у
камина за  вышиванием. Он мечтал вновь увидеть ее. Вполне вероятно, что при
новой  встрече она  показалась  бы  ему  менее  привлекательной. В каком-то
смысле это  только обрадовало бы Макиавелли: ему хватало дел и без любовных
интриг.  Хотя  после  забот  политических  ласки  Аурелии представлялись ему
особенно  приятными.  Его  размышления прервал слуга. Он сообщил, что пришел
мессер Бартоломео. Макиавелли быстро оделся и спустился вниз.
     - Граф,  прошу  извинить за задержку, я заканчивал письмо Синьории, -
солгал он.
     Бартоломео  явно  польстило  такое  обращение,  хотя он и заметил: мол,
можно обойтись   без  громких  титулов.  Он принес интересные  новости.
Вооруженные  крестьяне воспользовались строительными работами по укреплению
крепости  Сан-Лео, неподалеку от Урбино,  сломали ворота и вырезали гарнизон
герцога.  При  этом  известии  восстали все соседние деревни. Эль Валентино,
узнав  о  нападении, пришел в ярость. Он не сомневался: за крестьянами стоят
мятежные  капитаны.  Значит, они решились на открытый конфликт с ним. Дворец
бурлил в ожидании дальнейших событий.
     - Какими силами располагает герцог? - спросил Макиавелли.
     - Поезжайте в лагерь и посмотрите сами, - предложил Бартоломео.
     - Едва ли мне удастся получить разрешение герцога.
     - Тогда присоединяйтесь ко мне. Я как раз еду в лагерь и могу взять вас
с собой.
     Макиавелли вдруг осенило. Конечно, Бартоломео пришел не для того, чтобы
сообщить  о  взятии  крепости - не такой уж это секрет, а чтобы по поручению
герцога  пригласить  поехать  в  войска.  Как  охотник,  заслышавший шорох в
кустах, Макиавелли насторожился.
     - Вы,  должно  быть,  очень  влиятельный человек. Не каждому разрешено
свободно приходить и уходить из лагеря.
     - Ну  что  вы,  - заскромничал Бартоломео. - Просто герцог поручил мне
снабжение войск.
     - Наверное, вы неплохо зарабатываете на этом, - подмигнул Макиавелли.
     Бартоломео довольно рассмеялся.
     - Наоборот,  едва  покрываю  расходы. С герцогом шутки плохи. В Урбино
войска чуть не взбунтовались из-за плохой пищи. Герцог провел расследование
и, убедившись, что претензии солдат справедливы, повесил трех поставщиков.
     Они  отправились  в лагерь, находившийся в трех милях от города. Герцог
располагал  тремя  отрядами  по  пятьдесят  кавалеристов  под  командованием
испанских   капитанов,  конным   отрядом   из  ста  римских  аристократов,
присоединившихся  к его армии в поисках славы и богатства, и более чем двумя
тысячами  наемников.  При  бытие  шести  тысяч мобилизованных солдат герцога
ожидалось  со  дня  на день. Кроме того, одному из секретарей Эль Валентино
поручил   сформировать отряд  из  пятисот  гасконцев, рассеянных  по всей
Ломбардии,  а  другому - нанять полторы тысячи швейцарцев. Значительную силу
представляла  и  мощная артиллерия герцога. Макиавелли внимательно наблюдал,
задавая множество вопросов и солдатам, и офицерам. И в конце концов пришел к
выводу: недооценка сил герцога может привести к опасным последствиям.
     Дома  Макиавелли  ждала  записка  Агапито да Амалы. Герцог назначил ему
аудиенцию  на восемь часов. После обеда Макиавелли послал Пьеро к Бартоломео
передать  приглашение  посидеть  вечерком  в  "Золотом льве", выпить немного
вина.  Пока  только  через  мужа он мог увидеться с Аурелией, а для этого он
должен подружиться с ним. Предложение провести вечер с флорентийским послом
наверняка польстит самолюбию Бартоломео.
     Немного  отдохнув,  Макиавелли  решил еще раз поговорить с Серафиной. В
беседе с  Пьеро  она  хорошо  отзывалась  о Бартоломео. Вероятнее всего, из
осторожности,  полагал Макиавелли.  Если он хоть как-то разбирался в людях,
она скорее обижена на этого толстяка, чем признательна ему за его милости.
     Спускаясь вниз,  Макиавелли  запел флорентийскую песенку - своего рода
маленькая хитрость.
     - Вы  здесь,  монна  Серафина?  - притворно удивился он, заглядывая на
кухню. - А я думал, вы ушли.
     - У вас чудесный голос, мессер Никколо.
     - Благодарю за комплимент. Можно войти на минутку?
     - У  моего  старшего  сына  тоже прекрасный голос. Мессер Бартоломео,
бывало,  приглашал  его  к  себе,  и они пели вместе. У мессера Бартоломео -
бас. Странно, что у такого большого сильного мужчины такой слабый голос.
     -  Мой  друг  Биаджо  Бонаккорси,  флорентийский родственник  мессера
Бартоломео,  и я  тоже  любим петь  дуэтом.  Жаль,  я  не  привез лютню! С
удовольствием спел бы вам.
     - У  меня осталась лютня сына. Он хотел взять ее с собой, но это очень
дорогой   инструмент, подаренный  его  отцу, моему  бедному мужу,  одним
аристократом за оказанную услугу. Я уговорила сына оставить лютню дома.
     - Вы позволите мне взглянуть на нее?
     - Боюсь, не порвались ли струны. На ней не играли уже года три.
     Она  все-таки  принесла  лютню  - прекрасный  инструмент из ливанского
кедра  с инкрустацией из слоновой кости - и передала Макиавелли. Он настроил
ее  и  запел.  Макиавелли  любил  музыку,  прекрасно разбирался в ней и даже
сочинял  мелодии  к  своим  стихам.  Спев  три песни, он заметил, что монна
Серафина с трудом сдерживает слезы.
     - Почему вы плачете? - ласково спросил он.
     - Я  вспомнила  моего мальчика. Он так далеко от дома. Один среди этих
варваров.
     -  Но  он  набирается  жизненного  опыта,  а  покровительство  мессера
Бартоломео обеспечит ему спокойное будущее.
     Серафина бросила на него сердитый взгляд.
     - Да, Лазарь должен быть благодарен за крохи, упавшие со стола богача.
     Макиавелли не ошибся. Серафина недолюбливала своего благодетеля.
     - В Святом писании сказано: он обрел Царство Небесное.
     Она только фыркнула в ответ и сказала:
     - Он отдал бы половину состояния за моих детей.
     - Действительно странно: ни одна из трех жен не родила ему ребенка.
     - Мужчины  всегда  думают,  что  в этом виновата женщина. Не зря монна
Катерина  так волнуется. Она понимает, если у Аурелии в ближайшем будущем не
появится  ребенок,  им не поздоровится. Не будет больше ни нарядных платьев,
ни  колец  и браслетов. Я знаю Бартоломео с давних пор. Он не привык бросать
деньги на  ветер.  Монне  Катерине  есть о чем призадуматься. Она уже щедро
оплачивает молитвы фра Тимотео о скорейшем зачатии Аурелии.
     - А кто, простите, этот фра Тимотео? - спросил Макиавелли.
     - Их духовник. Бартоломео обещал пожертвовать церкви кругленькую сумму,
когда  Аурелия родит  сына. А пока фра Тимотео сосет из них денежки. Вертит
ими, как хочет. И знает не хуже меня, что Бартоломео - импотент.
     Макиавелли   выяснил   даже  больше,  чем требовалось.  В  его  голове
моментально  созрел  план,  гениальный по своей простоте. Он вновь перебрал
струны лютни, благоразумно решив не продолжать разговора.
     - Какой  прекрасный  инструмент! Играть на нем - одно удовольствие. Не
удивительно, что вы не позволили сыну увезти ее за море.
     - С вами так приятно беседовать, мессер Никколо, - улыбнулась Серафина.
-  Я  вижу,  игра доставляет вам удовольствие. Вы всегда можете брать лютню,
когда захотите. Я знаю, вы будете с ней осторожны.
     Макиавелли  тепло поблагодарил монну Серафину. Ее любезное предложение
избавляло его от дальнейших хлопот.
     - Когда  я  пою песни, которые нравятся моей жене, - добавил он, - мне
кажется,  она  рядом  со мной. Я женился совсем недавно. Она ждет ребенка, и
мне  тяжело  было  расставаться  с  ней.  Но  что оставалось делать? Я слуга
Республики и не должен ставить личные интересы выше государственных.
     За  эти  полчаса, проведенные  на кухне, Макиавелли удалось еще больше
убедить Серафину, что ее постоялец не только важная персона, но хороший муж,
верный друг и очаровательный собеседник.

11

     В назначенное время один из секретарей герцога в сопровождении солдат с
факелами  зашел  за Макиавелли проводить его во дворец. Эль Валентино оказал
ему  на  удивление  теплый прием, если учесть, что два дня назад практически
выгнал флорентийца.  Герцог  пребывал в  хорошем  настроении. Как бы между
прочим он  упомянул  о  падении  крепости  Сан-Лео,  добавив, что без труда
наведет  порядок  в Урбино. А затем показал Макиавелли письмо, полученное от
епископа  Арля,  папского  легата  во Франции. При этом доверительно сообщил
ему,  что  новости  несомненно заинтересуют господ из Синьории. Король и его
министр-кардинал  отдали  приказ  господину  де  Шамо  в  Милане  немедленно
послать  герцогу  триста кавалеристов под командованием де Ланкре для штурма
Болоньи.  Кроме  того, по  первому  требованию  герцога  де Шамо поручалось
лично привести в Парму еще триста кавалеристов.
     Макиавелли  стало ясно,  почему  герцог  так  весел. Если после взятия
Урбино он  не пошел  на  Флоренцию, то только потому, что французы послали
войска для ее защиты. Герцог не мог больше рассчитывать на поддержку короля.
И  капитаны  решились  на  мятеж.  Теперь французы - о причинах можно только
догадываться  - вновь встали на сторону герцога, и ситуация резко изменилась
в его пользу.
     - Послушайте, секретарь, - продолжал Эль Валентино, - письмо написано в
ответ  на  мою просьбу оказать помощь при взятии Болоньи. Как вы сами могли
убедиться, у меня хватит сил разделаться с этими мерзавцами. Они выдали себя
в  самый  подходящий момент. Теперь я знаю, кто мои враги, а кто - друзья. И
среди друзей  я   хотел  бы видеть Синьорию,  если  она  согласится  на
незамедлительное  заключение  договора.  Если же нет, я окончательно порву с
вами все отношения и уже никогда не заговорю о дружбе.
     Эти отнюдь не безобидные слова герцог произнес так весело и добродушно,
что  они  не  прозвучали  как  угроза. Макиавелли обещал немедленно написать
обо  всем  во  Флоренцию.  Герцог  пожелал  ему спокойной ночи и проводил до
дверей.
     Бартоломео уже ждал Макиавелли в таверне. Они заказали подогретое вино.
И  флорентиец, для  большей важности заставив Бартоломео поклясться хранить
тайну  - хотя и понимал, тот и без него скоро обо всем узнает, - рассказал о
письме епископа.  А  от  себя добавил, что в разговоре Эль Валентино тепло
отозвался  о  Бартоломео.  Когда  же  толстяк  попросил  дословно припомнить
сказанное   герцогом, Макиавелли   мгновенно  процитировал  себя  самого.
Бартоломео сиял от радости.
     - Вы уже первый человек в Имоле, мессер Бартоломео, и, если папа будет
здравствовать, а фортуна - благоволить к герцогу, станете одним из первых и
в Италии.
     - Я всего лишь купец. Я не мечу так высоко.
     - Козимо Медичи тоже  был всего лишь купцом, однако стал властителем
Флоренции,  а  его сына Лоренцо Великолепного принимали как равного короли и
принцы.
     Стрела попала в цель, Макиавелли это понял.
     - Я слышал, ваша жена ждет ребенка?
     - Да,  для  меня это  великая  радость. Она  должна  родить в начале
следующего года.
     - Счастье  улыбнулось  вам больше, чем мне, - вздохнул Бартоломео. - Я
женат в третий раз, но ни одна из жен не подарила мне наследника.
     - Монна  Аурелия - цветущая молодая женщина. Трудно поверить, что она
бесплодна.
     - Я не нахожу другого объяснения. Мы женаты уже три года.
     - Может, вам стоит вместе пойти в бани...
     - Мы  были  там. А  когда и это не помогло, совершили паломничество к
пресвятой  деве  Марии Мизерикордийской  в  Алвейно.  Говорят, она помогает
зачать бесплодным  женщинам.  Все  бесполезно.  Можете представить, как это
унизительно  для  меня.  Недруги говорят, что я импотент. Какой абсурд! Да у
меня  в  каждой  деревне  рядом с Имолой по внебрачному ребенку. (Макиавелли
знал, это ложь.) Трижды жениться на бесплодных. Выпадет же такая судьба.
     - Не  отчаивайтесь,  мой друг, - успокаивал его Макиавелли. - Уповайте
на чудо. Вы-то уж наверняка заслужили благословения святой церкви.
     - Вот и фра Тимотео так говорит. Он молится за меня.
     - Фра Тимотео? - спросил Макиавелли, как будто впервые услышал это имя.
     - Наш духовник. Только благодаря ему я не теряю надежды.
     Макиавелли  заказал  еще  вина. Он тонко льстил Бартоломео, спрашивая у
него  совета, как следует держаться во время сложных переговоров с герцогом.
Настроение  у толстяка улучшилось, и вскоре он уже гоготал над непристойными
историями  Макиавелли. Когда  же  пришло  время  расстаться,  Бартоломео не
сомневался:  более  приятного  собеседника он в жизни никогда не встречал. И
Макиавелли, со своей стороны, полагал, что время потеряно не зря. Поднявшись
к  себе,  он  написал подробное письмо Синьории, в котором изложил последний
разговор  с  герцогом  и  свои впечатления  о визите в его лагерь. Писал он
быстро и  без помарок.  Прочитав  написанное, довольно улыбнулся. Это было
хорошее письмо.

12

     Эль  Валентино  имел  обыкновение работать до поздней ночи и утром, как
правило,  вставал  поздно.  Пользуясь  этим,  секретари  герцога,  почти  до
рассвета  занятые  его поручениями, тоже отдыхали. Поэтому следующее утро, а
до  обеда  у Макиавелли особых дел не было - письмо Синьории уже написано, -
он  решил  провести  в свое  удовольствие.  Почитал Ливия, сделал кое-какие
записи в  дневнике,  а  затем взял у Серафины лютню и сел у открытого окна.
Стоял  теплый солнечный день. Где-то неподалеку жгли дерево, и до Макиавелли
долетал приятный запах дыма. Он смотрел вниз на крохотный дворик Бартоломео.
От  дома  Серафины  его  отделял лишь узенький проулок, по которому едва мог
протиснуться   навьюченный  корзинами  осел.  Макиавелли  запел.  Вскоре  он
заметил,  как  в  доме напротив  кто-то  приоткрыл  окно. Сердце Макиавелли
учащенно забилось. Интуиция подсказала ему, что его слушает не кто иной, как
Аурелия.  Он спел две свои любимые песни, песни о любви, и начал третью, как
вдруг  створка окна резко закрылась. Это несколько остудило пыл Макиавелли.
Закралось сомнение: ведь его могла слушать и служанка, которая, естественно,
не  хотела,  чтобы  госпожа  застала  ее  не  за  работой. Позже, за обедом,
осторожными  вопросами ему  удалось  выяснить у Серафины, что таинственная
слушательница открывала окно в спальне Бартоломео и его жены.
     Вечером  Макиавелли  пошел  во дворец, но ему не удалось увидеться ни с
герцогом,  ни  с  кем-либо  из его  секретарей.  Он  заговаривал со многими
придворными,   бесцельно   слонявшимися   по   дворцу,  спрашивая,  нет  ли
каких-нибудь  новостей.  Ничего  конкретного  они  не знали, хотя несомненно
догадывались, что   что-то  произошло.  Макиавелли  это  понял.  Ближайшее
окружение   герцога  соблюдало строжайшую  тайну.  Вскоре  он столкнулся с
Бартоломео. Герцог назначил ему встречу, но принять не смог.
     - Мы оба просто теряем здесь время, - заметил Макиавелли. - Не пойти ли
нам в гостиницу выпить вина? Могли бы сыграть в карты или шахматы.
     - Я обожаю шахматы.
     По  пути  в  "Золотой  лев" Макиавелли спросил, не знает ли Бартоломео,
почему у всех во дворце такой деловой вид.
     - Понятия не имею. Я ни у кого не мог добиться путного ответа.
     Раздражение,    проскользнувшее   в   голосе   Бартоломео,   подсказало
Макиавелли,  что  толстяк  говорит  правду. Он уже уверовал в важность своей
персоны, и его унижало недоверие Борджа.
     - Если  герцог  хочет  сохранить что-либо  в тайне, он, как я слышал,
ничего не говорит даже ближайшим помощникам.
     - Он  с  утра  сидит  с  секретарями.  А гонцы один за другим покидают
дворец.
     - Очевидно, что-то произошло.
     - Кажется, утром прибыл курьер из Перуджи.
     - Курьер? Может, кто-то, переодетый курьером? Бартоломео бросил на него
быстрый взгляд.
     - Я не знаю. Вы что-то подозреваете?
     - Ничего. Я просто спрашиваю.
     В таверне  они  заказали кувшин вина  и  попросили принести шахматы.
Хороший  игрок,  Макиавелли  сразу  понял: Бартоломео ему не соперник, - но,
следуя своему плану, сделал вид, что сопротивляется на пределе возможностей.
И  в  конце  концов проиграл партию. Бартоломео даже запыхтел от гордости. И
пока  они пили вино, он дотошно объяснял Макиавелли, какие тот сделал ошибки
и как следовало бы ходить. Макиавелли и не рад был, что проиграл.
     - Утром кто-то пел в вашем доме, - заметил Бартоломео по дороге домой.
-  Теще  очень понравился голос. Это вы, мессер Никколо, или мой юный кузен
Пьеро?
     - У Пьеро голос лучше моего, но сегодня пел я. Я счастлив слышать, что
монне  Катерине  понравились  мои  песни. Во Флоренции мы с Биаджо частенько
поем вместе.
     - У меня тоже неплохой бас.
     - А у Пьеро тенор. Если вас не смущает скромность моего жилища, я буду
только рад, если вы сможете выкроить время и прийти ко мне. Тогда мы бы дали
маленький концерт нашей дорогой Серафине.
     Проглотила  ли рыба искусно заброшенную приманку? Бартоломео не подал и
виду.
     - Обязательно! - воскликнул он. - Это напомнит мне мою юность. В Смирне
мы пели с утра до ночи.
     "Терпение, - сказал себе Макиавелли. - Терпение". Поднявшись к себе, он
достал замусоленную  колоду  карт  и  начал раскладывать пасьянс, обдумывая
услышанное от Серафины и Бартоломео. Он составил хороший план, но проведение
его  в жизнь  требовало  немалой  изобретательности. Чем больше он думал об
Аурелии,  тем  сильнее разгоралось его воображение. И при этом он мог помочь
Бартоломео,  который  так  хотел сына. "Не так часто, - отметил он про себя,
- удается совместить приятное с полезным".
     В первую очередь ему следовало войти в доверие к монне Катерине. Без ее
помощи он  не мог  рассчитывать на успех. Трудность заключалась в том, как
добиться ее расположения. Женщина она сладострастная. Может, стоит уговорить
Пьеро  поухаживать  за ней?  Он  молод.  Вряд ли она останется равнодушной,
наоборот,  будет только благодарна. Но Макиавелли отбросил эту мысль. По его
замыслу,  Пьеро  должен стать любовником служанки. А монна Катерина? В одном
он не сомневался: когда женщина перестает быть желанной, рождается сводница.
Едва  ли  она будет защищать честь Бартоломео. А рождение ребенка послужит и
ее интересам.
     Что  же  касается фра  Тимотео...  Он  - их духовник, друг дома. Стоит
встретиться  с ним, посмотреть, что это за человек. Возможно, и он окажется
полезным...
     Размышления  Макиавелли  прервал  осторожный  стук  в  дверь. Он поднял
голову,  но не сдвинулся с места. Стук повторился. Макиавелли подошел к окну
и поднял рамку с промасленной бумагой.
     - Кто тут?
     - Фаринелли.
     - Подождите. - Вы один?
     - Да.
     Макиавелли  спустился  вниз и открыл дверь. Закутанный в плащ Фаринелли
проскользнул  в дом. Стоит напомнить: Фаринелли был флорентийским агентом, с
которым  Макиавелли  встретился  на  следующий день  после приезда в Имолу.
Макиавелли  запер  дверь  и  провел  его в гостиную, освещенную единственной
свечой.
     - У меня есть важные новости, - начал Фаринелли.
     - Говорите.
     - Могу я рассчитывать на благодарность Синьории?
     - Вне всякого сомнения.
     - Сегодня  утром во дворец прибыл курьер. Мятежники наконец заключили
между собой союз  и  скрепили  его договором.  Они  дали  слово  помочь
Бентивольо   в  защите   Болоньи,   вернуть  прежним  правителям  владения,
захваченные   Борджа,  и  не  вести  с ним  сепаратных  переговоров.  В  их
распоряжении  семьсот  кавалеристов  и девять тысяч пеших солдат. Бентивольо
готовится  к  нападению  на Имолу, а Вителлоццо и Орсини должны двинуться на
Урбино.
     - Вот  это действительно новости! - возбужденно воскликнул Макиавелли.
Как  зрителю  в  предвкушении  захватывающего  спектакля,  ему не терпелось
увидеть, как поведет себя герцог в критическую минуту.
     - И еще. Вителлоццо дал понять герцогу, что присоединится к нему, если
получит надежные гарантии безопасности своего собственного города Кастелло.
     - Откуда вам это известно?
     - Достаточно того, что я знаю об этом. Полагаюсь на вашу осторожность,
мессер Никколо. Если кто-нибудь узнает о нашем разг