винтовками, дробовиками, взрывчаткой, кроме того, у нас были буквально горы провианта: джем, чай ?English Breakfast?, консервированные бобы, супы, десерты и всякая всячина, в общем все то, что не портится на этой проклятой жаре. Но я видел, что Сэнди что-то темнит и не договаривает о поставленной перед нами, казалось бы простой, задаче.
     - Что ты думаешь о Джонни Марабу, Сэнди, старина? - спросил я.
     - Злобные кровопийцы, вот они кто, Рой, их нужно удалить ради того, чтобы игра продолжалась, - ответил Сэнди, побледнев до пепельного оттенка.
     - Тебя не посещает мысль о том, что мы не вполне готовы выполнить это задание, а, Сэнди? - не отставал я.
     - Время покажет, - с грустью ответил он, - время покажет-наверх
     выше
     выше
     - время покажет.
     Что за на хуй?
     - Но я думаю, что он выкарабкается. Признаки мозговой активности стали значительно заметнее. Я не удивлюсь, если он нас слышит. Взгляните, доктор Госс...
     ОТЪЕБИСЬ!
     Этот гондон поднимает мне веки и светит фонариком в глаза. Луч бьет прямо в мою темную берлогу, и я ухожу в тень, чтобы меня не засветили. Эти гондоны ничего не заметили.
     - Реакция на лицо. Это очень позитивный знак, - говорит один из докторов, я не помню их имен, для меня все они говорят на один голос.
     - Мне кажется, ты не хочешь нам помочь, Рой, похоже, что ты не слишком стараешься, чтобы выздороветь, - говорит другой. Я называю их Английский Гондон Представитель Среднего Класса Один и Английский Гондон Представитель Среднего Класса Два, чтобы хоть как-то их различать.
     - Думаю, нам придется повысить стимулирующие воздействия и чаще проводить тестирование, - говорит Английский Гондон Представитель Среднего Класса Два.
     - Да, доктор Парк, - говорит сестра Беверли Нортон.
     - Да, записи, которые принесли для него родственники, ставьте их почаще, - предложил Английский Гондон Представитель Среднего Класса Один.
     Таким образом, меня приговорили к еще более частым истязаниям, и мои силы, которые я должен сосредоточить, чтобы углубиться, уйти в свой мир, историю, охоту, теперь будут тратиться на сопротивление этим гребаным умникам.
     - Послушай, Рой, мы делаем для тебя все, что в наших силах, ты должен желать выздоровления, - говорит Английский Гондон Представитель Среднего Класса Один, склонившись надо мной. Его прогорклое дыхание щекочет мне ноздри. Ты бы вот что, подумал бы хорошенько, ведь если я и встану, то первое, что сделаю, это покоцаю твое английское пидорское ебало своими собственными... ладно, притормози, старичок... я подошел слишком близко к поверхности и чувствую, что стою на последней ступеньке того трапа, что спускается вниз по стенке глубокого колодца. Внизу, на полпути, - мое убежище, дальше вниз - прекрасное голубое небо Африки, мир, в который я опускаюсь, но сейчас я на самом верху, упираюсь в потайную дверь, через которую проскальзывают лучи света...
     Я чувствую несвежее дыхание.
     ВНИЗ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     - Забавно, но мне показалось, что на секунду он вроде... наверное, это мне просто привиделось. В любом случае, пройдемте далее. Спасибо, сестра.
     Пиздуйте отсюда, хуесосы.
     - Нет, ты слышал, Рой! Сегодня аж два доктора! Доктор Парк и доктор Госс, и оба тобой довольны. Только тебе надо побольше трудиться, любимый. Я сейчас поставлю ту чудную кассету, что записали для тебя твоя мама и брат. Тони - он же тебе брат, верно? Шикарный, парень, нечего сказать. Мне кажется, он положил глаз на наших молоденьких сестер. Короче, вот, слушай:
     Едва ты вошел в казино,
     Как сразу затмил остальных,
     Богатый красавчик,
     Шикарный кутила...
     Спасибо, не надо, спасибо, Бе-вер-лиии, выключи, твою мать. Верните мне Патрицию Дивайн. Патси, Пэтси Де Клайн, вернись, я все прощу...
     Я глаз на тебя положила.
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     Мир.

Часть вторая

Золотой город

5. В золотом городе

     Нашим первым пристанищем в Южной Африке стали несколько комнат в просторном доме дядюшки Гордона, расположенном на северо-восточной окраине Йоханнесбурга. Дядя Гордон любил говорить, что ?Мы живем максимально далеко от карифов (т. е. от Совето), и все же в Ио'бурге?.
     Я был еще ребенком, но современный город показался мне серым и унылым. Он выглядел очень эффектно с борта самолета, когда мы кружили, заходя на посадку в Международный аэропорт Яна Смутса. Джон гордо заявил мне, что он назван в честь южно-африканского военного, большого друга Уинстона Черчилля. Только когда мы приземлились, я понял, что это точно такой же город, как и другие, и что все они лучше смотрятся с высоты. При ближайшем рассмотрении центр Йоханнесбурга показался мне тем же Муирхаусом, только большим и солнечным. Чудовищные небоскребы, хайвэи и мосты, давно сменившие жалкие лачуги первых золотоискателей, построивших город, смотрелись нелепо на фоне старых отвалов золотоносных шахт. Я был ужасно разочарован, ведь в самолете мама рассказывала, что его называют Городом Золота, и я ожидал, что его мостовые и дома будут натурально из золота.
     Дом Гордона в Кемптон-парке - место вполне здоровое, но за воротами, кроме трехполосного шоссе, таких же домов и полей, ничего не было. Дети не играли на улице: это было мертвое место. Большую часть времени я просиживал дома или играл в саду с Ким. Меня это устраивало: в доме тоже было, что посмотреть.
     Гордон жил один со своей черной экономкой; то, что он один занимал дом таких размеров, казалось причудой. Может быть, он хотел показать миру, каких успехов он добился, по крайней мере в сфере материального благосостояния. Его личная жизнь в Республике складывалась не так гладко. У него была жена, но она давно покинула Гордона, после чего он уничтожил все, что напоминало о ней. Ее имя не упоминалось, и разговоры на эту тему были запрещены. Рассказами о том, как Гордон убил свою жену и похоронил в поле, я пугал Ким до смерти. Это было вполне правдоподобно судя по тому, как он выглядел. Я сразу раскусил его - настоящий Стрэнг: полное ебанько.
     Однажды я нагнал на Ким такого страху, что ее переклинило не на шутку, и она проболталась маме, за что я получил хорошую трепку. Помню, как Вет говорила, отхаживая меня ремнем:
     - Выпороть тебя надо хотя бы потому, что если узнает отец, то наказывать тебя будет он, и вот тогда-то тебе непоздоровится.
     Чистая правда. Ким была отцовской любимицей, дразнить ее означало подвергаться постоянной опасности навлечь на себя его гнев. Наказание было вполне терпимым, и я принял его с чувством облегчения, признав правоту маминых слов. Она и в самом деле оказывала мне услугу, и я чувствовал, что порет она меня без души; но, к сожалению, сделать больно она умела, так что остановилась она только, когда из носа у меня хлынула кровь. Уши у меня гудели еще несколько дней, но я и не думал обижаться на маму или Ким. Все было как-то легче, счастливее. Хорошие были времена.
     В то время я ни хрена не рубил в политике, но даже тогда я скоро сообразил, что дядя Гордон, как я назвал бы его сейчас, закоренелый расист крайне правых убеждений. Он жил в Южной Африке уже 15 лет. Свою историю он рассказывал любому, кто был готов слушать (за этот год я прослушал ее, без преувеличения, десятки раз). Так вот он и двое его друзей сидели в кафе ?Юбилей? в Грантоне и думали, чем же им в этой жизни заняться. Они обсуждали возможность эмиграции в Канаду, Австралию и Южную Африку и решили, что каждый выберет себе страну. Гордон предпочел ЮАР. Они договорились сообщить о себе в то же кафе ?Юбилей? через десять лет, но те двое так и не объявились. Да и кафе уже закрыли. - Дурные мы были, - заканчивал Гордон, - но это была наша лучшая выходка.
     Даже тогда, а мне было всего 11 лет, я понимал, что это не история, а чушь разукрашенная. В том, что благосостояние Гордона поддерживалось системой, сомнений не было. Сначала он работал в сфере обслуживания и сменил несколько мелких должностей, за которые белые получают значительно больше черных. Потом он открыл агентство недвижимости в Йоханнесбурге. Дела пошли в гору, и он стал вкладывать деньги в строительство. К тому времени, как мы приехали, у Гордона уже имелись дом, скорее даже особняк, в пригороде, лесопилка средних размеров в Восточно-Трансваальской степи, по дороге к Национальному парку Крюгера. Также у него были офисы в Дурбане и Кейптауне и кое-какая недвижимость в Сан Сити.
     Наверное, старикан думал, что он сразу займет хорошую должность в фирме брата. Помню, как однажды за завтраком Гордон сказал отцу:
     - Не волнуйся, Джон, я тебя здесь пристрою, как надо. Но на меня ты работать не будешь. Я убежден, что работу и семейные отношения смешивать не надо.
     Я довольно живо это вспоминаю: кончилось все скандалом; снова воцарилась та напряженная атмосфера, которая постоянно ощущалась у нас дома. Я-то наивно полагал, что все это осталось в Шотландии. Ким заплакала, а я, помню, подошел и обнял ее с такой нежностью, которую и не чувствовал на самом деле, единственно ради того, чтобы пристыдить родителей и чтобы они перестали орать. Бесполезно - они этого даже не заметили. Я сидел и с грустным, зловещим видом смотрел, как слезы катятся по крупному лицу моей сестры. Мама готова была лопнуть от напряжения, а Джона и Гордона заметно трясло. Это было началом конца южно-африканской мечты моего отца.
     В итоге папа устроился на работу охранником в супермаркете, располагавшемся в нескольких милях от дома, в спальном районе для белых. Гордон уверял, что это всего лишь временная мера, первая ступень на пути к восхождению - так он говорил. Маму он тоже пристроил - печатать и заполнять бланки; она работала в центре, в офисе компании, принадлежавшей его приятелю.
     Через пару недель мы с Ким должны были пойти в школу имени Пола Крюгера. Бернард записался в школу им. Вильгельма Котце, а Тони, опять же благодаря Гордону, устроился учеником шеф-повара в одну из гостиниц города.
     Пока мы не ходили в школу, нас и Ким оставляли дома с Валери, экономкой Гордона. Объемистая негритянка была очень веселая, все время пела нам песни банту. Валери покинула семью и приехала на заработки, чтобы посылать деньги домой. Благодаря ее доброте и радушию у нас с ней быстро сложились хорошие отношения; она все время суетилась вокруг нас. Но однажды ее поведение резко изменилось: Валери вдруг стала холодна и бесцеремонна.
     - Не путайтесь у меня под ногами, - сказала она. Ким не знала, что и думать, ее очень расстроила такая перемена, но я-то знал, что Гордон провел с ней беседу.
     Спустя некоторое время мой дядя, уделявший мне особое внимание, придя домой, препроводил меня в просторный гараж, который примыкал к его дому.
     - Я не хочу, что бы вы так тесно дружили с Валери. Она - прислуга. Всегда помни об этом: она - прислуга, да к тому же черномазая. Все они кажутся дружелюбными, так у них принято, но нельзя забывать, что это раса убийц и воров. Это у них в крови.
     Он показал мне альбом, куда он подшивал газетные вырезки, рассказывающие о ?зверствах террористов?, - так он его преподнес. Помню, мои чувства метались от испуга к восхищению. Я хотел прочитать альбом от корки до корки, но Гордон захлопнул книжку и посмотрел мне прямо в глаза. Он положил мне руку на плечо. Его дыхание доносило сладковатый, гнилостный запах.
     - Понимаешь, Рой, я не говорю, что Валери такая же, она во многом не плохой человек. Но она должна знать свое место. И пусть тебя не обманывает ее приветливость. Она всегда готова показать звериный оскал. И так все они. Эти люди, Рой, они не такие, как мы с тобой. Они почти как бабуины - едва слезли с пальм, ты убедишься в этом, когда мы поедем в степь. Нам пришлось занять эти земли и научить их работать. Мы создали эту прекрасную страну, а теперь они говорят: ?Верните ее нам?. - Его глаза расширились. - Ты меня понимаешь?
     - Да, - неуверенно протянул я. Разглядывая черные волосы, растущие у него из ноздрей, я думал, когда же мы поедем в степь смотреть бабуинов.
     - Представь себе, - продолжал Гордон, упиваясь своей речью, - у одного мерзкого, глупого, ленивого, плохо пахнущего мужика была старая садовая беседка. Она уже совсем разваливалась, и никто в нее даже не заходил. И тут приходишь ты и говоришь: ?С этой беседкой можно поработать?. Таким образом ты берешь на себя ответственность сделать из беседки нечто, более стоящее. Ты вкладываешь в свою работу всю душу, и через годы, через твои пот и кровь беседка превращается в большой, прекрасный дворец. И тут приходит этот ленивый, глупый мужик, у которого к тому же кожа цвета грязи, издающая отвратительный запах, и говорит: - ?Это моя беседка! Отдавай ее мне!? Что ты на это скажешь?
     - Проваливай! - ответил я, горя желанием произвести впечатление.
     Гордон, этот худосочный, тонкий как веретено человечек, с усталыми, водянистыми глазами, которые могли внезапно яростно вспыхнуть, прямо просиял:
     - Правильно! Ты истинный шотландец, Рой! Настоящий африкаанер! - Гордон улыбнулся. Он всегда задерживал взгляд на секунду-две дольше, чем нужно, так что становилось не по себе. Я не знал, что такое африкаанер, но слово было звучное, как и ?истинный шотландец?.
     Теперь я смотрел на Валери по-другому. У нее были дети, которых она бросила, зная, что не сможет прокормить их. Как мне объяснил Гордон, черные не могли организоваться сами, у них ничего не получалось. Даже лучшие из них нуждались в присмотре белых, чтобы получать от них жилье и работу.
     Очень важно не сходиться с ними слишком близко, иначе они теряют контроль над собой и возвращаются к первобытному состоянию.
     - Помнишь, у вас была собака, Уинстон, так ведь?
     - Да, - ответил я. Уинстон II пребывал где-то в собачьем питомнике. Он должен был провести там шесть месяцев карантина. Нельзя сказать, чтобы я с нетерпением ждал его возвращения.
     - Помнишь, как ты однажды с ним разыгрался? -Да.
     - И что произошло?
     - Он меня покусал.
     Конечно, Уинстон не просто покусал меня. Он практически отгрыз мне ногу. Даже спустя три года, после пересадки кожи и интенсивной физиотерапии, я все еще прихрамывал.
     Гордон напряженно смотрел на меня:
     - С черномазыми то же самое.
     Начнешь с ними заигрывать, а они тебя покусают! - Он в шутку схватил меня и пощекотал длинными пальцами-поднимаюсь
     наверх
     наверх
     наверх
     - Какой ты худой, Рой, - кожа да кости. Хотя ты, наверное, всегда был стройненький. Немного бы мяса на эти косточки, и ты будешь парень что надо, Рой. Мы будем следить, чтобы ты кушал как следует. Для того мы сюда и пришли. Вот так.
     Пшла вон, корова
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     Мы едем обратно через грязный городок и направляемся к озеру Торто, надеясь выйти там на след аиста.
     Сэнди рассказывает одну из своих охотничьих историй: - Помню, бежит по деревне девчушка и кричит: ?Симба мамма уае!?, что примерно означает: ?Маму схватил лев!? Так и есть: зверь сцапал маму бедной девочки за бедро, а потом перекусил шею. Услыхав крики, лев бросил свою добычу и скрылся в высокой траве. Я пустился в погоню и, быстро сократив разделяющую нас дистанцию, увидел, как зверь уходит в заросли по другую сторону поляны. Я хорошенько прицелился и выстрелил. Пуля сбила льва с ног, однако подлец тут же вскочил и побежал, К сожалению, выстрелить так же точно из второго дула мне не удалось. Короче, я его потерял. Проходя по поляне, я услышал рычание. Полагая, что зверь серьезно ранен и что выпущенная мной пуля скоро принесет ему смерть, я решил, что доблесть наша в осторожности и что было бы благоразумно отойти метров на тридцать и просто подождать развития событий.
     - Вот это да! - воскликнул я, наслаждаясь ароматом эвкалипта. - И что было дальше?
     - Час ожидания превратил меня в непоседу, и я решил, что пришло время обследовать заросли. Я, конечно, думал увидеть льва мертвым. Вокруг было тихо, и я осторожно вступил в заросли и пошел по следу. Было видно, что лев потерял много крови, да к тому же сильно хромал. Продвинувшись еще на несколько метров, я разглядел рыжевато-коричневую тушу льва. Он лежал, свернувшись, абсолютно неподвижно, положив голову между лап; его глаза блеснули в тени и он уставился прямо на меня. Фокус в том, что нас разделяло не больше десяти метров!
     - Боже мой...
     - Я вскинул ружье, но коварный зверь с диким ревом бросился на меня, не дав мне времени прицелиться и выстрелить. В ту же секунду я нажимаю на курок - пуля попала в голову и на вылет ранила его в плечо. После третьего выстрела он свалился. Тут я подумал, что этого вполне достаточно, quantum sufficit, так сказать, но разрази меня гром, если подлец не поднялся и не рванул с новой силой!
     - Черт побери, Сэнди, что же ты сделал?
     - Сделать-то сделал, старичок, но не я. Мне очень посчастливилось, что Тану - храбрый абориген из деревни - пошел за мной. Бесстрашный парень поднял копье, изо всех сил метнул в льва и попал в плечо. Тот бросился на моего отважного союзника, что дало мне время перезарядить ружье, прицелиться и всадить в зверюгу содержимое моей двустволки. Еще один выстрел прикончил его. Боже, какое в деревне устроили празднество! Известие о кончине льва-убийцы переполняло всех радостью. Они стали шить наряды из его шкуры и вытачивать амулеты из его костей. Вечером мы выпили невероятное количество пива с превеликим удовольствием.
     - А что стало с аборигеном?
     - Тану... друг... бедняга не выжил, лев сильно потрепал его, - сказал Сэнди, и на его глазах показались слезы.
     Я положил ему руку на колено и сжал его.
     - Беспредельно смелый парень! - всхлипнул Сэнди.
     Какое-то время мы молча ехали по пыльной дороге. Когда мы выехали на шоссе, огибающее озеро Торто с запада, я кое-кого заприметил.
     - Смотри, Сэнди! Это же тот парнишка, что играл в футбол.
     - Да, смешной пацаненок, - улыбнулся Сэнди. Поравнявшись с ним, мы притормозили.
     - Подбросить? - спрашиваю. - Прокатить? Хочешь прокатиться?
     Он недоверчиво посмотрел на нас.
     - Как будет ?кататься? на банту? - обратился я к своему напарнику. Сэнди сильно изменился. От жары у меня начались галлюцинации... Его лицо покрылось зеленой чешуей, он был похож на рептилию.
     - Да забыл я, к ебени матери, все слова этого сраного банту! - заорал Сэнди и раздраженно ударил кулаком по кузову.
     Я теряюсь. Надо собраться.
     - Ничего страшного, Сэнди, - успокаивал я, повернувшись спиной к нашему молодому оборванцу. - Прокатимся? Брм-брм! Все в порядке! Мы тебя не тронем! Залезай в машину!
     Сэнди почему-то роется в дорожной аптечке.
     - Давай, выпьешь с нами лимонаду. Ты ведь абсолютно пересох, - прошипел он странным голосом, при этом изо рта его высовывался раздвоенный язык.
     Когда парнишка увидел бутылку лимонада, его лицо загорелось очаровательной улыбкой, и я подумал, что он залезет к нам в машину.
     - Давай, приятель, повеселимся! - сказал Сэнди и продолжил: - Хочешь покататься, пизденыш, давай, я тебя прокачу как надо...
     Нет, нет... все было не так. Мы с Сэнди не такие... Парень развернулся на пятках и удрал. Сэнди как будто потерял рассудок...
     - Не расстраивайся, Сэнди, - улыбнулся я. - Так уж они воспитаны.
     Сэнди просиял:
     - Да, Рой, в конце концов, это просто восхитительно, что нас только двое и нам никто не мешает.
     - Расскажи мне еще о своих приключениях со львами, - попросил я.
     Сэнди поразмыслил немного и сказал:
     - Нет, мистер Стрэнг. Я так думаю, вам пора рассказать свою историю об охоте на акул.
     - Хммм, - вспоминал я, - я тебе рассказывал, в какую заварушку попал я с акулой Джонни в провинции Наталь?
     - Нет, кажется, не рассказывал.
     - Я приехал в Наталь расследовать несколько случаев нападения на аквалангистов. Были подозрения, что это кто-то из наших старых друзей - большая белая или, может, тигровая акула. Но у меня были причины в этом сомневаться. Следы укусов на ногах выживших противоречили этим догадкам. Мои сомнения подтвердились с лихвой, когда я один от