eт он,  на мой
взгляд, всe из-за того же наступления  мировых стандартов. Вахлачество, само
собой,  никогда не  переведeтся, но  сами вахлаки в открытом  и чистом  виде
исчезнут. Станут они,  как это в цивилизованном мире водится, тиранить  жену
свою шeпотом, сына терзать тишком-молчком, не веля и ему кричать, мимо меня,
писаки несчастного,  пройдут с затаeнной  брезгливостью -  и  даже видимость
уважения  изобразят,  от  чего  меня  тоска загложет.  А  будучи политиками,
приобретут интернациональный лоск, зато уж никогда не брякнуть им от чистого
сердца,  не сморозить, не  отчебучить: за каждое слово будут ответственность
по полной программе нести, - незавидна их доля!
     И, увидя погибающую кошку, обыватель не полезет еe спасать - не потому,
что не жаль, а потому, что побоится, как бы его нерассудительным вахлаком не
назвали,  вахлак  же, пока он жив  ещe,  чужих  мнений не  стесняется, он не
боится  вообще ни чeрта в ступе, ни  ангелов вкупе. Обыватель благопристойно
пойдeт спасательную службу по телефону вызывать  - и сгорит кошка, как  пить
дать, сгорит!
     Исчезнет вахлак - или уйдeт в глубокое подполье, но скрытый вахлак - не
вахлак, ибо по первому значению у В. И. Даля это: "волдырь, желвак,  шишка",
то есть - вещь заметная!
     Вот  поэтому  я,  когда  вижу  и слышу,  как  волокут  вахлака  Георгия
милиционеры по наветам дураков-соседей, тащут  его под белы руки охолонуть в
участке, я мысленно шепчу: "Держись, Георгий, не теряй своеобразия,  на тебя
-  надежда!".  Мысленно шепчу,  а  не вслух, поскольку  сам  я,  увы,  начал
стесняться  собственного  вахлачества, отравленный  поганым  мировым,  якобы
цивилизованным стандартом!

        Г. ГРАЖДАНИН

     Под буквой Г.  в этой  маленькой энциклопедии  оригинальных  российских
типов, создавших нашу  эпоху,  чтобы  со славой исчезнуть, несомненно должен
был значиться, по мысли и предположению автора, - ГРАЖДАНИН.
     Уникальность   этого   типа  в   России  нашего  времени  очевидна  без
объяснений.
     Очевидна и двойственность самого слова. С одной стороны, даже малолетка
у  нас  знает,  что  все  вокруг  очень долго  были товарищи,  а  гражданами
назывались  лишь в  случае  уголовного  преследования.  Со  стороны  другой,
школьная программа с малолетства же  накрепко вдолбила в нас фразу  хорошего
поэта Некрасова, что "поэтом можешь ты не быть, но Гражданином быть обязан",
которую мы, политически и социально сметливые, понимали правильно: не только
поэтом  можешь ты не быть, ты можешь  вообще быть  никем, но при этом обязан
всe-таки быть Гражданином!
     Девиз простого, но граждански совестливого человека 19-го века "грешный
я человек, а в  Бога верую!" сменился на  - нет, не на  другой, оформленного
девиза  так  и  не  получилось,  но  если бы сформулировать, то: "грешный  я
человек,   а  в  коммунизм  верую!".  Сейчас  вместо  "коммунизма"  истинный
гражданин поставит  "капитализм", или "будущее",  или "Россию", а кто совсем
уж душой широк - "человека"!
     Гражданин  по-нашему,  по-российски,  это тот,  кто  верует  в  будущее
Отечества  и  пользу  оного  выше  личной  пользы   полагает.  (Вы  скажете:
по-немецки, что ль, или по-японски гражданин - иное? Да, иное, не в обиду им
будь сказано. По-ихнему - настоящий гражданин это тот гражданин, который  во
всeм  исполняет свой гражданский долг: честно  работает,  платит  налоги, не
совершает   противозаконных   поступков,    то    есть   там   это   понятие
государственно-обиходное, у нас же в него всегда  вкладывался смысл высокого
максимализма.)
     Но,  хоть  автор  уличeн  и  в  фантазировании,  и  даже  -  некоторыми
недоброжелателями - в привирании, на одно он никогда не мог пойти: на прямой
подлог. Никогда он не писал  о том, чего вовсе не было, никогда не рождались
фантазии его из голого воздуха!
     Поэтому,  прежде  чем   описать  этот  тип,  я  должен   был  запастить
фактическим материалом.
     И вот пришeл я к научному и общественному деятелю П.,  известному своей
самоотверженной работой на почве науки и просвещения, и сказал  ему о  своeм
намерении  изобразить его как пример гражданского служения  родине  в  самых
неблагоприятных  для  этого  служения  условиях.  Однако  П.  с  неожиданным
раздражением  сказал  мне,  что,  возможно,  ещe вчера  он  считал  бы  себя
гражданином, но,  поскольку в  результате интриг его кандидатуру зарезали на
предмет  членства в Академии наук - и денег на исследования не дали,  и штат
помощников сократили,  то он,  ввиду такой несправедливости,  не  только  не
считает себя больше Гражданином, но и вообще подумывает  о смене гражданства
- и пусть отечество тогда поймeт, кого оно потеряло!
     Обескураженный, пошeл  я к коммерсанту Л., известному своими стараниями
возродить интерес соотечественников к родимой продукции - чуть ли даже  не в
убыток  себе!  -  а также  благотворительностью:  двум  тюрьмам  недавно  по
фортепьяно подарил. Л. сперва охотно  согласился, что  он, да, в самом деле,
гражданин, но  когда  узнал, что я его гражданственность собираюсь описать и
пропечатать  -  и  не  где-нибудь  в местной газетной прессе,  а  в  издании
широкодоступном, то есть, можно сказать, увековечить его, смутился и сказал,
что, пожалуй, чего-то для настоящего гражданина у него недостаeт, а чего-то,
пожалуй, и лишка выходит. Я стал допытываться,  но тут Л.  сменил милость на
гнев - и из глубин трeхэтажного его особняка, где мы  беседовали, показались
четверо молодых людей серьeзного телосложения, в униформе.
     Я удалился задумчивый.
     И направился к С.,  известному борцу  за гражданские  права. Вот уж кто
самого себя презрел ради отечества: лишился в  процессе жизни и борьбы жены,
лишался дважды  свободы (один  раз в  советское  время, другой  раз в наше),
пишет  в газеты разоблачительные статьи,  не приносящие большого  дохода,  а
приносящие  только  неприятности, прозябает  в  коммуналке,  да  не один,  а
содержит  на  последние   деньги  брошенного  всеми  старика-соседа,  узника
совести, известного в своe время диссидента.
     - Скажите, С., кто гражданин, если не вы? - спросил я его.
     - Вот именно, кто, если не я! - горько  откликнулся С. - Но совесть мне
не  позволяет  себя  так назвать. Всю  жизнь я  крепился и  чурался, жил  по
правилам чистой совести, а на прошлой неделе не удержался!
     - Что ж вы такого сделали? - испугался я.
     -  Слесарю из  домоуправления  две бутылки водки всучил, чтоб  он крышу
подлатал, потому  что  официально  их  не  допросишься, потому что  нет моей
больше мочи! -  С.  указал  на влажное пятно  на потолке, над изголовьем его
кровати. - Капало прямо на голову, думать мешало, вот я и...
     - Ну, это дело  житейское,  это мелочь - и  вашего гражданского статуса
умалить не может! - попытался я его утешить.
     - Нет  мелочей! - вскрикнул С. -  Вот вы представьте: дал я слесарю две
бутылки водки. Он, во-первых, украл  где-то жесть, чтобы залатать мне крышу.
Во-вторых, после этого он, несомненно,  напился и  буянил  в семье; жена  от
этого  перестала уважать его как мужчину, а через это всех мужчин  вообще, а
через  мужчин  и людей, а через людей и государство; следовательно, утратила
остатки  гражданского чувства, сын  же его, имея такой отцовский  пример, об
этом чувстве  даже и помышлять не станет.  В-третьих, учтeм моральный  ущерб
свидетелей-соседей. В-четвeртых, вспомним, что сегодня крыша течeт у меня, а
завтра у  другого -  и,  следовательно,  другой,  зная, как  я  обошeлся  со
слесарем, тоже  прибегнет  к  подкупу, короче говоря, то,  что вы  называете
мелочью, отразится крушением гражданского чувства в сотнях,  тысячах, сотнях
тысяч людей! Какой же я после этого гражданин, скажите на милость?
     Крыть мне было нечем.
     Знаю   я  и   других  многих  людей,  известных   своим  беспокойным  и
бескорыстным служением  делу общественного  прогресса,  но  после  этих трeх
встреч почему-то поопасился идти к ним.
     И  решил  действовать без промаха: написал письмо  Александру  Исаевичу
Солженицыну,    в     котором     объяснил,     что     сочиняю     скромный
монументально-исторический труд о российских оригиналах и хочу, в частности,
вывести тип  Гражданина,  так вот, не поможет ли он мне в этом  деле, будучи
несомненным  Гражданином,  честью  и совестью  нации, не подкинет  ли, кроме
себя, ещe хоть парочку персонажей для изображения?
     Алесандр Исаевич ответил странно:
     "Считаю  письмо  Ваше  неосознанным  глумлением,  ибо  только глумливец
возьмeт  себе в мечту искать Гражданина  в стране,  где  отвращение к  этому
понятию  внедрялось  в народ  столь  долго и столь успешно (под  прикрытием,
естественно, уважения к нему), что Гражданином у нас быть  стыдно и совестно
в той же степени, в какой почeтно быть открытым негодяем и вором!".
     Обескураженный, я не знал,  что  делать. Я чувствую ведь: есть он, этот
тип Настоящего Гражданина,  не могло  обойтись  без  него  в  той  заварухе,
которая  привела  нас  к  нынешним  рубежам!  Но  вот  на-ко,  ухвати   его,
Гражданина, если он признаваться не хочет!
     Но  всe  ж помог  мне Александр Исаевич  - "неосознанно",  как  он  сам
выразился.  Последние  слова его письма про воров и негодяев помогли. Дело в
том, что как раз была предвыборная кампания: президентская ли,  в  городские
ли органы  власти,  -  не  помню. Кандидаты разъезжали,  агитировали сами за
себя, - и я пробился к одному, о котором достоверно и точно знал, что он как
раз явный негодяй и явный вор (тем не менее  его  шансы в предвыборной гонке
всеми  признавались предпочтительными).  Пробился  я,  слукавив, сказав, что
хочу создать его художественное жизнеописание. И начал  с главного  вопроса:
гражданин ли он?
     Кандидат  очень удивился. "А кто  ж ещe?!"  -  обвeл он  глазами  своих
сотоварищей, - и тут же выступил вперeд его пресс-секретарь, раскрыл толстую
папку,  начал читать  -  и  стали  чуть не  въявь  вырастать  передо мной  в
раскалeнном предвыборном воздухе спасeнные от голода кандидатом детдомовские
сироты,  облагодетельствованные   вдовы   и   утешенные  армейские  офицеры,
лишившиеся  службы,  а  над  ними   высоко   и  просторно  высились  будущие
новостройки школ,  общественно-полезных  зданий, сребристые линии  нефте-  и
газопроводов, стальные магистрали  новых  железных дорог, - и всe  это,  как
Атлант,  держал на  скромных  мягоньких  своих  плечиках кандидат,  не  имея
времени ни вздохнуть, ни охнуть, отдавая всего себя!
     Ушeл я от него.
     Но смириться с творческим поражением не  могу. Есть  он,  должен быть -
оригинальнейший из  оригинальнейших тип Настоящего  Российского  Гражданина.
Или  он  исчез,  едва  успев народиться? Или опоздал я  -  и он  весь  уже в
прошлом,  без остатка? Не хочу верить, оставляю пустое  место и надеюсь, что
читатели помогут мне, описав известных им Граждан. Не возбраняется описывать
в  качестве  примера и  себя.  Правда,  тот,  кто себя Настоящим Гражданином
считает, на мой приблизительный взгляд, уже не совсем Гражданин.
     Может, в этом парадоксе и загвоздка? Или в этой загвоздке - парадокс?

        Д. ДЕЛЕЦ-САМОУНИЧТОЖИТЕЛЬ

     Не путать с  простым Дельцом, с Делягой  -  и уж конечно, с Бизнесменом
или Коммерсантом, хотя в каждом из них в российском его варианте есть толика
от заглавного героя; но нас интересует тип в чистом виде.
     Роберт  Ильич  Глюкин  до  сорока   трeх   лет   был   Минималист  (см.
соответствующий очерк). Работал себе преподавателем в техникуме, починял  на
досуге, не особо  напрягаясь, бытовую электротехнику,  жил  один в крохотной
квартирeшке в старом доме, без семьи  (даже и забыл, что она когда-то была у
него), жил, в общем, в своe небольшое удовольствие.
     И  вот сидели они  однажды со старым  школьным  дружком на балкончике и
пили  пиво,  обдуваемые  ветерком  и  обдаваемые пылью от проносящихся внизу
автомобилей. Вдруг  один  из автомобилей,  большой  и красивый, остановился,
оттуда выскочил  молодой  человек  и  стал  махать руками. Глюкин  и  дружок
вгляделись и увидели, что молодой  этот человек  не так  уж  молод, это - их
одноклассник Серeжа  Чубучаров, ставший человеком лихой  энергии  и  больших
дел.
     -  Чего машешь? -  спросил Глюкин.  - Заходи. - И показал ему  стакан с
пивом.
     Но Чубучаров замахал  руками ещe  активнее,  потом по  часам  постучал:
некогда! Поулыбался ещe  немного в  знак радости,  что  повидался  с давними
друзьями, прыгнул в машину - и улетел.
     - Вот,  - сказал Глюкин, - разве это жизнь? Пива  выпить по-человечески
времени нету.
     - Небось,  завидуешь! -  отозвался  его дружок, сам завидуя, удручeнный
семьeй, язвенной болезнью и бедностью.
     - Ты что? - искренне удивился Глюкин. - Ты же знаешь, я ничему и никому
не завидую.  Завидовать тому, чего ты не  можешь достичь, бессмысленно: ведь
ты  всe  равно  этого  не  достигнешь,  не  станешь,  например,  олимпийским
чемпионом в фигурном катании. А  завидовать тому, чего ты достигнуть можешь,
тоже нет смысла: раз ты этого можешь достигнуть, следовательно, ты этого уже
мысленно  достиг,  а  тратить  энергию  на  доказательство аксиомы  - пустое
занятие!
     - Хочешь сказать, - взвился дружок, -  что ты смог бы добиться того же,
чего и Чубучаров? У него две холдинговые компании, у него спиртовой завод, у
него недвижимости дополна, у него жена молодая и любовница в Австрии, у него
двойное гражданство - и денег до чeрта, которому он, сволочь, наверняка душу
продал.
     -  Ну-ну, - отхлебнул  пивка  Глюкин.  - Чeрт  тут не при чeм. - Просто
человек слегка подсуетился. В нашем воздухе перемен деньги летают так густо,
что нужно только найти удобное  место и растопырить пошире руки - и они сами
в них полетят.
     - Найди и растопырь, сволочь! - отреагировал дружок. Нет он не ругался,
у него просто такая манера была.
     - А на спор? - предложил Глюкин.
     - А на что?
     - А на интерес! Или на пустячок какой-нибудь. Условия: через два года я
достигаю точно такого положения, как Чубучаров,  и ты за это подаришь мне ту
самую  музыкальную табакерку, которая  тебе от  прадеда досталась,  если  не
врeшь.  Нравится  она мне! Если ж не  получится,  то ты приходишь через  два
года, 15 июня, в 11 утра, как сейчас, - и три раза плюeшь мне в морду!
     Дружку его очень хотелось плюнуть в морду не только Глюкину, но и всему
человечеству,  уж  очень  худо  было  у него  на душе. И он согласился -  не
придав, конечно, спору никакого значения.
     А Глюкин,  спокойно допив пиво и пожуировав последний день: повалявшись
на  диванчике,  почитав книжку, посмотрев телевизор,  -  на  следующее утро,
благо у него отпуск был, приступил к деятельности.
     Он не знал ни правил современной деловой жизни, ни нужных людей, у него
не было  ни связей, ни  денег, но он был в душе  артист  и фантазeр,  как  и
всякий  русский человек  нового времени,  вынужденный одновременно исполнять
несколько социальных ролей, приученный к лицедейству ещe в советский период.
     Что именно  он предпринял,  это, извините, коммерческая тайна. Главное:
через   два  года  без  малого  он   имел   три  холдинговые  компании,  два
спиртозавода, весомую  недвижимость, несколько дорогих автомобилей,  молодую
жену, любовницу в Австрии, а чтобы окончательно перекрыть Чубучарова, он там
же, в Австрии, в центре Вены купил отель "WANDL", переименовав его  в "GLUK"
(в  чeм каждый,  кто захочет,  может, поехав в Вену, убедиться; адрес: Wien,
Petersplatz, 9).
     И вот 13 июня 1997 года,  в пятницу, с утра, он, не веря в приметы, сел
поиграть в карты  с  деловыми  партнeрами. Он не был  азартен,  как истинный
минималист, ища радость  не в выигрыше, а в  самой  игре. Его забавляли сами
цифры с нулями,  которые он записывал в  ходе игры, и лишь к исходу третьего
часа  он  сообразил,  что  цифры эти означают  большой проигрыш. Глюкин,  не
пивший  до  этого  два  года  ничего,  кроме  шампанского  на  презентациях,
потребовал  коньяку,  стал хлестать его из горлышка и  отыгрываться. Молодая
красавица-жена  пыталась  урезонить  его,  он  грубо  огрызнулся  и  даже  в
прелестный бок еe пихнул. Она прибегнула к последнему средству  и послала по
электронной почте  крик о помощи  австрийской любовнице, координаты  которой
она,  как  всякая умная жена, конечно  же, знала. Любовница Глюкину тут же -
факс  с  мольбою, с  приложением  ксерокопии самой  себя  в обнажeнном виде.
Глюкин   послал   еe  по  факсу,  как  выразился   один  юморист,  настолько
непристойно, что гордая австриячка обиделась.
     За два  дня и две  ночи  Глюкин проиграл  три холдинговые компании, два
спиртозавода, всю недвижимость, все наличные и  безналичные деньги,  молодую
жену,  даже не взгрустнув по этому поводу, отель "GLUK", который, правда, не
успел стать "GLUK"ом, потому что не сменили  ещe вывеску. В поту и истерике,
с бешеными глазами от  азарта и дозы кокаина (которую ему  кто-то  услужливо
подсунул),  он уже себя готов  был поставить на кон,  но  партнeры урезонили
его: у нас здесь не кичман воровской, а приличное общество!
     И увезли его, вдруг сразу обмякшего, вялого, на ту самую квартирку, где
он  до   этого  прозябал   и   которую   намеревался   впоследствии  сделать
квартирой-музеем для самого себя.
     Привезли его без пятнадцати одиннадцать, а  ровно в  одиннадцать явился
тот  самый  дружок  с  четырьмя  бутылками  пива  (день  был  воскресный)  и
музыкальной табакеркой.
     - Плюй в меня, - сказал ему Глюкин. - Я проиграл. Я всe проиграл!
     Дружок  плевать не стал, усмехнулся,  откупорил  пиво - и через полчаса
они  уже   мирно   сидели  на   балкончике,   обсуждая  разные  жизненные  и
умственно-духовные  проблемы,  овеваемые  ветерком  и  обдуваемые  пылью  от
проносящихся внизу машин...
     Роберт Ильич Глюкин - не самый типичный пример того типично российского
типа,  который  можно назвать Дельцом-Самоуничтожителем,  несложно  было  бы
придумать  что-то  потипичнее  и  поярче, но  я  не  раз  уже  говорил,  что
предпочитаю взять  историю пусть не сильно в  глаза  и  ум шибающую, зато из
жизни.
     Тип  этот  имеет  давние  исторические корни. И  я даже не тех  русских
прожигателей жизни имею в виду, которые, кровью и  потом  заработав капитал,
спускали  его,  бывало,  в  одночасье  с   помощью  карт,  женщин,  цыган  и
шампанского в серебряных  вeдрах. Нет,  имелись и потоньше  личности.  Самый
известный, конечно, это Савва  Морозов, который на революцию, на собственную
то есть погибель, деньги давал.
     Потом,  естественно,  этот тип ушeл в подполье,  в  сферу криминальную,
хотя тенденция  сохранилась; кроме  того,  были ведь  и  дельцы не только от
частного  предпринимательства,  но и,  скажем,  от  науки, от  искусства, от
литературы  той  же,  -  и  то  там,  то  здесь  вспыхивал   синим  пламенем
представитель   племени  дельцов-самосожженцев,  по   неизвестным   причинам
пускавший на ветер нажитую  репутацию, нажитые деньги и стремительно - и при
этом  в  восторге   гибельности!  -  падавший  с  верха  сословной  лестницы
теоретически бессословного социалистического общества на самое его дно.
     Во  время  наше он полностью  возродился, обрeл новое дыхание  и  новые
краски.
     Основная примета этого типа всe  та  же: безудержная работоспособность,
феноменально  быстрый успех в накоплении  материальных благ - и  потрясающее
умение обратить в  прах эти блага за самое короткое время.  Ну, если не все,
то значительную часть - швыряя деньги, как грязь, направо и налево.
     А может,  корень -  в исконном  российском  подозрительном отношении  к
богатству,  которое  всегда  считалось  (за  исключением,  может,  наследных
дворянских   состояний  -   до  отмены   крепостного  права)  нажитым  путeм
неправедным? Может, в крови у русского человека понимание  денег  как греха,
даже если он в Бога не верит (но  в чeрта  часто верит при этом)? - вот он и