Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
связан с водяной субстанцией и написанием слова "вода".
После первого осмысленного действия события стали разворачиваться
стремительно. Вслед за обычным голодом проснулся голод познавательный, и
Мадлена принялась исследовать мир. Все началось с пищи -- она ощупывала и
изучала продукты, упаковки, посуду... Обычное для нас распознавание объектов
для нее было возможно лишь окольным путем, на основе логических выводов и
догадок, поскольку, не пользуясь с самых первых дней ни зрением, ни руками,
она не накопила никакого запаса простейших внутренних образов (в
распоряжении Элен Келлер имелись по крайней мере образы осязательные).
Мадлене помогли исключительный интеллект и начитанность: она воспользовалась
чужими образами, черпая их из литературы, из языка, из слова. Без этой опоры
она оказалась бы беспомощна, как новорожденный младенец.
Вначале она определяла бублик как круглый кусок хлеба с дыркой
посредине, вилку -- как удлиненный плоский объект с острыми зубьями, но
вскоре этот предварительный анализ уступил место непосредственной интуиции.
Объекты стали распознаваться немедленно, со всем их характером и внешностью,
как старые знакомцы, которых ни с кем не спутаешь. Это прямое синтетическое
узнавание вызывало живой восторг и чувство открытия мира, полного
волшебства, красоты и тайны.
Мадлена радовалась простейшим предметам, а это, в свою очередь,
вызывало желание воспроизвести их. Она попросила глины и стала лепить.
Первой ее скульптурой оказался всего лишь рожок для обуви, но даже он ожил
под ее пальцами, проникся силой и юмором и своими плавными, мощными изгибами
напомнил мне ранние работы Генри Мура.
А дальше -- всего через месяц после первого прорыва -- ее радостное
внимание переключилось на людей. У предметов, пусть даже преображенных ее
невинным и часто забавным гением, имелись пределы выразительности; исчерпав
их, Мадлена заинтересовалась человеческими лицами и фигурами -- в покое и в
движении. Попасть к ней в руки было ощущением незабываемым. Еще совсем
недавно вялые и бесформенные, руки эти были теперь наделены
сверхъестественной жизнью и чутьем. Человек не просто подвергался
исследованию, более подробному и тщательному, нежели любой осмотр, --
Мадлена словно пробовала его на ощупь, внимательно и вдумчиво оценивая
индивидуальную сущность с художественной и творческой точки зрения. Перед
нами был прирожденный -- новорожденный -- мастер. В прикосновениях Мадлены
чувствовались не просто руки слепой женщины, но руки подлинного художника,
свободный и творческий дух, которому внезапно открылась вся чувственная и
эстетическая природа мира. Это новое знание также требовало воссоздания и
отражения в материале.
Мадлена стала лепить головы и человеческие фигуры и через год
прославилась как слепая ваятельница из клиники Св. Бенедикта. Ее
скульптурные портреты, в половину или три четверти натуральной величины,
простые и узнаваемые, обладали редкостной выразительностью. Для всех нас, да
и для нее самой это было потрясением, почти чудом. Кто мог вообразить, что
базовые способности восприятия, приобретаемые обычно в первые месяцы жизни,
можно разбудить на шестидесятом году?! Какие удивительные возможности для
обучения инвалидов и престарелых открывало подобное чудо! И можно ли было
надеяться, что в этой слепой, полупарализованной женщине после шестидесяти
лет изоляции и безволия сохранились зачатки живой восприимчивости к красоте
и искусству, которые, пробудившись от спячки, расцветут в редкий и
прекрасный талант?!
Постскриптум
Позже я узнал, что случай Мадлены Д. не был ни в коей мере
исключительным. Не прошло и года, как я столкнулся еще с одним пациентом,
Саймоном К., у которого церебральный паралич сопровождался глубокими
поражениями зрения. Его руки сохранили нормальную силу и чувствительность,
но он почти никогда ими не пользовался и едва мог различать предметы на
ощупь и производить с ними простейшие манипуляции. Наученные опытом работы с
Мадленой, мы заподозрили у К. случай агнозии, вызванной задержанным
развитием. Нельзя ли было и ему помочь подобным образом? Мы попробовали и с
первых же шагов достигли замечательных успехов. Всего за год Саймон стал
мастером на все руки. Особенно ему нравилось плотницкое дело: он работал с
фанерой и деревом, придавая им самые разнообразные формы и собирая простые
деревянные игрушки. У него не было природного таланта Мадлены, ее склонности
к скульптуре и воспроизведению реальности, но, прожив полвека практически
без рук, он получал теперь огромное удовольствие, пуская их в дело.
Случай этот примечателен еще и тем, что в отличие от увлекающейся и
ярко одаренной Мадлены, у К. наблюдается легкая форма умственной отсталости.
Мадлена -- феномен, Элен Келлер, одна на миллион, тогда как Саймон -- всего
лишь добродушный "простак". Но, несмотря на такую разницу в умственном
развитии, фундаментальный процесс развития функции рук оказался одинаково
возможен для обоих. По всей видимости, интеллект в этом процессе не играет
особой роли, и единственным решающим фактором является действие.
Случаи агнозии, вызванной задержанным развитием, редки. Гораздо чаще
встречается агнозия приобретенная, связанная все с тем же общим принципом
действия. Мне, к примеру, часто приходится сталкиваться с диабетиками,
страдающими так называемой "чулочно-перчаточной" невропатией. При
определенной тяжести расстройства эти пациенты чувствуют уже не онемение
конечностей (ощущение чулка или перчатки), а ирреальность, абсолютную
пустоту на их месте. Один из больных как-то сказал мне, что иногда ощущает
себя безруким и безногим пнем. Некоторым пациентам кажется, будто их руки и
ноги оканчиваются обрубками, к которым прилеплены куски теста или
пластилина. Обычно подобные ощущения возникают совершенно внезапно и столь
же внезапно проходят: видимо, существует некий критический порог, от
которого зависит работоспособность и субъективное присутствие конечностей.
Очень важно заставить таких пациентов перейти этот порог, воспользоваться
руками и ногами, даже если для этого требуется обманом спровоцировать их на
действие. Когда это удается, часто происходит внезапное "возвращение"
конечностей, резкий скачок от чувства бесплотности и пустоты к живому
ощущению. Это, разумеется, может произойти только при наличии достаточного
физиологического потенциала, ибо в условиях абсолютной невропатии,
окончательного омертвения дистальной части нервов такое восстановление
невозможно.
Для пациентов с тяжелыми, но не стопроцентными невропатиями
определенный минимум действия в буквальном смысле жизненно важен -- конечно,
в разумных пределах, ибо перенапряжение конечностей в условиях ограниченной
нервной функции может привести к уставанию и повторной их "потере". Именно
действие помогает пациентам преодолеть ту черту, которая отделяет
беспомощность "человека-пня" от нормальной подвижности.
Следует добавить, что субъективному ощущению потери конечностей
соответствуют точные объективные показатели: в мышечных тканях рук и ног
наблюдается полное "электромолчание", а в части сенсорики -- отсутствие
"вызванных потенциалов" на всех уровнях, вплоть до сенсорных участков коры
головного мозга. Как только руки и ноги начинают действовать и на
субъективном уровне возвращаются к жизни, физиологическая картина
нормализуется.
Сходный случай омертвения и ощущения бесплотности описан выше, в главе
3.
6. Фантомы
Неврологи называют "фантомом" внутренний образ или устойчивое
воспоминание части тела, обычно конечности, сохраняющееся иногда месяцами
или даже годами после ее потери. Фантомы были известны еще в древности; во
время гражданской войны в Соединенных Штатах это явление глубоко и подробно
описал выдающийся американский невролог Силас Уэйр Митчелл.
В описаниях Митчелла встречаются самые разнообразные фантомы. Некоторые
из них призрачны и бесплотны (он называет их "сенсорными призраками"),
другие -- убедительно и порой опасно реальны и жизненны. Иногда фантомы
сопровождаются острыми болями, но в большинстве случаев они совершенно
безболезненны. Определенные типы фантомов представляют собой точную копию
утраченного оригинала, тогда как другие -- его гротескно искаженные формы,
включая "негативы" и "фантомы отсутствия". Митчелл особо подчеркивает, что
на подобные расстройства "образа тела" (термин, введенный всего за пятьдесят
лет до этого Генри Хедом) могут влиять факторы, связанные как с центральной
нервной системой (раздражение или повреждение сенсорных отделов коры
головного мозга, и в особенности отделов, расположенных в зоне теменных
долей), так и с периферией (наличие нервной культи -- невриномы;
повреждение, блокирование или стимуляция нервов; повреждение спинальных
корешков или чувствительных проводящих путей спинного мозга). Меня всегда
особенно интересовали именно эти периферические факторы.
Приведенные ниже короткие отрывки полуразвлекательного характера
печатались в разделе "Клиническая кунсткамера" "Британского медицинского
журнала".
Фантомный палец
Одному моряку в результате несчастного случая отрезало указательный
палец на правой руке. В течение последующих сорока лет его мучил назойливый
фантом этого пальца, так же вытянутого и напряженного, как во время самого
происшествия. Всякий раз, поднося руку к лицу во время еды или чтобы
почесать нос, моряк боялся выколоть себе глаз. Он отлично знал, что это
физически невозможно, но ощущение было непреодолимо. В дальнейшем на почве
диабета у него развилась тяжелая сенсорная невропатия, в результате которой
он вообще перестал ощущать свои пальцы. Вместе с остальными пальцами исчез и
фантом.
Хорошо известно, что поражения центральной нервной системы, к примеру,
сенсорный инсульт, способны "изгнать" фантом. Как часто периферийная
патология может привести к такому же результату?
Исчезающие фантомные конечности
Каждый, кто сам перенес ампутацию или работал с такими пациентами,
знает, что при использовании протеза фантомная конечность играет центральную
роль. Майкл Кремер пишет: "Ценность фантома для перенесшего ампутацию
человека огромна. Я уверен, что потерявший ногу пациент не сможет научиться
нормально ходить до тех пор, пока протез -- точнее, фантом ноги -- не будет
интегрирован в образ тела".
Отсюда следует, что исчезновение фантома может оказаться катастрофой, а
его восстановление и возвращение к жизни -- делом насущной важности. Задачу
такого восстановления можно решать разными способами. Уэйр Митчелл, к
примеру, рассказывает о случае, когда фарадизация плечевого нервного
сплетения внезапно воскресила фантом утраченной за двадцать лет до этого
руки. Один из пациентов описывал мне, как по утрам "будит" спящий фантом:
сначала он подтягивает к себе культю ноги, а затем несколько раз резко
шлепает ее "как ребенка по попке". На пятом или шестом шлепке фантом ноги
внезапно "выстреливает", "прорастает", вызванный к жизни периферийной
стимуляцией, -- и только после этого пациент может надеть протез и начать
ходить. Слушая эту историю, невольно задумаешься о том, к каким еще
ухищрениям вынуждены прибегать люди с ампутированными конечностями.
Пространственные фантомы
Чарльз Д. был направлен к нам для обследования по поводу трудностей при
ходьбе, спотыкающейся походки, частых падений и головокружения. Врачи, без
особых к тому оснований, подозревали лабиринтопатию, однако, при более
тщательных расспросах выяснилось, что Д. страдал вовсе не от головокружений,
а от мерцающих и постоянно меняющихся пространственных иллюзий -- пол вдруг
удалялся от него, затем внезапно приближался, дергался, качался и трясся
"как палуба корабля в сильный шторм". Удерживая равновесие, Д. и сам, если
не смотрел прямо под ноги, все время ходил враскачку. Пространственные
ощущения неизменно подводили этого пациента, и ему приходилось
контролировать положение пола и ног исключительно при помощи зрения. Но
порой даже зрение оказывалось бессильно, и тогда ему казалось, что и пол, и
его собственные ноги опасно смещались и теряли форму.
Мы вскоре установили, что он страдал от острых приступов табеса,
сопровождавшихся, в силу поражения задних корешков спинного мозга, чем-то
вроде сенсорного бреда быстро меняющихся позиционно-двигательных иллюзий.
Хорошо известно, что окончательная стадия табеса в ее классической форме
может сопровождаться суставно-мышечной "слепотой", полной потерей ощущения
ног. Но сталкивались ли читатели с промежуточным этапом этой болезни --
стадией позиционных фантомов и иллюзий на почве острого (но обратимого)
табетического бреда?
Рассказы этого пациента напоминают мне о любопытном эпизоде из моей
собственной жизни, случившемся в ходе восстановления после проприоцептивной
скотомы, вызванной травмой ноги. В книге "Нога, чтобы стоять" я описал этот
эпизод так:
Почувствовав, что теряю равновесие, я инстинктивно взглянул вниз и
тотчас же понял причину затруднения. Это была моя собственная нога --
точнее, странная вещь на ее месте -- безликий, цилиндрический кусок мела, на
который я опирался -- белая как мел, абстрактная идея ноги. И цилиндр этот
все время колебался -- то он был длиной в тысячу футов, то всего в пару
миллиметров, то вдруг утолщался, то истончался донельзя, то изгибался во все
стороны. Он беспрестанно, порой по несколько раз в секунду, менял размеры,
форму, положение и угол. Диапазон изменений был колоссален -- между двумя
последовательными "кадрами" мог произойти тысячекратный скачок...
Фантомы -- живые или мертвые?
Фантомы часто вызывают недоумение -- норма это или патология,
реальность или иллюзия? В этом вопросе медицинская литература только сбивает
с толку, но пациенты, описывая свои ощущения, помогают навести ясность.
Один из пациентов, наблюдательный человек, перенесший ампутацию ноги
выше колена, рассказал мне вот что:
Эта штука, эта призрачная нога время от времени жутко болит -- так
болит, что на ней сводит пальцы, да и всю ее может свести судорогой. Хуже
всего ночью или когда снимаешь протез, и еще когда ничего не делаешь. А вот
пристегнешь протез и пойдешь -- и боль проходит. На ходу я фантомную ногу
все равно чувствую, но это уже другой, хороший фантом -- он оживляет протез
и помогает мне двигаться...
Для этого пациента, как и для всех остальных, фундаментально важным
является движение и действие: подавляя "злокачественный" (инертный,
патологический) фантом, активность поддерживает и развивает фантом
"полезный" -- жизненно необходимый устойчивый образ утраченной конечности.
Постскриптум
Многие (хотя и не все) пациенты с фантомами страдают от так называемых
фантомных болей. Иногда речь идет о необычных и странных ощущениях, но часто
это знакомые боли, оставшиеся после потери конечности, или появившиеся там,
где их можно было бы ожидать, останься она на месте. После первой публикации
этой книги я получил массу интереснейших писем от пациентов. Один из них
рассказывает о многолетних мучениях, причиняемых ему вросшим ногтем, о
котором он не позаботился до ампутации. Тот же пациент пишет и о совершенно
другом типе боли -- невыносимой "ишиасной" боли в фантомной конечности,
вызванной смещением позвоночного диска; когда диск удалили и произвели
фиксацию позвоночника, боль прошла. Такие случаи широко распространены, и их
никоим образом нельзя считать мнимыми или надуманными; они вполне поддаются
диагностированию и лечению.
Джонатан Коул, мой бывший студент, а ныне нейрофизиолог,
специализирующийся на расстройствах спинного мозга, рассказывал мне о
женщине с болями в фантомной ноге. Спинальная анестезия с применением
лигнокаина на короткое время обезболила (и полностью уничтожила) фантом;
электростимуляция корешков спинальных нервов вызвала в нем острое
пощипывание, отличное от постоянно присутствующей тупой боли; стимуляция же
лежащих еще выше отделов спинного мозга снизила интенсивность фантомной
боли. Доктор Коул опубликовал также подробное электрофизиологическое
исследование пациента с сенсорной полиневропатией, продолжавшейся
четырнадать лет и во многих отношениях сходной со случаем "бестелесной"
Кристины (см. журнал "Proceedings of the Physiological Society", Февраль
1986, С. 51P).
7. Глаз-ватерпас
С Макгрегором мы познакомились в неврологической клинике для
престарелых имени Св. Дунстана, где я одно время работал. С тех пор прошло
девять лет, но я помню все так отчетливо, словно это случилось вчера.
-- В чем проблема? -- осведомился я, когда в дверь моего кабинета по
диагонали вписалась его наклонная фигура.
-- Проблема? -- переспросил он. -- Лично я никакой проблемы не вижу...
Но все вокруг убеждают меня, что я кренюсь набок. "Ты как Пизанская башня,
-- говорят, -- еще немного -- и рухнешь".
-- Но сами вы перекоса не чувствуете?
-- Какой перекос! И что это всем в голову взбрело! Как могу я быть
перекошен и не знать об этом?
-- Дело темное, -- согласился я. -- Надо все как следует проверить.
Встаньте-ка со стула и пройдитесь по кабинету. Отсюда до стены и обратно. Я
и сам хочу взглянуть, и чтобы вы увидели. Мы снимем вас на видеокамеру и
посмотрим, что получится.
-- Идет, док, -- сказал он, углом вставая со стула.
Какой крепкий старикан, подумал я. Девяносто три года, а не дашь и
семидесяти. Собран, подтянут, ухо востро. До ста доживет. И силен, как
портовый грузчик, даже со своим Паркинсоном.
Он уже шел к стене, уверенно и быстро, но с невозможным, градусов под
двадцать, наклоном в сторону. Центр тяжести был у него сильно смещен влево,
и он лишь каким-то чудом удерживал равновесие.
-- Видали?! -- вопросил он с торжествующей улыбкой. -- Никаких проблем
-- прям, как стрела.
-- Как стрела? Давайте все же посмотрим запись и убедимся.
Я перемотал пленку, и мы стали смотреть. Увидев себя со стороны,
Макгрегор был потрясен; глаза его выпучились, челюсть отвисла.
-- Черти волосатые! -- пробормотал он. -- Правда ваша, есть крен. Тут и
слепой разглядит. Но ведь сам-то я ничего не замечаю! Не чувствую.
-- В том-то и дело, -- откликнулся я. -- Именно здесь зарыта собака.
Пять органов чувств составляют основу мира, данного нам в ощущениях, и
мы знаем и ценим каждый из них. Существуют, однако, и другие сенсорные
механизмы -- если угодно, шестые, тайные чувства, не менее важныe для
нормальной жизнедеятельности, но действующие автоматически, в обход
сознания, и потому непонятыe и непризнанные. Мы узнали о них лишь благодаря
сравнительно недавним научным открытиям. Еще в викторианскую эпоху ощущениe
относительного положения тела и конечностей, основанное на информации от
рецепторов в суставах и сухожилиях, неточно определяли как "мускульное
чувство"; современное понятие "проприоцепции" (суставно-мышечного чувства)
сформировалoсь в самом конце девятнадцатого века. Что же касается сложных
механизмов, посредством которых тело ориентирует себя в прост