Вот  это: "Что  надо, то и  есть, а  что есть, то  и надо!"  - девиз на
несуществующем  гербе  Минималиста,  того  социально-психологического  типа,
который незримо, но гордо процветал в советское время и  уныло, без прежнего
куража, прозябает сегодня.
     Минималист произошeл из Максималиста. Вернее, это одно и то  же. Смотря
с какой стороны посмотреть.  С одной стороны посмотришь на него: Минималист.
С другой - вроде Максималист.
     Это не так запутанно, как кажется.
     В детстве, помнится, сидел  я с  друзьями, рассматривал букварь. Или не
букварь.  В общем,  какую-то  школьную  книжку.  Главное: начиналась  она  с
портрета  лысого  человека,  а   заканчивалась  красивыми  рисунками:   дома
высотные, трамваи  стремительные, магазины зеркальные. Подписи  гласили, что
через десять лет  (или пятнадцать, могу  ошибаться) транспорт и  жильe будут
бесплатными,  а   сегодняшнее  поколение  будет  жить  при  коммунизме.  Про
бесплатность магазинов  не говорилось,  но раз уж они  были  нарисованы,  то
коммунизм  мы в первую  очередь связывали не с транспортом или жильeм, плата
за  которые  нас абсолютно не волновала,  а - с магазинами. Всe будет даром,
вот что для нас был коммунизм.
     - Нет, но это как же это? - сомневался кто-то из нас. Может, это был я.
- Как  же это - всe бесплатно?  Это тогда все как  ломанутся! -  и сразу всe
разберут!
     -  А  всего  будет  столько, - ответил другой, -  что  разобрать нельзя
будет! Берут, берут - а не кончается!
     - Нет, - рассудительно заметил третий. - Нет, наверно,  не в этом дело.
А в том дело, что все умные будут. Зачем хапать по десять штанов, если нужны
одни? Зачем мешок конфет, если больше кило всe  равно за раз не съешь?  Если
бы сейчас  все  были  умные,  то  и сейчас  бы всем  всего хватило.  Если бы
поровну.
     И двое согласились с ним: да, точно, если бы  все были умные, коммунизм
уже завтра наступил бы.
     Это был разговор юных Максималистов, верующих в будущую справедливость.
Из таких вырастали леваки, критикующие тайно или явно происходящее с позиций
ортодоксального  коммунизма,  люди с судьбами часто трагическими.  Из  таких
вырастали  и разочарованные люди, решившие, что справедливость  невозможна в
принципе, из  таких вырастали и  не желающие смириться  Правдоискатели. (См.
"Правдоискатель"). Из таких вырастали и Минималисты. Третьим в нашем детском
разговоре был упоминавшийся уже в других местах Роберт Ильич Глюкин, он-то и
стал ярко выраженным Минималистом.
     Российский минимализм не  имеет ничего общего с древним  аскетизмом или
стоицизмом.  То есть что-то от аскетизма и  стоицизма всe-таки есть, но, как
ни  парадоксально,  гораздо  больше,  если  взять  опять  древние  слова,  -
гедонизма и даже чуть ли не эпикурейства!
     Роберт,  закончив  школу и институт, женившись  и  заведя двух детишек,
спервоначалу  упeрся  в жизнь,  чтоб обеспечить  семью благополучием. И  уже
вроде обеспечил, но  тут понял,  что ему  грозит  вечное  беспокойство,  ибо
пожелания супруги росли в геометрической прогрессии, да и сам он в себе стал
замечать  нехорошую суетливость  -  и потливость  ладоней. И  он  понял, что
выраженье "всe - или  ничего"  - о нeм. Он проанализировал это обстоятельно,
как  всякому думающему русскому человеку свойственно, и пришeл к выводу, что
дело не в количестве  ощущений, получаемых от различных  жизненных благ, а в
качестве. Кто-то и в  море купается  как в грязной лохани, не чувствуя  душу
моря, а кому-то дано в обычной ванной или открытия совершать (Архимед), или,
окунувшись с головой, воображать  себя Жаком Ивом Кусто  и,  поводя  руками,
разгонять невидимых рыб.
     И  Роберт Ильич стал отучать  душу  от сквалыжничества  и приучать еe к
изощрeнности восприятия.
     В пору  очередей и нехватки предметов первой необходимости Роберт Ильич
пришeл к  выводу, что даже имеющегося -  слишком много. Человек, подумал он,
тем  и  должен  отличаться  от животного,  что  не  подчиняется импульсивным
прихотям.  Тот же волк: захотел жрать - и давай не медля рыскать, убийца,  в
поисках несчастного зайца.
     А - потерпеть?
     Тут же Роберт Ильич стал пробовать. Он не ел ничего утром, не ел ничего
в  обед,  ссылаясь  на  неполадки  с  желудком. Вечером же сварил  себе  две
картофелины,  взял  кусочек хлебца  и  кусочек  маслица  -  и  скушал  это с
наслаждением невероятным, какого никогда не испытывал!
     Или вот раньше он  был  злостный курильщик, жена попрекала,  что одними
сигаретами он огромную брешь в семейном бюджете прошибает. Но  не из-за этих
попрeков, а следуя своему плану, Роберт Ильич решил курить не чаще, чем один
раз в три часа. Первые три часа были мукой. Но когда закурил - голова кругом
пошла от  сладкой  истомы.  С тех пор так и курит: три часа слегка мучается,
кашляет, но зато потом блаженствует.
     В самое  короткое время  эти  мероприятия привели  к  тому, что за счeт
одной  только экономии  Роберт  Ильич  позволил  себе  отказаться от  всяких
приработков и ходил лишь на службу в Статистический Вычислительный Центр.
     Однако,  жизнь  не  только  из  материального  состоит.  Роберт  Ильич,
например, любил почитать, телевизор посмотреть.
     Он покупал, как и раньше, новую книгу, о  которой все вокруг  говорили,
но не набрасывался на неe  сразу, чтобы до  утра глаз не сомкнуть. Он ставил
еe на полку,  на  видное место, и  ходил  вокруг  и  около поглядывая.  Руки
чесались,  любопытство  снедало,  ум  изнемогал,  но  он  -  терпел.  И  вот
окончательно  припекало,  он хватал  книгу, бросался на диван, чтобы упиться
шедевром. И - упивался.
     Свою  методу  Роберт  Ильич распространил  на  всe.  Естественно, и  на
отношения с женой. Конечно, в них не было уже юной пылкости, но Роберт Ильич
знал: теперь можно всe вернуть.  Регулярный интим раз  в неделю  всe портит!
Нужно терпеть. И через месяц, нет,  лучше через два! - будет такой  бурлеск,
такой фантазм, такой всплеск страсти! - Роберт Ильич  заранее вне  себя был.
Через месяц  он  сон потерял. А  когда однажды супруга на  него  во сне руку
положила,  невнятно  что-то говоря  жалобно  и притягательно, он  вскочил  и
побежал под холодный душ.
     До  двух месяцев оставалось меньше недели, но  тут  жена ушла от него к
маме,  не  объясняя причин, ушла с детьми, с последующим разводом и разменом
жилья.
     Но  детей  Роберту  Ильичу разрешили  навещать  -  и он  стал любить их
гораздо больше,  чем в ту пору, когда  они  ежедневно болтались у него перед
глазами. (И это было блестящее подтверждение его теории!)
     Тем  временем  произошли  изменения и  в отношении  работы.  По  правде
говоря,  Роберт  Ильич  своей  скучной  службой  не был  доволен.  Их  отдел
занимался  расчeтами: давалось на месяц или, допустим, на квартал, задание -
и будьте любезны. Ну, помаленьку-потихоньку, по чайной ложке в час - тянули,
а к  исходу срока  - аврал. Роберт же Ильич попробовал -  вообще  ничего  не
делать.  То  есть совсем  ничего,  даже  книг  и газет тайком не читать  или
кроссворды  разгадывать,  пряча  их под  деловыми  бумагами.  Просто  сидел,
склонясь  над  столом,  и  водил  время   от  времени  рукой,  якобы  что-то
записывая... Уже через день он думал, что с ума сойдeт. Если  б не служебные
чаепития  и перекуры, может, и сошeл бы. А так - выдержал сорок  четыре дня!
До сдачи его части общей  работы оставалось  шесть дней -  и как он работал,
как  он  работал! Что творилось  в  душе  его  эти  шесть  дней! Альпинисту,
делающему последние шесть шагов к вершине Джомолунгмы, я  думаю, не испытать
того восторга, какой испытал  Роберт Ильич. Никто из сослуживцев представить
даже  не мог, какие бездны вдохновения и трудового азарта скрыты в их нудной
работе!
     Однако кончилось это тем, что Роберт Ильич попал под сокращение штатов.
     Но ему нужно было для проживания так мало, что он  устроился сторожем и
вполне обходился скудным сторожевским жалованьем. У него сломался телевизор,
не на что было купить  новых книг, но он  или перечитывал старые, или вообще
только радио  слушал - с гурманскими ощущениями, для  других недоступными, -
учитывая,  что слушал  он его не в любую минуту,  когда захочется, а  лишь в
разрешeнные себе часы.
     А время от  времени  он, переставший  общаться с друзьями  и знакомыми,
хотя  был  от  природы  весьма  коммуникабелен,  устраивал  себе   праздник:
приглашал  одного-двух бывших  приятелей и блаженствовал,  выпивая несколько
бутылок пива, закусывая любимым блюдом: яичницей с колбасой.
     Роберт  Ильич Глюкин - крайнее проявление типа Минималиста. (К тому же,
он изменил ему впоследствии; см. - "Делец-Самоуничтожитель".)
     Но  и  у прочих Минималистов основной  стержень характера был  тот  же:
установка  на  то,  чтобы  сознательно  обходиться малым -  и  в  этом малом
находить  вкус и  аромат настоящего бытия! Может показаться, что Минималисты
были  пассивной опорой режима.  Между тем, они, как это ни  дико звучит, для
себя жили уже при коммунизме! Ведь принцип коммунизма, как накрепко запомнил
я  и  все мои ровесники  со школьной  скамьи: "От каждого  по  способностям,
каждому - по потребностям!". И минималисты довели уровень своих потребностей
до того, что если бы, как мечтали мы детьми, все согласились жить так же, то
коммунизм и впрямь уже вчера наступил бы, а то и позавчера.
     К  тому   же,  именно  они  расшатывали   строй  своим  свободомыслием.
Минималист  являлся, в отличие  от большинства, Человеком Вне Очереди, - ибо
никогда ни в какой очереди не стоял.
     Человек Очереди связан по рукам и ногам. "Пойдeм  поговорим  о любви  и
дружбе! - скажешь ему.  - Пойдeм в  театр, пойдeм читать вслух стихи! Пойдeм
выразим протест против методов поддержки танками социалистической законности
в дружественной Чехословакии!"
     "Нет, - скажет  Человек  Из Очереди, - нет, не могу, извини. Видишь,  у
меня 1666-й номер, совсем ничего  осталось, зря, что ли, я неделю тут стоял?
Вот подойдeт очередь - и я к вам, ведь я тоже стихи люблю,  я любовь люблю -
и уж,  конечно, против  танков! Передайте им от моего имени... Куда  прeшь?!
Куда?!.."
     Но очередь никогда не кончалась - или тут же начиналась новая...
     Минималист   же,  не  завербованный  ни  Очередью,   ни  Карьерой,   ни
Репутацией, ни Бытом - ничем!  - всегда  был свободен в своeм мнении. Он был
пролетарий  мысли, ему воистину нечего было  терять, ибо он  ничего не имел,
так что вымыслы  о его потакании  режиму  - беспочвенны. Наоборот, если кому
должны  поставить  памятник  новейшие  властители,  то  именно  Минималисту,
который как никто готов был воспринять любые новые идеи.
     Но нет ему памятника.
     Да и самого его - нет.
     Ибо  настоящим Минималистом может  называться  лишь тот,  кто, как  уже
говорилось,  сознательно  и  высокоинтеллектуально  ограничивает  себя  ради
достижения внутренней свободы, независимости и гармонии.
     Для человека же, который питается раз в  день,  имеет одни штаны и  две
рубашки  и,   кроме  радио,  другими  благами  технотронной  цивилизации  не
пользуется, но делает это не по своему выбору, а вынужденно, есть другое имя
- Нищий.
     А буква Н у нас - следующая, да и та отдана другому типу.

        Н. НЕФОРМАЛЫ

     Может  показаться,  что в данном реестре оригинальных  типов, придавших
своеобразие  нашей  эпохе, автор  совсем не коснулся некоторых  социальных и
возрастных групп населения. Например - где молодeжь?
     Молодeжь - есть. Почти все  выше- и нижеописанные типы применимы к ней.
Любой  молодой  человек  может  в  зависимости  от  обстоятельств  и   своих
склонностей стать и Балаболом, и Вахлаком, и Йогом, и Универсалом, и т.д.
     Но   есть  зато  исключительно  молодeжный  тип,  закрытый  для  других
возрастов.
     Это тип Неформала, со всех сторон  изученный, описанный и заклеймлeнный
в  советское время и  реабилитированный (частично) в  постсоветское, ведущий
происхождение своe от Неформала западного.
     Но мои исследования привели к выводу,  что нынешний российский Неформал
- особенный, ни на что  предыдущее не похожий, -  уже  в силу того, что БЫТЬ
ЕГО  НЕ  ДОЛЖНО. По-настоящему сейчас лишь  тот Неформал,  кто  не  является
неформалом, а тот, кто  объявляет себя  неформалом, автоматически  перестаeт
быть Неформалом...
     То есть...
     Попробуем разобраться.
     Кратко (для  несведующих  -  и  для потомков,  естественно): упрощeнная
история вопроса.
     Итак,  неформалы  появились на  Западе в 60-е годы. Сначала хиппи, чуть
позже  -   панки.  (Остальные  группировки  опустим  для  лаконизма.)  Грубо
характеризуя, хиппи  -  немытые и грязно одетые, длинноволосые миротворцы  и
свободолюбцы,  не  признающие  пошлых  законов  государства,  живущие  часто
колониями;  панки -  немытые  и  грязно  одетые, с  гребнями, проплешинами и
разноцветными радугами на  голове,  они агрессивнее, чем хиппи, но так же не
признают  пошлых  законов  государства.  И  те,  и  другие были  порождением
сексуальной революции, рок-музыки, своим появлением  они знаменовали протест
против буржуазного истеблишмента.
     Хиппи и панки  советские, по сути  своей,  не  отличались  ничем, кроме
более  глубокой теоретической  подготовки;  это уж  обязательная  российская
особенность:  знали  труды Бакунина, Кропоткина  и  т.п.  Протестовали  тоже
против  пошлых  государственных   законов   и  против  истеблишмента,  но  -
советского.
     На пике  своего существования, в первую волну перестроечных событий,  в
1988 г. было зарегистрированно  хиппи в Москве -  136 745  чел. (учитываются
те, кто  при  опросах назвали  себя таковыми),  в  Ленинграде  -  23  643, в
Свердловске - 9498, в Саратове  - 1801. Панков было: в  Москве - 57  459,  в
Ленинграде - 10 111, в Свердловске - 5934, в Саратове - 102.
     Опрос же  конца 1997  года, то есть почти  десять лет  спустя,  показал
такие  цифры:  хиппи  в  Москве  -  647  чел.,  в  С.-Петербурге  -  124,  в
Екатеринбурге - 32, в Саратове - 6. Панков: в Москве - 1659, в С.-Петербурге
-  1231,  в  Екатеринбурге  -  386, в  Саратове  -  19,5.  (Последняя  цифра
получилась странной из-за того, что при опросе  один  из респондетов сказал,
что сегодня он ещe панк, но насчeт завтра - не ручается.)
     Легко  увидеть, что  при  общем  спаде  неформальского движения,  панки
одолели хиппи; это является  выражением тенденции повышения  агрессивности в
нашем обществе.
     Они ещe держатся. Они называют  себя пост-хиппи и пост-панки. Некоторые
хитроумно поименовались: хип-панки  (или хипанки).  Им не хочется уходить  с
исторической  арены. Но  против  объективности  не  попрeшь, а объективность
проста, как  пряник, и  заключается в элементарном  законе единства и борьбы
противоположностей.
     На  Западе  истеблишмент  остался  истеблишментом,  приличия   остались
приличиями - и даже усугубились, но ни одеждой, ни повадками, ни сумасшедшим
хайром  никого не удивишь,  это  стало  игровой  частью  быта:  молодая жена
богатого адвоката  катается на велосипеде в  драных джинсах,  сам адвокат во
время  уикэнда забавляет  гостей  хулиганской  песенкой Джима  Моррисона под
гитару.  Общество  развитого капитализма поступило  так, как  оно  и  всегда
поступало в  20-м веке: использовало  энергию,  направленную  против себя, в
своих целях - и обратила еe в  нужное русло, т.е. русло потребления. Явилась
так называемая рейв-культура, т.е. массовые танцы под массовую музыку.
     Нашим же родным неформалам вообще хоть топись. С одной  стороны, так  и
хочется  бросить  вызов  морали, истеблишменту, государству  и т.п.  Но  как
бросишь  -  если нету  ни  морали,  ни истеблишмента,  ни  государства в его
нормальном полноценном виде?! Нет внешнего врага, без  которого неформальное
движение - гибнет! Как панковать или хипповать?  - если  чуть не большинство
населения панкует  или  хиппует  (без  намерений  делать  это,  то есть даже
естественней   и   правдоподобней!):  тут  тебе  и   отрицание  гигиены  или
затруднительность соблюдения оной, и  свободная  тебе любовь, и  насмешливое
отношение  к  обязанностям  перед  государством  и   обществом,  а  хайр   у
какого-нибудь  бомжа настолько  роскошен в  помоечной своей  кудлатости, что
хиппарю и панку остаeтся лишь бессильно завидовать.
     В отчаянии  неформалы портят  кровь кому могут: преподавателям в школе,
родным и близким, но желаемого удовлетворения не получают.
     И совсем  бы им пропбсть, если  б  не выручка  со стороны  их  заклятых
врагов: гопников. Версий  происхождений этого слова много, но суть одна: это
простые молодые граждане своей  страны, считающие себя  нормальными (меж тем
назвать нормальным хиппи или панка - смертельно оскорбить его), а "нефрув" -
выпендрeжниками, которых нужно  уничтожать морально и  подавлять  физически.
Хиппи при этом, как  правило,  от контактов речевых и физических уклоняются,
панки же иногда вступают в препирательства как словесные, так и кулачные, и,
увы, почти всегда бывают биты.
     Во время социалистической государственности гопники (которые  сами себя
так, конечно, не именуют) чувствовали за собой мощную поддержку государства.
Сейчас  же  их   гордости  льстит  то,  что  они  единственные,  как  рыцари
нормального  образа жизни,  отстаивают непреходящие  человеческие  ценности;
государство давно на всех махнуло рукой: не до вас. Правда, и у  гопников, и
у неформалов существует один и  тот же хмуро-настороженный недремлющий враг:
милиция. Но они предпочитают враждовать с нею раздельно.
     Нет  у неформалов  и  твeрдой  культурной почвы. Хиппи,  допустим,  ещe
слушают сладкогласого Бориса Гребенщикова и др.,  но не могут не чувствовать
досады  на   то,   что   отечественный   рок-н-ролл   стал  респектабельным,
либерально-концертным,  - следовательно,  сдохшим  как явление неформальное.
Панков подпитывает неистовый и матерщинный Егор Летов, но они чуют, что он и
сам растерян, ибо  его позиция  быть против того режима,  который сегодня за
окном, слишком единогласно принята и поддержана всеми, даже теми, кто слыхом
о нeм не слыхал. Ибо - всe против всего, все против всех.
     Как быть в такой ситуации?
     Они уходят...
     Невозможно быть неформалом в неформальном обществе.
     Они уходят, а иные уже ушли  - и лишь голос  их  остался, -  как  голос
гениальной Янки Дягилевой, упокой, Боже, еe душу...
     Но  пока ещe  они есть,  последние  могикане,  они ещe  даже умудряются
выделяться  в общей массе  -  и удивлять собою, и спасибо им хотя бы за это,
потому что удивляться мы отвыкли, притупление зрительных нервов - общее.
     А  может,   они,   сиротливые  дети   сдавшихся   родителей,   не  тому
сопротивляются, что есть, а тому, что грядeт?
     Что  же?  Что?  - хочется  спросить  их,  глядя в  их чужие,  холодные,
насмешливые глаза.
     Они  отворачиваются.  Они стоят  кожаными  чeрными  клeпаными  спинами,
подростково горбясь. Им стыдно за меня, они знают, что я и сам - знаю...

        О. ОБЛИЧИТЕЛЬ

     Облик Обличителя ублачен.
     Обездоленных  Объявляет   Обдуренными,   Обдымленными,   Обезволенными,
Обезверенными,      Обезглаголенными,      Обезденежными,     Обеззубевшими,
Обескураженными,       Обезличенными,      Обезоруженными,      Оболганными,
Обесславленными, Обессмысленными, Облапошенными, Обобранными, Оболваненными,
Околпаченными,  Опоганенными. Обидчиков Обвиняет,  Обгаживает  и  Облаивает:
Обагрeнными    Окровавленцами,    Очумевшими   Обалдуями,    Обвиральщиками,
Обволосатевшими   Обломами,   Обжиралами,   Обдиралами   Обворовывающими   и
Обвораживающими .
     Обличитель Обывателю  Обычному Обещает Обилие,  Обихоженное  Обиталище,
Обговорeнное Обеспечение, Одоление Одолевающих.
     Обманщиков  же и Обирателей - Обчистить!  Обобщить!  Обложить  Оброком!
Обравнять! Осадить! Обабки Обкорнать! Обухом Ошеломить! Оглумить! Оголить!
     Окрест - Оборотни! Оборотни! Опричники Околодьявольские!