ии. Где я допустил ошибку?
     Глубоко  вздохнув, я  попытался расслабиться, думая  о  том, как  вести
себя. Буду говорить, что ничего не знаю, думал я, и представляться сбившимся
с пути  безобидным  туристом. Скажу,  что  просто  попал не в  ту  компанию.
Отпустите, мол, домой.
     Руки у меня лежали на коленях и слегка дрожали. Один из сидевших позади
конвоиров предложил  мне  флягу  с водой. Я взял ее, но пить не смог. Солдат
был молодой парень, и когда я возвращал  флягу, он улыбнулся. На лице его не
было и  тени  враждебности. На мгновение  я вспомнил панический взгляд Фила.
Что-то будет с ним?
     Мне пришло в голову, что эта встреча с Филом -- стечение обстоятельств.
Но что оно может значить? О чем мог пойти разговор, если бы нас не прервали?
По  сути дела, я  лишь отметил  исключительную  важность Манускрипта,  а  он
предупредил, что здесь опасно, и посоветовал выбираться отсюда, пока меня не
схватили. К сожалению, он опоздал с советом.
     Мы ехали уже  несколько часов, и никто не произнес ни слова.  Местность
за окном  становилась все более ровной.  Потеплело. Самый  молодой из солдат
передал мне открытую банку консервов -- что-то вроде тушеной говядины, -- но
мне снова ничего не лезло в горло. Зашло солнце, и стало быстро темнеть.
     Я ехал,  ни  о чем  не думая и тупо глядя вперед, на дорогу, освещенную
светом фар, а потом незаметно погру-
     20.3I
     зился  в беспокойный  сон. Мне снилось, что  я от  кого-то скрываюсь. Я
бежал  изо  всех  сил, спасаясь  от  неведомого  врага;  вокруг пылали сотни
громадных костров, и я знал,  что  где-то здесь наверняка  есть тайный ключ,
который  откроет путь к  знанию  и спасет меня.  Вдруг  я  увидел  этот ключ
посреди одного из гигантских костров и рванулся, чтобы выташить его.
     Я  дернулся  и проснулся весь в поту. Солдаты  с подозрением глядели на
меня. Встряхнув головой,  я  прислонился  к дверце  машины.  Всматриваясь  в
выступающие сквозь  темноту очертания местности, я  боролся  с  подступающей
паникой. Я был совсем один,  меня куда-то везли под конвоем во мраке ночи, и
никому не было дела до моих кошмарных снов.
     Около полуночи  мы подъехали  к  большому,  тускло освещенному  зданию.
Двухэтажное, оно было сложено из каменных блоков. Мы прошли по дорожке  мимо
главного входа и вошли в боковую дверь. Ступеньки вели вниз в узкий коридор.
Внутри здания  стены  тоже  были каменные, а  потолок  был устроен из  грубо
оструганных досок, прибитых к широким балкам. Дорогу освещали подвешенные  к
потолку электрические лампы. Миновав еще одну дверь, мы  попали в помещение,
где  располагались камеры. Нас догнал солдат, который по дороге на некоторое
время куда-то исчез. Он открыл  дверь одной из камер и жестом предложил  мне
зайти.
     Внутри было  три койки, деревянный стол  и ваза с цветами. Удивило  то.
что в камере  было  очень  чисто. Когда я входил,  из-за двери на меня робко
глянул  молодой перуанец лет восемнадцати.  Конвоир  запер за  мной дверь  и
ушел. Я присел на одну из коек, а юноша достал керосиновую лампу и зажег ее.
Когда она осветила его лицо, я увидел, что он -- индеец.
     -- Вы говорите по-английски? -- спросил я.
     -- Да, немного, -- отозвался паренек.
     -- Где мы находимся?
     -- Недалеко от Пуллкупа.
     24
     -- Это тюрьма?
     -- Нет, сюда привозят, чтобы допрашивать о Манускрипте.
     -- Вы здесь давно?
     Юноша застенчиво поднял на меня карие глаза:
     -- Два месяца.
     -- И что они с вами делают?
     -- Пытаются заставить разувериться в Манускрипте и рассказать о тех,  у
кого есть списки.
     -- И как же они это делают?
     -- Они со мной беседуют.
     -- Просто беседуют, не угрожают?
     -- Просто беседуют, -- повторил он.
     -- Они не говорили, когда отпустят вас?
     -- Нет.
     На какой-то миг я замолчал, и мой собеседник вопросительно посмотрел на
меня.
     -- Вас задержали со списками Манускрипта? -- спросил он.
     -- Да. А вас?
     -- Тоже. Я живу здесь неподалеку, в приюте. Директор приюта  учил тому,
о  чем  говорится в Манускрипте. Он  разрешал мне  учить  детей. Ему удалось
скрыться, а меня арестовали.
     -- Сколько же откровений вы прочитали? -- поинтересовался я.
     -- Все, что найдены. А вы?
     -- Э-э, я  прочел все,  кроме Седьмого и Восьмого. У меня было Седьмое,
но не было времени прочитать, а .тут нагрянули солдаты.
     Юноша, зевнув, спросил:
     -- Может, ляжем спать?
     -- Да, -- рассеянно согласился я. -- Конечно.
     Я лег на койку, закрыл глаза, а в голове не переставая вертелись мысли.
Что теперь делать? Как же я так  попался? Удастся ли бежать?  Я  набросал не
один стратегический план и сценарий действий, и лишь потом задремал.
     205Мне снова приснился сон, в котором все было как наяву. Я опять искал
тайный  ключ,  но на  этот  раз  заблудился  в  дремучем  лесу. Я  долго шел
напропалую, и  мне очень хотелось,  чтобы  что-нибудь помогло  найти  верный
путь. Через какое-то время  налетела страшная гроза, и все вокруг  затопило.
Потоком  воды  меня  смыло в глубокое ушелье,  а потом  --  в реку,  которая
понесла меня туда, где я стал тонуть. Я изо всех сил выгребал против течения
и барахтался в реке, как  мне  казалось, не один  день.  В конце  концов мне
удалось выбраться  из  потока  и  прибиться  к  скалистому  берегу.  Я  стал
карабкаться  вверх по камням  и обступавшим реку отвесным утесам,  забираясь
все выше.  Подниматься становилось  все опаснее.  Я  собрал всю  силу воли и
мобилизовал весь свой опыт, чтобы преодолеть эти утесы, но в какой-то момент
почувствовал, что стою, прижимаясь к поверхности скалы, и не могу  двинуться
дальше. Посмотрев вниз, я, пораженный, понял,  что река, с которой я столько
боролся, вытекает из леса и величаво разливается среди великолепия берегов и
пойменного луга. На лугу среди цветов я увидел ключ. Неожиданно оступившись,
я с криком рухнул вниз, в реку, и ушел под воду.
     Задыхаясь, я  резко подскочил на  койке. Юный индеец, который,  по всей
видимости, уже не спал, подошел ко мне.
     -- Что случилось?!-- спросил он.
     Я  отдышался и огляделся, соображая, где  я. Я  успел  заметить, что  в
комнате есть окно и что снаружи уже светло.
     -- Всего лишь дурной сон, -- проговорил я. Юноша  улыбнулся,  будто ему
понравилось то, что я сказал.
     -- В дурных снах -- самые важные вести, -- заметил он.
     -- Вести? -- переспросил я, вставая и накидывая рубашку.
     Казалось, он озадачен тем, что это нужно объяснять.
     -- О снах говорится в Седьмом откровении, -- проговорил он.
     -- И что же там о них говорится?
     -- Там рассказывается, как... э-э...
     -- Толковать сны?
     -- Ла. С '. ' \,
     -- И как же?
     -- Нужно сравнивать происходящее  во сне с тем, что происходит  в вашей
жизни.
     На какое-то мгновение я задумался, не совсем понимая, что это значит.
     -- Что значит -- сравнивать с  тем, что  происходит?  Юный индеец отвел
взгляд:
     -- Хотите, истолкуем ваш сон?
     Утвердительно кивнув, я рассказал ему о приснившемся.
     Он внимательно выслушал, а потом предложил:
     -- Сравните главные события сна с тем, что у вас было в жизни.
     Я посмотрел на него:
     -- Ас чего начать?
     -- С самого начала. Что вы сначала делали во сне?
     -- Искал ключ в лесу.
     -- И что вы при этом чувствовали?
     -- Чувствовал, что заблудился.
     -- Сравните эту ситуацию с вашей сегодняшней.
     -- Может, они и  на  самом  деле как-то связаны, -- предположил я. -- Я
ищу ответы, касающиеся Манускрипта, и на самом деле, черт  возьми, чувствую,
что заблудился.
     -- А что еще произошло с вами в действительности?
     --  Меня  задержали.  Как  я  ни  старался,  меня  заключили  в тюрьму.
Единственное, на что я  могу теперь надеяться, -- это  уговорить кого-нибудь
отпустить меня домой.
     -- Вы не хотели, чтобы вас поймали?
     -- Конечно нет.
     -- Что было во сне после этого?
     -- Я боролся с течением.
     -- А почему?
     Тут я стал соображать, куда он клонит:-- Лумал, что утону.
     -- А если бы не боролись?
     -- То меня  вынесло  бы к ключу. Вы хотите сказать, что даже не пытаясь
изменить сложившуюся ситуацию, я смогу все же получить искомые ответы?
     Мой собеседник озадаченно произнес:
     --  Я ничего не хочу  сказать. Говорит  сон. Я задумался. Верно ли  это
толкование? Юный индеец снова поднял на меня глаза:
     -- Если бы вы снова очутились в этом сне, что бы вы сделали по-другому?
     --  Я не стал бы бороться с течением, даже  если бы мне казалось, что я
тону. Я уже понимал бы, что к чему.
     -- Что представляет для вас угрозу сейчас?
     -- Наверное, военные и то, что я арестован.
     -- Так в чем же состоит посланная вам весть?
     -- Вы считаете, весть этого сна в том, что нужно положительно отнестись
к аресту?
     Он ничего не сказал в ответ, а только улыбнулся.
     Я сидел  на койке, прислонившись к  стене.  Это толкование  взволновало
меня. Если  оно точно, то, значит, в конце концов никакой ошибки на развилке
я не допустил, это лишь часть того, что должно было произойти.
     -- Как вас зовут? -- спросил я.
     -- Пабло.
     Улыбнувшись, я тоже  представился,  а потом  вкратце рассказал,  почему
оказался в Перу и что из этого вышло. Пабло сидел на койке, упершись локтями
в колени. V  него были коротко подстриженные черные волосы, и он  был  очень
худым.
     -- Почему вы оказались здесь? -- спросил он.
     -- Я пытался выяснить все насчет Манускрипта.
     -- А конкретнее?
     --  Чтобы  узнать о  Седьмом  откровении  и  о моих друзьях --  Уиле  и
Марджори... и,  я думаю, чтобы понять,  отчего  Церковь так настроена против
Манускрипта.
     -- Священников здесь хватает, есть с кем поговорить.
     2о8
     Какое-то время я размышлял над его последними словами, а потом спросил:
i / /
     -- А что еше говорится о снах в Седьмом откровении?
     Пабло стал рассказывать, что сны посылаются для того,  чтобы мы узнали,
чего нам не хватает в жизни. Потом он говорил о чем-то еше, но я не  слушал,
а  отдался мыслям о  Марджори. Мне ясно представлялось ее лицо, я подумал --
где же она может быть, и тут же увидел, что она, улыбаясь, бежит ко мне.
     Ло меня  вдруг дошло, что Пабло перестал  рассказывать.  Я взглянул  на
него:
     -- Прошу прошения, задумался. О чем вы сейчас говорили?
     --  Ничего,  ничего.  --  успокоил меня  юноша.  --  А  вот  о  чем  вы
задумались?
     -- Так, о своем приятеле. Ничего особенного.
     У Пабло  был такой вид, будто он собирается настоять на своем  вопросе,
но в это мгновение мы  услышали,  что кто-то подошел  к двери. Через решетку
было видно охранника, который отпирал засов.
     -- Пора завтракать, -- пояснил Пабло.
     Стражник распахнул дверь и кивнул головой,  предлагая выйти. Я пошел за
Пабло по  каменному  коридору.  Мы дошли до лестницы  и, поднявшись на  один
пролет, очутились в небольшой столовой. В углу стояло человек пять солдат, а
в очереди за завтраком -- люди в гражданском: двое мужчин и женщина.
     Я остановился, не веря своим  глазам. Эта  женщина  была Марджори.  Она
тоже увидела меня  и, прикрыв рукой рот, широко раскрыла глаза от удивления.
Я  бросил  взгляд  на  сопровождавшего  нас солдата.  Он с беззаботным видом
направился к другим военным, улыбаясь на ходу и обращаясь к ним по-испански.
Пабло прошел через столовую и встал в конец очереди. Я последовал за ним.
     Подошла  очередь  Марджори.  Лвое мужчин уже  взяли  свои подносы  и, о
чем-то  разговаривая,   сели  за   один  столик.   Марджори  несколько   раз
оглядывалась и, встречая мой
     1
     smas-wвзгляд, еле  сдерживалась, чтобы не сказать что-нибудь. Когда она
обернулась во  второй раз, Пабло догадался, что мы  знакомы, и вопросительно
посмотрел  на меня.  Марджори  отнесла свой завтрак за  пустой  стол,  и мы,
получив   еду,  подошли  туда  же  и  подсели  к  ней.  Солдаты  по-прежнему
разговаривали между собой и, похоже, не обращали на нас внимания.
     -- Господи, как я рада  увидеть вас! -- проговорила Марджори. -- Как вы
здесь очутились?
     --  Я  некоторое время скрывался у одних священников, -- ответил  я. --
Потом поехал искать У ила, а вчера меня арестовали. Вы уже давно здесь?
     -- С тех пор, как меня обнаружили тогда на склоне. Я заметил, что Пабло
пристально наблюдает за нами, и представил его девушке.
     -- Насколько я понимаю, это должна быть Марджори, -- проговорил он.
     Они обменялись несколькими фразами, а затем я спросил ее:
     -- Что с вами произошло еще?
     -- Не так уж много. Я даже не знаю, почему меня арестовали. Каждый день
приводят на допрос к одному из священников или офицеров. Они хотят знать,  с
кем я была связана в Висьенте и известно ли мне, у кого еще имеются  списки.
Раз за разом одно и то же!
     Марджори  улыбнулась и  показалась  мне такой  беззащитной, что я снова
ощутил сильное влечение. Она  незаметно бросила на меня внимательный взгляд.
Мы   оба   негромко  рассмеялись.   За  завтраком  все  молчали,  под  коней
распахнулась дверь  и в  сопровождении военного,  по всей видимости старшего
офицера, вошел священник в парадном облачении.
     -- Этот у священников самый главный, -- пояснил Пабло.
     Офицер что-то бросил солдатам,  вытянувшимся по стойке "смирно",  после
чего  он  со  священником  направился  через  столовую  в  кухню.  Священник
посмотрел прямо на
     меня, наши взгляды встретились на миг, который показался мне вечностью.
Я отвернулся  и продолжил  трапезу,  не  желая привлекать  к  себе внимания.
Офицер со священником вышли на кухне через какую-то дверь.
     -- Это один из тех, с кем вы говорили? -- обратился я к Марджори.
     -- Нет, -- ответила она. -- Я его в первый раз вижу.
     -- Я знаю  этого  священника, -- проговорил Пабло. -- Он приехал вчера.
Его зовут кардинал Себастьян. Я так и подскочил на стуле:
     -- Это был Себастьян?
     -- Похоже, вы о нем слышали, -- заметила Марджори.
     --  Слышал,  --  подтвердил  я.  --  Он   --  главный,  кто  стоит   за
противодействием  Церкви Манускрипту.  Я  считал, что он находится  сейчас в
миссии падре Санчеса.
     -- А кто такой падре Санчес? -- заинтересовалась Марджори.
     Я  хотел было рассказать о нем, но  в это время  к  столику подошел наш
конвоир и жестом предложил мне и Пабло следовать за ним.
     -- Время прогулки,  -- проговорил Пабло. Мы с Марджори переглянулись. В
ее глазах была ' скрытая тревога.
     --  Не волнуйтесь,  -- успокоил я ее. -- Поговорим за обедом. Все будет
хорошо.
     Шагая на прогулку, я задумался: а обоснован ли мой оптимизм?  Эти  люди
могли в любой момент  сделать так, что мы  исчезнем бесследно. Солдат провел
нас через небольшой холл, вывел на лестницу и встал  у выхода. Мы спустились
во дворик,  окруженный высокой каменной  стеной. Пабло кивком  предложил мне
пройтись по  периметру дворика.  Пока мы  прогуливались,  он  несколько  раз
наклонялся, чтобы сорвать цветок с разбитых около стен клумб.
     -- О чем еше говорится в Седьмом откровении? -- спросил я.
     Он  наклонился и  сорвал  еше один  цветок.--  В нем говорится, что  не
только сны подсказывают  нам, как быть. Наставления посылаются и в помыслах,
и в ^видениях. -- --.", pjy да^ Qg этом Говорил падре Карл. Расскажите,
     каким образом наставления посылаются в видениях.
     -- Вам  могут привидеться определенные события, которые укажут на  все,
что может произойти с вами. Если отнестись  к этому  со вниманием, то  можно
быть готовым к любому повороту в своей жизни. ^•"~~ Я посмотрел на него:
     -- Знаете, Пабло, мне привиделось, что я встречу Марджори. И я встретил
ее.
     Он улыбнулся.
     По спине у меня пробежал холодок. Похоже, я на самом деле оказался там,
где нужно. То, что я интуитивно предвидел,  сбылось.  Мне не раз приходила в
голову мысль, что я найду  Марджори, и вот  теперь это  случилось. Произошло
стечение обстоятельств. Я почувствовал себя легче.
     --  Такие мысли  приходят нечасто,  --  признался я. Пабло отвернулся в
сторону:
     -- В Седьмом откровении говорится, что  таких мыслей у всех нас гораздо
больше,  чем  мы это  сознаем. Для того  чтобы распознать их, мы должны быть
очень наблюдательны.  Когда  что-то приходит в голову,  необходимо  задаться
вопросом -- почему? Почему сейчас я подумал именно об этом? Какое  это имеет
отношение к стоящим передо мной в жизни вопросам? Если мы постараемся думать
таким образом  все время, то это поможет избавиться от необходимости за всем
постоянно следить. Таким образом, мы оказываемся в потоке эволюции.
     -- А как насчет черных мыслей?  -- спросил я. -- Например, страха перед
тем,  что может случиться что-то  плохое: пострадает любимый  человек или не
удастся достичь чего-то очень желанного?
     -- Очень  просто, -- объяснил Пабло. -- В  Седьмом  откровении сказано,
что  видениям, вызванным страхом,  как только  они появляются, нужно ставить
заслон. После этого
     ,необхадимр"  волевым усилием представить,  что все кончается хорошо. И
черные  мысли практически перестанут  одолевать  вас.  Ваша  интуиция  будет
настроена на положительное.  Если же  будет представляться  что-то плохое  и
после этого, то, говорится  в Манускрипте, к этому  следует  подойти со всей
серьезностью и  не следовать за воображением. Если, например,  вам  пришло в
голову,  что вы попадете в автомобильную  катастрофу,  то  следует  ответить
отказом на предложение подвезти вас на машине.
     Мы  обошли дворик  кругом и приближались к конвоиру. Когда мы проходили
мимо, ни один из нас не произнес ни слова. Пабло  сорвал цветок, а я глубоко
вздохнул. Было тепло, воздух был влажный. Стены нашей тюрьмы окружала густая
тропическая растительность. Я заметил москитов.
     -- Пошли! -- неожиданно скомандовал солдат. Он проводил нас в здание, и
мы вернулись  в  свою камеру.  Пабло  вошел первым, а  мне  солдат загородил
дорогу рукой.
     -- Тебе нет, -- сказал он  и кивком велел следовать за ним по коридору.
Потом мы поднялись вверх по какой-то лестнице и вышли на улицу там, где меня
ввели в здание  вчера  вечером.  На  стоянке  перед домом  на заднее сиденье
большого  лимузина  усаживался падре  Себастьян. Водитель  захлопнул  за ним
дверцу. На какое-то мгновение Себастьян 'взглянул на  меня, потом отвернулся
и что-то сказал водителю. Машина рванула с места.
     Конвоир подтолкнул меня к главному входу. Мы вошли, и он  привел меня в
какой-то  кабинет. Мне  было  предложено сесть  на деревянный стул, стоявший
напротив белого металлического стола. Через несколько минут  вошел невысокий
светловолосый священник  лет  тридцати  и,  не'  обращая  на  меня внимания,
расположился за столом. В течение минуты он листал  какую-то папку,  а потом
поднял  глаза.  В  своих  круглых  очках  в  золотой  оправе  он  производил
впечатление интеллигентного человека.
     --  Вы арестованы за то, что имени при себе документы,  запрещенные  по
закону, -- проговорил он невыразительным голосом. -- Я здесь для того, чтобы
разобраться,
     212правильно ли  вам  предъявлено  обвинение.  Надеюсь,  вы мне  в этом
поможете.
     Я согласно кивнул.
     -- Откуда вы взяли эти переводы?
     -- Не понимаю,  --  сказал я,  -- почему  считаются  незаконными списки
старинной рукописи?
     -- У правительства  Перу  свои соображения на этот счет, --  проговорил
он. -- Пожалуйста, отвечайте на вопрос.
     -- А какое отношение к этому имеет Церковь? -- спросил я.
     -- Потому что этот Манускрипт идет вразрез с традициями  нашей веры, --
начал  священник.  -- В  нем в ложном свете  представлен  дух нашей  Церкви.
Где...
     --  Послушайте,  --  перебил я его. -- Я только  пытаюсь понять  это. Я
всего лишь турист, и мне показался интересным этот Манускрипт. Я ни для кого
не  представляю угрозы. Мне  лишь  хочется  узнать, почему он вызывает такую
трево