зна,
ибо  вспышки  мысли  не  могут быть  красиво оформлены:  это  не  магазинная
витрина!  Это  знак,  это  иероглиф,  за  которым  целый  пласт  невыразимой
внутренней  протоплазмы!  Часто  эта  речь,  к  тому  же,   тиха   -   чтобы
переспрашивали.  И  совсем  уже   хорошо   иметь  какой-то   дефект  дикции:
шепелявость, картавость или то и другое разом.
     Итак, сошедшиеся два философа прощупывают друг друга, вскользь упоминая
десятки  имeн, ни одного из  которых окружающие  вовек  не слыхали, упоминая
названия философских трудов и залезая в дебри древних учений  (ибо настоящие
философы, можно сказать,  политеисты,  они  знают  всe сразу - ничему одному
полностью не веря, а веруя  лишь в нечто своe собственное,  чему  просто  не
пришло ещe  время дать имя).  Эти вылазки  дают им понять, что они -  одного
сорта, одной крови. После этого они начинают  нарочито болтать бытовую чушь,
показывая  этим,  что  в  присутствии  другого  просто невозможно говорить о
чeм-либо серьeзном,  они ещe более иронично,  чем  всегда, покусывают клочок
бороды,  глупо прихихикивают  и  напускной идиотизм  в их  глазах  достигает
полного правдоподобия.
     При этом каждый  настоящий философ, увы, всe-таки живeт в обществе и то
и дело  с  недоумением  обнаруживает,  что  он вынужден  исполнять  какие-то
гражданские, семейные и личные обязанности. И выполняет он  их, как правило,
хорошо, даже  очень  хорошо - чтобы не переделывать,  чтобы отвязаться раз и
навсегда! Но в том и парадокс, что философу, учитывая его репутацию человека
исполнительного и обязательного, тут  же подсовывают новое дело.  Он и его с
презрением приканчивает, а  ему  - третье!  И чем больше  он эти самые  дела
ненавидит, тем больше  у  него этих самых  дел,  и  жизнь философу  начинает
казаться не просто абсурдом, а абсурдом  в квадрате, но именно эта мысль его
и успокаивает.
     Я знал двух таких настоящих русских философов. Я встретил  их как раз в
тот момент,  когда они сошлись в  одной компании,  до этого друг о  друге не
зная, но, однако, слыша.
     Николай Малаев  и  Михаил Калаев, так назовeм  их,  не трогая настоящих
имeн.
     Николай  Малаев  17 сентября 1978 года пришeл к  женщине Екатерине. Ему
было под тридцать, но он был уже вполне философ. Он говорил, естественно,  о
смерти, потому что знаком был с Екатериной только неделю, зашeл лишь  второй
раз, поэтому сразу  же  следовало ей объяснить, кто  он такой, чтобы  она не
питала глупых надежд на "нормальные" отношения.
     - Смерть есть любовь, - объяснял Малаев. - А любовь есть смерть. Оргазм
есть репетиция агонии. Он притягателен не своей сладостью, а своей болью. Но
я не  верю в смерть и не верю в оргазм. Это обман. Есть - жизнь. Но и  жизни
нет - в тех представлениях, в каких мы еe представляем.
     Екатерина выслушала и сказала:
     - Тебя бы надо с Калаевым свести. Очень похоже рассуждаете.
     - Тема одна, а толкований  много. Этого не может быть, - снисходительно
оскорбился Малаев.
     А 16 марта 1981 года уже Михаил Калаев зашeл к Екатерине.
     - Оптимизм  есть несомненный идиотизм, - говорил он. - Но идиотизм есть
состояние  блаженства.  Следовательно,  тот, кто  не хочет  быть оптимистом,
отвергает  для себя блаженство. Следовательно, когда говорят, что оптимистом
быть  в наше время трудно, то ошибаются! Трудно быть пессимистом,  поскольку
жизнь   постоянно   подсовывает  нам  эрзацы  радости   в  надежде   вызвать
идиотическую  слюну  вожделения.  Например,  твоя  грудь. Я  говорю  не  как
мужчина, а  как  мыслитель. Твоя  грудь.  Оптимист принимает  еe  за должный
подарок  судьбы.  Пессимист  же видит  в ней  обман, мираж, - и ему  хочется
разрушить, чтобы... О чeм я?
     - Тебя бы с Малаевым свести, - вздохнула Екатерина. - Вы так похожи. Он
тоже страшно умный.
     - Нет ничего унизительнее слова "тоже"! - обиделся Калаев.
     4 апреля 1986 года Николай Малаев зашeл к женщине Софье.
     - Смерть есть любовь, - объяснял он ей. - А любовь есть смерть.  Оргазм
есть репетиция агонии...
     И так далее.
     - А ты не знаком с Калаевым? - спросила Софья.
     -  Что-то  слышал, - неохотно ответил Малаев.  - Как я понял: заурядный
человек, но с претензиями.
     К этой же Софье (такие совпадения в интеллектуальной среде не редкость)
зашeл через некоторое время, а именно 30 декабря 1987 года Михаил Калаев.
     - Оптимизм есть  несомненный идиотизм, - говорил он. - Но идиотизм есть
состояние блаженства...
     И так далее.
     - Вот бы  вас с Малаевым  познакомить! - сказала Софья,  думая о чeм-то
своeм. - Вы бы нашли общий язык.
     - Я о нeм слышал. У нас разные языки! - отрезал Калаев.
     Время  шло.  Малаев и Калаев мудрели.  Взрослели.  И  даже  уже,  можно
сказать, старели.
     12 августа 1996 года Михаил Калаев зашeл к девушке Елизавете.
     - Оптимизм есть несоменный  идиотизм, - сказал он,  жуя поседевший клок
волос на нижней  губе. - Но идиотизм  есть состояние  блаженства... Вот твоя
грудь...
     И так далее.
     -  Как  вы   интересно  говорите!  -  уважительно  восхищалась  девушка
Елизавета.  - Недавно,  в пятницу, 24 января  1995 года, у меня  был Николай
Малаев. Слышали? Вот бы вам познакомиться!
     - Да, что-то слышал, - скривился Калаев.
     - В ноябре у меня день рождения, - сказала Елизавета.  -  Приходите, он
тоже будет.
     - Может быть, - обронил Калаев.
     Малаев тоже получил приглашение.
     С  августа до  ноября Малаев и Калаев  безвылазно сидели  в библиотеке.
Выходя  покурить,  Калаев  часто  встречал  лысого  человека  профессорского
облика.   Через   пару   недель   они   стали  здороваться,  а  через  месяц
разговорились. Выяснилось, что у них общие интересы.
     - Не так страшен  дилетантизм в философии, - сказал  Калаев, -  сколько
квазиавангардная ортодоксия! Дилетантизм впрыскивает  свежие идеи. Ортодоксы
зацикливаются  на  чeм-то  одном,  но  зато  умеют  завернуть  это  в  якобы
оригинальную упаковку. Есть люди, умеющие свои банальности преподносить, как
бы вам это сказать...
     - Совершенно  с  вами согласен! -  кивал лысый профессор.  - Есть такие
люди, но они не стоят внимания!
     Настал  день  дня рождения у девушки Елизаветы. Калаев шeл с  цветами и
шампанским, на  устах его  была усмешка  по  отношению  к глупому  ритуалу -
потому что вообще-то Калаев дней рождения не признавал.
     Малаев  уже   сидел   у  Елизаветы,   иронически  открывая  принесeнное
шампанское.
     Калаев вошeл.
     Знакомый лысый профессор поднялся ему навстречу.
     - Малаев, - сказал он.
     - Калаев, - сказал Калаев.
     И они оба расхохотались.
     Они стали  пить шампанское, а потом  по-студенчески сгоняли  за водкой.
Они поражали Елизавету солeным простецким молодeжным  юмором, они пели песни
своей молодости, они обнимались и договорились завтра же семьями отправиться
в лес по грибы.
     Елизавета, забытая, всхлипывала в уголке.
     Так Малаев и Калаев перестали быть философами.
     Только настоящие русские философы умеют вдруг, в одночасье, становиться
философами, но только они умеют в одночасье и забыть всякую философию.
     Это, братцы, от одиночества всe...

        Х. ХАРИЗМАТИЧЕСКАЯ ЛИЧНОСТЬ

     Харизматические личности, то есть люди, источающие из себя неизъяснимое
обаяние, встречаются повсеместно, но  у российских харизматических личностей
(будем для экономии места называть их Х. Л.) - свои особенности.
     Харизматический человек в России обязан быть:
     а) в чeм-нибудь ярко талантлив;
     б) внешне привлекателен или оригинально уродлив;
     в) со странностями в поведении на грани шизофрении;
     г)  приверженцем необычной для  России  религии  или идейного  течения:
дзен-буддизма,  иллохийской  секты,  правого  монархизма  или  фашиствующего
коммунизма;
     д) алкоголиком, наркоманом, бисексуалом, многожeнцем и т.п.;
     е) известен многим, но понятен до конца лишь избранным;
     ж) при этом - бедным, бескорыстным, надмирным.
     Собственно, последний пункт  и делает Х. Л. окончательно  Х. Л., потому
что, будучи  при всех остальных пунктах  ещe  и богатым,  человек всего лишь
знаменит,  популярен  -  и  т.п.,  но  харизматичным  его  назвать  язык  не
повернется.
     Однако, кроме указанных пунктов, имеется нечто, чего я назвать не могу,
что для меня - загадка.
     Например, возьмeм К. К.
     Он  с юности был умeн и параметры Х. Л.  уяснил гораздо раньше  меня. И
решил сделать из себя Х. Л.
     Пункт первый у него наличествовал: он был талантлив. Пункт второй тоже:
он  имел  раскосые  глаза, огромный нос,  оттопыренные  уши;  увидишь  -  не
забудешь  и  даже во  сне  приснится.  Под  пункт третий он себя старательно
подгонял. Пригласят его в гости, а он посреди застолья вдруг хрясь стакан об
стену.  Или  громко стихи начнeт  читать, перебивая  всех.  Или выскочит  на
балкон и  кричит: "Конь  бледный  мчится на нас!". Ради странности он  ходил
зимой  в дворницком тулупе,  поменял  свою  приличную квартиру  на  какой-то
чердак, ради странности стал  вегетарианцем, но ел иногда и чердачных мышей,
запекая их в  сметане.  И добился своего. Странный человек! -  в один  голос
заговорили вокруг.
     Секту  выбрал  подходящую:  христоискателей.  Члены секты уверены,  что
Христос уже явился, но  не  объявляет себя, потому что слишком сейчас велики
силы  Антихриста.  Они  заняты  поисками Бога  Живого  -  и время от времени
находят. Потом понимают,  что ошиблись, оплeвывают  найденного,  а иногда  и
бьют - и ищут дальше.
     Выполняя пункт д),  он стал и  алкоголиком и травку  курил, жeн поменял
пять  штук,  пытался стать и  бисексуалом, но  при  первой  же  попытке  его
стошнило: не преодолел своей натуры.
     Остался самый  трудный пункт, касающийся известности.  Талант  его  был
выражен  в  умении сочинять  песни. Но как сделать, чтобы они стали известны
многим,  а  понятны  лишь  избранным?  Он  нашeл  выход: на  приятные, почти
эстрадные мелодии стал сочинять тeмные тексты. Акулы шоу-бизнеса  раскрутили
его,  народ  стал слушать  его,  не  вникая в  слова,  те  же,  кто  вникал,
гордились, что  умеют увидеть  недоступные  другим смыслы:  иногда по восемь
смыслов сразу в одной и той же строчке.
     Акулы на  то  и акулы, чтобы  большими кусками глотать  и с  другими не
делиться: от своей известности К. К.  прибылей не получал, жил всe в той  же
чердачной комнатушке, питаясь сырой капустой и мышами.
     И   ждал:   вот-вот   проявится   отовсюду  любовь   к   нему   как   к
харизматическому, с какой стороны ни возьми, человеку.
     А она почему-то - не проявлялась.
     Да, его знали. Его  слушали. Но чтобы ах, как в народе говорят, - этого
не было.
     Рассердился  К.  К.  Бросил  пить,  есть  мышей,  покончил  со   своими
мучительными для себя  странностями, стал  обозревателем в одной из массовых
газет,  где  получает  приличные деньги  и  занимается  в основном тем,  что
развенчивает  дутые   авторитеты,   налегая   особенно  на   так  называемых
харизматических людей во всех сферах искусства и жизни.
     А вот другой пример: Г. Г. Взят потому, что тоже песни сочинял. Сочинял
себе  и пел,  пел  и сочинял, на  магнитофон записывал, группу собрал,  и не
прошло  пяти лет, как всем стало  ясно,  что  он - Х. Л.  Поклонников  уйма,
уважение  беспредельное,  а  если   б  помер,  не  дай  Бог,  десятки  тысяч
обездоленных шли бы за гробом.
     Само  собой,  все признаки Х.  Л. у него  были в  наличии: и  внешность
привлекательная, и странности  есть,  и выпивоха,  и бабник, и многожeнец, и
дзен-буддизмом занимается, и известен всем, но понятен избранным, и всегда в
долгах.
     Но  время идeт. Г. Г., человек искренний,  устал от того,  что он Х. Л.
Всегда  на виду,  в  окружении  восхищeнных взглядов и  речей  - кого угодно
утомит (если человек нормален). И тут  сам ход вещей ему на выручку  пришeл.
Г.  Г.  с  возрастом  как-то  поблек,  запаршивел,  внешность  его  утратила
привлекательность.  Одновременно  стал  угасать  и  талант,  он  повторялся,
перепевал уже спетое, он  явно  иссякал.  С  возрастом ушли  странности,  но
пришли  болезни,  он  вынужден был бросить  пить  и  многожeнствовать, завeл
последнюю  и  окончательную жену,  родившую ему ребeнка, и стал доволен, как
обычный  бухгалтер. Он  даже  уже  и  широкую  известность  потерял,  а  для
избранных стал подозрительно понятен.
     И  ждeт  Г.  Г.:  ну,  наконец,  отстанут  от  меня, не  будут  звонить
беспрерывно,  не  будут  знакомства  искать все, кому не  лень,  не будут  в
подъезде поклонники спать, карауля - т.п.
     Ничего  подобного.  По-прежнему  его  считали Х.  Л.,  и даже в  газете
"Прикол-экспресс"  в  рейтинге Х. Л., составленном  по результатам массового
опроса,  он  оказался на первой строчке! По-прежнему  в  подъезде поклонники
спят, приехавшие из Перми, из Владивостока, из Магадана и Саратова.
     Совестно  Г. Г.  -  и от  отчаяния  он стал  халтурные концерты  давать
направо и  налево, явно деньги заколачивать.  А тут ему  -  до кучи -  вдруг
артистическую  премию  присудили, признав тем самым его  заслуги  официально
(что нож острый  для харизмоманов),  к тому же у премии  сложилась репутация
выходного  пособия:  охотней  всего  еe  присуждали  людям  заслуженным,  но
конченым в творческом плане.
     Тут бы, кажется, и конец Г. Г. как Х. Л.
     Но нет!
     На концертах лом, в подъезде спят, звонки и письма - как всегда.
     Отчего, почему?
     Наверное, решил  Г.  Г.  (и  я  с ним согласен), любят  теперь не  меня
настоящего, а меня прошлого, и я теперь всего лишь должен играть роль самого
себя, то есть играть Х. Л., уже не являясь Х. Л.
     И он исчез. Скрылся. Никто не знает, где он и что делает.
     Но  дело  сделано,  он  - был. Ибо  Х.  Л.  существуют  и после  своего
физического ухода, за что им и исполать.
     Резонен  вопрос  к  автору:  почему  он  поместил  данный  тип  в  свою
энциклопедию оригинальных  и уходящих типов?  Оригинален -  да. Но почему  -
уходящий?
     А потому, что, размышляя над загадкой Х. Л., я пришeл к выводу, что все
признаки, которые  я сам и классифицировал  в  начале  очерка,  -  абсолютно
необязательны. Прояснился зато самый главный, долго остававшийся загадкой.
     Х. Л.  потому  Х. Л., что - нужна душе народа. Или части его. Всем  нам
вместе (или части  нас) и каждому в отдельности необходимо знать: пусть я, к
примеру, мелок и мелочен,  мерзок и мeрзок, падок и гадок, но  - ЕСТЬ ДРУГОЙ
ЧЕЛОВЕК! Есть  где-то  человек,  который - не как мы!  Сквозняк в  тупиковом
тоннеле. Луч света в тeмном царстве. И т.п.
     Но в последнее время я стал замечать, что некоторые стали замечать, что
все вокруг  стали замечать,  что  без  ориентировки на  Х.  Л. как-то  легче
живeтся и свободней дышится. Нет дурацкой внутренней оглядки на какой-то там
авторитет, который, кстати, никакой вовсе и  не авторитет, а такой  же,  как
мы, человек.  Ну  дал Бог талантишко, ох  ты, ах ты! Я  и сам, между прочим,
вчера  без  прикупа на мизере четыре  взял. Сумейте-ка!  А  приятель мой без
закуски выпивает за шесть минут полтора литра водки. А другой на  одной ноге
восемь  часов стоял, при этом не  прекращал повторять фразу "Сшит колпак  не
по-колпаковски...".
     Нет Х. Л. - без нужды в Х. Л.
     Поэтому их - не стало.
     Стали: кумиры, любимцы, потрафляльщики, ублаготворители...
     Но - не Х. Л. Потому что Х. Л. это...
     См. выше.

        Ц. ЦЕЛЬНАЯ НАТУРА

     Михаил    Жванецкий,    которого    я    считаю   лучшим   из    устных
писателей-юмористов,  тонко  заметил, что существуют "люди  с  убеждениями",
которые сперва придумают себе убеждения, а потом вынуждены им следовать.
     Но устный писатель на то  и  устный, чтобы стремиться  к афористической
краткости.  Начнeшь развозить -  народ  в зале  тут же  остынет  и  примется
зевать. У публики в таких случаях рот всегда должен  быть готов к  хохоту, а
руки - к аплодисментам...
     "Человек с убеждениями" лишь частный случай ярчайшего типа, называемого
Цельная Натура или, проще, Принципиал.
     И не  только придумавшие  себе убеждения есть  среди  Принципиалов, всe
много сложней и глубже, чем кажется.
     В веке девятнадцатом  понятие Цельной Натуры было сугубо положительным:
имелся  в  виду  человек   с  твeрдыми  нравственными  устоями,  крепкими  и
незыблемыми взглядами на мир, бескомпромиссный в любви и дружбе.
     На рубеже веков, в пору декадентства, в пору культа полутонов, душевной
раздвоенности  и   умственной   многозначности  Цельная  Натура  подверглась
осмеянию и затаилась, смущeнно краснея.
     После 17-го года  под  цельностью натуры государственно понималась лишь
революционность.  Контрреволюционность,   будь  она  твердокаменно  цельной,
таковой  не  считалась.  Полутона  же  не  только  не  приветствовались,  но
расценивались часто  как измена  пролетарскому  делу. Воцарилось официальное
властвование Цельной Натуры, на самом же деле, конечно, это был суррогат, на
самом деле настоящих  Цельных Натур, то есть людей, убеждeнных по убеждению,
а  не  в  силу обстоятельств  или  самообмана,  было  крайне  мало  (зато  с
наступлением перемен их гражданский подвиг был восславлен - и тут же забыт).
     Не успело  общество  глазом моргнуть,  а  Цельная  Натура  стала  опять
всеобщим посмешищем.  (Что  литература,  в  том  числе  и  устная,  послушно
отметила, будучи выражением народного настроения и народной мысли.)
     Ну не глупо ли, в самом деле, быть Цельной (то есть - Узкой в понимании
многих) Натурой в ту пору, когда к нам пришли наконец сокровища мысли, ранее
недоступные  -  в  виде Фрейда,  Ницше, Шопенгауэра  и  т.п., из которых (из
сокровищ) ясно видно,  что полноценный человек цельным быть  никак не может,
ибо у него в душе и Эрос, и Танатос, и Эдипов комплекс, и ещe чeрт знает что
понапихано, откуда цельность, - да и зачем?
     Смешно! - настолько смешно, что над этим даже по телевизору по пять раз
на дню юмористически смеются.
     Но вот вам судьба.
     Сергей Сергеевич  Восковатов, несмотря на довольно мягкую свою фамилию,
всегда был твeрдым человеком. Цельной Натурой. Принципиалом.
     Он был, сволочь такой,  коммунистом.  Да таким, что в партию не захотел
вступить, считая еe недостаточно коммунистической, несмотря на наличие этого
слова в еe названии. Как он уцелел при таких воззрениях, Бог весть! Впрочем,
бывали исключения.  Держа  таких людей на  заметке, государственно-партийный
аппарат их  - не трогал! Может, для того, чтобы  иметь  возможность сказать:
вот, человек несeт полную ахинею, а мы - терпим! Его бы давно пора в  жeлтый
дом,  на Колыму, расстрелять его, подлеца, а  мы - лояльны! Кто говорит, что
нету свободы слова? Вот она!
     Правда, слово Восковатова было слышно лишь одному человеку - напарнику,
с  которым  рядом  сидел  Сергей Сергеевич в часовой мастерской,  с утра  до
вечера  починяя часы, - такова была его  профессия.  И вот, починяя часы, он
только и говорил что об ущербе идее коммунизма со стороны коммунистов же.
     Долго ли, коротко - исчезли официальные коммунисты. Кто  билет  порвал,
кто в дальний ящик засунул. Восковатов же коммунистом остался.
     Долго  ли,  коротко  -  опять  появились коммунисты. Не  правящие, но -
официальные. Но и они не пришлись Восковатову по нутру.
     Однажды  их  представители,  до   которых  дошeл   слух  о  несгибаемом
Принципиале коммунисте  Восковатове,  пришли  к  нему  и с  места  в  карьер
предложили занять пост руководителя региональной организации.
     - А идите вы! - ответил Восковатов, оглядев их озабоченные суетные лица
без отсвета мечты.
     Представители обиделись и ушли...
     ...Вы, дорогие читатели, я полагаю, ждeте истории. О том, например, как
Восковатов,  несмотря  на  то,  что ортодоксальный коммунист  (то  есть  гад
естественный), взял  да и вынес из пожарища троих детей, обгорев при этом до
смерти сам.
     Но