алый чувственный рот не
могли не нравиться женщинам. И конечно, их привлекал смелый, открытый взгляд
Пьеро.
     "Да,  -  подумал  Макиавелли, - как же я раньше не заметил всего этого?
Тогда я был бы поосмотрительней".
     Он   выругал   себя   за проявленную   близорукость.  Но  мог  ли  он
предположить,  что  Аурелия  обратит внимание на этого юнца, который, хоть и
приходился  кузеном ее мужа, был всего лишь мальчиком на посылках, неуклюжим
подростком, не способным очаровать женщину. И мог ли кто-нибудь представить,
что  Аурелия  предпочтет  этого  зеленого  юнца, когда у ее ног лежал умный,
образованный, наконец,   талантливый человек?  Все  это  казалось  полным
абсурдом.
     Пьеро  стойко вынес испытующий взгляд Макиавелли. Он уже пришел в себя,
переборов охватившее его смятение.
     - Мне действительно очень повезло, - невозмутимо заметил он. - По пути
из  Синигальи заболел паж графа Лодовико Алвизи. Он уехал в Рим, а меня граф
взял на его место.
     - Как тебе это удалось?
     - Мессер Бартоломео  поговорил обо мне с казначеем герцога, и тот все
устроил.
     Брови  Макиавелли удивленно  взметнулись.  Мало  того,  что этот малый
соблазнил жену Бартоломео, так еще с его помощью получил тепленькое местечко
у  одного  из фаворитов герцога. Если бы не уязвленное самолюбие, он бы счел
сложившуюся ситуацию весьма забавной.
     - Фортуна благоволит смелым и молодым, - сказал Макиавелли. - Ты далеко
пойдешь.  Но  позволь  дать  тебе  несколько советов. Следи за тем, чтобы не
прослыть  остряком,  иначе тебя никто не будет воспринимать всерьез. Замечай
настроение  окружающих и  приспосабливайся к ним. Смейся, когда они веселы,
изобрази  грусть,  когда  они  унылы.  Нелепо выказывать ум перед дураками и
выглядеть  дураком  среди  умных.  С каждым надо говорить на его языке. Будь
вежлив и обходителен. Старайся быть полезным, а главное - умей показать, что
ты можешь быть полезным. Нет смысла ублажать себя, если этим ты не доставишь
удовольствия  и  другим.  И  учти,  поощрение  грехов  нравится  куда больше
восхваления  добродетелей. Никогда не открывай сердца другу, чтобы он не мог
причинить  тебе вреда, став врагом. С другой стороны, не накаляй отношений с
врагом до  такой степени, что он ни при каких обстоятельствах не согласится
стать  твоим  другом.  Прежде  чем что-нибудь сказать, основательно подумай.
Назад  слов  не  возьмешь.  Помни,  правда  - самое страшное оружие, которым
владеет  человек,  и  распоряжаться  им надо с предельной осторожностью. Уже
давно  я  не говорил того, чему верю, и не верю в то, что говорю. А если я и
говорю правду,  то  скрываю  ее  среди  лжи и очень трудно отличить одно от
другого.
     В то время, как с языка Макиавелли слетали старые пословицы и обыденные
банальности,  он думал совсем о другом. Ибо он знал: государственный деятель
может  быть продажным, некомпетентным, жестоким, злопамятным, нерешительным,
слабым и  эгоистичным и тем не менее удостаиваться высших почестей. Но его
карьера рушится, как карточный домик, если он становится смешным. Клевету он
может опровергнуть,  оскорбления  не принимать  во  внимание,  но  против
насмешек   он совершенно   беззащитен.  Макиавелли  ценил  уважение  своих
сограждан  и  то  внимание,  с которым руководители Республики относились к
его  суждениям.  Он  доверял  своему  мнению,  и его честолюбие простиралось
дальше Второй канцелярии. И он прекрасно понимал, что в неудачном романе с
Аурелией  он  предстал в  самом  комичном свете. Если бы во Флоренции стало
известно  об этой истории, он превратился бы во всеобщее посмешище. По спине
Макиавелли  пробежал  холодок  при  мысли  о  всех  пасквилях  и эпиграммах,
которыми   забросают   его   флорентийские  острословы.  Даже  друг  Биаджо,
постоянный   объект   его   шуток,   с радостью  ухватится  за  возможность
поквитаться. Он должен заткнуть рот Пьеро, иначе для него все будет кончено.
Макиавелли  положил  руку  на  плечо  юноши и улыбнулся. Но его глаза горели
холодным огнем.
     - Позволь  мне  сказать  тебе  еще  об одном, дорогой мальчик. Фортуна
переменчива  и нетерпелива.  Она  может  дать власть, почет и богатство, но
может  принести  нужду и  болезни.  Герцог  всего лишь ее игрушка, и вполне
возможно, что следующий поворот колеса уничтожит его. Тогда тебе понадобятся
друзья во  Флоренции. И очень недальновидно превращать во врагов тех, кто в
будущем может оказаться весьма полезным. Республика с подозрением смотрит на
своих  граждан,  покинувших  ее  службу  и  перекинувшихся  к  ее  недругам.
Нескольких  слов,  долетевших  до  нужного  уха,  достаточно для конфискации
собственности  вашей  семьи.  И  тогда твоей  матери, выброшенной на улицу,
придется  жить на  подаяние  родственников.  К тому же у Республики длинная
рука.  И  совсем  нетрудно  найти  гасконца,  который  за  несколько дукатов
воткнет тебе в спину острый кинжал. А в руки герцога, разумеется, совершенно
случайно  может  попасть  письмо  с  намеками  на то, что ты - флорентийский
шпион. После  пытки  на  дыбе ты признаешься, и тебя повесят, как простого
вора.  Твоя  мать  будет  в отчаянии. Ради твоего же блага, если ты дорожишь
своей жизнью, я советую тебе научиться хранить тайны.
     Вглядываясь в карие глаза Пьеро, Макиавелли видел, что юноша все понял.
     - Не беспокойтесь, мессер Никколо. Я буду нем, как могила.
     Макиавелли рассмеялся.
     - Я  никогда не считал тебя дураком. И хотя денег у него было в обрез,
он достал кошелек и протянул Пьеро пять дукатов.
     - Ты хорошо служил мне, и я обязательно расскажу Биаджо о том рвении, с
каким ты заботился обо мне в интересах Республики.
     Он поцеловал юношу, и рука об руку они сошли вниз. Пьеро держал стремя,
пока Макиавелли садился на лошадь. И шел с ним до городских ворот, где они и
расстались.

35

     Макиавелли  пришпорил  лошадь  и  перешел на  легкий  галоп. Двое слуг
следовали  за  ним.  Настроение  у  него  было отвратительное.  Чего уж там
говорить: фра Тимотео, Аурелия, ее мать и Пьеро обвели его вокруг пальца. Од
даже  не  мог разобраться, на кого сердится больше. И, что самое ужасное, он
не представлял, как свести с ними счеты. Они славно посмеялись над ним, а он
не  мог  отплатить  им той  же  монетой.  Разумеется, Аурелия просто дура,
коварная, как и все женщины, но дура. Иначе она выбрала бы не безусого юнца,
а  мужчину  в  расцвете сил, посла влиятельного государства, ведущего от его
лица   важные переговоры.   Любой  здравомыслящий  человек  отдал  бы  ему
предпочтение.  Тем  более  что никто не считал его уродом. А Мариетта всегда
говорила,  что ей  нравятся  его волосы. И сравнивала их с черным бархатом.
Слава богу, у него есть Мариетта. Ей он мог доверять. Даже уехав на полгода,
ему  не  пришлось  бы  волноваться,  что  в  его отсутствие она посмотрит на
другого   мужчину.  Правда,  в последнее  время  ему  начали  надоедать  ее
бесконечные  жалобы,  о  которых сообщал в письмах Биаджо. Он, видите ли, не
возвращается,  не  пишет  ей  ни строчки, да еще оставил ее без денег. Но от
женщины  в  ее положении можно ожидать подобных глупостей. Кого, интересно,
она  родит?  Если  мальчика,  они договорились назвать его Бернардо, в честь
отца   Макиавелли.  И  все-таки  приятно  сознавать,  что  тебя  ждет  жена.
Конечно,  она  не  так красива,  как  Аурелия,  но  уж,  во  всяком случае,
добродетельна, чего не скажешь о дочери монны Катерины. Макиавелли вздохнул,
вспомнив  о  том,  что не  везет  Мариетте подарка. Но раньше мысль об этом
как-то не приходила ему в голову, а теперь у него не было денег.
     Оставалось только сожалеть, что он так много потратил на Аурелию. Шарф,
перчатки,  розовое  масло  да  еще  -  золотая, нет, не золотая - серебряная
цепочка,  подаренная  монне  Катерине. Если  бы  в  ней осталась хоть капля
приличия,  она бы  вернула  цепочку,  и он смог бы подарить ее Мариетте. Но
когда женщины возвращали подарки?!
     Старая  сводница  -  вот  кто  она,  да  еще  без стыда и совести. Она
наверняка  понимала, что получила цепочку в уплату за определенные услуги. А
раз  не  выполнила  своего  обещания,  то  могла  бы по меньшей мере вернуть
задаток.  Он  с  первого  взгляда  раскусил эту распутницу. Она, несомненно,
испытывала  мерзкое  наслаждение,  устраивая  кутежи, в которых уже не могла
принимать  участие.  Он  готов был поспорить, что она сама уложила в постель
Пьеро  и  Аурелию.  Как  они,  должно  быть,  веселились, уплетая каплунов и
запивая  их вином, в то время как он мерз под проливным дождем. Только такой
болван, как Бартоломео, мог доверить честь жены подобной женщине.
     "Если  бы он  как  следует  присматривал за своей женой, - пробормотал
Макиавелли, - я бы сразу понял, что здесь и пытаться не стоит".
     Да,  решил  он,  во  всем виноват  Бартоломео.  Но  каким  же  дураком
оказался  он,  Макиавелли,  посылая  Аурелии  дорогой  шарф,  как  бы  прося
прощения за опоздание. И послал он его рано утром, едва придя в себя, да еще
с  Пьеро.  Чтобы  она  получила  шарф до возвращения Бартоломео. Как же они,
небось,   хихикали!   А   Пьеро   наверняка  воспользовался  возможностью...
Достойная пара. Такие своего не упустят!
     Мало  того,  что  он  осыпал ее дорогими подарками, так еще рассказывал
самые  забавные  истории,  чтобы  развлечь ее, пел самые лучшие песни, чтобы
очаровать  ее, -  короче,  задействовал  весь арсенал,  которым пользуется
мужчина,   стремящийся добиться  расположения женщины.  А  потом...  потом
появился  этот мерзкий мальчишка и получил все даром только потому, что ему
восемнадцать  и  у  него  красивая внешность. А он потратил на Аурелию целый
месяц  и  кучу денег. Хотел бы он знать, что при этом думал Пьеро. Впрочем,
идея,  скорее всего, исходила от монны Катерины, которая могла пойти на все,
лишь бы помешать Бартоломео усыновить племянников. Он попытался представить,
как она уговаривала дочь.
     "Ну  и что нам делать? Мы же не можем ждать его всю ночь. Жаль упускать
такую  возможность.  На твоем месте, Аурелия, я бы не колебалась. Взгляни на
его  нежное  лицо  и  вьющиеся волосы. Он напоминает мне Адониса с картины в
ратуше.  Если  бы  мне предстояло выбрать между ним и мессером Никколо с его
желтоватой  кожей,  длинным  носом  и маленькими круглыми глазами... ну, моя
милая, я бы не задумалась ни на секунду. И, позволь сказать, он сделает то,
что нам нужно, гораздо лучше, чем этот костлявый секретарь".
     Нехорошая женщина. Безнравственная женщина. Однако Макиавелли никак не
мог  понять,  почему  она  не  захотела,  чтобы отцом ребенка ее дочери стал
умудренный опытом мужчина.
     А может, монне  Катерине  и не пришлось уговаривать дочь. А как ловко
притворялся  этот  с  виду наивный и даже застенчивый мальчик. Да, внешность
обманчива.  Ни разу  он  и  виду  не подал, что между ним и Аурелией что-то
произошло. Хладнокровный, бесстыдный лжец. Только однажды он смутился, когда
Макиавелли  заметил  вышитую Аурелией рубашку. Но как быстро пришел в себя и
с какой наглостью встретил молчаливые обвинения своего господина! Хватило же
ему  нахальства  поцеловать  Аурелию  в  губы, а потом запустить руку в лиф
между  грудей. Каждый мог представить, что произошло дальше. И рассерженное
воображение  Макиавелли  последовало  за  ними в спальню Бартоломео и в его
постель.
     "Какой неблагодарный мальчишка!" - прошептал он.
     Без  всякой  корысти  он взял Пьеро в путешествие, все сделал для него:
представил ко двору герцога, научил, как вести себя в обществе, как заводить
друзей и влиять на людей. А в награду ученик увел женщину прямо из-под носа
учителя.
     "Но уж, во всяком случае, я как следует напугал его".
     Макиавелли   знал:  прелесть  злой  шутки,  сыгранной  с  благодетелем,
наполовину  потеряна, если о ней нельзя рассказать друзьям. Но эта маленькая
победа не принесла ему утешения.
     Если  он  злился на Пьеро, Аурелию, монну Катерину и Бартоломео, то фра
Тимотео  он просто ненавидел. Ведь не кто иной, как этот вероломный негодяй,
расстроил его тщательно продуманный план.
     "Не видать ему проповедей в соборе Флоренции", - прошипел Макиавелли.
     Он  и  не собирался  рекомендовать  монаха  Синьории, но теперь не без
удовольствия  думал,  что,  имей  он  такое  намерение, тут же без колебаний
отверг бы его. Каков негодяй! Не удивительно, что церковь теряет влияние на
верующих  и  те  впадают в грех и ведут беспутную жизнь, если для самих слуг
божьих не существует такого понятия, как честь. Все, все обманывали его, но
никто не мог сравниться в этом занятии с достойным францисканцем.
     Они  остановились перекусить  в  придорожной  харчевне.  Еда оказалась
отвратительной,  но  вино  вполне  приличным. И когда Макиавелли вновь сел в
седло, чтобы  продолжить  путешествие, мир предстал перед ним не в таком уж
мрачном  свете.  Он  размышлял о роли герцога во всей этой истории. Если тот
решил  подшутить  над  ним,  то  не  стал бы разглашать подробности, так как
обычно сохранял  в  тайне свои планы. Если же он рассчитывал таким способом
привлечь  его  к  себе на службу, то уже понял, что потерпел неудачу. Затем
мысли Макиавелли вернулись к Аурелии. Четыре месяца назад он и не подозревал
о  ее  существовании.  Так  не лучше ли забыть эту женщину, которую он видел
всего  лишь  несколько раз,  а  говорил  и  того меньше. Не впервые женщина
завлекает  мужчину,  чтобы в последний момент оставить его с носом. Подобные
неудачи  умный человек воспринимает философски. К счастью, молчание отвечало
интересам  тех,  кто  знал об этом деле. Не слишком приятно чувствовать себя
дураком,  но  душевная рана заживает быстрее, если о ней известно только ее
обладателю. И вообще, проще представить себе, что все это произошло с кем-то
другим.
     Внезапно  он  вскрикнул  и рывком натянул поводья. Лошадь остановилась,
как вкопанная, и Макиавелли чуть не вылетел из седла.
     - Что-нибудь случилось? - спросил подъехавший слуга.
     - Ничего, ничего.
     Повинуясь всаднику,  лошадь  вновь  тронулась  с места. Макиавелли так
внезапно  остановился, потому что  идея молнией пронзила его мозг. Из этой
истории  могла получиться отличная пьеса. Вот тут-то он и отомстил бы своим
обидчикам,  выставив  их  на всеобщее осмеяние. Плохое настроение Макиавелли
как рукой сняло, и на его губах заиграла злая улыбка.
     Местом  действия  он  выбрал  Флоренцию.  Действующие лица определились
заранее.  Ему  предстояло лишь оттенить отдельные черты характеров для того,
чтобы  герои  лучше  смотрелись  со  сцены.  Бартоломео, например, следовало
сделать  поглупее  и  подоверчивее.  Аурелию  - более остроумной и покорной.
Пьеро он отвел роль сводника, который и подстроил злую шутку. Зрители увидят
мелкого  негодяя  и  вдоволь  посмеются  над  ним.  Общая композиция пьесы -
разумеется,  комедии  -  предстала  перед  ним как на ладони. Себя он видел
героем-любовником  и сразу подобрал подходящее имя - Каллимако. Симпатичный,
молодой  и  богатый  флорентиец,  несколько  лет  проведший во Франции - это
давало  Макиавелли   возможность   проехаться  по  французам,  которых  он
недолюбливал,  -  возвращается во Флоренцию и безумно влюбляется в Аурелию.
Как  ему  назвать  ее? Лукрецией! Макиавелли хмыкнул, дав своей героине имя
почтенной  римской  матроны,  покончившей  с  собой  после того, как мужчина
покусился  на  ее  честь.  Естественно,  конец будет счастливым и Каллимако
проведет ночь любви в постели своей возлюбленной.
     В голубом небе ярко сияло солнце, и, хотя на полях все еще белел снег,
Макиавелли,  закутанный в толстый плащ, не чувствовал холода. Он размышлял о
том,  как  получше показать зрителям наивность Аурелии, глупость Бартоломео,
подлость  Пьеро,  распущенность  монны Катерины и мошенничество фра Тимотео.
Монаху предстояло стать одним из главных персонажей. Макиавелли потирал руки
при  мысли  о  том,  что  покажет  фра Тимотео  таким,  как  он есть, с его
алчностью,  отсутствием  моральных  принципов, хитростью и лицемерием. Всем
остальным  он  собирался  дать вымышленные  имена,  но  монах останется фра
Тимотео, чтобы все знали, какой на самом деле этот сладкоголосый пастырь.
     Время  прошло  так  быстро,  что  он  и  не  заметил, как они прибыли в
местечко, где хотели остановиться на ночлег.
     "К  черту любовь, - пробормотал Макиавелли, слезая с лошади. - Что есть
любовь в сравнении с искусством!"

36

     Местечко  называлось  Кастильоне  Аретино, и тамошняя таверна выглядела
ничуть не хуже многих других, где ему приходилось ночевать после отъезда из
Флоренции.  От быстрой  езды  у  Макиавелли  разыгрался аппетит, и, войдя в
таверну,  он  первым  делом  заказал  ужин. Затем он написал короткое письмо
Синьории,  которое  тут же отправил с курьером. Таверна была переполнена, но
хозяин сказал,  что может выделить ему часть кровати, на которой спали он и
его  жена.  Взглянув  на хозяйку, Макиавелли ответил, что его вполне устроят
несколько  овечьих  шкур на кухонном полу. Перед ним поставили большую миску
с макаронами.
     "Что  есть  любовь  в сравнении с искусством? - продолжил он прерванную
мысль. -  Любовь  мимолетна, искусство - вечно. Любовь лишь орудие природы,
заставляющее  нас  приносить  в  этот  мир  себе подобных, обрекая их со дня
рождения  на  голод  и жажду, болезни и печали, ненависть, зависть и злобу.
Макароны  лучше,  чем я ожидал, и как вкусен этот соус с куриными потрохами.
Сотворение  человека следует назвать даже не трагической ошибкой, но нелепой
неудачей.  Чем можно оправдать ее? Я полагаю, искусством. Лукреций, Гораций,
Катулл,  Данте и  Петрарка.  Скорее  всего, они никогда не создали бы своих
божественных произведений, если б в их жизни не было горя и несчастий. Вот и
у  меня  не  возникло  бы  и мысли об этой пьесе, проведи я ночь с Аурелией.
Получается,  что  все  вышло как нельзя лучше. Я потерял безделушку, а нашел
алмаз, достойный королевской короны".
     Плотно   поужинав,  Макиавелли  сыграл  в карты  с  проезжим  монахом,
направляющимся в  какой-то  дальний  монастырь,  лег на постеленные шкуры и
быстро заснул.
     На  заре, в  отличном  настроении,  Макиавелли  уже  был в  седле и с
удовольствием  представил,  как  через несколько  часов  приедет  домой. Он
надеялся,  что Мариетта  обрадуется  его  приезду  и  не  станет упрекать в
пренебрежении  к  ней. А  после  ужина  к нему приедет Биаджо, милый добрый
Биаджо,  на  следующий день  он  увидит  Пьетро  Содерини  и  других членов
Синьории, потом навестит друзей. Какое счастье вновь оказаться во Флоренции,
каждый день  ходить  в  канцелярию,  гулять  по  знакомым с детства улицам,
узнавая в лицо почти каждого прохожего.
     "С  возвращением, мессер,  -  скажет  один. - Привет, привет, Никколо,
откуда ты  взялся?  - услышит  он  от другого. - Надеюсь, ты привез полные
карманы золота, - улыбнется третий. - Когда нам ожидать счастливого события?
- спросит подруга матери".
     Дом.  Флоренция.  Родина. А еще Ла Каролина, теперь свободная, так как
кардинал,  содержащий  ее,  был  слишком  богат,  чтобы умереть естественной
смертью.  Какая  умница  и  как  приятно  беседовать  с ней, а иногда, после
жаркого  спора,  получить даром то, за что другим приходится платить немалые
деньги. Как красива тосканская природа! Еще месяц и зацветет миндаль.
     Его  мысли  вернулись  к  пьесе.  Он  вновь  чувствовал  себя молодым и
счастливым.  Голова  кружилась,  как  от молодого вина, выпитого натощак. Он
повторял  про  себя  циничные  речи,  которые  собирался  вложить в уста фра
Тимотео. Внезапно он остановил лошадь. Встревоженные слуги подъехали узнать,
не  случилось  ли  чего.  И  к своему изумлению  увидели,  что их господин
сотрясается  от  приступа  беззвучного смеха. А  Макиавелли, глядя  на их
удивленные  физиономии,  развеселился  еще  больше  и, вонзив шпоры в бока
бедного животного, помчался вперед. Он понял, как