ным в
себе, как минуту назад. И все из-за того, что мы истощили запас его энергии.
     -- Вот  почему, -- подхватила  Хулия, -- этот процесс так важен. В этом
яростном  соревновании  люди  заставляют  друг  друга  стареть  с  ужасающей
скоростью.
     -- Но не  нужно  забывать, -- добавил Санчес, -- что в группе, где этим
занимаются серьезно, смысл заключается в том, чтобы делать как раз обратное:
увеличивать запас энергии каждого и повышать уровень его колебаний благодаря
посылаемому   всеми   остальными  потоку   энергии.  Когда  это  происходит,
энергетическое поле каждой личности  смешивается  с полями всех остальных  и
образует единую  совокупность энергии.  Вся группа  становится как бы единым
телом, но телом  многоголовым. Иногда за все тело вещает одна голова.  Потом
говорит другая. Но в  группе, где все построено таким образом, каждый знает,
когда  ему  брать слово и что говорить,  так как он  сейчас имеет куда более
ясное представление о жизни. Такова Высшая личность, о которой упоминается в
Восьмом  откровении  в  связи  с  любовными  отношениями  между  мужчиной  и
женщиной. Однако  такая личность может  быть  образована и  другими группами
людей.
     Слова падре Санчеса неожиданно заставили меня вспомнить о падре Костусе
и  Пабло. Неужели юному индейцу удалось  в  конце  концов  переубедить падре
Костуса,  и  тому  захотелось  сохранить  Манускрипт?  Добился  ди  он этого
благодаря силе Восьмого откровения?
     -- Где  сейчас падре Костус? -- спросил  я. Мои собеседники,  казалось,
несколько удивились этому вопросу, но падре Санчес тут же ответил:
     -- Падре Костус вместе с падре Карлом решили отправиться в  Лиму, чтобы
сообщить иерархам Церкви, что, похоже, задумал кардинал Себастьян.
     --  Думаю, что  именно  поэтому падре  был так тверд в своем  намерении
отправиться к вам в миссию. Он знад, что ему нужно сделать еше кое-что.
     -- Совершенно верно, -- согласился Санчес.
     В  разговоре  неожиданно   возникла  пауза,  и  мы  стали   внимательно
всматриваться  друг  в  друга: каждый  ожидал, кого следующего посетит самая
важная мысль.
     --Теперь вопрос в том,-- заговорил наконец падре Санчес, -- что суждено
сделать нам? Первой высказалась Хулия:
     --  Мне  все  время приходили  в голову мысди, что  я как-то связана  с
Девятым  откровением,  что  оно  попадет ко мне на достаточно  долгое время,
чтобы успеть что-то предпринять... но не совсем ясно, что именно.
     Санчес и я не сводили с нее глаз.
     -- Это происходит в  каком-то особенном  месте...-- продолжала она.  --
Погодите, ведь это же  на развалинах, на Селестинских развалинах!  Там  есть
одно  особое  место  между двух  храмов.  Чуть было не запамятовала. --  Она
подняла на нас глаза. -- Вот куда мне нужно: на Селестин-ские развалины!
     Хулия умолкла, и оба -- она и Санчес -- обратили взгляды на меня.
     -- Не знаю, -- начал я. -- Мне было интересно,  почему  Себастьян и его
люди  так ополчились на Манускрипт. Я понял, что  это  вызвано страхом перед
идеей о внутреннейэволюции  человека...  Но  теперь  я просто не знаю,  куда
идти... Эти военные направляются сюда... Похоже, Себастьян собирается первым
найти  Левятое  откровение... Не  знаю,  мне  представилось, что я  каким-то
образом участвую в попытке убедить его не уничтожать Манускрипт.
     Я  замолчал  и  мыслями снова  обратился к  Лобсону,  а  затем  вдруг к
Девятому откровению.  И тут я понял,  что  откровение  прояснит,  куда  нас,
людей,  приведет эволюция.  Задавшись вопросом, как будут относиться друг  к
другу люди под  влиянием Манускрипта,  я получил на  него  ответ  в  Восьмом
откровении. Теперь  логически  возникал  следующий  вопрос:  к  чему все это
приведет,  какие изменения  произойдут в человеческом обществе? Лолжно быть,
об этом поведает Девятое откровение.
     Почему-то   казалось,   что   полученной  сейчас  вестью  можно   будет
воспользоваться,   чтобы  уменьшить   страх  Себастьяна  перед  сознательной
эволюцией... Если он захочет прислушаться.
     --  И все же  я считаю, что  кардинала  Себастьяна можно переубедить  и
сделать сторонником Манускрипта! -- убежденно заявил я.
     -- Вы видите себя переубеждающим кардинала? -- спросил Санчес.
     --  Нет... вообще-то нет. Со мной человек, который может выйти на него,
кого Себастьян знает и кто способен говорить с ним на равных.
     Когда я  произнес  эти  слова,  мы с Хулией одновременно  посмотрели на
падре Санчеса.
     Он попытался улыбнуться и заговорил со смирением:
     --  Мы  с  кардиналом Себастьяном уже долго стараемся избежать  прямого
столкновения из-за  Манускрипта. Он  всегда стоял выше меня. Он считал  меня
своим  протеже, и, должен признаться, я смотрел на  него с пиететом.  Но мне
кажется,  я  всегда  знал, что  до  этого дойдет.  Когда  вы  в  первый  раз
заговорили об этом, я понял, что задача переубедить кардинала ляжет на меня.
Вся моя жизнь была подготовкой к этому.
     Священник пристально посмотрел на нас с Хулией, а потом продолжал:
     -- Моя мать выступала за  реформирование христианства. Она  была против
того, чтобы спекулировать на чувстве вины и силой обращать людей в веру. Она
считала, что к вере должны  приходить из любви,  а не из страха. Мой отец, с
другой  стороны,  был  сторонником  строгой   дисциплины.   Позже   он  стал
священником  и, подобно Себастьяну, твердо  верил в традиции  и  власть. Это
породило во мне  желание работать под началом Церкви, но я всегда искал, как
внести в ее жизнь такие изменения, которые  подчеркнули бы  важность высшего
религиозного опыта.
     Совладать с Себастьяном -- следующий шаг для меня. Мне не хотелось идти
на это, но я знаю, что должен ехать в его миссию в Икитосе.
     -- Я поеду с вами, -- заявил я.
     Грядущая цивилизация
     Поднявшись рано  утром, мы быстро попрощались  с Хулией  и на  машине с
высокой посадкой, на  сверхбаллонах и  с  полным  приводом  --  ее одолжил у
кого-то падре Санчес --отправились в путь. Дорога на север петляла по густым
джунглям  и пересекала несколько  полноводных рек,  как пояснил священник --
притоков  Амазонки.  Чем   дальше   мы  продвигались   вперед,  тем  крупнее
становились деревья. Они росли довольно далеко друг от друга. Дорога пошла в
гору.
     -- Похоже на пейзаж в окрестностях Висьенте, -- заметил я.
     Санчес улыбнулся:
     -- Мы в  полосе колоссальной энергетической  заря-женности. Ее длина --
пятьдесят миль, ширина -- двадцать,
     213и она  простирается до самых  Селестинских  развалин. Окружают  этот
район непроходимые джунгли.
     Вдалеке,  там, где начинались  джунгли,  я заметил  участок расчищенной
земли.
     -- Что это? -- удивился я, указывая на него.
     -- Так власти представляют себе развитие сельского хозяйства.
     На обширном участке вдоль дороги деревья были выкорчеваны  бульдозерами
и беспорядочно свалены друг на друга. Некоторые стволы были полуобгоревшими.
Верхний  почвенный  слой  был  размыт,  и  по   оголенной  земле,   поросшей
разнотравьем, бестолково  бродило  стадо  коров.  Когда  мы  проезжали мимо,
несколько животных повернули головы в нашу сторону. Заметив еще один участок
изрытой  бульдозерами  земли,  я  понял, что это  "развитие"  подбирается  к
гигантским деревьям, мимо которых мы проезжали.
     -- Жуткое зрелише, -- проговорил я.
     -- Да уж, -- отозвался Санчес. ---- Даже  кардинал Себастьян  выступает
против этого.
     Мне вспомнился Фил.  Возможно, он пытался уберечь именно это место. Что
с  ним  сейчас?  Тут  я снова  подумал о Добсоне. По словам  Коннора, Добсон
собирался встретиться  с ним в гостинице. Почему Коннор  оказался там, чтобы
рассказать мне об этом? Где Добсон сейчас? Его выслали из страны? Посадили в
тюрьму? От  моего  внимания не ускользнуло и то, что образ Добсона ни с того
ни с сего возник у меня в сознании в связи с Филом.
     -- Далеко еше до миссии Себастьяна? -- спросил я.
     -- Около часа езды, -- ответил Санчес. -- Как вы себя чувствуете?
     -- В каком смысле?
     -- Я имею в виду уровень вашей энергии.
     -- Думаю, он высок,-- предположил я.-- Столько красоты вокруг.
     -- Как вам показался наш вчерашний разговор втроем?
     -- По-моему, восхитительно.
     27/4
     -- Вам было понятно, что происходило?
     -- Вы имеете в виду, что в каждом из нас в определенное  время начинали
бить ключом идеи?
     -- Да, но в более широком значении.
     -- Тогда не знаю.
     --  А я вот  раздумывал  над этим. К  подобному сознательному  общению,
когда каждый старается выявить  в других все самое лучшее, а не стремится  к
власти над ними, непременно придет  в  конечном счете весь род человеческий.
Только  представьте,  насколько  при этом повысится  энергетический  уровень
каждого и какими гигантскими шагами пойдет эволюция!
     -- Верно,  -- подтвердил я, --  я  как раз пытался  представить,  какие
изменения  претерпит  человеческая  цивилизация  по  мере  всеобщего подъема
энергетического уровня.
     Священник  посмотрел  на меня  так, словно  был поражен точностью  моих
слов:
     -- Именно это мне тоже хотелось бы узнать.
     Какое-то  время мы смотрели друг на друга,  и я понял:  мы оба  ждем, к
кому придет следующая мысль. В конце концов Санчес сказал:
     -- Должно быть, ответ на этот вопрос содержится в Девятом откровении. В
нем,   по-видимому,  объясняется,   что   произойдет  по  мере   продвижения
цивилизации вперед.
     -- Я тоже так считаю, -- согласился я.
     Санчес сбавил  скорость. Мы приближались к развилке, и  нам  нужно было
решить, по какой дороге двигаться дальше.
     -- Мы будем проезжать поблизости от Сан-Луиса? -- спросил я.
     Он взглянул мне прямо в глаза:
     -- Только если повернем налево на этом перекрестке. А что?
     -- Коннор  упомянул,  что  Добсон  поедет в  гостиницу  через Сан-Дуис.
Думаю, что это и была его весть.
     Мы по-прежнему не отрываясь смотрели друг на друга.
     -- Вы немного притормозили на перекрестке, -- заметил я. -- Отчего?
     Падре Санчес пожал плечами:
     -- Не знаю. Если ехать прямо в Икитос,  то не нужно никуда сворачивать.
Только  я  почему-то  засомневался.  У меня  по всему телу пробежал холодок.
Подняв бровь, Санчес усмехнулся:
     -- Мне кажется, нам лучше ехать через Сан-Луис, а?
     Я  кивнул  и   почувствовал  невиданный  прилив  энергии.  Остановка  в
гостинице  и встреча с Коннором  становились более значимыми.  Когда  Санчес
свернул  налево  и   мы  двинулись  к  Сан-Луису,  я  принялся   с  надеждой
вглядываться  в  дорогу.  Прошло  минут сорок,  но  ничего  не произошло. Мы
проехали  через Сан-Луис,  и  опять  ничего  примечательного  не  случилось.
Неожиданно  мы   услышали,  что  сзади   кто-то  •   отчаянно  сигналит,  и,
обернувшись, увидели  несущийся за нами серебристый  джип. Водитель  из всех
сил махал нам рукой. Он показался мне знакомым.
     -- Это Фил! -- воскликнул я.
     Мы  остановились на обочине,  Фил подбежал  к нашей  машине  и,  кивнув
Санчесу, схватил меня за руку:
     -- Не знаю, что вы здесь делаете, -- проговорил он, -- но впереди полно
военных. Может, лучше вернетесь и переждете вместе с нами?
     -- Откуда вы узнали, что мы здесь появимся? -- спросил я.
     -- А я не знал, -- сказал он. --  Просто смотрю и вижу-- вы едете. Мы в
полумиле отсюда.-- Он огляделся  вокруг и добавил: -- Лучше  нам  убраться с
этой дороги!
     -- Мы поедем за вами, -- решил падре Санчес.
     Фил развернул свой джип и двинулся в  обратную сторону.  Мы последовали
за ним.  Свернув  на какую-то  дорогу, ведущую  на  восток,  он почти  сразу
остановился.  Из-за деревьев навстречу машине  вышел человек.  Я  не поверил
своим глазам. Добсон!
     Выйдя из машины,  я подошел к нему. Он тоже  не  ожидал такой встречи и
тепло обнял меня.
     -- Вот уж не думал вас встретить! -- воскликнул он.
     -- Я тоже, -- радостно откликнулся я. -- Мы считали, что вас убили!
     Лобсон похлопал меня по спине:
     -- Как видите нет, лишь задержали, но страху я натерпелся.  Потом  меня
отпустили благодаря некоторым чиновникам, симпатизирующим Манускрипту. С тех
пор постоянно скрываюсь.
     Он помолчал, с улыбкой глядя на меня.
     -- Рад, что у вас все в порядке.  Когда Фил рассказал, что познакомился
с вами в Висьенте, а потом вас вместе арестовали, я не знал, что и подумать.
Однако   я  должен  был  предвидеть,  что   мы  снова  встретимся.  Куда  вы
направляетесь?
     --  К  кардиналу  Себастьяну.  Нам  кажется, он  собирается  уничтожить
последнее откровение.
     Лобсон кивнул  и  собрался  было еще что-то прибавить, но  тут  подошел
падре Санчес.
     Я представил их друг другу.
     -- Мне кажется, -- сказал Лобсон падре Санчесу, --  я слышал ваше имя в
Лиме в связи с арестом двух священников.
     -- Падре Карла и падре Костуса? -- спросил я.
     -- Ла, по-моему, упоминали именно этих людей.
     Санчес лишь слегка покачал головой. Потом я переключился на  Лобсона, и
мы несколько  минут  рассказывали друг другу все, что с нами случилось после
того, как мы  расстались. Он поведал  мне, что изучил все восемь откровений,
и, казалось,  ему не терпелось еще что-то  сказать, но я стал рассказывать о
встрече с Коннором и его возраще-' нии в Лиму.
     -- Скорее всего его тоже  арестуют, -- предположил Лобсон. -- Жаль, что
не удалось вовремя появиться в гостинице, но  мне хотелось сначала заехать в
Сан-Луис, чтобы встретиться еще с одним  ученым.  В конце концов я не  нашел
его, однако встретил Фила и...
     --  И  что?  --  спросил  Санчес.--  Может  быть,  нам  лучше  присесть
где-нибудь, --  предложил Лобсон. -- Вы  просто  не  поверите. Фил обнаружил
неполный список Девятого откровения!
     Все застыли.
     -- Он обнаружил список перевода? -- спросил Сан-
     чес.
     -- Ла.
     Фил копался у себя в машине и теперь направлялся к нам.
     --  Вы нашли часть Девятого откровения?  -- взволнованно  обратился я к
нему.
     -- Не то чтобы нашел, -- смутился  он. -- Мне его передали.  После того
как нас задержали, меня  отвезли в какой-то городишко. Где  он находится, не
знаю. Через некоторое время появился кардинал Себастьян. Он беспрестан- • но
расспрашивал меня об исследованиях в Висьенте и о моих попытках спасти леса.
Я не понимал,  в  чем дело, пока один из охранников не  принес  мне неполный
список  Девятого  откровения. Он выкрал его у кого-то из  людей  Себастьяна,
который, по  всей видимости,  только что перевел его. Там рассказывается  об
энергии старых лесов.
     -- И о чем же идет речь?
     Фил замолчал,  вспоминая, а Лобсон вновь пригласил нас  сесть. Он повел
нас в начало расчистки леса, где в центре площадки расстелили брезент. Место
было красивое.  Около  дюжины больших  деревьев  образовывали  круг метров в
десять  в  поперечнике.  Внутри  этого круга  заросли  тропических  растений
наполняли  воздух  тонким   ароматом,  а   папоротники  на  длинных  стеблях
отличались невиданно яркой зеленью. Мы расселись друг против друга.
     Фил  взглянул на Добсона. Добсон посмотрел сначала на Санчеса, потом на
меня и заговорил:
     -  --  В  Девятом  откровении объясняется,  какие  изменения  претерпит
человеческая  цивилизация в  следующем тысячелетии в результате сознательной
эволюции. В нем описывается образ жизни, который значительно  отличается  от
нынешнего. Так, например, Манускрипт предрекает добро-
     вольное сокращение нами рождаемости с тем, чтобы все люди смогли жить в
энергетически мощных и красивейших местах Земли. Причем  нужно отметить, что
в будущем этих !  мест будет значительно больше, так как мы будем  сохранять
леса нетронутыми, чтобы дать им возможность вырасти и накопить энергии.
     --  В  соответствии с Девятым  откровением,  -- продолжал  рассказывать
Добсон,  --  к  середине следующего  тыся-\ челетия  люди  будут  жить,  как
правило,  среди  пятисотлетних  '•деревьев  и   заботливо  ухоженных  садов,
расположенных Сравнительно недалеко от  городских районов, оснащенных такими
чудесами техники, которые нам и не снились.  К тому времени все, необходимое
для  жизни   --   продукты,   одежда  и   транспорт,   --   будет  полностью
автоматизировано, и ими сможет  пользоваться каждый. Нам будет предоставлено
все  необходимое без  какого-либо денежного  обмена,  но  и  люди  не  будут
злоупотреблять этими благами, леность будет изжита.
     Прислушиваясь к своему  внутреннему голосу, каждый  будет точно  знать,
что  и  когда ему  нужно  делать,  и  его поступки будут находиться в полном
согласии  с  действиями  остальных.  Никто  не  будет  допускать чрезмерного
потреб-'.ления, потому что мы избавимся от необходимости чем-, либо обладать
и следить за  неприкосновенностью своей  ! собственности.  Жизнь в следующем
тысячелетии будет со-1 всем иной. '"
     -- В Манускрипте утверждается, -- рассказывал  далее  ;  Добсон, -- что
человек  будет жить захватывающим ощущением собственной эволюции -- радостью
от того, что  полученные  тобою  вести  на  твоих глазах  свершают то,  чему
суждено быть. В  Девятом откровении обрисован  мир  людей,  где каждый будет
жить более  размеренно  и чутко, в  постоянной готовности  к  новой,  полной
скрытого смысла встрече. Мы будем знать,  что она может произойти где угодно
-- на  тропинке,  петляющей  в  лесу, или  на  мостике, переброшенном  через
каньон.Можете  вообразить  себе  встречу  подобной  значимости  и  важности?
Представьте,  как  будет  происходить   первое  знакомство.  Сначала  каждый
внимательно  рассмотрит  энергетическое  поле  другого,  чтобы  убедиться  в
искренности  нового  знакомого. Когда сомнений не  останется,  они осознанно
расскажут о  себе  и  о  своей жизни,  пока с  радостью  не обнаружат вести,
которые несут друг другу. После этого каждый отправится дальше  своим путем,
но оба  станут уже другими  людьми.  Частота  их колебаний станет выше, и их
дальнейшие  контакты будут проходить на новом уровне, который был недосягаем
до этой встречи.
     Мы  придали  Добсону  энергии,  и  он  стал  еше  более красноречиво  и
вдохновенно  описывать будущую  цивилизацию. И  то, что он говорил, казалось
истиной. Я не сомневался, что он рассказывает о достижимом будущем, однако в
истории было немало провидцев, которым виделся такой мир -- Маркс, например,
-- но способа воплотить подобную утопию найдено не было. Коммунизм обернулся
трагедией.
     Даже обладая знанием, изложенным в первых восьми откровениях, я  не мог
представить, каким образом роду человеческому  удастся прийти к  описанной в
Девятом откровении этике  отношений. Когда Добсон замолчал, я высказал  свои
сомнения, и он пояснил.
     --  В  Манускрипте  говорится,  что к этому нас  приведет  естественное
стремление  к истине. Но  для  того чтобы понять,  как это произойдет, нужно
познать следующее тысячелетие. --  Добсон улыбнулся  и обратился ко  мне: --
Помните, как вы вместе со мной в самолете познали все  нынешнее тысячелетие?
Словно прожили его за одну жизнь?
     Добсон  вкратце   рассказал  об  этом  всем   присутствующим,  а  потом
продолжал:
     -- Задумайтесь над тем, что уже произошло в этом тысячелетии. В средние
века  мы  жили  в  примитивном  мире,  где  добро  и  зло  было   определено
церковниками. Однако в  эпоху Ренессанса мы вырвались на свободу. Мы поняли:
помимо того, что известно церковникам о предназначении
     28о
     человека в этом мире,  должно быть еше что-то, и нам  захотелось узнать
все.
     Потом  мы  выслали   вперед  науку,   чтобы   выяснить  наше   истинное
предназначение,  но не  получили ответов на на-сушные вопросы  и  решили как
следует   обустроиться,   причем   трудовую  мораль   превратили   в   некую
озабоченность. Действительность оказалась подчиненной мирскому, мы изжили из
окружающего мира  все  таинственное.  Но  теперь  нам  понятно, что на  деле
представляет собой  это подчинение материальной озабоченнос