мне  наскучит.  Мне  будет  недоставать вас,
секретарь.  -  Он улыбнулся. - Почему бы вам все-таки не поступить ко мне на
службу?  Я  найду применение вашему острому уму и обширным знаниям, и вам не
придется жаловаться на мою неблагодарность.
     - Разве  можно  доверять человеку,  предавшему  свое  государство  за
несколько дукатов?
     - Я  не  прошу  вас предавать Флоренцию. Наоборот, у меня на службе вы
сможете  помочь  ей куда больше, чем на месте секретаря Второй канцелярии. У
меня уже служат флорентийцы, и мне кажется, они всем довольны.
     - Сторонники  Медичи,  сбежавшие вместе с ними и теперь готовые на все
ради куска хлеба.
     - Не  только.  Леонардо и Микеланджело оказались не столь горды, чтобы
отвергнуть мои предложения.
     - Художники. Они придут к любому, кто платит. Безответственные люди.
     Глаза герцога весело сверкнули.
     - У меня есть поместье недалеко от Имолы. Виноградник, пахотная земля,
лес.  Я  буду счастлив отдать его вам. И доход в десять раз больше того, что
приносят вам жалкие акры в Сан-Касчиано.
     Имола! Почему Борджа упомянул этот город, а не какой-то другой? И снова
Макиавелли подумалось, что герцогу известно о его злоключениях.
     - Эти жалкие акры в Сан-Касчиано принадлежат моей семье уже триста лет,
- холодно ответил Макиавелли. - И зачем мне поместье в Имоле?
     - Вилла - новая, красивая, удобная. Жарким летом очень приятно приехать
туда отдохнуть.
     - Вы говорите загадками, ваша светлость.
     - Я  посылаю  Агапито  губернатором  в Урбино. Кроме вас, я не знаю ни
одного достаточно  компетентного человека, который мог бы занять его место.
Однако в  этом  случае  могут осложниться переговоры с Флоренцией, которые
поведет ваш преемник. Поэтому я готов назначить вас губернатором Имолы.
     На  мгновение Макиавелли показалось, что остановилось сердце. Он не мог
и   мечтать   об  этом.  Когда Флоренция  присоединяла  к  своим  владениям
какие-нибудь  города,  губернаторами становились люди высокого происхождения
или  имеющие  влиятельных  покровителей.  Если б он стал губернатором Имолы,
Аурелия  гордилась  бы тем,  что  он  выбрал  именно ее. А уж отделаться от
Бартоломео,  когда  ему  это понадобится, он всегда сумеет. Герцогу явно все
известно.  Иначе  он  не  сделал  бы  такого  предложения. Но откуда? Не без
удовольствия Макиавелли отметил, что столь заманчивая перспектива совершенно
его не взволновала.
     - Я люблю родину больше, чем душу, ваша светлость.
     Эль  Валентино  не привык, когда ему перечили. И Макиавелли ожидал, что
герцог рассердится  и прогонит  его. Но,  к удивлению,  Борджа продолжал
задумчиво  смотреть на него, лениво играя орденом Святого Михаила. Казалось,
прошла целая вечность, прежде чем он снова заговорил:
     - Я  всегда  был с  вами откровенен, секретарь. Я знаю, вас не так-то
легко обмануть, и не буду тратить на это время. Я выложу карты на стол. И не
стану  просить вас  сохранить наш  разговор  в  тайне.  Все равно никто не
поверит,  что  я рассказал вам о своих планах. Синьория наверняка решит, что
вы   пытаетесь пустить  им  пыль  в  глаза,  представляя  свои  домыслы  за
действительные факты. -  Герцог  помолчал.  - Под моим контролем находятся
Романья  и  Урбино. Скоро я присоединю к ним Кастелло, Перуджу и Сиену. Пиза
сама просится под мою защиту. Лукка сдастся по моему первому требованию. И в
каком положении окажется тогда Флоренция, окруженная моими владениями?
     - Безусловно, в опасном. Но у вас есть договор с Францией.
     Ответ Макиавелли, судя по всему, позабавил герцога.
     - Два  государства  заключают  договор  о  дружбе,  исходя из взаимной
выгоды.  Однако  благоразумное правительство расторгает его, если положения
договора не отвечают его интересам. Будет ли король Франции возражать против
захвата Флоренции, если в обмен на его молчаливое согласие я предложу начать
совместные действия против Венеции?
     По  спине Макиавелли  пробежал холодок. Уж он-то знал, что Людовик XII
без  малейшего колебания пожертвует честью ради достижения своих интересов.
Он ответил не сразу, тщательно взвешивая каждое слово.
     - Ваша  светлость допускает ошибку, полагая, что Флоренцию можно взять
малой кровью. За нашу свободу мы будем сражаться до последнего.
     - Неужели? Ваши сограждане слишком увлечены торговлей, чтобы готовиться
к защите своей земли. Вы покупаете наемников, чтобы те сражались за вас. Как
глупо! Наемные  солдаты воюют только ради денег. Государство обречено, если
не  может  защитить  себя.  Единственный путь к спасению - создание из своих
граждан  хорошо вооруженной и обученной армии. Но разве флорентийцы способны
на   такие  жертвы?  Я в  это не  верю.  Вами  управляют  деловые  люди, а
единственное стремление деловых людей - любой ценой заключить нужную сделку.
Им нужна сиюминутная выгода, и они готовы на мир сегодня даже ценой унижения
и  гибели  завтра.  Ливий  писал,  что безопасность  республики  зависит от
цельности  людей.  А  ваши граждане неустойчивы. Ваше государство прогнило и
заслуживает уничтожения.
     Макиавелли  помрачнел.  Он  не находил возражений. А герцог неторопливо
продолжал:
     - Испания уже объединилась, Франция окрепла, изгнав англичан. Прошло то
время,  когда  города-государства   могли   оставаться   независимыми.  Их
независимость  -  фикция,  так как  не  опирается  на силу, и они остаются
свободными,  пока  это устраивает  ту же Францию или Испанию. Я контролирую
владения  церкви,  и  недалек  тот  день,  когда  падет  Болонья.  Флоренция
обречена.  Я  стану владыкой всей страны - от Неаполитанского королевства на
юге  до Милана и Венеции на севере. У меня мощная артиллерия, сильная армия.
С королем Франции мы поделим богатства Венеции.
     - Но  если  все  произойдет,  как  вы  рассчитываете,  - хмуро заметил
Макиавелли, - вы добьетесь лишь  усиления Франции и вызовете страх и зависть
как Франции, так и Испании. Каждая из них может стереть вас в порошок.
     - Верно. Но  с моими солдатами и золотом я представляю такого мощного
союзника, что сторона, к которой я примкну, наверняка одержит победу.
     - И по-прежнему останетесь вассалом победителя.
     - Секретарь,  вы были  во  Франции  и  вели  переговоры с французами.
Скажите, что вы о них думаете?
     Макиавелли презрительно дернул плечом.
     - Они  легкомысленны  и  ненадежны.  Если противник выдерживает ярость
первой атаки, их  храбрость тает как дым. Они не привыкли ни к трудностям,
ни к лишениям и, пожалуй, слишком беспечны.
     - Я знаю. Когда приходит зима с холодом и дождями, они расползаются из
лагеря, как муравьи, и их можно брать голыми руками.
     - С другой стороны, Франция богата. Ее король сокрушил баронов и очень
могуществен.  Возможно,  он  не  слишком  умен, но у него хорошие советники,
заботящиеся о благе государства.
     Герцог кивнул.
     - А что вы думаете об испанцах?
     - Я слишком редко сталкивался с ними.
     - Тогда послушайте, что я вам скажу. Они храбры, выносливы, решительны.
И  бедны.  Им  нечего терять, но приобрести они могут очень многое. Никто не
устоял бы перед ними, если б не одно обстоятельство: и войска, и вооружение
им  приходится привозить  только  морем.  И  однажды выбив их из Италии, мы
сумели бы не пустить их вновь.
     Эль  Валентино  замолчал, задумавшись. Его глаза горели огнем, и в них
Макиавелли   видел   отсветы   кровавых   сражений.  Окрыленный  сегодняшним
успехом, герцог чувствовал в себе силы превратить в реальность самые дерзкие
мечты, и  кто знает, какие видения возникали в его смелом воображении. Он
улыбнулся.
     - С моей помощью французы могут выгнать испанцев из Неаполя и Сицилии,
а испанцы - вышибить французов из Милана.
     - Тот,  кому  вы поможете,  останется тем не менее хозяином Италии. И
вашим тоже.
     - Если я помогу испанцам - да. Если французам - нет. Мы уже изгоняли их
из Италии. Прогоним и теперь.
     - Они дождутся удобного момента и придут снова.
     - Я  подготовлюсь  к встрече. Король Фердинанд - старая лиса. Если они
нападут  на  меня,  он воспользуется  представившейся возможностью и двинет
армию  во Францию. Он выдал дочь замуж за сына короля Англии. И англичане не
упустят  случая  объявить  войну  своим  заклятым  врагам.  Нет, у французов
больше причин бояться меня, чем у меня - их.
     - Но  папа стар, ваша светлость. Умрет он - и вы лишитесь значительной
части войск и почти всего золота.
     - Вы полагаете, что я не учитываю этого? Я все предусмотрел. Когда отец
умрет, следующего  папу  выберут по моему указанию. За ним будет стоять моя
армия. Нет, я не боюсь смерти папы. Она не нарушит моих планов.
     Герцог вскочил с кресла и начал стремительно шагать по комнате.
     - Именно церковь  мешает  объединению  нашей страны. Она недостаточно
сильна,  чтобы править  всей  Италией. Однако препятствует в этом другим. А
путь к процветанию Италии лежит через ее объединение в единое государство.
     - Наша  бедная  страна  стала  добычей  варваров только потому, что ее
раздирают на части герцоги и принцы, - вздохнул Макиавелли.
     Эль Валентино остановился и пристально взглянул на флорентийца.
     - Мой  дорогой  секретарь,  в поисках лекарства мы должны обратиться к
Евангелию. А там сказано: кесарю кесарево, а богу богово.
     Макиавелли  сразу понял зловещее значение слов герцога. И его поразило
спокойствие,  с  которым  тот  говорил о  шаге,  повергшем  бы  в ужас весь
христианский мир.
     - Правитель должен поддерживать духовную власть церкви, - хладнокровно
продолжал  Борджа,  -  чтобы  вернуть ее, к сожалению, утраченное влияние на
души  верующих.  Но  для  этого церковь нужно как можно скорее освободить от
бремени светской власти.
     Макиавелли лихорадочно пытался найти ответ на столь циничное заявление,
но тут в дверь постучали.
     - Кто  там? - сердито воскликнул герцог. Дверь отворилась, и на пороге
появился   дон  Мигель,   испанский   капитан,   высокий  мужчина  могучего
телосложения  с  жестоким лицом и огромными волосатыми руками. Говорили, что
именно он задушил прекрасного Альфонсо, возлюбленного Лукреции Борджа.
     - А, это ты. - Тон герцога сразу изменился.
     - Murieron.
     Макиавелли  плохо знал испанский, но и он понял значение этого мрачного
слова: "Они  умерли". Дон  Мигель остался у двери, герцог подошел к нему и
заговорил  шепотом  по-испански.  Вскоре  дон Мигель вышел, а герцог, широко
улыбаясь, вновь сел в кресло.
     - Вителлоццо  и Оливеротто мертвы. Они умерли не так храбро, как жили.
Оливеротто  на коленях молил о пощаде. Всю вину за предательство он взвалил
на Вителлоццо, говоря, что тот сбил его с пути истинного.
     - А Паголо Орсини и герцог Гравины?
     - Они находятся под стражей. Я буду держать их, пока не получу известий
от его святейшества папы. Макиавелли вопросительно взглянул на герцога.
     - Арестовав  этих  мерзавцев,  я тут же послал гонца к папе с просьбой
схватить кардинала Орсини. Паголо и его племянник подождут наказания за свои
преступления, пока я не узнаю, что кардинал схвачен.
     Борджа  сделался  мрачнее ночи.  Макиавелли  встал, приняв наступившее
молчание  за окончание аудиенции, но герцог нетерпеливым взмахом руки вернул
его на место. И заговорил вновь низким, сердитым голосом.
     - Мало  уничтожить  мелких  тиранов,  подданные  которых стонут от их
плохого  управления.  Мы  стали  жертвой  варваров.  Ломбардия разграблена,
Тоскана  и  Неаполь  платят дань. Я один могу сокрушить этих чудовищ. Я один
могу освободить Италию.
     - Италия молится за освободителя, который разобьет ее цепи.
     - Это  время  пришло, и те, кто пойдет со мной, прославятся на века. -
Герцог буравил Макиавелли глазами. - Почему вы отказываетесь присоединиться
ко мне?
     Макиавелли тяжело вздохнул.
     - Я  всем  сердцем  хочу помочь освобождению Италии от этих варваров,
опустошающих  нашу  землю,  насилующих наших женщин, грабящих наших граждан.
Возможно,  вы  - тот человек, который принесет нам свободу. Но, встав в ваши
ряды,  мне  придется  заплатить  слишком высокую цену: пожертвовать свободой
города, давшего мне жизнь.
     - С вами ли, без вас Флоренция все равно потеряет свободу.
     - Тогда я умру, защищая ее.
     Герцог пожал плечами.
     -  Ответ,   достойный   древнего  римлянина,   но   не современного
здравомыслящего человека.
     Борджа  высокомерно  кивнул,  давая  понять,  что аудиенция закончена,
Макиавелли встал, поклонился и направился к двери.  Но герцог остановил его.
     - Прежде чем вы уйдете, секретарь, - произнес герцог с какой-то особой
учтивостью,  - я  бы  хотел  воспользоваться  вашим  советом. В  Имоле  вы
подружились  с Бартоломео  Мартелли.  Он  успешно провел для меня несколько
торговых  операций.  Сейчас  мне  нужен  человек  для поездки во Францию. Он
должен будет  провести  переговоры с торговцами шерстью. Потом ему придется
заехать в Париж. Как вы думаете, могу я послать Бартоломео?
     Макиавелли  понял,  что  скрывается  за  этим  вопросом.  Теперь  он не
сомневался:  герцог в курсе его любовных увлечений. Губы Макиавелли сжались,
но ни один мускул не дрогнул на лице.
     - Раз  вы,  ваша светлость,  сочли  возможным  поинтересоваться моим
мнением,  я  скажу.  Бартоломео  помогает  вам держать в повиновении жителей
Имолы, и было бы ошибкой отсылать его во Францию.
     - Вероятно, вы правы. Он останется в Имоле.
     Макиавелли снова поклонился и вышел.

30

     Пьеро и слуги ждали его у ворот. На темных улицах не было ни души. Лишь
мертвецы  валялись  в канавах, да на площади для устрашения остальных висело
несколько  мародеров.  В  таверну,  запертую на крепкие засовы, их впустили,
лишь   внимательно  оглядев  в глазок.  После пронизывающего холода ночи
Макиавелли  особенно  обрадовался  весело потрескивающим поленьям в кухонном
камине.  Кто-то  пил, некоторые играли в карты и кости, большинство спало на
полу  или  на  скамьях. Хозяин положил матрац для Макиавелли и Пьеро в своей
комнате  рядом,  с  широкой  кроватью, на которой спали его жена и дети. Они
легли, завернувшись  в  плащи.  Но  если Пьеро, утомленный дорогой из Фано,
волнующими  событиями  дня и долгим ожиданием у дворца, мгновенно заснул, то
Макиавелли еще долго не мог сомкнуть глаз.
     Эль  Валентино, несомненно, знал о его неудавшейся интрижке с Аурелией.
Но  герцог  допустил  ошибку,  рассчитывая,  что  ради Аурелии  он  изменит
Республике  и  перейдет  к  нему  на  службу.  Неужели он  не понимал, что
здравомыслящий человек  никогда  не  смешивает любовную страсть и жизненные
устои? Макиавелли  не видел  Аурелию несколько недель, и если его все еще
тянуло к ней, то причиной была не любовь, а уязвленное самолюбие. Но больше
всего  Макиавелли  интересовало,  каким  образом  герцог  узнал о его тайне.
Конечно,  не  через  Пьеро,  юноша доказал свою верность. Через Серафину? Он
принял все  меры,  чтобы  та  ни  о чем не узнала. Монна Катерина и Аурелия
приняли  слишком  активное  участие  в осуществлении их плана, чтобы предать
его.  Нина?  Нет,  ее  тоже держали в неведении. И тут Макиавелли догадался.
Какой же он глупец! Это же ясно как день. Фра Тимотео! Вне всякого сомнения,
он был шпионом герцога. Близость к Серафине и семье Бартоломео позволяла ему
следить  за  флорентийским  послом.  Через монаха Эль Валентино узнавал, чем
занимался  Макиавелли, кто  к нему  приходил,  когда он посылал письма во
Флоренцию и получал ответы. И не случайно герцог вызвал его в ту ночь, когда
Бартоломео  спокойно  молился  у  гроба  святого  Виталя, а секретарь прибыл
именно в  тот момент,  когда он выходил из дома. Ведь фра Тимотео знал все
подробности  и сообщил  о них своему хозяину. Макиавелли охватила ярость. С
какой  радостью  он  свернул  бы  шею  этому  хитрому монаху. Видимо, Борджа
полагал,  что  неудача разожжет  страсть  Макиавелли и тот ухватится за его
заманчивые  предложения.  Поэтому  фра Тимотео  и  отказался помогать ему в
дальнейшем.  Это  он  внушил  Аурелии, что  само  провидение уберегло ее от
смертного греха и впредь она не должна поддаваться искушению.
     "Интересно,  сколько заплатили ему сверх моих двадцати пяти дукатов", -
пробормотал  Макиавелли,  уже забыв, что занял деньги у Бартоломео, а тот, в
свою очередь, получил их от герцога.
     Но  в то же время Макиавелли льстило, что Борджа приложил такие усилия,
чтобы  привлечь его к себе на службу. Герцог, судя по всему, ценил его очень
высоко. А господа из Синьории любили посмеяться над его шутками, с интересом
читали его  донесения, но не считались с его мнением и никогда не следовали
его рекомендациям.
     "Нет пророка в своем отечестве", - печально вздохнул Макиавелли.
     Уж  он-то понимал,  что  у него ума больше, чем у всех членов Синьории
вместе взятых. Пьетро Содерини, глава Республики, слаб и безволен. И скорее
всего, именно его имел в виду герцог, говоря о тех, кто предпочитает ничего
не  делать,  лишь  бы  не  допустить  ошибку.  Да и остальные члены Синьории
отличались  разве что посредственностью и нерешительностью. Они умели только
тянуть время. Его начальник, секретарь Республики Марвелло Виргилио, обладал
приятной  внешностью  и  был  хорошим оратором. Но Макиавелли не верил в его
способности.  Как  бы  удивилась вся эта братия, узнав, что посол, посланный
ими  к Эль  Валентино, маленький винтик в государственной машине Флоренции,
назначен губернатором Имолы и стал доверенным советником герцога! Макиавелли
не  собирался  принимать  предложение  Борджа, но  не мог  отказать себе в
удовольствии представить ужас Синьории и ярость недругов.
     Имола  была  бы  лишь  первым шагом. Если бы Чезаре Борджа стал королем
Италии,  он  бы занял место первого министра. Могла ли Италия найти в Чезаре
своего освободителя?  Даже  если  им  двигало честолюбие, герцог взялся за
благородное  дело.  Все  признавали  его  ум и храбрость, его любил и боялся
народ, ему  доверяли  солдаты.  И  в  Италии, раздавленной и порабощенной,
по-прежнему жил гордый дух предков. Объединенный сильной рукой, ее народ мог
бы  обрести  долгожданную уверенность в завтрашнем дне и двинуться навстречу
счастью   и  процветанию.  И  что  могло  прославить  человека больше,  чем
благословенный мир, который он даст страждущей стране.
     И тут  Макиавелли  пришла  в  голову  столь  неожиданная мысль, что он
вздрогнул,  толкнув  в бок  Пьеро,  который  недовольно  заворочался, но не
проснулся.  Происшедшее  в  Имоле  могло  оказаться  всего  лишь  шуткой Эль
Валентино, решившего поразвлечься.
     Макиавелли   прекрасно   знал,   что   герцога,   несмотря  на  внешнюю
вежливость,  не  устраивала  его  деятельность,  потому  что  он  не захотел
убедить  Синьорию  заключить  соглашение,  выгодное  Борджа.  Это могла быть
обыкновенная   месть. Кровь  бросилась  в  лицо  Макиавелли. Неужели  Эль
Валентино,  Агапито  и остальные следили за каждым его шагом и, захлебываясь
от смеха, придумывали, как помешать ему достигнуть желанной цели? Макиавелли
пытался  убедить  себя,  что  это  всего  лишь фантазия, которую надо тут же
забыть, но сомнения терзали его душу.

31

     На  следующее  утро,  оставив  в  Синигальи  небольшой гарнизон, герцог
повел армию на Перуджу.
     Лил   дождь,   и  под  копытами  лошадей  и  колесами  фургонов  дорога
превратилась  в  грязное  месиво.  В маленьких городках делали остановки. Но
разместить  такое огромное количество людей было невозможно. Только наиболее
счастливым  удавалось  найти  крышу  над головой. Макиавелли привык к теплым
мягким постелям, и его настроение ухудшалось с каждой ночью, проведенной на
голой  земле  в  крестьянских  хижинах.  От  отвратительной еды у него вновь
заболел  желудок.  В  Сассо-Феррато  герцог  получил  известие о  том,  что
родственники  Вителлоццо  убежали  в  Перуджу, а в Гуальдо его ждут граждане
Кастелло,  чтобы  сдать  ему  город.  Зат