е, что Джон услышал от мамы историю, как Бернард и другой парень чего-то там делали вместе, и пригрозил, что отрежет ему перец.
     Мама с папой, очевидно, уже сами успели поругаться на этот счет, и были оба на таком взводе, что за столом, казалось, воздух сгустился вокруг них. Я быстро и нервно поел, горя желанием удалиться; я чувствовал, что одно неверное слово или движение может спровоцировать кровавое побоище.
     - Мясо горячее... - сглупила Ким. Джон бросил на нее злобный взгляд.
     - А ты хочешь, чтоб было холодное, „б твою? Твоей маме большого труда стоило приготовить этот ужин! Прояви хоть каплю уважения, знаешь-понимаешь, хоть каплю уважения.
     Вот это действительно было уже опасно, ведь на Ким Джон наезжал крайне редко: она как-никак была его любимицей. Ким надулась и повесила голову. Казалось, она размышляет, не прибегнуть ли к проверенному способу, а именно: разреветься, чтобы привлечь внимание, но, отвергнув этот ход, погрузилась в тяжкие раздумья, что бы ей такого предпринять.
     Вет тоже вписалась в действо:
     - Тони, не спеши ты, блин. Тебя, Рой, это тоже касается. Еда никуда от вас не убежит, ради Бога.
     Мама всегда казалась мне молодой и красивой. Теперь она представлялась мне кривой и изможденной старой ведьмой, чьи глаза уставились на меня из-за пятен расплывшейся туши. В ее длинных черных волосах я заметил посеребренные пряди.
     Да пошла она, да все они! Я стану сильным. Сильный Стрэнг. Уж я-то позабочусь, чтобы мое имя знала каждая собака.
     Я буду...
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ в кошмары с аистом Марабу.

8. Злоключения в холмах

     Когда мы приехали в тайную гостевую резиденцию в Джамбола для рандеву и отчета о состоянии работ, старый толстый Доусон выглядел просто отвратительно. Его хитрые, слезящиеся глазки потемнели, а загорелый зоб дрябло свисал, подрагивая на подбородке. Он не был похож на человека, довольного жизнью, и то, что мы были источником его беспокойства, было более чем очевидно.
     Понятно, что нам еще не удалось установить место гнездования нашего Марабу: слишком мало было следов. Откровенно говоря, мы с Сэнди относились к охоте как к увеселительной прогулке, и Доусона это совсем не радовало. Он холодно поздоровался с нами и поспешил усадить на угол дубового стола зала заседаний, после чего удалился на минуту. Сэнди повернулся ко мне и прошептал:
     - Толстяк Доусон взбешен не на шутку, - паническая нотка пробралась в его голос: - Да будь я проклят, если знаю, чего он так разгорячился. Как будто Джонни Аист - это...
     В этот момент Доусон вошел в комнату и втиснулся в кресло напротив нас. Его похожие на непропеченные булки пальцы барабанили по столу, потом он вздохнул.
     - Меня окружают одни идиоты, чьи головы заняты гомосексуальными фантазиями, а не тем, как отловить наконец этих кровопийц, - презрительно рявкнул он. Сэнди сидел с виноватым видом. Это меня раздражало, ведь мы все делали, как надо. Я уже собирался что-то сказать, как Доусон повернул пятнистое лицо к своему лакею Дид-ди: - Либо это, либо полная некомпетентность и мятеж.
     Низкожопый слуга что-то пробормотал и зашаркал прочь из комнаты, глядя себе под ноги.
     Я решил, что ради спортивного интереса лучше будет довести Доусона, нежели вступать в конфликт. Жирный гоблин был нам все еще нужен. Без его помощи надежд на то, что мы обнаружим Марабу, было мало.
     - Успокойся, Лок, - улыбнулся я. - Не кипятись. Откупорь бутылочку-другую пивка...
     - Какого черта ты меня успокаиваешь, когда вокруг меня все рушится, - отрезал он. Изумрудный лес кишит Марабу, которые только и знают, как все истреблять, а здесь, прямо у меня под носом, в Джамболе, начинаются волнения среди аборигенов... Сэди!-крикнул он. - Сэди!
     Его черная мадам иностранка вошла в комнату.
     - Да, миста Досса?
     - Что тут происходит, Сэди? Скажи мне... кто-нибудь, объясните! Локарт Доусон то, Локарт Доусон это... ну да, давайте все затопчем Локарта Доусона! Давайте все забудем, что Локарт Доусон спас этот парк от полного вымирания!
     Сэди печально покачала головой.
     - Каждый знаэт, что вы наш друх, миста Досса. Каждый знаэт, что у нас ничего нэт, пока вы нэ пришли сюда сдэлат всэх нас сильный. Всэ наши люди уважат и любит вас. Только нэкоторые молодые бунтоват, как всэгда делают молодые. Мальчики эти будут сэрьезно наказан за грэ-хи, миста Досса.
     Доусон заложил руки за голову и почесал шею. После чего он протяжно вздохнул.
     - Я по природе своей человек вполне терпимый, Сэди, но я верю в силу примера и в наказание как итог преступления, и все такое. Иначе это дает повод дурной поросли думать, что они выиграли битву. Так вот им мое решительное нет. Предупредите этих так называемых ?бунтарей?, когда будет облава, что я лично намерен присматривать за их поведением. Травля Локарта Доусона становится в этих краях бурно развивающейся отраслью. В этой сфере содействия от меня не ждите, спасибо большое. Можете им сказать, что Локарт Доусон еще ни перед кем никогда не отступал и теперь не собирается.
     - Ест, миста Досса.
     - Конечно, - обиженно заблеял он, - конечно, возможно, когда-нибудь Локарт Доусон решит, что все это не стоит его усилий и просто уйдет. Что тогда с вами станет, а?
     - О нэт, миста Досса нэ уйти, нэ оставит нас, пожалуста, нэ оставит нас! Вы человек особэнный, миста Досса, мы вас очен любит и нэ может бэз вас жит! Пожалуста, нэ оставлят нас!
     Сэди уже стояла на коленях, припав к его ногам. Он взъерошил ее темные волосы.
     - Ладно, Сэди. Спасибо.
     Женщина встала и удалилась со слезами на глазах. Она заслужила ?Оскара?.
     - Похоже, они вас любят, - отвесил Джеймисон театральный комплимент.
     - Да, любят, Сэнди. Могу честно признаться, что в целом я весьма уважаемый человек, многие относятся ко мне с восхищением. Однако есть немногие, которые считают, что Локарт Доусон - слизняк, комический персонаж. Что ж, когда их приведут сюда в наручниках мои силы безопасности, мы учиним им допрос с пристрастием, а потом посмотрим, что я за комический персонаж.
     Я поднял бровь и взглянул в сторону Доусона.
     - Допросы - это моя слабость, - объяснил Доусон. - Обожаю задавать вопросы - это у меня в крови. Я спрашиваю все у всех: например, почему у нас такие огромные государственные дотации убыточным отраслям, при этом гранты на развитие бизнеса для преуспевающих так невелики. На самом деле я спрашиваю, зачем вообще существуют государственные дотации.
     Я улыбнулся в ответ.
     - Очень дальновидный подход, Локарт, это вам не стремление сохранять на вечные времена узкие экономические интересы преуспевшей, но духовно обнищавшей элиты за счет менее удачливых собратьев. Воистину такие допросы направляют человеческий род к самореализации, к выполнению своего вселенского предназначения. В основе же явно чувствуется глубокая философская подоплека.
     Доусон изучающе посмотрел на меня, проверяя, не смеюсь ли я над ним. Похоже, он так до конца и не понял, но решил воспользоваться преимуществом, которое дает сомнение.
     - Вот именно, Рой! Ты настоящий философ! - улыбнулся он, сверкнув жемчужными зубами и представив на мое обозрение дорогущие протезы.
     - Вы расправитесь с этими неблагодарными мятежниками, Локарт, - подбодрил я его.
     - Они забыли, что сами меня сюда позвали, - сказал Доусон, - впрочем, как и жители Изумрудного леса. Я сделал это для них.
     - Так в Изумрудном лесу одобрили слияние ваших компаний? - заинтересованно спросил я.
     - Больше я ничего не могу сказать, Рой. К сожалению, я не настолько свободен, как эти горячие головы, чтобы разбрасываться обвинениями. Локарт Доусон не может позволить себе такой роскоши. Я вынужден молчать, будучи связан уставом компании и положением члена совета директоров ОАО Джамбола Парк. А теперь к делу: какие подвижки в истории с Марабу?
     - Как я уже сообщал вам вчера по телефону, гнездо мы еще не обнаружили. Однако не все так безрадостно... Сэнди, - я повернулся к Джеймисону; тот встал, подошел к рюкзаку и, вытащив большую карту местности, разложил ее на столе.
     Сэнди надел очки в стальной оправе и начал:
     - На этой карте обозначены основные колонии фламинго в этом районе и примерные миграционные пути.
     - Ну и что, мы-то говорим о Марабу! - загудел Доусон.
     - Дайте мне закончить, - с петушиной заносчивостью отпарировал Сэнди, что вызвало во мне короткую вспышку восхищения. Доусон нехотя уступил, и Сэнди продолжал: - Направление миграции указывает на быстрое перемещение колоний фламинго из района озера Тор-то на север, в сторону границы.
     - Мы не можем позволить себе упустить наших фламинго... - вздохнул Доусон.
     - Да, но слушайте дальше. Единственное, что может вызвать массовое бегство фламинго такого масштаба, - это присутствие большого количества хищных птиц, питающихся падалью, известных нам как Аисты Марабу.
     - Да... но...
     - Марабу обратили в бегство все колонии фламинго, встречавшиеся им на пути. Нетронутыми остались только колонии на северо-восточном берегу озера Торто. Туда-то Марабу и направляются.
     Доусон понимающе поднял бровь.
     - Туда же, - сказал я, выдержав, как мне казалось, весьма театральную паузу, - направляемся и мы.
     - В любом случае, - добавил Сэнди, не упуская возможности воспользоваться своим возросшим в глазах Доусона авторитетом, - кое-что
     нам
     - Я ГЛАЗ НА ТЕБЯ ПОЛОЖИЛА
     ОТЪЕБИСЬ!
     - Вот, включила тебе музычку. Доктор сказал: чем громче, тем лучше.
     Это Патриция.
     - У тебя, конечно, есть семья, правда, Рой? Ха-ха. Твой брат Тони сделал мне вчера гнусное предложение.
     Не надо, Патриция.
     - Но он не в моем вкусе, не мой типаж, к тому же женат, ну, ты понимаешь. С другой стороны - симпатичный, особого сходства с тобой я не нашла... Боже, я не то имела в виду. С тобой вроде все в порядке. Приходила твоя подружка. Сидит и молчит. Ей, наверное, очень грустно видеть тебя таким.
     Кто, черт побери, это был? Всяко не Дороти. Она, конечно, нашла себе толстомясого парня и даже, наверное, завела уже первого толстого малыша. Поселились они где-нибудь в Уимпей или Баррат, дом номер... в Фэтхел, Мидлотиан, а то и в Фэтхел, 5-й номер. Таким образом, Фэтхел, Манчес...
     НЕТ. ЭТО БЫЛА НЕ ДОРИ.
     Это та, что говорила про Демпси. Вот кто это. Это она.
     Но кто она, мать ее?
     - Она все ж-таки не бросает тебя, Рой. Видать, не верит, что ты так плох, как о тебе говорят. Я тоже не верю. Я вижу в тебе хорошее, Рой. Когда я свечу фонариком тебе в глаза, иногда мне кажется, что я что-то вижу, и я знаю - это добро.
     Да что ты, Патриция? Откуда тебе знать?
     Я от него без ума.
     БЕЗ УМА
     БЕЗУМИЕ
     ГЛУБОКОЕ БЕЗУМИЕ
     ГЛУБЖЕ
     Ну да, вот она, эта песенка, с которой любила выступать мама. Помню, она исполнила мне ее на день рождения. Я был смущен. Сюрприз так сюрприз. Не праздник, а День дебила. Когда мы вернулись в Шотландию, муниципалитет поселил нас в такой же квартире, только теперь не на пятом, а на шестом этаже. Для мамы это было снижение социального статуса - на последние этажи обычно поселяли наибеднейшие семьи. Соседи рассказали прикол: нашу старую квартиру удалось сдать совсем недавно - она пустовала в течение почти всего восемнадцатимесячного африканского сафари.
     Декси и Уилли - приятели по школе и по району, я перешел в средние классы, они уже там учились. Эти грязные уроды были рады, что их хоть куда-то пригласили, пусть даже к Стрэнгам. Мой приятель Пит так и не пришел - придумал какую-то отговорку, а вот Брайан подтянулся. Он сам недавно вернулся в район из Моредана, где он гостил у своей тетушки. Теперь он будет жить со своим стариком: мама их бросила, и старика это вроде как подкосило. Все сидели напряженные, воровато оглядывались, и тут мама, уже поддатая, как завопит:
     И пусть говорят, что он грубоват,
     А кто виноват, что я от него без ума...
     Новая школа.
     Мамино выступление лишило меня спокойствия, разрушило все мои планы освободиться от комплексов и посылать всех, кто попытается поставить на мне клеймо ?придурок?. Однако в общем и целом дела как-то наладились. Я, конечно, мог раструбить всем, что я брат Тони Стрэнга, но это отождествляло бы меня с Бернардом: этот пидор гнойный учился в моей школе на два класса старше. Мне постоянно приходилось краснеть за него, но его никто не трогал, так как он без всяких колебаний объявил себя младшим братом Тони Стрэнга. А мне это на хуй было не нужно. Мне нравилось делать то, чего от меня меньше всего ожидали. В школе учителя, судя по фамилии, решали, что я беспробудно туп, так я стал хорошо учиться. Так как я хорошо учился, они думали, что я поступлю в университет. Всеобщее мнение, что я - ?будущий студент?, проследовало за мной аж из самого Йоханнесбурга. Ни фига. Я никого не слушал.
     В средней школе я появился, покрытый стойким южноафриканским загаром, отчего мое уродство приобрело экзотический оттенок. Многие еще помнили Тупорылого Стрэнга по начальной школе и по району, а чаще других вспоминал один жирдяй по имени Том Мэтьюс.
     Бедняга Мэтьюс, поглядывая с задней парты на зубрилу Стрэнга, должно быть и не подозревал, что я коплю злость, выжидая момент. Он и стал моей первой жертвой. Хорошо, что это был именно Мэтьюс, хорошо, потому что он был рослым, крутым, горластым и тупым. На этот раз будет нечто посерьезней циркульной иголки.
     Когда мы выходили из класса, он плюнул мне на голову. У нас в школе была такая забава, будто мы харкаем друг другу на затылки, но выплевывали мы только сжатый воздух. Этот же гондон плюнул по-настоящему.
     Я почувствовал, как густая слюна стекает по шее за воротник.
     Когда я повернулся к нему, готовый к бою, я увидел, как в его глазах промелькнуло удивление, а потом и замешательство. Он что-то сказал, ребята захихикали, ожидая, что сейчас Тупорылый Стрэнг получит сполна, но, когда я вытащил из кармана маленький охотничий нож, купленный на улице Лейта, смешки сменились на охи и ахи, и я трижды расчудесно пырнул Мэтьюса: два раза в грудь, один в руку. И пошел себе на следующий урок.
     В происшествие вмешались учителя и полиция, хотя Мэтьюс, надо отдать ему должное, меня не продал, он просто вырубился на школьном дворе и его отвезли в больницу. Я просто мило со всеми поговорил. Кроме того, теперь я был Рой Стрэнг, трудолюбивый, способный ученик, будущий студент. Учителя наперебой давали показания и твердили всем и каждому, что Томас Мэтьюс не был ни трудолюбивым, ни способным, а был задира и драчун. Да, в полиции знают семейство Мэтьюсов; Стрэнги им тоже небезызвестны, но я так убедительно сыграл роль маменькина сынка, что они и не вспомнили про семью. Все сошлись на том, что Мэтьюс нагнал страха на Роя Стрэнга, поэтому ему пришлось носить с собой нож. Про историю с циркулем в начальной школе так никто и не вспомнил. Никаких обвинений не последовало: папа с мамой даже не узнали о происшествии.
     Школьная жизнь стала полегче, после того как был установлен основной принцип: с Роем Стрэнгом лучше не связываться.
     А вот вне школы все было не так просто. Помню, как однажды, субботним вечером, я сидел, читал нового Серебряного Серфера, купленного в книжной лавке Бобби. Было уже поздно, и я, как всегда, съежился от страха, когда услышал, как старик спрашивает матушку:
     - Перекусить не хочешь, Вет?
     - Не откажусь... - ответила старушка жеманным и дразнящим тоном, будто речь шла о сексе.
     - Рой, принеси мне рыбный ужин и... ты что будешь, Вет?
     - Я буду рыбу... нет, белый пудинг... нет, пирог с фаршем и маринованным чесноком... нет, лучше телячий рубец, возьми телячий рубец. Да, точно, телячий рубец с потрохами. Нет, рыбу, рыбу!
     - Господи Боже ты мой... два рыбных ужина, дуй, пока твоя мать не передумала.
     - Пап, может... - простонал я. Идти поздно ночью по району в забегаловку - хуже некуда. Рядом пивняк ?Командор?, но народ оттуда уже расходился. Когда папаша заседал в ?Командоре?, он сам приносил ужин. Для меня же это было сущее мучение, я ужасно обламывался, когда он оставался дома по вечерам. Тебя могли застопорить пацаны постарше да покруче, наркоты норовили тебя опустить. С ним-то никакая сволочь не связывалась, поэтому он этого просто не замечал.
     Я спустился по лестнице и пошел в темноту торгового центра. Увидев двоих парней, направлявшихся ко мне, я напрягся, но тут же расслабился, признав в них своих приятелей Пита Боумана и Брайана Хэнлона.
     - Пит, Брай!
     - Рой!
     - Вы куда?
     - Домой.
     - А где были?
     - В бассейне, потом зашли к моему старшему брату, - сказал Пит.
     - Пошли со мной до забегаловки, - рискнул предложить я.
     Пит прикрыл глаза ладонью и засмеялся:
     - Это ты здорово придумал. Смотри по сторонам, Рой, там где-то бродит Гамильтон и еще несколько старшеклассников.
     - Плевать, - улыбнулся я, а сам чуть не наложил со страха.
     - Идешь в субботу на футбик? - спросил Брайан.
     Футбик этот мне на хуй обосрался.
     - Не знаю, может быть, - ответил я.
     - Заходи в гости, - сказал Брайан.
     - Ладно.
     - Будь, Рой.
     - Будь, Пит, будь, Брай, - попрощался я, и они ушли.
     А я пошел дальше, в темноту. Какой-то синяк заорал, увидев меня, но я, не обращая внимания, припустил к забегаловке. Свет, сочившийся оттуда, был единственным признаком жизни в округе.
     Пока меня обслуживали, я старался сохранять невозмутимое спокойствие - за мной выстроилась очередь осипших синяков и психов из пивняка, которые принялись орать друг на друга. Когда я заметил, что Гамильтон и его свита стоят на выходе из магаза, коленки у меня затряслись.
     Я подождал, и, когда мой заказ был готов, их уже не было. Облегченно вздохнув, я вышел и побежал сквозь холодную ночь, прижимая к груди горячие пакеты. Я уже было совсем успокоился, как вдруг из подъезда внезапно вылетел Гамильтон и встал у меня на пути. С ним было еще двое пацанов и две девицы.
     - Здорово, приятель, угости, чем давишься!
     - Не могу, это отцу, - сказал я.
     Гамильтону было шестнадцать. Мне еще не исполнилось четырнадцати. Это тебе не Мэтьюс - совсем другая весовая категория. Те двое были еще старше, тот, что с длинными светлыми кудрями, выглядел на все восемнадцать.
     - Оставь его, Хамми, он же еще малой... -сказал он.
     - Давайте затащим его в подъезд, - заржал Гамильтон.
     Его дружок, тоже из старших классов, некий Джил-крайст, выдавил смешок:
     - Ты знаешь, что это за перец? Он покоцал брата Дэвида Мэтью. Думает, что он немеренно крут.
     Они затолкали меня в подъезд. Я еще крепче вцепился в пакеты. Я думал только о том, что скажет мой старик, если я позволю им добраться до жратвы. У Гамильтона был полон рот торчащих наружу зубов. Он напоминал мне пиранью: у него было столько зубов, что он и рот толком не мог закрыть. Он с ликованием вытащил нож и приставил его ко мне.
     - Так ты, значит, с перышком ходишь?
     - Нет, - отвечаю я.
     - А я вот слышал, что в школу ты приносил. Так ты типа беспредельщик?
     - Нет, - я пожал плечами, все еще сжимая пакеты. Гамильтон засмеялся и вдруг исполнил передо мной
     странный, похожий на птичий танец: неестественно передвигаясь, он выпячивал грудь и крутил головой из стороны в сторону.
     - Отстань от него, Хамми, я не шучу, мать твою, - смеясь, сказал парень постарше и шутя оттащил его от меня. Ко мне подошла одна из девок, она тоже училась у нас в школе. У нас с Питом и Брайаном было для нее прозвище - Кобыла. Бывало, я онанировал, представляя себе ее образ; а если честно, я постоянно на нее дрочил. Помню, однажды мы были у Брайана и смотрели программу о животных, там показывали, как фачатся богомолы и как богомолиха пожирает во время акта голову богомола. Мы потом шутили, что в койке с Кобылой можно нарваться на такой же прием. Помню, я еще сказал, что стал бы фачить Кобылу, только если б мне удалось ее сначала привязать.
     - Подружка у тебя есть, сынок? - спросила она, жуя жвачку так медленно и обдуманно, что