ее красивое личико удлинялось и становилось похоже на лошадиную морду. Подобная мимика ее совсем не красила, однако девица каким-то непостижимым образом становилась еще более сексапильной.
     Несмотря на страх, я почувствовал напряжение в паху.
     - Не-а, - ответил я.
     - Да он и дырки-то не видел, - презрительно фыркнул Гамильтон. Джилкрайст заржал.
     Я промолчал.
     - Да оставьте вы убогого, - смеясь, сказал блондинистый. - Ладно, Хамми, отпусти ты его.
     Тут я увидел вторую девицу, это была Каролин Карсон из нашей параллели, точно; мы даже встречались на некоторых уроках. Она была что надо. Убийственная красотка. Я был готов провалиться сквозь землю.
     Блондин, видимо, заметил, что я узнал ее и что я в шоке. Он приобнял ее.
     - Это моя малышка, нравится? - сказал он, похабно ухмыляясь.
     Она засмеялась и отодвинулась от него.
     - Да ладно тебе, Доджи... - Похоже, ей было не по себе, что ее застали в компании таких уродов. Я-то принимал ее за приличную девочку.
     В этот момент Гамильтон ударил меня по лицу. Я стоял, уставившись на него, сжимая пакеты.
     - Дай пожрать, мать твою! - рявкнул он. Он вперил в меня сверкающий, неистовый взгляд, и я почувствовал, что скула, в которую он мне вдарил, странным образом пульсирует в такт с моими же яйцами.
     Потом я увидел, как что-то изменилось в его глазах, как будто мы обменялись нервными импульсами, отвратительными и пугающими, сущность которых я не смог бы определить.
     Что-то общее было между нами.
     Я не сводил с него глаз, я уже не боялся, уж во всяком случае его. Не Гамильтона я боялся, а своего старика, и он это понял. Я только злился на него и на себя за то, что был слишком слаб, чтобы оказать сопротивление этому гондону.
     - Да ты ебанько! - заорал он, подходя ко мне с пером в руке. Блондин удержал его и одновременно вытолкал меня из подъезда, но все они вышли вслед за мной.
     Я просто сжимал свои пакеты. Я знал, что в любой момент могу остановить этот кошмар, сказав: ?Я брат Тони Стрэнга?, - но я не хотел этого делать. Я это я, а речь шла о Рое Стрэнге.
     Рой Стрэнг.
     Я держал еду.
     - За какой клуб болеешь? - мимоходом спросил Гамильтон, как будто между нами ничего не произошло; нож он убрал обратно в карман.
     - ?Хибз?, - ответил я.
     Меня-то футбол особенно не интересовал, но папа и Тони, как и большинство моих товарищей по району, болели за ?Хибз?, так что этот ответ был наиболее безопасен.
     - ?Хебз?! ?Хебз?! - повторил он, пародируя мой еще не сломавшийся голос.
     Он оторвал от кулька немного бумаги и вытащил несколько кусочков. Я стоял как вкопанный. Я пытался что-то сказать, но слова не выходили у меня изо рта.
     - Пиздуй отсюда, пока жив! - рявкнул он, схватил меня за волосы, рванул вниз, пока мое лицо не ударилось о его колено. Я почувствовал, как моя нижняя губа разбилась о передние зубы, и рот мой наполнился сладковатым привкусом собственной крови. Сжимая пакеты, я медленно поднял голову, меня трясло от злости и обиды.
     - Отъебись ты, Хамми, мудила! - крикнул парень постарше, блондин, и припустил за Гамильтоном, между ними завязалась потешная потасовка, а я тем временем дал деру. Нижняя губа мне казалась огромным куском резины во рту.
     Когда я пришел домой, отец взглянул на меня, потом на порванный кулек, который я тщетно пытался скрыть.
     - Кто-то испортил мой ужин!
     Я сказал, что проголодался по пути и съел несколько кусочков. Он глянул на меня сурово.
     - А что с твоим ртом?
     Я почувствовал слабость в коленях, у меня больше не было сил пороть эту неубедительную чепуху, это бы еще больше его разозлило. Уставившись в пол, я рассказал ему все, что произошло. Я поднял голову и увидел, как Ким во все глаза смотрит на меня, и ее случайно вырвавшееся ?о-о-о-ох? еще больше усилило мои страдания. Бернард, искать которого бесполезно, когда надо послать кого-нибудь за едой, самоотверженно сражался с улыбкой, кривившей его лицо, и проигрывал. Все мы ожидали, что отца забычит и он отвесит мне звонкую пощечину, но он лишь с грустью взглянул на меня.
     - Тебе придется научиться как следует постоять за себя, Рой. Ты же Стрэнг, или кто, - устало казал он, презрительно покачивая головой.
     Я поклялся отомстить этому гондону Гамильтону, но так и не выполнил своей клятвы. Сначала его послали в исправительную школу для малолетних преступников в Полмонте, потом он просто исчез из поля зрения. Джилкрайста, его закадычного дружка, перевели в другую школу в противоположном конце города. Этого урода я еще встречал, да и шлюшек его тоже.
     Только это было потом.
     В школе, однако, было куда легче. Распространявшиеся вести о том, что Гамильтон меня отделал, не роняли моего достоинства, ведь он был старшеклассник, к тому же крутой. На самом деле от того, что я-таки не обосрался, статус мой еще больше повысился. В школе и в районе вместе тусовались в основном только я, Дикси, Вилли, Брайан, Монти и Пенман. Нас никто особо не трогал, и мы никого не трогали.
     Так продолжалось довольно долго. Мы здорово веселились. Однажды ночью мы вломились в школу, собираясь перевернуть все вверх дном. Мы забрались в самый ненавистный класс, куда должны были приходить каждое утро на перекличку, и в верхнем ящике стола нашли ремень самой нелюбимой училки - мисс Грэй.
     Мы стали со всей дури полосовать друг другу руки этим ремнем, куда жестче, чем лесба Грэй или кто-либо из наших учителей, при этом, как сильно мы ни лупасили, все равно было совсем не так больно. Тут Брайану пришла в голову отличная мысль - он вытащил верхний ящик и заставил этого психа Вилли в него насрать. Вилли отложил дымящуюся личинку, и Брайан вставил ящик обратно в стол. Какое-то время мы ржали, как ебанутые, и тут Брайан говорит:
     - Утром мы придем и доведем эту соплежуйку Грэй. Она полезет за ремнем...
     - О-о-о... охуеть! - заржал Пенман.
     - Тогда давайте не будем ничего крушить... сделайте так, чтобы никто не догадался, что мы взломали класс. А я пока дойду до библиотеки, - сказал я.
     В библиотеке я прихватил пару книг о птицах: ?Городские птицы Британии? и ?Энциклопедия тропических птиц Шермана?, том 1.
     На следующий день мы довели-таки лесбу Грэй. Мы кричали: ?Рис-рис-рис?, пока не получилось: ?Сри-сри-сри?. Такие выходки заставили бы ее грудь вздыматься, если бы она у нее была; в итоге она завелась и полезла в ящик за ремнем. Грэй всегда била ремнем по столу, что означало, что все мы должны заткнуться и послушать, что она говорит. А говорила она всегда одно и то же: ?С утра пораньше в понедельник, или в пятницу в конце дня, или середина недели - не самое лучшее время, чтобы испытывать мое терпение!?
     Всегда один и тот же бред.
     - Так! - заорала она, открывая ящик и засовывая туда руку. - Серое, дождливое утро не самое лучшее время, чтобы испытывать мое... Она нащупала ремень и застыла, другой рукой слегка приоткрыв ящик, она заглянула вовнутрь и чуть не задохнулась, пытаясь сдержать блевотину. Мы напрягли ягодицы, чтобы не заржать. Брайан стал красный как рак, глаза слезились. Мисс Грэй вытащила ящик, прикрыв говно и свою запачканную руку листом бумаги А4. Она понеслась к выходу, держа ящик в свободной руке. - Животные! Гребаные свиньи! - шипела она, в ответ мы только охали-ахали, пораженные ее сквернословием. Грэй завопила на Бриджет Хислоп, зазнайку, которую Брайан прозвал Фригидный Писиглот, чтобы та открыла дверь, и сиганула по коридору к учительским туалетам.
     Круто было.
     Хорошие были времена, но потом возникла проблема, требующая решения.
     Но об этом я пока что не хочу говорить. Я хочу вернуться на охоту, в погоню за Марабу. То есть ГЛУБЖЕ, ведь нам с Сэнди удалось, видишь, вытянуть из Доусона еще немного припасов... нет, что-то не так,
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     После того как мы наглядно показали, как Марабу изгоняют фламинго, старый жирдяй Доусон снабдил нас дополнительно добрым количеством оснащения и съестных припасов.
     - Поедете по этой дороге - держите ухо востро, там полно террористов, - прогудел Доусон нам вдогонку.
     Мы снова отправлялись в дорогу на джипе и были весьма довольны собой.
     - Весело, правда, Сэнди?
     - Да, - улыбнулся Сэнди, - что бы там дальше ни случилось, знай, что с тобой я провел лучшие часы своей жизни.
     Я аж зарделся от смущения и, чтобы сменить тему, заставил Сэнди рассказать еще одно из своих приключений со львами.
     - Был такой случай: меня занесло в деревню, жители которой были до смерти запуганы ненасытным львом-каннибалом. Они буквально боялись выходить из своих хижин, запасы продовольствия подходили к концу, вокруг царила антисанитария - мусор выбрасывался прямо за порог. Селян не в чем было винить, ведь за месяц они потеряли троих человек. Короче, было около трех ночи, я и моя команда, размещенная на постой в одной из хижин, спали беспробудным сном, как вдруг кто-то вышиб дверь, и не успели мои парни опомниться, как огромный лев схватил одного, по имени Можемба, и, вцепившись в бедро, потащил его прочь из хижины. Меня это не на шутку взбесило: разбуженный поднявшийся суматохой, я быстро схватил винтовку и выстрелил зверюге в область сердца. Мне очень повезло, конечно же, в тот момент я стрелял наугад, времени целиться у меня не было.
     - Ерунда, Сэнди, - сказал я, - ты же чертовски меткий стрелок.
     - Очень мило с твоей стороны, Рой, но я никогда особо не славился как превосходный стрелок. Этот выстрел, однако, попал точно в цель: лев тут же отпустил Можембу и удрал в ближайшие заросли. На рассвете селяне нашли тело метрах в семидесяти от хижины. Это была всего лишь старая шелудивая львица, нападавшая на людей от полной безысходности. Но самое существенное в этом происшествии было то, что бедняга Можемба воспринял это нападение как признак собственной слабости, мол, он был недостаточно бдительным.
     - Но так оно и было на самом деле, - заметил я.
     - Да, но я не мог взять и бросить его там, чтоб он истек кровью. Он слабел, бредил, прощался со мной: прости за то, прости за это... короче, я приказал всем оставить нас вдвоем и сам занялся ранами несчастного.
     Я промыл его бедро горячей водой и спринцевал рваные раны антисептиком, чтобы предотвратить заражение крови.
     - Отлично сработано.
     - К счастью, в этом случае меры предосторожности оказались небесполезны и через шесть недель парень уже встал на ноги. Охотиться после такой травмы ему было уже не по силам, так что я назначил его своим ординарцем... он отлично справлялся. - Сэнди высовывает длинный раздвоенный язык... да нет, не раздвоенный, нормальный язык.
     Черт.
     Черт.
     Я поднимаюсь вверх
     наверх
     наверх
     наверх
     наверх
     Не работает. Ладно-ладно. Какую проблему я должен был разрешить? Проблему. Каролин Карсон.
     Каролин Карсон. Она вела себя так, будто ?принцессы не какают?, но меня она никогда не донимала. Я считал ее приличной девочкой. Примерно год спустя меня перевели в ее группу, по-моему по английскому. Вряд ли она забыла о том происшествии с Гамильтоном и Джилкрайстом, когда они терроризировали меня, а они с Кобылой стояли рядом. Она нравилась всем и каждому и, видимо, считала, что вместе с приятной внешностью она получила неприкосновенность и может делать, что хочет. Однажды в классе она пребольно щелкнула меня сзади по уху, но еще глубже, чем боль, я прочувствовал унижение. Уши всегда были для меня больным вопросом.
     По классу прокатился смешок. Опять они смеются, мать их.
     Никто не смеется над Роем Стрэнгом.
     Я знал, где она живет, и после школы я последовал за ней. Я срезал угол и, обогнув супермаркет, побежал дворами; я прибыл первым и поджидал ее на лестничной клетке. Казалось, она болтала с подружкой целую вечность, но в итоге в подъезд она зашла одна. Я тут же набросился на нее и прижал к стене в темной нише возле мусоропровода, приставив к горлу швейцарский армейский нож (купленный опять же в лавке на Лейт Уок).
     - Ты что? Что ты делаешь, Рой? - захныкала она, едва не наложив в штаны. Это был первый раз, когда она со мной заговорила, впервые эта сучка произнесла мое имя.
     Мне нравилось выражение ее глаз, нравилось держать ее, приставив нож к горлу. Я наслаждался своей властью. Помню, я еще подумал: вот она, власть, ее просто нужно брать, а когда взял, надо удерживать, вот и все дела. Перец затвердел у меня в штанах, все было так прекрасно. Вокруг - ни звука. Мой рот, подбородок, губы, руки, ноги - все трепетало от возбуждения.
     - Ты щелкнула меня по уху, мать твою. Что ты на это скажешь?
     - Прости... - тихо проскулила она.
     Я стал медленно говорить ей прямо в ухо, а она вжалась в стенку, не способная на большее, так как движения ее были скованы страхом.
     - Меня зовут Рой Стрэнг, мать твою, и шутить со мной никто не смеет... подними юбку, - скомандовал я, посильнее прижав перо к ее тонкому, белому горлу.
     Она подняла юбку.
     - Выше.
     Я засунул руку ей в трусики и сдернул их на бедра. В порножурналах я видел множество мохнаток, но это была первая, которую я увидел собственными глазами.
     - Рыжая пихва, я так и думал, мать твою. Я хотел посмотреть, какого у тебя цвета там волосы, - ухмыльнулся я.
     Обезумевшая сучка выдавила из себя жалкое подобие улыбки.
     - Ч„ ты лыбишься? А? Думаешь, я шучу? - я сплюнул сквозь зубы, указывая на себя.
     - Нет, - стала оправдываться она.
     Я придвинулся ближе, налег и стал тереться об нее, пока не кончил, выдавая фразы из порножурналов. Мое горячее дыхание обжигало ее застывшее испуганное лицо:
     - Шлюха... ебаная сука... грязная шлюха... тебе ж это нравится, сучка ты, мать твою... - Я чувствовал себя, как Уинстон II. Теплый клейстер залил мне штаны. Вот и все. Вот я и пофачился в первый раз, хоть и всухую. ?Фачиться всухую? - так старшие пацаны в районе говорили, когда не суешь в пихву, а просто трешься об нее.
     Я сделал шаг назад и сказал:
     - Хоть одно слово кому-нибудь скажешь, маленькая рыжая пизденка, считай, что ты мертва! Ясно?!
     Она будто приросла к полу, стояла, закрыв глаза руками.
     - Я никому ничего не скажу... - она чуть не задыхалась от страха и, когда я уходил, уже почти разревелась. Я обернулся посмотреть, как она подтягивает трусы; подумал, на это можно будет вздрочнуть.
     Она была еще совсем малютка: едва наметившаяся грудь, узкие бедра. Скоро пофачусь по-настоящему, с реальной женщиной.
     Эту проблему я решил.
     Учиться мне было легко, и никто до меня не докапывался. Иногда, если старик уходил в дневную смену, я скипал с уроков, чтобы посмотреть Уимблдон или Кубок мира. Я очень любил бывать дома один. Помню, в то лето я реально прикололся смотреть Уимблдон: был там один здоровый поц, никем не признанный теннисист, с мощной подачей, не могу вспомнить, как его звали, так он вышибал корифеев одного за другим и дошел аж до полуфинала. Помню, этот старый сноб Дэн Мэскел назвал его ?подводной миной?. Таким был и я в школе и в районе - ?подводной миной?. Я не был настолько популярным, чтобы стать одним из крутков, но имел угрожающий вид, и связываться со мной было опасно. Крутки это знали, и я был в курсе.
     Вместо того чтобы укреплять свои позиции и застолбить себе место бойцового пса одной из школьных или районных банд, я избегал их и собрал свою шайку. Я хотел быть главарем. Мои пацаны все были людьми неприспособленными: они были либо слишком спокойными, как Пит, либо слишком умными, как Брайан, либо слишком не от мира сего, как Пенман, или же слишком неряшливыми и тупоголовыми, как Дикси и Вилли, чтобы вписаться в другие банды.
     Тем летом я прямо сгорал от желания трахнуться. Должно быть, я действительно дошел до ручки, если однажды прихватил в мужском туалете некого Алана, или Алека Монкера. Этот парень ходил в сером пальто из бобрика зимой, а летом носил школьный пиджак (это у нас-то!) и всегда был такой чистенький, аккуратненький, как будто мамочка все еще помогала ему одеваться.
     Этот маменькин сынок был, однако, весьма общительным парнем. Он вроде как подружился с нами, видимо, в школе его так доконали, что он искал компанию, которая могла бы его защитить. Однажды он вписался подыграть мне, когда я изображал мага, будто я его гипнотизирую:
     - ...спать, спать... ...спать...
     ...он пересрался, это было заметно; глаза открылись, как окна на экране компьютера. На дисплее все выглядело как надо, но внутри много еще было всякой всячины, что-то таилось там, за девичьими глазами. Я поднял ногу и с силой пнул придурка коленом в пах...
     ...яйца надо прикрывать...
     ...согнувшись вдвое от боли, он пронзительно крикнул, как раненое животное. Я подхватил, передразнивая его, с ледяным спокойствием смакуя его взгляд, полный страха и трепета.
     Тони однажды сыграл со мной такую шутку. Дело было у нас дома. А в общем Тони был что надо: сильно никогда меня не бил. В основном он лупил Бернарда, я, бывало, любил посмотреть, как он пиздит этого пидора.
     Интересно, что после таких вот выходок я всегда дерьмово себя чувствовал. Мне было грустно и уныло, вероятно, я просто сожалел о случившемся. Интереснее всего, что я сожалел вообще, не имея в виду конкретного человека, которого я обидел. Своих жертв я ненавидел еще больше. Но после я всегда пытался загладить вину, совершить что-то хорошее, например, уступить место в автобусе какому-нибудь старому пердуну или помыть маме посуду. Но только когда я поступал с кем-нибудь так, как с этим маменькиным сынком, я чувствовал энергию жизни, чувствовал себя на коне. И хотя потом мне действительно было не по себе, все же не настолько, чтоб это могло останавливать меня в каждый конкретный момент.
     Однажды мы с Брайаном и Пенманом сидели в мужском сортире; парни курили, меня же курево никогда не интересовало. Мы чисто зашли пробздеться, а тут вдруг заходит, кто бы вы думали? Тот самый маменькин сынок. Его обеспокоенное заячье выражение порадовало мой глаз, я почувствовал сухость во рту. Горло мое как будто сжалось, а губы слиплись, так что мне пришлось облизать их, чтобы открыть рот.
     - Взять его! - заорал я и, приставив нож, впихнул его в ближайшую кабинку.
     - Стрэнджи, что ты делаешь, придурок! - крикнул Брайан.
     - Давай, давай... ори, мать твою! - задыхался я. Я заставил маменькиного сынка надрачивать мне хуй.
     - Медленно... не то прирежу, мать твою... мягче, - командовал я, а он нежно оттягивал мой конец, округлив от страха глаза. Несмотря на то что парни ржали и поминутно стучали в дверь, я завелся и спустил прямо на черный пиджак этого слащавого мудака.
     Я быстро заправился и открыл дверь.
     Пенман и Брайан попадали со смеху, когда готовый расплакаться маменькин сынок наконец-то показался из кабинки, а за ним вышел я с гнусной улыбочкой на роже.
     Хотя все мои дружки посмеялись над этой выходкой, но некоторое время после этого они напрягались, будто я, как и Бернард, стал пидором. Я винил во всем маменькиного сынка и вынашивал план жестокой мести. Если бы этот гад не был таким немощным и чистеньким, как девчонка, я бы никогда так не облажался. Я ненавидел шдорасов, меня тошнило от самой мысли, что эти больные уроды суют свои концы друг другу в сраку. Я б их всех кастрировал.
     Вскоре после этого я увидел маменькиного сынка - он болтал с приятелями на игровой площадке; когда мой локоть с силой хрустнул ему по лицу, раздался настоящий вой. Я не стал утруждать себя и даже не обернулся посмотреть, как кровь хлещет из девичьего рта, но Дикси и Брайан уверили меня, что так оно и было.
     Так или иначе реакция моих друзей делала еще более неотложной необходимость трахнуть кого-нибудь по-настоящему, переступить черту. К счастью, в скорости я получил такую возможность. По вечерам мы шатались вокруг школы, охуевали, щупали девчонок, которые таскались с нами. Была там одна, побойчее, звали ее Лесли Томпсон: смотреть не на что, обычная замарашка, зато солидные титьки и отличная жопа. Другие были еще совсем маленькие: ни груди, ни жо