ны восприятия обрушивается целый калейдоскоп образов, среди которых я вижу собственный кулак, бьющий по искаженному, гуттаперчивому лицу какого-то пидораса... это Бернард... нет... это Гордон, его сладкое, тошнотворное дыхание щекочет мне ухо, и хребет у меня трясется... что за на хуй.
     Соберись: возьми себя в руки, мать твою.
     Лучше.
     Уже лучше.
     Я замечаю, что мы уже не в джипе, а лежим в одном исподнем на берегу озера. Я с завистью глянул на мускулистые, натренированные ноги футболиста Джеймисона. Все это время охоты на Марабу я обходился с ним не лучшим образом; да и первоначальный импульс уже сошел на нет.
     Сэнди смотрит на солнце и произносит:
     - Не было там никакого пенальти, - я наконец-то понял, о чем он говорит. Вместо того чтобы довериться себе, поверить в свою способность реагировать на происходящее с достоинством и состраданием, я все пытался срежиссировать события в своем мирке, хотел полностью контролировать ситуацию. А что если оба моих мира сближаются? Может быть, таким образом я подберусь поближе к Марабу. Я не стал обрубать Сэнди, а наоборот, решил ему подыграть.
     - Я склонен согласиться с тобой, Сэнди, - говорю я. Он тычет себя в голую грудь.
     - Все ведь зафиксировано на пленку. Каждый Божий день я проклинаю это решение, Рой. Этот удар разрушил мои планы на медаль, вычеркнул меня из списка рекордсменов, лишил меня места в пантеоне бессмертных футболистов. Не было у них права так поступить со мной. - Он задыхался от гнева. - Кто дал ему право? Ни у кого нет такого права... - По загорелым щекам Сэнди катились слезы.
     Ни у кого нет такого права.
     Где я это видел?
     Где я это видел? Я забеспокоился и пустился в нервные разглагольствования:
     - Да ладно тебе, Сэнди, такого рода проколы - неотъемлемая часть игры. Да что говорить, взгляни на Шотландский футбол, на его безрадостное положение забытого сектанта: масонство, фанатизм, второстепенность, отсталость - вот его основные черты. Мы же говорим о Шотландии, ради Бога...
     ШОТЛАНДИЯ. НЕТ. МЫ ЖЕ ВРОДЕ В АФРИКЕ, ИЛИ НЕТ, ИЛИ МЫ У МЕНЯ В ГОЛОВЕ, А ЭТО УЖЕ НЕ СТРАНА, НИЧЕГО ПОХОЖЕГО...
     С минуту, открыв рот, я смотрю на Джеймисона, к счастью, он слишком погружен в себя, чтобы заметить мою оплошность.
     - Сэнди, подумай, ведь его можно простить, человеку свойственно ошибаться. Может быть, он просто оступился.
     Сэнди задумался, после чего повернулся ко мне, как будто в состоянии шока.
     - ...Оступился? - повторил он.
     - Да, Сэнди, человеку свойственно ошибаться. Сэнди взглянул на меня, глаза просветлели, лицо озарила улыбка.
     - Ну да! Конечно же, просто дурацкое недоразумение! Это же всего лишь игра - футбол: двадцать два придурка-переростка гоняют по полю мяч. Ничего страшного.
     страшного
     поднимаюсь
     Единственного удара Дарена Джексона оказалось достаточно, чтобы ?Нет Хибз? очередной раз прошли в финал Кубка Лиги, где они встретятся с ? Рэйнджерс?...
     - Вот что я поставлю нашему мальчику, про футбол ему сейчас неинтересно. Это мама.
     - Да откуда тебе-то знать, Вет. Я тебя спрашиваю! Откуда ты знаешь, что ему интересно?
     Как насчет пошалить-лить-лить,
     Порезвиться, резвиться-виться?
     Я могу показать тебе класс...
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     теперь мы с Сэнди пьем коктейли в баре, находящемся в городе, возможно, это Найроби или какой-то другой африканский город, недостаточно красивый, чтобы быть Кейптауном; все плохо - эти две шлюхи, которых мы встретили, сидят тут же, а Сэнди заискивает перед ними и говорит:
     - Могу ли я купить дамам выпить? Шлюхи сверкают на нас хищными улыбками. Я вмешиваюсь в разговор:
     - Нет уж, шлюхи идут на хуй. Мы вдвоем отдыхаем, понятно? И не хотим, чтобы вы испортили нам приключения, помешали выполнению задания, отравили все веселье! Без баб! Только пацаны, пацаны, пацаны!
     Я воплю на них, как разъяренная баба. Боюсь, что опозорился на весь бар, однако это выбило дамочек из колеи; сбросив личину, они оказались гигантскими богомолами в париках, одна в светлом, другая в темно-рыжем; по смертоносным, похожим на клещи челюстям насекомых размазана помада.
     - Смотри, Сэнди, ты только взгляни на них, - улыбаюсь я, оправданный триумфатор. - Смотри, кто они есть на самом деле, эти шлюхи гребаные!
     Сэнди отвернулся и улыбается белому, седому как лунь бармену.
     - Эти так называемые ?дамы?, их компания нам ни к чему. - Он кивнул ему, подмигнул, после чего бармен вытащил из-под стойки бейсбольную биту.
     - Вон! Проваливайте отсюда! - заорал он на насекомых. Послышалось какое-то механическое жужжание, и они неуклюже попятились к выходу. Дверь осталась открытой нараспашку. Нам видно, как по тротуару идут прохожие.
     Я просто восхищен Джеймисоном, тем, как он повел себя в очевидно трудных обстоятельствах. Какое-то время я раздумываю, не сообщить ли ему об этом, и в итоге решаю: черт с ним, конечно, я скажу ему, и в этот момент вижу, как мимо паба, вперевалку и прихрамывая, семенит нечто неуклюжее.
     Сэнди тоже это заметил. Он отставляет стакан. - Живо, Рой! Это же наш гребаный Марабу! Мы вылетаем из бара и бросаемся в погоню за тварью, которая, пробежав по улице, сворачивает в аллею
     но вот я поднимаюсь
     сейчас -
     сейчас -
     наверх
     наверх
     наверх
     - Вот, Вет, это пленка для Роя...
     И вот он поет свою любимую:
     Из России с любовью
     Лечу я к тебе,
     Я многое понял
     В разлуке с тобою...
     КТО-НИБУДЬ, ВЫКЛЮЧИТЕ ЭТО ГОВНО
     Поездив по свету,
     К тебе возвращаюсь
     Из России с любовью.
     Помню, как Мэт Монро играл в ?Птичьей клетке? в театре на Ферри Роуд. Звезда Мэта к тому времени уже закатилась, но маме с папой очень понравился тот вечер. С тех пор как Мэт сыграл Бонда и отец услышал эту песню, он стал отцовским кумиром, и старик весьма сносно ему подражал.

     Повидал я народы и страны,
     улыбался порой ненароком.
     но, Боже мой,
     Ты повсюду была со мной.
     Про себя твое имя твержу,
     Но из гордости я не скажу
     О любви, опасаясь в ответ
     Услыхать твое краткое ?нет?.

     - А здорово, правда, Вет?
     - Ну да.
     - Нам вообще-то пора двигать, а то ведь чай ждет, да по телику сегодня новая серия Дэвида Аттенброу. Новый Аттенброу, знаешь-понимаешь. Там и про птиц будет. Тайная жизнь сипухи, часть первая. Видишь, что ты пропускаешь, Рой! Есть еще новости для нашего мальчика, а, Вет? Новости есть, говорю?
     - Да нет, вроде все в порядке.
     - Вот еще какие новости: в этот раз я не стал голосовать за тори на местных выборах, в знак протеста против этого гребаного подушного налога. Притом что протестовать следовало против гребаных лейбористов, которые сидят в горсовете, ведь это они дерут с нас бабки. Я проголосовал за НПШ (Национальная партия Шотландии), и не потому, что я верю в независимость Шотландии. Шотландцы создали империю, а эти придурки англичане не могут ею управлять. Вот такая моя позиция, правильно, Вет?
     - Ну да, покеда, Рой.
     - Бывай, сынок.
     Они выключают магнитофон и уходят, их сменяют сестры, которые переворачивают меня, чтобы поставить клизму. Это делает Патриция Дивайн.
     Для кого-то это могло бы стать сексуальной фантазией.

10. Посещения Бернарда

     Ко мне в больницу пришел Бернард. Он приходит каждые несколько дней, или недель, или месяцев, я так думаю: в моем положении время не имеет значения. Бернард приходит читать мне свои стихи. Грустный пидор, наконец-то он нашел слушателя, который никуда не сбежит.
     В посещениях Бернарда есть только один интересный момент: похоже, он единственный, кто на самом деле верит, что я его слышу. Голоса других звучат напряженно, они говорят через силу, они полны всепоглощающей жалости, они исповедуются и оправдываются. И только Бернард, похоже, чувствует себя свободно. Мы никогда так свободно с ним не общались. Почему он так добр ко мне?
     - Помнишь Южную Африку, Рой? Йобанесбург, - он сплевывает. - Как мне там остоебенило! А ты, я помню, подавал надежды. Я тогда еще не раскрылся по-настоящему; тамошние мальчики - сборище отбросов всех рас и национальностей... но ты, конечно, преуспел там больше моего, - хихикает он. - Тискался по чуланам, как жадный до денег мальчик по вызову.
     Э, Ч‚ ТЫ ТАМ ПИЗДИШЬ, ПИДОР ГР‚БАНЫЙ...
     - Да-да, я все знал про тебя и Гордона. Бедный старый дядя Гордон! Фашиствующий урод.
     Какого хуя...
     - Он и со мной пробовал потешиться. Сначала со мной. Ты разочарован, дорогой? Да, я пидор по всем правилам, но уж всяко поразборчивей тебя. То есть вы с бабулей оба вроде гетеросексуалы, так ведь? Я, возможно наивно, полагаю, принимая во внимание твой послужной список, что ты не стал бы лизать ее старую заскорузлую пихву. - Интонация у него, скорее, дразнящая, насмешливая, нежели злая.
     ПОШЕЛ ТЫ НА ХУЙ, ГНУСНЫЙ УРОД...
     - Вот и я вряд ли стал бы отсасывать у дяди Гордона. А ты сосал, ведь было? Паршивая жизнь, до чего она тебя довела, Рой.
     МЫ ЕБАЛИСЬ?.. ДА НЕТ ЖЕ... ОН ДРОЧИЛ, ТОЛЬКО И ВСЕГО...
     - Прости, Рой. Я вышел за рамки правил. Так ты помнишь Африку? Я думаю о ней до сих пор. Эти воспоминания вдохновили меня на несколько стихотворений. Помнишь, как Гордон взял нас в Сан Сити на уик-энд?
     Да, помню. Короткий перелет из Золотого города до Африканского Вегаса, расположенного на территории формально независимой Бопутацваны. В ЮАР азартные игры, понятное дело, были запрещены.
     Увеселительная поездка была подготовлена Гордоном, он взял с собой Джона и Вет с единственной целью: показать свое благосостояние и многочисленные деловые связи, чтобы они прочувствовали свою неполноценность.
     Я все отлично помню. Было здорово. Мы остановились в отеле ?Каскад? - самом дорогом, самом шикарном в Сан Сити. Как и предполагает название гостиницы, основной темой в ее оформлении была вода. Ее свободное использование позволило создать живописные мини-тропики с богатой растительностью. Мы с Ким постоянно бродили по тропинкам рукотворных джунглей, открывая для себя ручьи, мосты, водопады. Кроме нас, детей там больше не было, и рай этот принадлежал нам одним. Возле озера мы обнаружили полянку. Мы любили посидеть там, воображая, будто все это наше и нам не придется возвращаться домой. Бывало, я вел себя как подонок и доводил Ким до слез, утверждая, что мы вернемся в Муирхаус. Уж лучше бы я так не шутил. Она, как и я, любила Африку. Но эти сады были просто как земля обетованная. На самом деле территория отеля представляла собой Сан Сити в миниатюре. Чтобы создать этот оазис посреди пустыни, потребовались огромные объемы воды. Цветы, поляны, экзотические деревья и бурные ручьи были расположены здесь с большим вкусом и создавали удивительный пейзаж.
     Мы чудесно провели время.
     - мы с Тони были уже достаточно взрослыми и могли ходить по казино да кабакам с мамой, папой и Гордоном
     это был рай
     - тошнотворная жадность и жажда наживы, парадный фасад апартеида, развлекательный комплекс, где поселенцы наслаждаются украденными богатствами
     ЗАТКНИСЬ ТЫ, ПИДОР, ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК, ТАМ БЫЛО ЧУДЕСНО
     - еще ужаснее казино были эти ебаные кабаре. Вам с Ким повезло, вас оставляли в гостинице. А мне приходилось сидеть тише воды на шоу Дорин Стар. Безвкусица и сплошной расизм. Я написал об этом стихи.
     О БОЖЕ, ВОТ ОН, СЮРПРИЗ, ВАЛЯЙ.
     Он переходит на декламационный шепот:
     - Оно называется ?Дорин Стар больна раком?.

     Ты по телику не видел
     Передачку про нее -
     Теле-еле-пустобрехи
     И газетное вранье?
     Что там только ни покажут,
     В основном все сраный треп
     И фигня про силу воли -
     Бьют мне в темя или в лоб.
     То ль певичка, то ль актриска,
     Ну, из уличных она:
     Мне и дела никакого,
     Что, мол, рак у ней, больна...
     Из Британии приперлась
     И комедию за грош
     Для расистов там ломала,
     Прям в ЮАРе - ну хорош!
     А теперь она вся в раке,
     Надо же, какой кошмар!
     Но слыхал я все те враки,
     Что она несла в ЮАР.
     Мол, "они спустились с древа,
     Форма черепа не та,
     Дескать, недочеловеки" -
     Вот такая хренота.
     От неонацистских бредней
     Я едва не охуел,
     А расисты эту жвачку
     Каждый лопал, как хотел.
     Только если что посеешь,
     Говорят, то и пожнешь:
     Если ты стояла раком,
     То от рака и помрешь.
     Не поможет терапия
     Вместе с химией крутой,
     Ну а мне какое дело:
     Сдохнешь ты - и хуй с тобой.

     - Ну и как тебе стих, Рой?
     Он спрашивает, как будто ждет ответа. Он знает, что я его слышу. Бернард в курсе. Бернард.
     - В клубе он произвел ебанический бум.
     Бернард.
     Думаю, это одна из твоих самых удачных попыток.

Часть третья

По следу Марабу

11. Кэжуалсы

     С Лексо мы познакомились в поезде Глазго-Мотервел. Мы с Дикси и Вилли сидели через проход от основного стола, за которым собрались топ-бои. Это был мой первый выезд с кэжуалсами, и я определенно должен был произвести впечатление.
     Дикси и Вилли, поднявшись из baby crew, участвовали уже в нескольких вылазках. Сначала их рассказы нагоняли на меня скуку: они казались неправдоподобными, и я не мог всерьез воспринимать их версии и, тем более, их роль в описываемых событиях, как они ее преподносили. Но все равно - интерес они заронили, и я решил сам посмотреть буйство на домашних матчах, в котором участвуют специально для этого собирающиеся кэжуалсы, лучше всего для этого подходили матчи против Абердина. Так я подсел на адреналин.
     И вписался я впервые, когда фирма Абердина приехала к нам на матч огромной толпой. Эти бараны только что выписали Чарли Николаса из ?Арсенала?, того моталу; атмосфера была напряжена. Они переоценили свои шансы. Я поорал и потолкался немного на Реджент-роуд, но вокруг было слишком много ?мусоров?, так что попинаться реально возможности не было.
     Была среда, унылый вечер. В поезде нас убедили, что на этот раз все будет иначе. Дикси, Вилли и я вели себя как горячие новички-лейтенанты: мы смеялись как психопаты над любой шуткой топ-боев, которые работали на ближних трибунах, и были строги, непричастны и безразличны, когда слово брал кто-нибудь из психов.
     Лексо ходил по вагонам и подбадривал банду:
     - Смотрите, чтоб никто не обосрался. Помните, кто отступает - тот умирает. Мы самая крутая банда в Европе. Мы никогда не съебываем. Имейте это в виду. Никогда.
     Встречи с мотервеловскими кэжуалсами долго ждать не пришлось. Они встретили нас прямо на вокзале, и тут я чуть не обосрался от страха. Не знаю почему, ведь всю жизнь меня окружало скрытое и явное насилие. Однако данная ситуация была для меня новой. Только теперь я понимаю, что любое поведение определяется ситуацией и соответствующим опытом; и больше зависит не от того, кто ты есть, а от того, как ты действуешь, хотя часто мы так до конца и не понимаем ситуацию и не отслеживаем опыт, определивший наше поведение. Помню, я подумал: проглоти страх, почувствуй напор. Так говорил Лексо. Потом я увидел, как худой белобрысый парень, почти альбинос, просто вклинился в толпу мотервелцев, и они сразу пошли на попятный. Я рванул и стал бить, крушить, кусаться. Тот, кого я бил, отвечал мне ударом на удар, но я будто не чувствовал боли; я знал, что противнику больно, потому что глаза его были наполнены страхом, и от этого я получал неземное удовольствие. И вот он уже на земле. Потом, помню, кто-то из наших парней оттащил меня от этого гада и увел с вокзала, когда воздух наполнили полицейские сирены. Я рычал как зверь и все хотел вернуться и вогнать гниду в землю, отправить его к праотцам.
     На матче внутри у меня все дрожало от возбуждения. Как и у всех. Любая банальная шутка по поводу махача вызывала приступ истерического, разряжавшего атмосферу смеха. Из игры я ничего не помню. Помню только, как Микки Веир бегал взад-вперед по флангу, тщетно пытаясь показать футбол, а вокруг него носились великаны в красно-желтой форме и подслеповатый судья. Мы продули 1:0. В поезде на обратном пути полиция сопровождала нас до Глазго, а потом и до Эдинбурга. О матче не было сказано ни слова, мы говорили только о махаче.
     К нам в купе зашел Лексо. Дикси как покорная овечка поднялся, чтобы уступить ему место рядом со мной, и встал рядом, опершись на стол. Лексо прогнал его, выпалив:
     - Куда нос суешь, скотина!
     Дикси ушел как побитая собака. В тот раз он неважно показал себя в драке.
     - Драчун гребаный, - улыбнулся Лексо и крикнул на весь поезд: - Гоусти! Поди сюда, ебтать-колотить!
     К нам подошел парень-альбинос, его звали Гоусти. Глядя на него, ни за что не подумаешь, что он - самый крутой боец, но любой сосунок знает его как безумного громилу. В Мотервеле он показал себя. Он начал битву, он вселил в меня уверенность. Никогда я не видел такой быстрой, безжалостной, мощной атаки.
     - Как тебя звать, приятель? - спросил он.
     - Рой. Рой Стрэнг.
     - Стрэнг. Брат у тебя есть?
     - Да, Тони Стрэнг.
     Он кивнул, как будто припоминая.
     - Откуда ты?
     - Муирхаус.
     - А, дитя окраин? - смеется он.
     Я почувствовал, как во мне вскипает злость. Что он о себе думает, этот боец? Я постарался сдержаться. Я знал, кто он такой. Гоусти. Призрак. Я видел его в деле, совсем недолго, так как сам был занят, но достаточно, чтобы понять, - к этому парню я заводиться не стану.
     - Мы тут все из Нидри, - он улыбнулся. - Перебирайся в город, вот что. Хватит с тебя этих окраин гребаных. Спутниковые антенны знаешь?
     - Ну.
     - А как называется децильная коробочка позади антенны?
     - Фиг знает.
     - Центр, - смеется он. Мне было приятно войти в эту компанию.
     Так началась моя деятельность в составе кэжуалсов. Сезон только стартовал, а я уже был знаком с топ-боями.
     Взяли меня на Паркхэд - я сломал челюсть одному ссыкуну; кастет я, к счастью, успел скинуть. На играх в Глазго мы придерживались такой стратегии: смешиваемся с толпой, бросаемся на первого встречного, нагоняем страху на всех. Организованность и кураж - вот все, что для этого нужно. Организовать - значит правильно выбрать время и скоординировать действия. Я намыливал шею одному ебанько, который додумался нацепить на свой шарф кучу значков с изображением Папы и символикой ИРА, но тут рядом со мной нарисовались два мусора. Я побежал, продираясь сквозь толпу, но какой-то пиздюк хитрожопый подставил ногу, я потерял равновесие, рухнул, и меня примяли.
     Матушка и батя пиздец как боялись, что дело дойдет до суда.
     - Я не хочу, чтоб у тебя были проблемы, Рой. Ты же можешь потерять работу, сынок. Ты вроде как самый здравомыслящий в нашей семье, - мозговал отец. Его позиция была неоднозначна: озабоченность, с одной стороны, и радость, что уроки бокса не прошли даром, - с другой. - Нам, конечно, не следовало сюда возвращаться. Надо было остаться в ЮАР.
     - Да ладно, па...
     - Ничего не ладно. В ЮАР надо было остаться, знаешь-понимаешь, - он все бубнил. - Я ж те говорю, ты мог работы лишиться. Работа ща на улице не валяется, а тут еще компьютер - машина будущего.
     - Ну да.
     - Да и чего ради? Зачем? Я тебя спрашиваю. Ради банды гребаных кэжуалсов. Да этих пиздюков футбол-то не интересует. Видел я вас на Восточной дороге - все в дорогих шмотках, на лэйбаках, знаешь-понимаешь.
     - Дерьмо все это.
     - Конечно, дерьмо, я-то все знаю, читал в ?Вечерних новостях?. У всех мобилы, и все такое. Вы хотите показать нам, что все это мусор? Я тебя спрашиваю!
     - Да дерьмо все это. Чисто дерьмо.
     Старик уже не наводил на меня такого страху, как раньше. Он стал грустнее, слабее, смерть брата и конец южно-африканской мечты подкосили его. Он работал охранником в магазине Джона Мензи.
     Я продвигался вперед, к самостоятельной жизни. По выходным мы ходили по клубам или на футбол; я уже отфачил нескольких птичек. Причастность к кэжуалсам резко повысила мои шансы на этом фронте, и, хотя я никогда не был доволен своей в