ребу  публике.  Однажды  вечером,  когда я
дожидался,  пока  мне  приготовят  креветочный  буна  навынос  в   индийской
закусочной  с  громким названием  "Закат  Британской империи", в
толпе других страждущих,  меня вдруг осенило, что это именно то  место,  где
можно  выставить мои картины и  где они покорят публику вместе  с бомбейским
рагу, и что согласно давней традиции я мог бы обменять одну из моих работ на
право раз в день кушать бесплатный карри.
     Но мне еще предстояло много  чего узнать о масштабах  своей собственной
оригинальности  и  о  Признании.  В  частности,  я  узнал,  что  закусочные,
торгующие навынос, предназначены для  того, чтобы  торговать навынос едой, а
вовсе не для того, чтобы нести в массы искусство, способное перевернуть мир;
был один особенно неприятный эпизод с применением  устрашающего вида палочек
для  еды  в китайском  ресторане на  Холловей-роуд.  Но  чем больше  в  тебе
оригинальности, тем труднее добиться Признания; с тем же успехом ты  мог  бы
пытаться  продолбить носом дубовую дверь (это образное сравнение,  я никогда
не пытался долбить носом двери).
     Надо смотреть на  вещи и видеть  их такими, какие  они  есть  (художник
смотрит  на  мир  широко  распахнутыми  глазами). К несчастью,  я видел, что
опередил свое время на много лет и что мне теперь остается одно: собрать все
свои работы,  запереть их в надежном  месте где-нибудь в  Уиллздене и ждать,
пока мир меня не нагонит.
     Но я  не  из тех,  кто почиет на  лаврах; я  пустился на  поиски  новых
просторов для завоевания  и буквально за  сорок  пять минут создал новый вид
искусства.  Я сидел-выпивал в "Маркизе Гренби", бар был забит, и
за мой столик  присела  молодая пара. Я волей-неволей подслушал их разговор:
им  приходилось кричать,  чтобы слышать друг друга.  Они  поженились  совсем
недавно, и  мужа теперь посылали  в командировку.  В Болгарию, в Пловдив. На
год. И их это очень не радовало.
     - Вам там понравится, - я сам не знаю, почему встрял в разговор.
     - Вы там бывали?
     - Я там жил два года, - ответил я. Вернее, ответ вырвался сам, я только
произносил слова. Это был вовсе не я, тот, кто принялся разглагольствовать о
работе в Болгарии  в качестве эксперта по очистке воды. Через меня  говорила
сама  Великая  Мысль.  Я  восторгался доброжелательностью  и  приветливостью
болгар, их великолепной кухней, красотами  тамошнего  пейзажа.  Я научил  их
одной очень  полезной  фразе  на болгарском,  приветствию,  которое  следует
использовать только в  одиннадцать часов утра (в  идеале, с последним ударом
церковного  колокола) и  которое  считается  самым красивым и  обходительным
выражением во  всем языке, настолько  красивым  и  обходительным,  что  люди
специально  едут на  другой конец города, чтобы так  подгадать и сказать эту
фразу  тому, кого они  особенно  уважают, и услышав такое приветствие,  даже
взрослые,  совершенно  не  сентиментальные  мужики,  могут  расплакаться  от
полноты  чувств.  Я  даже  дал  им  адреса  двоих  друзей,  которые  говорят
по-английски и с удовольствием покажут им местные достопримечательности.
     На  самом деле мое знакомство с Болгарией  было самым что  ни  на  есть
поверхностным:  однажды  я  взял в  магазине  бутылку  болгарского красного,
подержал пару секунд в  руках и поставил ее обратно на полку. Про Болгарию я
знаю только, что она расположена где-то рядом с Африкой.
     Но поскольку  я  был  при  исполнении (художник  смотрит на  мир широко
распахнутыми глазами), Великая Мысль подтолкнула меня к созданию нового вида
искусства, захватывающего и волнующего. Я назвал его художественным обманом.
Разумеется,  какой-нибудь  дилетант, да  и вообще всякий,  кому  не  хватает
воображения  и проницательности,  легко  перепутает  художественный  обман с
ложью. Художественный обман  - это отнюдь  не банальное вранье,  это  тонкий
олицетворенный вымысел,  штучная  история, сделанная  практически  на заказ.
Существует огромная разница между простым нежеланием поддерживать разговор и
безыскусной   житейской  неправдой,   из   которых,  собственно,  и  состоит
обыкновенная  ложь  ("у меня  все  нормально" или  "я тебе
сразу его верну"), между уже откровенным  враньем,  когда ты  сидишь в
баре  и   представляешься  случайному  собеседнику  военным  летчиком,   или
пытаешься   продать   какому-нибудь  идиоту   несколько  акров  заболоченной
местности,  и тем, что  делаю я. Существует огромная  разница  между  тонким
скальпелем хирурга и пружинным ножом уголовника (я - скальпель хирурга,  как
вы уже поняли).
     Мои  бодрые  заверения  буквально  преобразили  эту  молодую  пару. Мой
рассказ об очистке воды в Болгарии воодушевил их и окрылил, как воодушевляет
и окрыляет всякое  истинное произведение искусства. "Тьмы низких истин
нам  дороже  нас возвышающий  обман".  Я  вполне  допускаю,  что  этот
вдохновенный художественный обман  может рассыпаться прахом в первый же день
их пребывания  в  Болгарии.  Но,  с другой  стороны,  он  может благополучно
остаться при них на всю жизнь. Искусство способно обмануть время, хотя и  не
навсегда.
     Они  купили  мне  пинту пива. За искусство надо платить. Именно  так ты
понимаешь, что это искусство. Твоя жизнь в растянутом времени.
     На следующий день или, точнее,  вечер после изобретения художественного
обмана я  сидел в "Толстяке  и  латуке"  и  там  познакомился  с
женщиной, которая, заливаясь слезами,  рассказала  мне про свою  тетушку,  у
которой нашли рак груди. Я сказал ей, что я - дизайнер ножевых изделий и что
у меня тоже есть тетушка, даже две, и у обеих был  рак груди. Пятнадцать лет
назад.  Они до сих пор живы-здоровы: одна бегает марафоны, а вторая играет в
теннис  и недавно обыграла врача, который  в свое время поставил ей неверный
диагноз,  с  разгромным  счетом 6:0. Женщина ушла домой,  улыбаясь.  Привожу
краткий отчет:

     ОБРАЗ

     ТЕМА

     ГОНОРАР
       Дизайнер   ножевых  изделий   Рак   груди.
Пустяки,  дело  житейское   Бутылка  "Короны"
Владелец   змеиной    фермы   Уклонение   от   налогов
"Драмбуи"*,                                 пинта
"Фостерса"  Теолог  Служба  знакомств
теперь   в  моде   Сухое   белое   вино,  арахис  в  меду
Инструктор по конному спорту Шестьдесят - это еще далеко не
старость       Полпинты      сидра      Крикетный
комментатор  Воспитание   детей  -   это   большое   искусство
Минеральная вода (с газом), свиная поджарка Журналист,
специализирующийся на игрушечных железных дорогах Безработица - это
преодолимо   Никакой   выпивки,  половина  мятной  жвачки
Танцор   балета   Мерзавцы   всегда   бывают  наказаны
Бутылка               "Роллинг               рока"
Специалист-диетолог Вы  красивая и  вовсе  не  толстая
Пришлось купить ей кампари Владелец змеиной фермы
Ваш  сын, сбежавший  из  дома, не умер. Он  просто  сбежал  из дома
Пинта    "Грин    инга"         Журналист,
специализирующийся на игрушечных железных дорогах  Жизнь- совсем не
дерьмо Пинта "Гиннеса"
     [*Драмбуи - крепкий шотландский ликер на основе шотландского
виски и меда. - Примеч. пер.]
     В  общем,  художественный обман  шел на "ура". Денег  я им,
конечно,  не  заработал, но я  получал свою долю внимания. Как-то  вечером я
сидел  в  "Козле", потягивал свое  пиво и размышлял, как  бы мне
раскрутить художественный обман, гак чтобы он приносил  доходы,  достаточные
для скромной,  но все же  безбедной жизни  в деревне в блаженном безделье, и
тут вновь  проявилась  Великая  Мысль. Какой-то шумный и громкий мужик  взял
стул от стола, за которым сидел я.
     -  Поставь  стул  на место,  -  сказал  мой голос,  пока я  сам  только
складывал  в  уме  фразу  насчет  того,  что  вообще-то  принято  спрашивать
разрешения, прежде чем хватать "чужие" стулья, пусть даже на них
никто  не  сидит; мой голос был раздраженным и злым.  Обычно  так говорят  с
людьми, которые ниже тебя по росту и явно слабее.
     - Или что? - спросил Громкий-и-Шумный. И он, и  я уже поняли, что он не
только готов, но и может начистить мне рыло. Я всегда выступал за полезность
физических  упражнений;  просто  я по  природе  маленький  и  щуплый,  и,  к
несчастью,  мое   беззаветное  увлечение  искусством   не   обеспечило   мне
внушительную мускулатуру.
     - Я художник, и я хочу, чтобы вы вернули стул на место, - в моем голосе
слышались командные нотки.
     - Или что?
     -  Или я шею тебе  сверну. -  Должен заметить, что  меня самого удивило
подобное заявление. Совершенно бредовое и в принципе невыполнимое; даже если
бы Громкий-и-Шумный  был крепко связан, и ему бы заткнули рот кляпом, а меня
привели  бы  в состояние непреходящего бешенства на всех Громких-и-Шумных, в
лучшем случае я бы сумел только  высказать ему все,  что я думаю. На словах.
Однажды  одна особенно  наглая  муха  вывела  меня  из себя,  и  я попытался
пристукнуть ее газетой, но  добился только  того,  что она стала жужжать еще
громче. Мне  до сих  пор жалко тех  нескольких  муравьев, которых я случайно
раздавил в песчаном карьере в Маргейте, когда мне было одиннадцать.
     Однако  следует доверять  этим  темным тайникам  души.  О,  эти  темные
тайники души!
     - Ну так бы сразу  и сказал, -  сказал Громкий-и-Шумный, возвращая стул
на  место. Что лишний  раз подтверждает следующее наблюдение: если с первого
взгляда вполне очевидно, что что-то должно произойти, это еще не значит, что
оно  непременно  произойдет. Иногда ты  выпрыгиваешь  из  окна  и летишь  по
воздуху. Я  всегда  выступал против  трусости и  за  отвагу, но эти  понятия
почему-то оказывались несколько  неадекватными, когда мне  приходилось иметь
дело с  людьми  крупнее  меня, одной комплекции со мной и теми,  кто  мельче
меня,   но   кто  имеет  дурную  склонность  подвергать   меня   физическому
воздействию.
     Чуть позже, когда Громкий-и-Шумный  ушел  к своему столику, я  заметил,
как он показал на меня пальцем и сказал своему собеседнику:
     - Ты с ним поосторожнее. Он убийца. Хладнокровный убийца.
     Потом ко мне подошел какой-то мужик и спросил, не хочу ли я выпить. Вот
краткий отчет о художественном обмане за следующую неделю:

     ОБРАЗ

     ТЕМА

     ГОНОРАР
      Серийный убийца Убить  человека - это очень
легко (как муху прихлопнуть) Три пинты "Карлберга", два
"G and T", виски "Чивас Ригал", креветки под  острым
соусом, куриный  моглай,  рис  басмати, сливовое  мороженое,  кофе
Серийный  убийца  Убить  человека  - это  совсем  не  легко
(перевернутая  мебель   и   т.  д.)  Четыре  бутылки   "Стелы
Артуа", четыре  рюмки  медовой водки, два пакетика  чипсов  с солью  и
уксусом, пачка "Benson & Hedges"  Серийный
убийца  Как   жертвы  умоляют   о  пощаде   Пять   бутылок
"Пилз", два виски "Фэймос Граус",  шпинатовые оладьи
под мексиканским  соусом, морской язык с лимоном, картошка-фри, соус тартар,
полбутылки  новозеландского Шардоне  на дубовых почках (выше всяких похвал).
Томик стихов с автографом автора. Приглашение провести выходные в Клойстерсе
(покататься  на лыжах)  Серийный  убийца  Тела  и
останки      Пять       бутылок      "Гролша",      Три
"Маргариты",  бутылка шампанского  "Ru  de  Ruinart"
(разлито  в Париже),  филе  копченой форели  с  хреном,  итальянский  салат,
отбивные  по-македонски  с  овощным гарниром,  бутылка  Бланьи  89-го  года,
шоколадный рулет из черного и белого шоколада, бокал Сотерна, элитный коньяк
"Cohiba",  виски "Glenmorangie"  18-летней выдержки,
кашемировый  шарф,  сигарета  с  марихуаной,   видеокассета  с  эксклюзивной
порнушкой,    поляроидная    фотография   девушки    с    телефончиком    на
обороте
     Даже  гениальный  художественный  обман  требует  постоянной  доработки
деталей,  чтобы не только держать  слушателей в напряжении, но и чтобы  тебе
самому было интересно. Когда  я говорю собеседнику, что только сегодня вышел
из  тюрьмы, он поневоле задумается: а надо ли было меня выпускать? Что это -
очередная  промашка судебных психиатров? Еще одно великодушное  освобождение
преступника на поруки в надежде,  что он осознает, проникнется и исправится?
Типа  что если дать  злодею второй шанс, он обязательно  совладает со  своей
злодейской  натурой - ибо эта натура не вина его, а беда, - и уже никогда не
возьмется  за старое...  но  когда  ты  занимаешься  художественным обманом,
следует  как-то  уравновешивать свежесть  деталей  и  растущую популярность.
Когда тебя начинают узнавать, "Я только сегодня вышел из тюрьмы"
надо  заменить  на "Я  недавно вышел из  тюрьмы",  чтобы тебя не
поймали на лжи.
     Но никто особенно  не задумывается о том, почему ты не за решеткой. Как
все  мы  знаем,  в  наши дни убийство практически не мешает  свободе.  Также
удобно,  когда  тебе хорошо за  тридцать - тебе не  составит  труда  убедить
собеседника, что-ты отсидел свои десять лет.
     Теперь   я    почти   каждый   вечер    хожу   в   артистический   клуб
"Челси", где собираются художники. Сбоку от входа - как войдешь,
сразу направо  - там  есть  очень уютный укромный  уголок  с  двумя удобными
мягкими  креслами  и книжной полкой. Я  прочел много книг, потому что еще до
того,  как занялся художественным обманом,  я частенько бывал  в  этом клубе
(когда решил явить  миру свои бессмертные работы) в плане общения с братьями
по  ремеслу. Когда мой художественный  характер  полностью  сформировался, я
подумал,  что,  может быть,  совершаю ошибку,  не  интересуясь  талантами  и
достижениями других.  Может  быть, все-таки  стоит быть в курсе того, кто на
что способен. Так что я прихожу в клуб, усаживаюсь  за стойку и  обращаюсь к
соседям:
     - Я великий художник. Вы тоже?
     Это  было медленное  и болезненное  открытие, но я  все-таки понял, что
художник  - независимо от того, стремится  ли  он  к общению или,  наоборот,
избегает, - почти всегда остается один на тернистом пути к славе.

     НАЧАЛО БЕСЕДЫ

     ПРИМЕРЫ ОТВЕТОВ
      Я великий художник Хорошо тебе.
     Мы тут с другом беседуем.
     Ага, тогда ты мне, наверное, дашь взаймы двадцать фунтов.
     А-а.
     У меня через десять минут поезд. Хотите поговорить об
искусстве? На самом деле, не очень.
     Мы тут с другом беседуем.
     Этот стул занят.
     Опасный вопрос.
     В этом месяце я уже исчерпал весь лимит разговоров.
     Но дни неистовых анти-Смитовских предубеждений уже миновали.
     В  один из таких вечеров в клубе  "Челси"  я говорил группе
восторженных слушателей:
     -  Самое  главное, я  простил себе все  и  теперь наслаждаюсь жизнью по
полной программе. Мертвых не воскресишь, но даже если бы это было  возможно,
только  представьте,   сколько  сразу  возникнет  проблем...   жилье,  право
собственности, парковка машины...
     И тут я увидел, что внимание завороженной аудитории, которым до этого я
владел безраздельно, вдруг отвлеклось. Все, как один, повернулись к высокому
человеку в пепельно-сером  костюме. Это был  Ренфро. Он протянул мне руку. Я
успел  обменяться  с ним кратким рукопожатием прежде, чем он убрал руку. Это
стремительное  движение  вызвало в  воображении  образ зверя,  пойманного  в
капкан, который вырвался из западни.
     -  Мистер  Смит,  я слышал,  вы  пишете.  Позвольте  задать  вам вопрос
относительно формы произведения.





Пятьдесят бесполезностей

     Кид стремительно  выхватил револьверы,  прокрутил их на пальцах и убрал
обратно в кобуры, не  отрывая  взгляда от воображаемого  врага.  Координация
никуда не делась, и он по-прежнему проделывал все это  четко и быстро (хотя,
наверное, уже не так быстро, как раньше).
     И еще он знал: что-то не так. Он это чувствовал, но не  мог понять, что
именно не так и  что  нужно  сделать,  чтобы это исправить.  И  можно ли это
исправить.
     Он  достал кисет,  свернул себе папиросу, закурил и  задумался, пытаясь
найти ту точку, откуда все пошло наперекосяк.
     У него  было много времени,  чтобы подумать. Долгие  годы он  только  и
делал, что думал, но так ничего и не надумал.
     Его карьера закончилась точно так  же. Последние пару недель  до  того,
как  все  кончилось, у  него  были  сильные приступы нехороших предчувствий.
Стойкое  ощущение,  что что-то не так. И даже  не пару недель, а,  наверное,
пару месяцев. Просто  тогда он еще не понимал, что его поезд готовится сойти
с рельсов.
     Он  не собирался сам уходить с работы. Он мог  бы  подать в отставку по
собственному желанию, но нет - он специально устроил так, чтобы его уволили.
Может быть, для того, чтобы ему было кого винить, если  он вдруг пожалеет об
этом. Скорее всего его  нежелание уходить самому было связано с тем,  как он
устроился  на  эту  работу. Понимая,  что нужно работать, причем работать  в
приличном   месте  (строгий  костюм,  пристойная  зарплата,  гарантированная
пенсия), он  просмотрел  объявления  о  вакансиях  и  увидел, что  требуется
человек  в  управление  городского  планирования.  Он  пошел  в  библиотеку,
прочитал  пару  брошюрок  о  принципах  городского  планирования,  а   потом
состряпал себе  фальшивый диплом и  пошел на собеседование,  где врал просто
напропалую, но зато убедительно. Не имея вообще никакой подготовки и знаний,
но зато понимающий, что такое хорошая шутка, он без труда получил работу.
     Обман так и не раскрылся, потому что хотя его должность была солидной и
хорошо оплачиваемой, на  самом  деле, он  вообще ничего не  делал.  Ходил на
какие-то собрания и  встречи, где хорошие  шутки  всегда приветствовались, и
ездил по городу,  изучая расположение  фонарных  столбов. В каждом уважающем
себя городе должно быть управление городского планирования, но на самом деле
города  сами  себя  планируют.  Может быть, из-за  легкости,  с  которой  он
провернул  эту  аферу,  он  так  и  не  смог заставить  себя  уважать  своих
коллег-специалистов, или просто сказались пять лет постоянной скуки.
     Все началось из-за чашки чая. До работы ему было ехать всего ничего, но
из-за утренних пробок он  добирался  не  меньше чем  за  полчаса. Он  всегда
просыпался  с  большим  трудом: единственный способ гарантированно встать  с
постели  - это скатиться с кровати и шлепнуться на холодный  и  твердый пол,
что  дает стимул быстрее подняться  и пойти в ванную. Он подгонял время так,
чтобы приходить на  работу не совсем  вовремя, а с  опозданием на три-четыре
минуты,  так  чтобы  к  нему не  могли  придраться, но  при  этом  выгадывал
три-четыре минуты сна. Он  залпом выпивал чай, запихивал  в рот кусок тоста,
бежал к машине, на  ходу завязывая галстук,  и стоял  в  пробках,  теряя без
толку  время  и  начиная  потихонечку ненавидеть знакомые  лица  в  соседних
машинах.
     Однажды  утром он совсем  уже проспал  и,  чтобы не терять время,  взял
чашку  с чаем с собой в машину и выпил его по дороге. Месяца полтора  спустя
он уже шел по утрам к машине в банном халате, а брился, одевался и завтракал
прямо в машине. Люди таращились на него, но ему было плевать, и только потом
до него дошло, насколько опасным было его положение. Он  дошел  до того, что
стал  приходить на работу уже после  обеда в полном  ковбойском облачении  и
крутить на пальцах свои шестизарядные револьверы  на деловых встречах, и вот
тогда его поведение начало вызывать нарекания.
     Первые четыре месяца после увольнения были самыми тяжкими; потом, когда
ты уже привыкаешь, становится легче. Это как если ты тонешь,  рассуждал Кид:
сначала  ты  отчаянно  бьешь по  воде руками и ногами, пытаясь удержаться на
плаву, а потом все страдания проходят, и ты вместе с ними. Но как бы  там ни
было,  просто одеться и вымыться  к тому  времени превратилось  в работу. До
этого у него не было сколько-нибудь приличной работы,  и после этого тоже  -
по крайней  мере  такой, которую  можно было  бы назвать  работой. Однако он
никогда себя  не обманывал:  они разошлись  с женой вовсе не потому, что его
погнали с приличной работы. У них и раньше все было плохо. Они жили каждый в
св