азбитые ко стяшки пальцев. Потом
оглядел толпу - видно, искал поддержки и увидел  Джима,  тот  ободряюще
поднял сомкнутые над головой руки. Затем указал на дорогу,  где  стояли
машины, повел рукой вдаль и снова  указал  на  дорогу.  Лондон  оглядел
воинственную толпу. Задумч ивость на его лице сменилась угрюмостью.
     - Что ж, ребята, - начал он, - говорите, я ради вас  и  пальцем не
пошевелил? Да потому, что помощи от вас нет. Зато сейчас вам бы  только
в бой. Ничем не остановишь.
     Неистовый, почти звериный рев вырвался  из  сотен  глоток.  Лондон
поднял руку.
     -  Кто  готов  сейчас  пойти  и  разнести  к  чертовой  матери  их
баррикаду?
     Настроение толпы менялось на глазах. Завороженно  остановились  на
вожаке сотни взглядов. Точно волна про неслась по  людской  массе.  Нет
больше одиночных выкриков. Толпа стояла  единым  многоногим  существом.
Множество лиц как одно. Множество глоток как одна.
     - Некоторые поедут на машинах, - скомандовал Лондон,- остальные  -
пешком. Вперед, мы еще не сказали последнего слова, вперед! -  Он  лихо
спрыгнул  с  помоста,  протолкался  во  главу  толпы.  Тотчас  заурчали
моторами машины. Толпа хлынула на дорогу; ни  следа  разобщенности,  ни
тени безразличия. Быстрый, бесшумный, пугающе действенный механизм.  По
дороге пустились рысцой, все вместе, все разом. Позади  медленно  ехали
машины.
     Джим, глядя на двинувшуюся процессию, заставил себя  остановиться,
вслух приказав:
     - Не поддавайся, где твой разум? Не поддавайся.
     Женщины  почти  все  бежали  за  уходящей  колонной,  а   немногие
оставшиеся чудно смотрели на Джима: глаза у него завороженно и недвижно
глядели вослед человеческому потоку - орудию слепому и  страшному.  Вот
скрылись из вида.  Джим,  дрожа  всем  телом,  вздохнул  и  отвернулся.
Потрогал больное плечо, надавил -  боль  быстрее  приводит  в  чувство.
Неспешно направился к палатке Лондона, во шел, уселся на ящик.
     Полуприкрыв глаза, Мак наблюдал  за  другом,  лишь  едва  заметная
щелочка меж веками выдавала, что он проснулся.
     - Джим, я долго спал?
     - Всего ничего. Сейчас еще и двенадцати нет.
     - Каких только снов  не  снилось,  однако  отдохнул  хорошо.  Пора
вставать.
     - Поспи-ка еще.
     - Зачем? Я ж отдохнул, -  он  открыл  глаза.  -  И  вижу  все  уже
по-иному. Когда намаешься, спишь как убитый.  А  снилась  мне  какая-то
сумятица.
     - Ну и спал бы себе.
     - Хватит, - он сел на постели, потянулся. - Что-то произошло, пока
я спал? Уж больно тихо кругом.
     - Произошло, и немало. Бэрк  хотел  скинуть  Лондона,  а  тот  ему
врезал, - Бэрк и с копыт долой, чуть жив остался.  Ой,  да  я  ж  забыл
совсем про него! - Он выбежал из палатки, обогнул ее,  оглядел  помост.
Вернувшись, сказал: Кто-то успел подобрать.
     Мак был уже на ногах.
     - Рассказывай! - взволнованно попросил он Джима.
     - А в толпе, как увидели кровь,  будто  с  ума  посходили.  Ну,  а
Лондон и направь их баррикады сокрушать.
     - А я что тебе говорил! - воскликнул Мак. - Увидят кровь,  и  дело
пойдет. Ну, а дальше, что дальше было?
     - Уехали, вот и все. Видел бы ты их. Все  будто  воедино  слилось,
будто один огромный зверь дорогу заполонил. Даже мне  невтерпеж  стало.
Сам чуть было не пошел, да вовремя одумался, приказал себе: "Стой!  Где
твой разум!"
     - Отлично, - радовался Мак. - Говорят, что от толпы проку мало. А я
тебе  так  скажу:  если  толпа  знает, чего хочет, она не хуже обученных
солдат  действует,  только  с  большей  выдумкой.  Так,  ну разнесут они
баррикаду,  а  дальше?  Ведь  они  не враз угомонятся, им еще что-нибудь
сотворить  захочется.  А  про  зверя  ты хорошо сказал. Именно: огромный
зверь.  И он совсем не схож с каждым, кто составляет его силу, да и силы
у  него больше, чем у всех людей, вместе взятых. И запросы у него совсем
иные,  чем  у  людей.  Док  насчет  этого верно говорил. Не угадать, что
зверь натворит.
     - Пока что разнесет баррикаду.
     - Да я не о том. Зверю на баррикаду наплевать. А вот что ему нужно
- сам не знаю. Беда всяких там социологов в том, что они изучают  народ
как группу людей, а это совсем не так. Народ - это тот же самый  зверь.
И людского в нем не больше, чем в собаке. Д  жим,  здорово,  когда  нам
удается обратить этого зверя на доброе дело,  но  мы  так  мало  знаем.
Разойдется  зверюга  -  неизвестно,  что   натворит. -  Лицо   у   Мака
разгорелось, но угадывался за радостным волнением страх.
     - Тише! Никак наши возвращаются. - Джим  подбежал  к  выходу.  Как
переменились! Словно бы и не вместе, а вразнобой идут.
     Мак подошел. Дорога была запружена людьми. Вот из потока  выбрался
Лондон и припустил к Маку с Джимом.
     - Назад! В палатку! - орал он на ходу.
     - С чего бы это? - недоуменно спросил Джим. Но Мак затолкал его  в
палатку, развязал бечевку и опустил полог.
     - Ему лучше знать. Сиди спокойно и жди. Он сам все уладит. Что  бы
ни случилось, сиди и носа не высовывай.
     Ураганным ливнем прошуршали по земле шаги сотен ног,  прогромыхали
голоса.  На  брезентовой  стене  обозначилась  квадратная  тень-то  был
Лондон, - и знакомый голос прокричал:
     - Спокойнее, ребята, спокойнее!
     - Мы ему покажем, кто струсил!
     И снова голос Лондона.
     - Вас отругали - вот вы и злобитесь. И мой друг здесь ни при  чем.
А сейчас вы поработали на славу. А мой друг - он друг и вам. Он же день
и ночь ради вас старался, намаялся.
     Судя  по  всему,  настроение  толпы  менялось,  напор  на  Лондона
ослабел, растворился в разрозненных криках.
     - Все ясно, Лондон!
     - Но ведь он обозвал нас трусами!
     Мак, наконец, перевел дух.
     - Ну, Джим, пронесло, чудом пронесло.
     Квадратная тень на палаточной стене не шелохнулась, а  беспокойные
выкрики стали удаляться, озлобленность таяла.
     Лондон, однако, не закончил разговор.
     - Ну, а если кто из вас думает, что я персики  лопаю,  зайдите  да
посмотрите.
     - Да что ты, Лондон. У нас и в мыслях такого не было.
     - Это все Бэрк придумал, чтоб ему пусто было.
     - Он давно против тебя, Лондон, народ подговаривает. Сам слышал.
     - Что ж, давайте расходиться, ребята. Меня дела ждут.
     Голоса стихли, толпа, очевидно, разошлась,  и  лишь  тогда  Лондон
откинул полог и устало вошел в палатку.
     - Спасибо, - сказал Мак. - Мы на волосок от гибели были. Ты даже и
не представляешь, Лондон. А здорово ты их утихомирил. Ох, как здорово.
     - Да я и сам испугался, - признался Лондон.  -  Небось,  презирать
меня за это не станешь. На обратном пути и меня что-то  так  разобрало,
сам бы тебя придушил, - он ухмыльнулся. - Даже не знаю почему.
     - Да и они не знают, - вздохнул Мак. - Так уж мир устроен.  Ну,  а
теперь рассказывай, что на дороге произошло.
     - Мы их в  лепешку  раскатали!  И  следа  от  них  не  оста  лось.
Пробовали нас газом отравить, конечно,  кое-кто  из  ребят  закашлялся,
слезы из глаз. И все равно им ни за что было нас не  одолеть.  Как  они
драпали! А остальных наши буквально втоптали в землю. Ребята удержу  не
знали.
     - В вас стреляли?
     - Да они и ружей вскинуть не успели -  мы  уж  у  них  под  носом.
Пальнули поверх голов, чтоб попугать, а мы,  знай  себе,  вперед  прем.
Легавым тоже не очень охота по людям стрелять. Мы накатили,  смяли  их,
баррикаду в щепки.
     - Машины с собой брали?
     - Целых восемь штук. На них наши самые отчаянные парни ехали.
     - Убили кого из легавых? - сурово спросил Мак.
     - А кто его  знает.  Я  не  следил.  Может,  убили.  Ребята  прямо
озверели. Их, поди, и с пулеметами не остановили бы.
     - То, что надо! - обрадовался Мак. - Да если б мы могли  в  нужную
минуту наддать жару, а сделав дело, хладнокровно  притормозить,  завтра
утром у нас бы революция началась,  а  к  вечеру  б  кончилась.  Ребята
что-то уж очень быстро со всем управились.
     - До баррикады бегом бежали, почти милю. А уж обратно едва  ползли
- выдохлись. Меня аж блевать тянет. Непривычен бегать-то.
     - Ясно, - кивнул Мак. - Хотя, конечно, бег тут ни при  чем.  Такая
встряска  все  нутро   перевернет.   Небось   сейчас   многие   завтрак
стравливают.
     Лондон словно только приметил Джима. Подошел,  размашисто  хлопнул
по спине.
     - Хорошую мысль мне подал. Я Бэрка - то уложил, стою, не знаю, что
делать. А тут ребята окружили, чую, злоба в них так и кипит. Еще чуток,
и за меня бы принялись или еще за кого. Глядь: ты там рукой  машешь  на
до рогу. Я сразу смекнул, что делать.
     Джим просиял от радости.
     - Какой от меня толк с больным-то плечом. Просто пришло на ум, как
Мак говорил: пролейся кровь, тогда ребят не сдержать. Помнишь, Мак?
     - А как же! Правда, там у помоста, пожалуй, голова другим была  бы
занята. И как ты сообразил, Джим? В та кой  суматохе  только  ты  и  не
растерялся. Ты про своего старика рассказывал:  он,  дескать,  не  ахти
какой башковитый, он всю жизнь кулаками  махал.  Непонятно  только,  от
куда ты научился мозгами шевелить.
     - Верно, отец именно такой, - согласился Джим. Зато  у  матери  ум
холодный, прямо в дрожь бросает.
     Лондон согнул руку, изумленно  посмотрел  на  ободранные  костяшки
пальцев.
     - Надо ж! Ты только посмотри!
     - Да, разбил до крови!
     - Об этого сукиного сына Бэрка. Как он там, Джим? Я  его,  похоже,
крепко двинул, чуть голову не снес.
     - Не знаю, где он, - ответил Джим. - Кто-то его с помоста уволок.
     - Надо б разузнать, - решил Лондон. - Удивительно, я и боли-то  до
сей минуты не чуял.
     - Когда с тем зверем стакнешься, уже ничего не чуешь.
     - С каким таким зверем?
     - Да так, это у нас  вроде  присказки.  А  Бэрка  ты  верно  решил
отыскать. Да и проверить, какое у ребят настроение, тоже  неплохо.  Они
небось сейчас на ногах едва стоят.
     - Не верю я им больше ни на грош. Не знаешь, чего  от  них  ждать.
Слава богу, я не оказался по другую сторону баррикады.
     - Слава богу, что ты оказался по другую сторону палатки, - вставил
Мак. - Иначе висеть бы нам с Джимом на какой-нибудь яблоньке.
     - Да, туго пришлось...- пробормотал  Лондон.  Он  подобрал  полог,
поднял его, привязал бечевкой. Но светлее в палатке  не  стало:  солнце
уже миновало зенит. Лондон вышел, друзья проводили его взглядами, потом
молча переглянулись. Мак упал ничком на матрац. Джим долго  смотрел  на
него. Наконец Мак спросил:
     - Ты в чем-то меня обвиняешь?
     - Нет. Просто думаю: вот сейчас, кажется, мы дрались и победили, и
тем не менее, как никогда, близки к поражению. Ведь мы  сюда  приехали,
чтобы помогать. Мак. А мы только все портим!
     Мак грубо бросил:
     - Не слишком ли высоко нас ставишь? Не переоцениваешь ли  грошовый
успех? Полетит наша забастовка  сейчас  к  чертовой  матери  -  нам  по
заслугам. Ведь и по сей день столько людей верят сказке  о  Благородном
Американском Рабочем, о его дружбе с Добрым Капиталистом. А теперь  они
прозрели, поняли, как капиталисты о них заботятся, как могут их  в  два
счета, словно  тараканов,  из  вести.  А  мы  нашим  ребятам  показали,
во-первых, что они могут, а во-вторых, что должны делать.  И  последняя
стычка показала, что ребятам по силам. Видишь,  каким  стал  Сэм  после
забастовки во Фриско? Так вот, и наши парни будут кое  в  чем  на  него
смахивать.
     - А хватит ли у них ума правильно рассудить?
     - Дело не в уме, Джим. Ум здесь ни при чем.  Кончится  забастовка,
но в душах у ребят она еще долго бушевать будет. И рассуждать ни о  чем
не придется, они нутром все почуют.
     - Ну, а как, по-твоему, что же нас ожидает?
     Мак почистил пальцем передние зубы.
     - Думаю, вышвырнут нас отсюда, только  косточки  затрещат.  Может,
днем сегодня, может, вечером.
     - И что ж нам лучше: "исчезнуть" бесследно или все таки дать бой?
     - Лучше - бой, если удастся ребят настроить.  Разбегутся  -  и  на
душе гадко у всех будет, а бой - даже проигранный - дело достойное.
     Джим опустился на одно колено.
     - Слушай, но ведь если они  с  пулеметами  нагрянут,  много  наших
положат.
     Глаза у Мака сузились, взгляд сделался холодным.
     - Подойдем с другой стороны. Допустим, убьют кое  кого  из  наших.
Нам это только на руку. Вместо каждого убитого в  наших  рядах  десяток
новобранцев окажется. Вся страна в одночасье обо всем узнает,  и  народ
повсюду всполошится. Те, кто колебался, на нашу ст  орону  перейдут.  А
удерем отсюда втихомолку, народ прознает, скажет: "Э-э, да они даже боя
дать не сумели!" А вся наша трудовая братия уверенность в  своих  силах
потеряет. Вот дадим бой, разнесется о нем молва, и другие  забастовщики
тоже биться будут, окаж ись они в таких же условиях.
     Джим подогнул и вторую ногу, сел на пятки.
     - Я просто хотел ясности, вот и спросил. Но согласятся  ли  ребята
биться?
     - Не знаю. Сейчас вряд ли. Еще в себя не пришли.  А  попозже,  кто
знает. Подкинь им  еще  одного  Бэрка  и,  чем  черт  не  шутит,  вдруг
поднимутся. Пьяный Бэрк очень кстати объявился.  Сейчас,  глядишь,  еще
кто кровь прольет ради общего дела.
     - Мак, если не хватает  всего  лишь  крови,  так  я  сорву  сейчас
повязку - кровища рекой потечет.
     - Чудной ты, Джим,  -  добродушно  бросил  Мак.  -  Все  буквально
понимаешь.
     - По-моему, ничего чудного нет.
     - Еще как есть! Помнишь анекдот про даму, что покупала собаку? Она
спрашивает: "А вы точно знаете, пес чистокровный?" Владелец ей: "Точно!
Ну-ка, Оскар, покажи даме, какая у тебя кровь".
     Джим слабо улыбнулся. А Мак продолжал:
     - Нет, Джим, свою кровь побереги. Ты  в  нашем  деле  сотни  ребят
стоишь.
     - Ничего, небольшое кровопускание не повредит.
     Мак беспокойно теребил нижнюю губу.
     - Ты видел когда-нибудь,  чтобы  дрались  сразу  четыре  или  пять
собак?
     - Нет.
     - Просто если одну из них ранят или свалят  наземь,  остальные  ее
непременно загрызут.
     - Ну, и что?
     - И у людей порой так же. Сам не знаю, почему. Выходит, док  прав.
Он мне раз сказал: "Люди ненавидят что то в самих себе".
     - Док - парень  славный,  но  не  больно-то  помогли  ему  высокие
рассуждения. Они бесцельны, просто замкнутый круг.
     - Как бы там ни было, его очень  не  хватает.  Плечо  у  тебя  еще
болит?
     - Ни капли. Правда, я его пока берегу.
     Мак поднялся.
     - Давай-ка посмотрим. Снимай куртку.
     Это оказалось делом непростым. Мак отковырнул пластырь,  осторожно
разбинтовал плечо.
     - Почти зажило. Только краснота кое-где. Все эти марли я  выброшу.
До города бы поскорее добраться. Там врачи за дело возьмутся. А  сейчас
пока чистым лоскутом перевяжу. - Он снова  залепил  повязку  пластырем,
долго не отпускал руку, пока пластырь  не  нагрел  ся  и  не  "схватил"
повязку.
     - Может, в городе и дока  встретишь,  -  предположил  Джим.  -  Он
больно чудно говорил перед тем, как  пропал.  Вдруг  ему  просто  тошно
стало или страшно, вот он и дал деру - Давай-ка я помогу тебе в  куртку
влезть. Чего сейчас о доке вспоминать! Если б ему тошн о стало,  он  бы
давно от нас откололся. Видел я его и под огнем! Страха он не знает.
     В палатку  тихо  вошел  Лондон  и  остановился.  Вид  у  него  был
озабоченный, даже испуганный.
     - Надо ж, я его чуть не до смерти зашиб.  Челюсть  сломал.  Боюсь,
умрет, если доктора не найти.
     - Можно, конечно, в город его отправить, но, думается, не очень-то
ему там помогут.
     - А как его жена разошлась! - продолжал  Лондон.  Кричит:  "Засужу
вас всех за убийство! И забастовку вы, дескать, нарочно устроили,  чтоб
мужа доконать!"
     - И то не напрасный труд, - съязвил Мак. - Не очень то  этот  Бэрк
мне нравился. Больно на стукача смахивал. Как там ребята?
     - Сидят по палаткам, сбылись твои слова: морды у всех кислые,  как
у малышей, что леденцов объелись.
     - Понятно, - кивнул Мак. - Столько сил потратили, что на неделю  б
хватило. Надо б их накормить, если есть чем. Потом отоспятся,  глядишь,
и отойдут. Ты, Лондон, совершенно прав: без доктора  не  обойтись.  Как
дела у парня, что ногу вывихнул?
     - Он тоже бочку на нас  катит.  Не  так,  кричит,  ногу  вправили.
Больше, говорит, ходить не смогу. Ребятам и без того  невесело,  а  тут
еще всякие вопли да причитания.
     - Да, мы совсем забыли про Альфа!  -  спохватился  Мак.  -  Как  у
него-то дела? Надо бы сходить проведать. Как, по-твоему,  те,  кого  ты
при нем дежурить оставил, сбежали?
     - Кто их знает, - пожал плечами Лондон.
     - Наберем мы с полдюжины ребят, чтоб его навестить?
     - Сейчас никого никуда не вытащишь. Сидят да на мозоли любуются.
     - Ну и бог с ними. Один пойду! Альф - хороший малый.
     - И я с тобой, Мак, - вызвался Джим.
     - Нет, останешься здесь.
     - Смотри, одному-то небезопасно, - заметил Лондон.
     - Джим, прошу тебя, останься, - настаивал  Мак.  Вдруг  нас  обоих
схватят? И некому будет здесь наше дело продолжать. Так что оставайся.
     - Нет,  пойду.  Хватит,  насиделся,  нанянчился  со  своей  рукой.
Хочешь, сам оставайся, а я пойду.
     - Ну, ладно, - сдался Мак. - Будем смотреть в оба, а  ухо  держать
востро. Постарайся, Лондон, ребят хоть не много в  чувство  привести  к
нашему возвращению. Накорми
 говядиной да фасолью, что осталась. Их, конечно, уже воротит от такой жратвы, но
какая-никакая, а все - пища. Уж скоро известие должно прийти и о тех машинах.
     Лондон проворчал:
     - А себе я, пожалуй, открою баночку персиков да ба  ночку  сардин.
Говорят же ребята, что у  меня  до  потолка  все  консервами  завалено.
Вернетесь и вас угощу.

     15

     Их встретил ясный солнечный день. Серыми и замызганными  предстали
палатки в лагере, умытом чистым полуденным светом. С тех пор, как исчез
доктор Бертон,  никто  не  убирал  мусор,  повсюду  клочки  бумаги,  на
палаточных веревках развешаны комбинезоны.  Мак  с  Д  жимом  вышли  из
лагеря и зашагали полем - за ним начинался сад. У  самых  деревьев  Мак
остановился, оглядел, сколько мог охватить глаз, окрестности.
     -  Джим,  смотри  в  оба!  Скорее  всего,   мы   сваляли   дурака,
отправившись одни. Отказал нам здравый смысл, он пристально вглядывался
в каждую яблоню, в долгие тенистые межрядья с солнечными  прогалинками.
Ни звука. Ни шороха.
     - Уж больно тихо. Я такой тишине не  доверяю,  -  он  потянулся  и
сорвал с ветки маленькое, кособокое яблоко, оставленное  сборщиками.  -
Смотри-ка, вкусное. А я и забыл о яблоках. То, что  под  рукой,  рядом,
всегда в последнюю очередь вспоминается.
     - Никого пока не приметил, - доложил Джим. - Ни души.
     - Мы пойдем по самой кромке сада, если кто вдоль рядов следит - нас
не  заметит.  -  И оба, настороженно озираясь, скрылись под раскидистыми
яблонями.  Порой  теплый  яркий  солнечный луч выхватывал их из-под сени
крон.
     - Мак, а как ты думаешь, можно когда-нибудь взять отпуск и укатить
туда, где никто нас не знает, и просто по сидеть в саду?
     - Да тебе ж через два часа надоест, снова будешь в бой рваться.
     - Мне всегда недоставало времени  приглядеться  ко  всему  вокруг.
Например, как лист из почки прорастает. Я  ничего  вокруг  не  замечаю.
Утром в палатке по полу  ниточкой  тянулись  куда-то  муравьи.  Но  мне
некогда было наблюдать за ними, о чем-то думал. А иной раз так  хочется
целый день на букашек смотреть, просто бездумно смотреть.
     - Спятишь ты с этими букашками, - бросил Мак. С  людьми-то  психом
станешь, а с букашками и подавно.
     - Время от времени прямо оторопь берет: мы смотрим, но  не  видим.
Некогда. Жизнь пройдет, а я так и не узнаю, как, скажем, яблоко растет.
     Шли они медленно. Мак обшаривал взглядом каждое дерево.
     - Всего не узнаешь, не увидишь,  -  ответил  он.  -  Я  раз  решил
отдохнуть, да и рванул в Канаду, в леса.  Так  дня  через  два  примчал
обратно. По делу изголодался, по хорошей заварухе.
     - И я когда-нибудь  съ