Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик.
- Итак, приступим.
  
  /небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели
разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается
яркий след.
  
  - Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?
  
  - Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили,
а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..
  
  /снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/

  Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг
игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно
сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая какую-то
фигурку. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой.
  
  - Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.
  
  Талигхилл рассеянно поднимает голову:
  
  - Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?
  
  Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:
  
  - Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.
  
  - Х-хорошо, - протягивает тот. - Хорошо, идем есть. Но мы ведь не
закончили партию.
  
  - Закончим, - обещает Раф-аль-Мон. - Только чуть позже. Например, завтра
утром.
  
  - Почему же завтра утром? - недовольно спрашивает Талигхилл. - Можно ведь
и после ужина.
  
  - Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая
принца к выходу. - Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.
  
  - Устал? - поднимает кверху брови Талигхилл. - Что же, вот за ужином и
отдохнешь.
  
  Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно
разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.
  
  /перо перед глазами/

  После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить
Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а
слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно
пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с
игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и
Пресветлый желал уточнить некоторые детали.
  
  Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было
недостаточно. Тогда Талигхилл отложил Свод в сторону и просто стал смотреть
на фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они
оживут: зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и
яростные вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.
  
  - Завтра уезжает твой отец.
  
  Талигхилл обернулся. У входа на веранду стоял Домаб. Управитель был в
своем любимом халате с дикими вепрями: стоял в дверном проеме и разглядывал
игральное поле.
  
  - Да, - кивнул принц. - Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.
  
  - Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем? - в голосе
управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.
  
  - Нет, разумеется, - чуть раздраженно ответил принц. - У меня же гость.
  
  Оправдываешься. Значит чувствуешь за собой вину.
  
  - Но...
  
  - Домаб, отец ведь едет не на войну, - покачал головой Талигхилл. - Он
просто отправляется в Хуминдар, потому что там поменялась власть. Так
сказать, дипломатический визит - не опаснее, чем лесная прогулка на добром
коне. А у меня гость.
  
  - И махтас, - еле слышно добавил управитель.
  
  - И махтас, - согласился принц. - Ты видишь в этом нечто позорное для
меня?
  
  Сам он мысленно поморщился - слишком уж вызывающе прозвучал вопрос. Но
отступать Талигхилл не привык. Я уже взрослый человек, а этот мужчина
говорит со мной так, словно я нашаливший сорванец. Пора пересмотреть свое
отношение к нему. Ведь я решил так еще вчера, верно?..
  
  - Нет, - прошептал Домаб. - Я не вижу. Моя беда как раз в том, что я не
вижу, но чувствую. Этот холод. Он не к добру.
  
  - Какой еще холод? - удивился Талигхилл. - Мухи вязнут в воздухе от жары.
  Какой холод, Домаб?
  
  - Мой, - ответил тот. - Мой, личный холод. Он предвещает что-то - что-то
нехорошее. Но я не знаю, что. Скажи, Талигхилл, тебе не снилось
чего-нибудь... такого?
  
  - Не нужно начинать все сызнова, - в голосе принца зазвенела сталь... или
лед. - Я думал, мы вчера обо всем договорились. Мне-не-снится-ничеготакого
.
  
  - Да, - медленно кивнул управитель. - Прости. Как же я запамятовал?
  Пресветлому постелить прямо на веранде?
  
  - Не стоит, - ответил Талигхилл. - Я предпочитаю ночевать в собственной
спальне.
  
  Домаб снова кивнул и ушел.
  
  Принц проводил его взглядом, в котором посторонний наблюдатель не заметил
бы и капли какого-либо чувства. Бесстрастность статуи - вот, что было в его
глазах.
  
  Вот и хорошо. В конце концов, я ведь не маленький мальчик. И у меня есть
своя собственная голова на плечах.
  
  /только достаточно ли ее тебе?/

  Последняя мысль была чужой, словно кто-то невидимый сидел внутри и ехидно
нашептывал Талигхиллу всякие гадости. Он криво усмехнулся. Пускай. Пускай
шепчет, что ему угодно. А я все равно не позволю чему бы то ни было
вмешиваться в свою жизнь!
  
  Эта мысль тоже не совсем понравилась ему. Было в ней что-то
отступническое, словно он ею признавал существование своих пророческих снов
или даже Богов.
  Но, разумеется, все это чепуха.
  
  /Лепестки. Тебе ведь сегодня ночью опять снились черные лепестки под
ногами. Именно поэтому ты так увлечен махтасом. Игра позволяет тебе забыть
об окружающем. И именно поэтому ты сидишь здесь и не решаешься подняться в
спальню. Потому что знаешь: там тебя ждут сны с черными лепестками/.
  
  Что за бред?!
  
  Талигхилл встал и сделал шаг к двери. Он ничего не боится и докажет это.
  Самому себе докажет. А завтра выиграет у проклятого старика, обязательно
выиграет!
  
  Принц вошел в дом, но прежде, чем идти спать, заглянул в столовую и взял
со стола несколько печеньев. Он проголодался за день - в этом можно было
признаться, хотя бы самому себе.
  
  Перекусив, Талигхилл вышел в гостиную и стал подниматься по лестнице на
второй этаж. Уже почти без раздражения взглянул на фигурку Оаль-Зиира и
подумал, что в конце концов пусть Домаб ставит ее, куда угодно - это его
дело. Но вывести Талигхилла из себя отныне будет не так просто. Еще
подумал, что нужно обязательно приказать, чтобы привели наложницу -
попышнее да поопытней. Но это завтра, потому что сегодня он чересчур устал
и больше всего на свете хочет

  /спать без снов/

  просто поспать.
  
  Проходя мимо комнаты матери, остановился. Как могут люди быть настолько
глупыми, чтобы верить в Богов? Вспомнился Раф-аль-Мон за завтраком, его
молитва. Есть все-таки что-то неприятное в этом старике. Но он учит меня
игре - и до тех пор полезен. По крайней мере, больше, чем постоянно
пытающийся мною управлять Домаб.
  
  Зашел к себе, закрыл дверь и плотно задернул шторы, наученный горьким
опытом. Потом опустился на кровать и взглядом скользнул по туфлям.
  
  Снова!
  
  Принц со смешанным чувством гадливости и ужаса отлепил от матерчатой
туфли черный листок и отшвырнул прочь, как ядовитую гадину.
  
  Потушил свечи и лег в постель, но никак не мог заснуть. Мысль о том, что
где-то рядом, на ковре, лежит эта черная пластинка, не давала покоя.
  Пришлось вставать, наощупь зажигать свет и искать черный листок. Когда
принц нашел его, он раздвинул шторы и вышвырнул в приоткрытое окно
проклятый

  /знак/

  листок.
  Лишь после этого вторично лег в кровать и смог наконец уснуть.
  
  
  
                                ДЕНЬ ВТОРОЙ

  В комнатке снова было шумно, как на рынке древнего Гардгэна. Правда,
сегодня никто не просил воды и не кричал так громко, как в прошлый раз. Да
и толстуха не задыхалась.
  
  Кроме того, молчал Данкэн. Эта перемена в нем была настолько необычной,
что я даже не знал, радоваться мне или огорчаться. Когда подобные люди
молчат, жди чего-то на самом деле необычного. А мне сейчас только на самом
деле необычного не хватало, - словно все, что случилось до того, было не на
самом деле необычным.
  
  Журналист сидел слева от меня и непрерывно смотрел в мою сторону. Я
мысленно попытался разобраться: что же может быть не так? Одел что-нибудь
броское? Да вроде, нет. И не тот это человек, чтобы смотреть во все глаза
на соседа лишь из-за того, что тот необычно оделся. Тут бы в ход прежде
всего пошел язычок, но - в этом-то вся странность! - писака молчал, как
камни этих стен.
  
  Я повернулся, изрядно раздраженный его взглядом, и намеревался выдать
что-нибудь резкое и колючее, когда журналист испуганно вскинул перед собой
руки и прошептал:
  
  - Молчите!
  
  - Что?
  
  - Умоляю вас, молчите! - повторил он, пристально глядя мне прямо в глаза.
  Если Данкэн хотел, чтобы я по его взгляду почувствовал всю серьезность
сказанного, то он своего добился. Я заткнулся и только слушал. - Молчите, я
все вам объясню. Как только выйдем отсюда, я вам все объясню. Объясню,
только молчите, умоляю вас!
  
  Кажется, он зациклился, - подумалось мне, но я все-таки промолчал.
  
  - Сейчас полдень, господа, - сообщил нам, поднимаясь с каменного трона,
Мугид. - Поэтому у вас есть время, чтобы немного отдохнуть и познакомиться
с башней поближе - конечно, кто желает этого.
  
  - Можно вопрос? - это был сухонький низенький человечек, сильно
смахивающий на какого-нибудь академика. Да, наверное, он таковым и являлся.
  
  - Слушаю вас, господин Чрагэн, - учтиво кивнул повествователь.
  
  - Скажите, почему вчера мы внимали до позднего вечера, а сегодня сеанс
закончился раньше? - человечек погладил свою маленькую бородку, потом
извлек из заднего кармана брюк носовой платок и промокнул блестящую от пота
лысину. Что ни говори, в комнатке все равно было жарко.
  
  - Ответ прост. Видите ли, господин Чрагэн, дело в том, что каждое
повествование похоже на отдельную историю. Ее нельзя разрывать и подавать
конец день спустя после того, как вы воспримите начало. Это только
повредит, - интересно, что он имел в виду, и кому может повредить это ? -
Посему иногда наши сеансы могут длиться полдня, а иногда растягиваться на
сутки. Все зависит от того конкретного эпизода, который я должен буду
повествовать вам, чтобы во всей полноте описать историю ущелья.
  
  Слишком громко сказано. Не историю ущелья, а всего лишь ее малую часть.
  Правда, единственную, более-менее заслуживающую внимания.
  
  - Еще вопросы, господа? - повествователь оглядел каждого из нас,
убеждаясь, все ли в порядке.
  
  - Вы говорили о знакомстве с башней, - это поднялась со своего места
  Карна. - А что именно здесь есть? На что вы посоветуете обратить наше
  внимание? -
она снова очаровательно улыбнулась и села.
  
  - Разумный вопрос, - довольно кивнул Мугид. - Но, господа, я не стану
рекомендовать вам что-либо конкретное. Ходите везде, где вам
заблагорассудится, и смотрите. Конечно, за исключением тех комнат, куда
вход посетителям запрещен.
  
  - А каким образом мы узнаем об этом? - спросил пожилой, с виду
рассудительный мужчина в деловом костюме, с короткой стрижкой и гладко
выбритым подбородком. Он сидел рядом с женщиной, чуть моложе его, с которой
все время находился вместе - видимо, с женой.
  
  - Узнаете, - неопределенно взмахнул рукой Мугид.
  
  - Ну что же... - сомневаясь, покачал головой вопрошавший.
  
  - Не переживайте, господин Валхирр, - успокоил его старик. - Вам с
госпожой Валхирр не грозит заблудиться или попасть в какое-нибудь тайное
место, увидевший которое подлежит немедленному умерщвлению. Все будет в
порядке.
  
  Господин Валхирр натянуто улыбнулся. Я мысленно покачал головой:
лицезреть три совсем разные улыбки за столь короткий промежуток времени! И
еще молчащий Данкэн. Весьма насыщенный день.
  
  Мугид снова оглядел нас, словно воспитатель - малышей, раздумывающий,
выпускать их гулять или же не выпускать. Мне его взгляд, откровенно говоря,
не понравился, но удивляться этому было бы глупо - после вчерашних слов я
вполне мог судить предвзято.
  
  - Ну что же, господа, - резюмировал наш повествователь. - Я прощаюсь с
вами до ужина. Обедать, скорее всего, мы будем в разное время - когда кто
пожелает. Просто приходите в Большой зал, а слуги позаботятся о вас.
  Впрочем, - добавил он, помедлив, - думаю, с ужином у нас выйдет точно так
же. Поэтому до завтра, господа. Возможно, с некоторыми из вас мы сегодня не
увидимся.
  
  Я пожелал, чтобы это прежде всего касалось меня - совсем не хотелось
лишний раз встречаться с этим человеком. На сегодня мне вполне должно было
хватить Данкэна с его сумасшествием.
  
  Тот уже вцепился клещом в рукав моей рубашки и волок прочь из комнатки. Я
только и успел бросить прощальный взгляд на Карну и вымученно ей
улыбнуться. Кажется, она не обратила на меня особого внимания, увлеченно
беседуя с толстухой и господином Чрагэном. Ну вот, еще одна улыбка. Просто
день фальшивых улыбок! Только Карна во всей нашей компании и улыбалась
открыто, без задних мыслей. Наверное.
  
  Данкэн стоял рядом, дрожа всем телом, словно загнанный конь. Не вызывало
сомнений то, что он тяжело болен. Больше всего это походило на лихорадку,
но я никогда хорошо не разбирался во всех этих хворях. Здесь для подобных
целей должен быть лекарь. Позже спрошу у... да нет, не у Мугида, - у слуг.
  Они наверняка знают.
  
  - Простите мне мое поведение, но вы долж... прошу, выслушайте меня. А до
тех пор ничего не говорите.
  
  Полно, да Данкэн ли это?!
  
  - Пойдемте, - он так и не выпустил рукав моей рубашки. Я подумал о том,
что после сегодняшних приключений ее придется сменить - мятые рукава всегда
вызвали у меня легкое отвращение.
  
  Стоило мне воздеть кверху брови и открыть рот, чтобы просто спросить,
куда же он намеревается идти, как журналист побледнел и затрясся пуще
прежнего.
  
  - Умоляю, молчите!
  
  Я запихнул вопрос подальше, в самый темный уголок кармана памяти, и
поинтересовался у самого себя - с какой стати вообще все это делаю. Ответ
оказался до банального прост: мне было интересно.
  
  Поэтому я пообещал себе сдерживаться и пошел вслед за Данкэном, ведомый
им, словно хозяин - большой и непослушной собакой.
  
  К моему удивлению, наш путь лежал к входной двери. Журналист повернул
ручку, и дверь открылась, выдохнув на нас волну свежего прохладного
воздуха. Кто-то из гостей оглянулся, чтобы выяснить, почему стало холоднее,
но мы уже были снаружи, и дверь захлопнулась, оставляя позади тепло и уют
гостиницы (весьма, кстати, относительный).
  
  - Так в чем же дело? - не выдержал я, когда мы остались вдвоем. Сильный
ветер мгновенно растрепал все волосы на голове и надул рукава рубахи. -
Какого демона?..
  
  - Помолчите! - умоляюще вскрикнул Данкэн. - Помолчите и дайте мне
сказать!
  
  - Так говорите же! - прорычал я.
  
  Журналист моментально уставился на меня выпученными глазами; в следующую
секунду его словно прорвало. Он говорил непрестанно - примерно так
барабанит по клавиатуре профессиональная машинистка.
  
  - Снова! Вы видите, это началось снова! Конечно, я сам виноват. Я довел
вас. И ведь знал же, что делаю, но не продумал все до конца. И вот теперь -
сызнова. Это началось с самого утра - помните, я не пришел на завтрак и
ждал вас всех уже внизу. А знаете, почему я не пришел? Отнюдь не из-за
того, что не был голоден или постился. Нет! Я просто не мог прийти.
  Слышите! Я проснулся рано утром, оделся, совершил свой утренний туалет, а
потом подошел к двери комнаты с твердым намерением выйти оттуда и попасть в
Большой зал. Что, вы думаете, со мной произошло? Я не мог двинуться с
места! Да-да, я не шучу и не оговариваюсь! Я не мог двинуться с места. Но
стоило мне только развернуться и направиться к кровати, как мое тело снова
начало слушаться меня. Я попробовал еще раз выйти из комнаты. (Самое
интересное, что этим утром я уже покидал ее, когда посещал отхожее место).
  Прежде мне это удавалось, но теперь, как только я приблизился к двери,
все мышцы мои снова отказались повиноваться. И так несколько раз. В это
время пришел слуга и спросил, буду ли я завтракать. Кажется, я ответил
что-то крайне грубое, но - поймите меня! - я был растерян и даже испуган.
Мне совсем не улыбалось провести остаток своей жизни в этой растреклятой
комнатушке. И вот тут-то я вспомнил наш вчерашний разговор. Помните, вы
сказали надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся ?
  
  Я кивнул, но, кажется,