ИНТЕЛЛИГЕНТ

     Любой,   кто   взялся   бы   за   составление   подобной   энциклопедии
характернейших типов русских оригиналов, украсивших нашу эпоху, без сомнения
против буквы И написал бы восторженной рукой: ИНТЕЛЛИГЕНТ!
     В  самом  деле, кто, если не он, -  достояние  нашей нации за последние
чуть ли не полтора века?
     Правда,  писатель  Даниил Гранин в  конце, кажется,  1997 года печально
пропел  отходную  Интеллигенту   в   газете  "Известия".   Не  будет  больше
Интеллигента, сказал Гранин. Будет теперь, как у всех, - Интеллектуал.
     Что ж, исчезновение грозит многим российским  оригиналам, об этом и моя
скромная энциклопедия свидетельствует.
     Но тем не менее, когда ещe в  тумане грезились все  остальные буквенные
пункты, я знал точно лишь одно: на букву И будет - Интеллигент.
     И вот подошeл к этой букве - и...
     Нет, здесь не тот казус, какой произошeл в случае с Гражданином:  когда
тип явно есть, а представителей оного -  не сыскать. Тут наоборот: в кого из
друзей и  знакомых мысленно пальцем  ни ткну - Интеллигент  несомненный! - а
начнeшь типизировать - и всe рассыпается, расползается по швам!
     Крамольная мысль возникает:  да был ли вообще  этот  тип, не выдумка ли
это?
     Начнeм с того, что каждый  понимал и понимает  его по-своему - да ещe в
зависимости от времени.
     До революции Интеллигент  был почти адекватен Гражданину.  Это то  есть
был человек общественного долга, образованный,  несущий свои знания и умения
в народ. Адвокат-демократ, литератор-либерал, сельская учительница,  земский
врач, "черты" которого узрел у советской  интеллигенции  упоминавшийся  нами
уже  поэт  А.  А.  Вознесенский  (поэтически  высказавшийся  вообще  по всем
проблемам  современности). Ну, и, хотите или  нет, - революционер из дворян.
Тот же Ленин - чем не интеллигент? Докажите, что нет!
     Если ж у человека было образование, но он не желал сближаться с народом
или,  например, не хотел  трудиться  задарма, если любил он не прогрессивные
журналы,  а, грешным делом, оперу  и даже иногда "Соколовский хор у  "Яра"",
под который славно после  трудов праведных выпить и закусить солeненьким, то
считался он, несмотря на прочие свои душевные качества, обывателем.
     Но были  ведь  ещe  и так  называемые  чеховские  интеллигенты: ноющие,
вялые,  вечно  безнадeжно  и  уныло влюблeнные  и скептически относящиеся  к
общественному  благу. Интеллигенты  как  бы второго сорта,  по  сравнению  с
активными, но ведь интеллигенты же!
     В любом  случае историческая  роль и  тех, и  других неблаговидна: если
первые  устроили Октябрьский переворот, то  вторые  спокойно  позволили  это
сделать. Вы скажете: а массы?  Массы, да. Но: не искушайте малых сих! К тому
же,  заказчик  всегда  более виновен,  чем  исполнитель. (Оговорюсь:  личное
мнение автора, как физического и юридического лица, расходится с мнением его
лирического  героя,  от лица  которого ведeтся данное  повествование.  Автор
считает, что заказчик всегда и во всeм - госпожа Мировая История.)
     После революции Интеллигент надолго попал под государственное сомнение.
Сперва, в эпоху учения о бесклассовом обществе, он слишком выделялся своими,
сволочь такая,  явно  классовыми  признаками  и  замашками.  А потом,  когда
признали,  что  и  при социализме  классы есть,  он  оказался  неполноценной
прослойкой между рабочим классом и крестьянством.
     Сперва  вопросом, что есть Интеллигент, никто не  задавался. Его просто
или  перевоспитывали,  или  уничтожали.  Или  чередовали  первое со  вторым:
сначала перевоспитывали, а потом уж уничтожали. Ибо как волка ни корми...
     Но  потом  ядерную  советскую  бомбу  создали,  потом советская  ракета
взлетела,  потом  "Ивана Денисовича" напечатали - и,  хоть вскоре  несколько
осадили,  но  стали  с  тех  пор  с  вынужденным  уважением  говорить: "наша
советская интеллигенция".
     И  она,  интеллигенция,  в   самом  деле  опять   оформилась  и   почти
заблагоденствовала - как сословие.  А  вот  с вопросом,  кто  есть  истинный
Интеллигент, началась чехарда, какой никогда не бывало.
     Очень популярным стало мнение, что, дескать, образованием  неча в глаза
тыкать, быть можно  дельным человеком от  сохи, от трактора, от  вагранки, и
при  этом  -  Интеллигентом.  В  одном из  популярных  фильмов  даже  весьма
симпатичный   тип  появился:   "слесарь-интеллигент".   Не   тот  деятельный
бездельник  В. М. Полесов, что  сатирически охаивался  Ильфом и Петровым,  а
совсем  другой:  мужчина  харбктерный,  умный,  сильный,  хоть и  звали  его
простецки Гошей.
     Но и другое мнение было: нет, мол, мы  так запутаемся, давайте всe-таки
считать Интеллигентом  представителя интеллигенции  как сословия (в  анкетах
отдела  кадров  это  соответствовало  слову   "служащий"),  но  не  простого
представителя, а того, кто,  желательно, ради идеи  и ради народа облучился,
например смертельной дозой радиации  (см. фильм  "Девять дней одного года"),
или,  кроме  основной  работы  тенором-солистом  в  оперном   театре,  ведeт
бесплатно кружок хорового  пения, или добровольно  едет  в  глухой сибирский
посeлок  - единственным врачом на  тысячу окрестных вeрст (см.  повесть Вас.
Аксeнова "Коллеги"),  то  есть опять  возникла  тема бескорыстного  служения
людям.
     Но  по   мере  затухания   послеоттепельного  энтузиазма  потребовалось
скорректировать облик Интеллигента - иначе в этот разряд  уже  никто  бы  не
попал. Стали  упрощeнно  считать,  что  Интеллигент  это  тот,  кто  получил
образование и работает головой, но в свободное время обязательно  играет  на
гитаре   и  поeт  песни,  читает  художественную   литературу,  интересуется
новинками кино, рыцарски относится к дамам. Неофициальная версия добавляла к
этим качествам ещe  и непременную принципиальность в общественных  вопросах:
кто леворадикально-социалистическую, кто антикоммунистическую, диссидентскую
- в зависимости от взглядов самих носителей и авторов версии.
     "Мы жили  активной духовной жизнью!"  - вот клич того, кто  считал себя
Интеллигентом  в те  годы,  а сейчас настроен грустно, вплоть  до того,  что
готов согласиться с собственной, объявленной писателем Граниным, погибелью.
     Активная  духовная жизнь! - пожалуй, единственная  зацепка, доставшаяся
нам в наше  время.  Не умственная  только  (это и  Интеллектуалы-космополиты
умеют), а именно духовная! Вот, в самом деле, зацепка, вот родовой и видовой
признак этого  типа:  как  жабры у Рыб, как отсутствие ног у Пресмыкающихся,
как плотоядие у Хищных и живорождение у Млекопитающих.
     По этому следу я и пошeл.
     Ибо  понял,  что  когда  мысленно   называл  своих  знакомых  и  друзей
Интеллигентами большой руки, то именно это и имел в виду.
     Например, Р.  А.  Он единственный  из  всех,  кого  я знаю,  продолжает
выписывать  и  читать  журналы  "Новый  мир",  "Знамя", "Звезду"  и  прочие,
отказывая  себе  во  многом.  То есть -  Интеллигент?  Но, отказывая себе во
многом, Р. А. не может отказать себе в пиве и портвейне. Напившись же пива и
портвейна, он ведeт себя  страшно неинтеллигентно. Можно быть сколько угодно
лояльным по  отношению  к  слабостям  человека,  но  продолжать его  считать
интеллигентным  после  того,  как он  час ругает тебя  по телефону  отборным
матом,  потом кидает  в жену книгой  Дж. Джойса "Улисс" (и попадает,  а это,
учитывая толщину книги, очень больно!), потом идeт к соседке и признаeтся ей
в  любви, и хватает  еe  руками,  получив же отказ,  грязно обзывает  еe  и,
простите, блюeт у порога любимой,  - так вот, продолжать после этого считать
его Интеллигентом как-то неудобно...
     Ладно, возьмeм И. К. Он журналы выписывать не в состоянии, но влюблeн в
классику, которую и преподаeт в  университете, при этом не пьющ,  семью свою
любит и лелеет. Но зато И.  К. трусливо отверг любовь женщины, заимевшей  от
него внебрачного ребeнка! (Или даже,  говорят,  двух детей  от двух женщин.)
Интеллигент ли он после этого?
     Хорошо,  возьмeм А. С. Он и  за журналами следит  (беря  их у Р. А.), и
классику читает, и музыкой увлечeн, и семьянин примерный, и внебрачных детей
не  имеет,  и не пьeт, будучи абстинентом.  Чем  не Интеллигент?  Но А. С. -
известный сквалыга и эгоист. Мало того, что он презирает всякую общественную
даровую деятельность, он  опустился  до того, что  даeт друзьям  (друзья!  -
святое понятие для Русского  Интеллигента!) деньги взаймы только в долларах,
то есть, учитывая инфляцию, в сущности - под ростовщические проценты!
     И  после  многодневных  мысленных поисков я остановился на единственной
кандидатуре.  Этот  человек,  имея  блестящие таланты, оценивает  их  весьма
самокритично  и  преподаeт  в музыкальном училище. После занятий  он идeт  в
подшефный детский дом, где тоже даeт  уроки. Бесплатно. После этого он  идeт
домой,  где,  улыбаясь огромными печальными  глазами,  обведeнными  синевой,
целует жену  и  гладит своими гениальными  пальцами двух замечательных своих
детей. Ужинает  картошкой. Садится  сочинять  музыку  -  в уме,  потому  что
пианино в трудный час  пришлось продать. По ночам читает: классику  и тот же
"Новый мир", беря  его у того же единственного Р. А. Недавно ему дали премию
за  его  воспитанников,  ставших лауреатами  престижного конкурса:  огромный
красивый  ковeр.  Он  передал  его  детскому  дому...   Всe   сходится,  всe
замечательно!  -  Настоящий  Русский  Интеллигент!  Но  зовут  его:  Соломон
Рустемович Кайрапетян...
     Поневоле вспомнишь одно из любимых eрнических выражений Ильи Фeдоровича
Глюкина (см. очерк "Ёрник"): "Есть только один настоящий русский интеллигент
- Иисус Христос".
     Что ж получается?
     Получается, что невозможно погибнуть российскому  интеллигенту - ибо не
может погибнуть тот, кто не существовал?
     Но  нет!  С  этим нельзя  согласиться  в силу того,  во-первых, что  не
хочется с этим соглашаться, и в силу того, во-вторых, что это - неправда.
     Истина, очевидно, в том, что Настоящий Российский Интеллигент  -  образ
собирательный. В который уже раз приходится вспомнить гениально  подмеченную
Гоголем ситуацию, в которой  оказалась Агафья Тихоновна из  его  "Женитьбы":
если  б нос от того, уши от другого,  осанку от  третьего - вот и  идеальный
жених! Образованность от одного,  бескорыстие от другого, духовную жизнь  от
третьего - вот и получится идеальный Интеллигент.
     И  вот  он-то,  существующий в каждом  из нас и  являющий себя иногда в
редких  человеческих  конкретных  примерах  наперекор всем моим рассуждениям
(просто  не хотелось  всуе  упоминать  этих  людей), он-то,  не  дающий  нам
согласиться до сих пор, что мы такое же  обезличенное потребительское быдло,
какими стали многие собратья наши по разуму в цивилизованных странах, да и у
нас дома, он-то, полагаю я, никуда не денется, не исчезнет, рано заупокойные
молитвы читать.
     Или я не прав?
     Тогда, по выражению одной знакомой моей, - извините за эмоцию...

        Й. ЙОГ

     Их много.
     Но это не те, кто занимается йогой. Те, скорее, чудаки, а не оригиналы.
Они не сообразили, что йога не физкультура тела и ума, а образ жизни.
     Слово йог,  перекочевав из Индии, оглушилось и наполнилось  близким для
нас тюркским смыслом.
     Йок - нет.
     От йоги осталось только стояние на голове.
     С виду российский йог ничем не выделяется среди других людей.
     До поры до времени.
     Йог неуязвим.
     Он тоже ходил на демонстрации под красными знамeнами, но - на голове.
     Идеологи видели: что-то не так, но не могли понять - что.
     Они привыкли сами ставить всe с ног на голову, а тут - добровольно.
     Значит - лояльность?
     Или всe-таки издeвка ?
     Издeвка! - произносил кто-то, к йогу приближались - а он уже на ногах.
     -  Перестаньте  стоять  на голове!  -  приказывал идеолог, не  в  силах
изменить приготовленную (и завизированную начальством!) фразу.
     - А я и не стою!
     - Но ведь стояли же?
     - Когда?
     Идеолог, терпеть не могущий конкретики, хватался за бледное своe сердце
и отходил.
     Быт и любовь для йога - не проблема.
     - Я ухожу от тебя! - говорит йогу жена.
     - Не слышу, - отвечает йог, стоя на голове.
     - Я ухожу, урод! - кричит жена.
     - Не слышу! - кричит йог.
     - Ты сдохнешь без меня! - кричит жена и остаeтся.
     - Ты что-то сказала? - спрашивает йог, стоя перед ней, - головой вверх.
     Или он сам приходит к женщине и говорит:
     - Я люблю тебя, - вставая, естественно, на голову.
     Женщина любит, когда ради неe стоят на голове.
     Она соглашается принять любовь йога.
     Когда же  опомнится - уже  поздно, от  йога невозможно  отвязаться.  Он
встаeт  перед  вами вниз головой  и  покачивается.  У  кого  поднимется рука
толкнуть?
     На что уж милиция, и та  бывает в недоумении. Только что шатался пьяный
человек, бери его  тeпленького, глядь: а он на голове -  и стоит крепко, как
телеграфный  столб.  Не  шелохнeтся. С одной  стороны,  не привыкать милиции
стучать по голове - даже и ногами, но  тогда, когда она в нормальном  месте.
Или  хотя бы в  горизонтальном  положении.  А  когда вот так, ноздрями вверх
рядом с пыльными сапогами... Как-то даже неловко...
     Идут годы - проходят годы.
     Идут времена - проходят времена.
     Наступают новые.
     Увлeкся йог, зарвался, азарт почуял, денежек захотел.
     Не соблюл.
     Схватить его! судить его! растерзать его!
     Вламываются толпой в офис, а он - на голове.
     - Бог мой, как он сам переживает!
     - Это он лечится. У него страшно плохое здоровье.
     - Просто он - человек будущего века. Нам его не понять.
     - Юродивый, он, братцы. А юродивых на Руси никогда не трогали.
     Все тихо расходятся.
     Йог встаeт на ноги, собирает манатки и улепeтывает.
     За бугор.
     Это - йог-предатель.
     Настоящие остались среди нас.
     - Извини, - говорю я  йогу.  -  Дурацкое  положение.  Через неделю  жду
деньги, а сейчас... В общем... Взаймы хоть сколько-нибудь... На неделю...
     - Взаймы? Сейчас посмотрим.
     И он встаeт на голову, одновременно шаря в  карманах.  Стоять на голове
без поддержки рук и трудно, и опасно.
     - Да ладно, ладно, - говорю я, - в другой раз как-нибудь.
     -  Как хочешь,  - пожимает плечами йог, оставаясь  на всякий случай  на
голове.
     - Извини,  -  говорю  я другому йогу  в другое время. - Я бы никогда не
напомнил, но сейчас... В общем, ты полгода назад брал на месяц... Ну, ты сам
помнишь...
     - Господи! -  хлопает себя йог по  лбу, одновременно переворачиваясь. -
Как  же я  забыл! Вот стыдоба! - И начинает  шарить по  карманам.  Стоять на
голове без поддержки рук и трудно, и опасно.
     - Да ладно, ладно, - говорю я, - в другой раз как-нибудь.
     - Как  хочешь, - пожимает плечами йог,  оставаясь на  всякий  случай на
голове.
     Йог-женщина (а  таких  тоже  много)  никогда не  встаeт на голову  - но
всегда готова это сделать. Брюки она не носит, она  не  сторонница  унисекса
вообще. Она слишком женщина.  Ты знаешь, что ей приятно напоминание об этом,
- с этого и начинаешь.
     - Послушайте,  - говорю я служительнице учреждения, где  решается, быть
может,  вся моя  будущая жизнь,  - послушайте,  вы должны понять меня  своей
тонкой женской душой. Войдите в моe положение.
     - Конечно! - говорит она - и явно намеревается встать на голову.
     Я, обладающий  слишком живым воображением,  представляю эти сто женских
килограммов вверх тормашками. Мне становится страшно,  я противен сам себе -
тем, что довeл еe до этого.
     И мне ведь известно, что ни одна женщина, как бы ни обещала, не встанет
на голову!
     Но - кто их знает? А - вдруг?
     Это  всe равно, что смотреть на  человека,  который  с карниза десятого
этажа грозится спрыгнуть.
     Не спрыгнет, хвалится!
     А - вдруг?
     Но Бог с ними, с женщинами.
     ...Когда йогу надо, чтобы его никто не увидел, он встаeт на голову.
     Когда ему надо, чтобы все его заметили, он встаeт на голову.
     Он умеет это делать на расстоянии.
     То есть - как?
     Очень просто.
     Вчера звоню  ему. Говорю: извините,  сколько можно тянуть? Или да,  или
нет! Мне нужна определeнность!
     - Понимаете... - сладко-извинительно начинает он  - и я  сквозь стены и
пространства  вижу! - вижу,  что он встал на голову. На чeрный матовый стол.
Ноги вольготно скрестил. Разговаривая, прихлeбывает чай.
     - Сукин сын, - молча шепчу я и кладу трубку.
     Если и вы встанете  на  голову,  его  это не смутит.  Он знает,  что вы
упадeте через час или через два, а он может так хоть год. И даже всю жизнь.
     Но всю жизнь - ему невыгодно.
     Выгодно - временами. Когда надо.
     Это можно выдать за экстравагантность.
     Но и за гражданскую позицию.
     И даже - ! - за консерватизм.
     За всe, что угодно.
     Ненавижу.
     Нет, не йогов.
     Они тоже - люди.
     Йог протягивает мне приветственную длань и подмигивает.
     - Ты ведь наш? - тихо спрашивает он.
     - Нет! - говорю я. - Нет. Йок!
     И встаю на голову.

        К. КРАЙНИЙ

     Во времена  государственных антиалкогольных  репрессий  стоял  я как-то
перед  Новым годом  в  очереди, надеясь  чего-нибудь к  празднику раздобыть.
Очередь - человек  тысяча,  не меньше.  У  входа в магазин всe кишмя кишело:
ругались, лезли, дрались, продирались, кого-то хитроумно подняли и запустили
прямо  по  головам -  и он пополз,  отбиваясь  и  отругиваясь,  к  заветному
прилавку. В конце  очередь была тиха, люди молча и терпеливо переминались. В
середине  тоже переминались,  но уже с нетерпением, изредка переговариваясь,
постоянно заглядывая вперeд. Ощущение было,  что очередь совсем не движется,
но я знал, что это не так. Только что я прислонялся к столбу у забора, а вот
уже не могу прислониться,  столб - за спиной остался. Впереди -  заснеженный
бугорок; я стал занимать себя мыслями о том, что скоро окажусь у бугорка,  а
потом - у разбитого ящика, на котором присела отдохнуть старушка, а потом  -
у той вон  глубокой поперечной колеи, которую оставила  проезжавшая здесь  в
распутицу тяжeлая машина - может, лет пять назад... А  там и  дверь  близка.
Время  от  времени  кто-то говорил, что он знает абсолютно  точно, что утром
Нюрке-продавщице завезли  сто пятьдесят ящиков  водки и, если она не укроит,
хватит всем. "А ты сам видел?" - спрашивали его. "Нет". - "А откуда знаешь?"
-  "Оттуда!" -  сердито отвечал  знающий человек - и спрашивающие совершенно
эти ответом удовлетворялись.
     И  вдруг  среди  временного полного  затишья  в нашем околотке раздался
тяжкий вздох, и мужчина средних лет в сереньком пальто и коричневой шапке, с
лицом бритым, приличным, уныло произнeс - с тоской и твeрдой уверенностью:
     "Не достанется нам водочки!"
     Тут  же  на  него  закричали  все,  кто  был  рядом. Его обзывали,  ему
говорили: "Не каркай, ворона!", его высмеивали, а человек,  знающий про  сто
пятьдесят ящиков, предложил даже  его из  очереди выгнать,  чтобы  людям под
праздник настроение не портил.
     Конечно, никто  этого  делать  не  стал  -  в  очереди  самый робкий  и
слабосильный человек становился монолитен и убрать его из очереди можно было
лишь ценой его смерти (что в те времена иногда и случалось).
     Я удивился:  чего  это  они  так? Ну,  вздохнул  мужчина,  ну  высказал
предположение,   -   почему  такой  дружный   отпор,  почему  такое  дружное
озлобление?
     И  лишь  позже, размышляя,  я  пришeл  к  выводу,  что  народ  в  своeм
чувствовании и  чутье  часто мудрее  наблюдателя-единоличника.  Наблюдатель,
обладая  способностями  и натренировавшись,  может  по  внешности  угадать и
профессию человека, и социальное  его  положение, и даже имя,  и даже что  у
него на сердце и что под сердцем лежит, но не угадает наблюдатель главного -
кто этот человек  по глубинной  своей  сути, к какому  неповторимому типу он
принадле