нешностью, теперь я имел доступ к любой понравившейся мне чувихе. Иногда это были просто уличные девки, но фак есть фак, а после махача - милое дело; к тому же лучше трахаться с такими, чем не трахаться вообще. Это повышает самооценку, что верно, то верно. На работе тоже было все в порядке; днем меня отпускали на занятия в компьютерный колледж Напьер. Мне нравилось устанавливать программы для страховых полисов, для этого требовались мозги, да и платили неплохо. Я был верен своему решению снять квартиру в центре и переехать подальше от семейки. Все дело в том, что я спускал много бабок, в основном на шмотки. Почти все, до последнего гроша, уходило на новый прикид.
     На работе стали ходить слухи о моей причастности к кэжуалсам. Тогда у нас было много дел, о нас писали все газеты. Футбольные хулиганы в Шотландии всегда пользовались шумной известностью, но раньше это были отбросы, которые никогда не ходили в церковь, как все остальные, а хуячили друг друга, чтобы установить, чья ветвь христианства предпочтительней. Мы стали сенсацией потому, что от предшественников нас отличали стильность, насилие как самоцель, приличный интеллектуальный уровень.
     Мне нравилась моя дурная слава. Приятно было видеть, как все джапеги с работы смотрят на меня с уважением и трепетом. Я сохранял спокойствие. Даже когда супервайзер Джэйн Хэтэвэй, эта пронырливая лесбийская корова, пыталась поймать меня на крючок и вслух прочитала колонку происшествия в утренней газете, я сохранял невозмутимое спокойствие. Ни у кого не хватило куража просто подойти ко мне и спросить, правда ли, что я тусуюсь с кэжуалсами. Завеса таинственности доставляла мне еще больше удовольствия, чем дурная слава.
     Тусуясь с кэжуалсами, было легко делать бабки, но меня на самом деле интересовал исключительно махач. К тому же меньше риска. Я быстро смекнул, что, пока ты не трогаешь толстосумов или торговцев, преступления против личности копов особенно не волнуют. Как только ты начинаешь вымогать бабки у владельцев пабов, клубов или магазинов, тут-то они начинают шустрить. А уж зону топтать я никак не собирался.
     В Пилтон-Хилтон, в отеле ?Коммодор?, собралась большая вечеринка. Тони женился на телке по имени Ханна. Однажды вечером он привел ее домой и сообщил нам о своем намерении. Она отлично выглядела, несмотря на то, что была заметно брюхата. Они собирались жить у Тони. Ее визит стал для меня сюрпризом - я был уверен, что откуда-то знаю ее.
     - Настала и вам пора остепениться, - говорил Джон, поднимая стакан виски. Он налил всем, заявив, что каждый должен сказать тост. - Как ни крути, а все когда-нибудь женятся. Я вот женат и не жалею! - Он подмигнул маме, и она ответила ему приторной улыбочкой.
     Бернард стал жеманничать, а Ким разразилась рыданиями. Я сказал просто:
     - Хороший выбор, Тони, - хлопнул урода по спине, проглотил мерзкий виски и залил лимонадом.
     На свадьбе меня чуть удар не хватил, когда я увидел одну из подружек невесты. Она была в шикарном длинном платье, которое отлично сочеталось с нарядом другой подружки и платьицами малышек, что держат фату. Это была Кобыла, гамильтоновская подстилка. Оказалось, что она сестра Ханны, а значит, моя невестка, типа того.
     Я засек ее еще в церкви и за ужином не мог отвести от нее глаз. Я прямо-таки пялился на нее. Нас представили как родственников новобрачных. Их семейство однажды уже навещало нас, но меня не было дома, так что я был не в курсе.
     - Ты, значит, Рой.
     Сучка, она меня даже не узнала.
     Я пялился на нее весь вечер, прямо глаз не отводил. В итоге она ко мне подошла.
     - Что-то не так? - спросила она, сев рядом.
     - Ты меня так и не вспомнила? - улыбнулся я. Она посмотрела на меня с недоумением и стала гадать,
     называя имена. Большинство из них мало о чем мне говорили. Так просто, пацаны из района или из школы, которых я смутно припоминал.
     - Ты гуляла со Стюартом Гамильтоном, - напомнил я. Она слегка зарделась, промямлила:
     - Да ну, когда это было...
     - А он тебя отымел? - спросил я, оглядывая ее сверху донизу. Хорошие у нее титьки.
     В ответ она скривила морду и, нахмурившись, из хорошенькой пташки вдруг обернулась уродиной. К тому же она была весьма крепко сбита, значительно крупнее Ханны. Через пару лет она станет жирной свиноматкой. Есть такие телки - все распухают да распухают, прямо никакой меры не знают, тупые коровы.
     - Что? - прошептала она.
     - Я-то тебя помню. Ты, да Гамильтон, да еще этот Джилкрайст гребаный, вы обчистили меня возле лавки в Муирхаусе.
     По ее лицу было видно, что она что-то смутно припоминает.
     - Аа... послушай... это ж когда было...
     - Это точно. Хуеву тучу лет. Посмотрел бы я на вас, если бы сейчас вы вздумали натворить что-нибудь такое. А где сейчас этот гондон Гамильтон? Я что-то потерял его след.
     - Не знаю, я с ним тусовалась по молодости... давным-давно...
     - Ты замужем?
     - Была.
     - Вот оно что, - говорю и продолжаю бархатным голосочком: - Он что, понял, что ты шлюха? Или, может быть, вы с ним на этом поприще и познакомились? Тони тебя уже трахнул? Еще бы, конечно, трахнул.
     Ее лицо, казалось повинуясь центробежной силе, стягивалось к носу.
     - Да ты ебанулся, сынок! - прошипела она. - Иди ты на хуй! - Она встала и пошла прочь. Я лишь улыбнулся. Потом она вернулась, чтобы сказать: - Хоть мы теперь и родственники, я не желаю с тобой разговаривать. Держись от меня подальше. Ебнутый!
     - Пшла в пизду, жирная блядь! - фыркнул я вдогонку, упиваясь ее яростью!
     Я тормошил ее весь вечер. Мне это очень нравилось. Всякий раз, проходя мимо, я шептал ей на ухо:
     - Шлюха.
     Однажды она не выдержала и повернулась ко мне лицом.
     - Ты хочешь испортить моей сестре праздник, ублюдок? - прошипела она. - Если ты не отьебешься, я все расскажу Тони!
     - Отлично, - улыбнулся я. - Давай. Это избавит меня от необходимости рассказать ему, что его невестка - гр„баная подстилка... Бенни! - крикнул я проходившему мимо дяде Бенни, брату моей матери. Кобыла отвалила.
     - Надеюсь, я не лишил тебя шанса, а? - спросил Бенни, поднимая бровь. - Солидный вариант.
     - Да нет, что ты. Хорошо, что ты подошел. Она ж ложится под каждого встречного-поперечного - ведро со свистом пролетит, - я засмеялся. Бенни подхватил.
     Чуть позже я заметил, что глаза у тупой коровы уже на мокром месте - разревелась. Сразу после этого она ушла еще с одной сикой. Я подошел к молодоженам и доставил себе удовольствие, потанцевав с прекрасной невестой. Затем я подвел ее обратно к блестящему жениху и чмокнул в щечку.
     - Везунчик ты, Тони.
     - Знаю, - улыбнулся он.
     - Да, Ханна, шикарный вечер, - добавил я. - Для нас большая честь породниться с вашим семейством.
     - Да, только вот жалко, Сильвия...
     - Твоя сестра, что с ней? - спросил я, изображая озабоченность.
     - Она ушла. Неважно себя чувствует.
     - Какая жалость!
     Свадьба мне понравилась. Папа нарылся и вломил одному придурку, который, как оказалось, пытался проповедовать ему социализм. Это был единственный неприятный инцидент. Кроме того, я застукал Ким - она обнималась с каким-то мудилой в коридоре.
     - Только не говори никому, ладно, Рой? - попросила она, на самом деле надеясь, что я раструблю всему свету, что у нее объявился парень. Бернард слился пораньше, наверняка чтобы побаловать себя жопным разгулом. Я в итоге нарылся с дядей Бенни и обоими Джеки.
     Неплохая ночка. Кобылу я больше никогда не видел, хоть и справлялся о ней регулярно.
     Даже когда Тони съехал, дома все равно было тесно. У Ким была своя комната, а я жил с Бернардом. Жить с гомиком - доля незавидная. Иногда он уезжал на время, но всегда возвращался. Почему? Фиг знает. Я так и не понял, как он так долго продержался, почему не уходил. Почему я там жил, я сам до сих пор не понял.
     Бернард постоянно меня обламывал. Я-то считал себя крутым пацаном, а брат у меня, пиздец, - мимо кассы. Меня блевать тянуло, когда он, бормоча и пришепетывая, декламировал свои стихи. Он всегда читал маме, ее это ужасно смущало, но в школе Бернарда как-то назвали одаренным, и вот она мужественно держалась и всегда поддерживала его. Это было давным-давно, еще в начальных классах, с тех пор он ни хера не делал, только и знал, что задницу подставлять. Он работал в баре для ?голубых? в центре города, продавал с лотка бижутерию на Инглистон-маркет.
     Встав в позу, он читал свои гребаные вирши мокропискам, которые, похоже, не прочь были бы его трахнуть:
     То, что зовется жизнью, нераздельно,
     Хоть состоит из множества частей:
     Кирпич за кирпичом, ложась в постройку,
     Рождают вместе совершенство дома,
     Но ни один из них в отдельности - не дом.
     И осуждать меня за сексуальность
     Не менее нелепо, чем слагать
     Из хаоса посланий на кассете,
     Когда забарахлит автоответчик
     Сомнительно отчетливую речь.
     Avanti! - голос итальянской крови
     Слышнее всех других во мне звучит.
     Такой вот бред, порцию которого мы, бывало, получали после воскресного обеда, когда старик уходил в пивную. Мама готовила что-нибудь типа риса кари и на край тарелки всегда клала чипсы, траву да пару овощей.
     Однажды, когда Тони с Ханной пришли к нам в воскресенье, я, как будто невзначай, спросил о ее сестре, Сильвии, то есть Кобыле. Тут отец поразил меня, заявив:
     - Похоже, Рой положил глаз на твою сестренку, Ханна. Ты уже не первый раз о ней спрашиваешь, да-да, знаешь-понимаешь, ты ею уже интересовался.
     - Вряд ли, - отрезал я. Не то чтобы я стеснялся, нет, я действительно не мог вспомнить, чтоб я говорил о ней в их присутствии.
     - Да уж спрашивал, не отпирайся, знаешь-понимаешь, - поддразнивал папа, и челюсть его оттягивалась книзу, как у Мистера Фантастик. Он улыбался все шире и шире, зубы его оголялись, отчего он стал похож на Чужого из одноименного фильма.
     А ведь в Муирхаусе твоего крика никто не услышит... услышать-то услышат, да только всем по хуй.
     Это безумное выражение сохранялось на его лице, и я почувствовал, как краснею, чем вызвал взрыв еще более бурного веселья.
     - Ну и смех, - осклабился Тони.
     - Не говори, - огрызнулся я.
     Комната заполнилась хохотом, визгливый голос Ким с усилием перекрывал остальные.
     В голове у меня застучало, пульс участился. Сильный запах пищи ударил в нос. Да я же Рой Стрэнг, мать вашу. Я, бля... Глубоко вздохнув, я привел себя в порядок.
     - Он покраснел как свекла. Как свекла, знаешь-понимаешь, - смеялся старик, тыкая вилкой в пространство.
     - Ты женишься следом за Тони, Рой - сказала Ким в своей пошлой, гнусавой манере, - я-то еще замуж не собираюсь, это точно...
     Ее тошнотворный комментарий привел к желаемому результату - разговор зашел о ее личной жизни. Наверное, мне стоило поблагодарить Ким. Я решил не вспоминать больше о Кобыле. Я проявил слабость и серьезно нарушил, хоть и не преднамеренно, одно из основных правил: ничего никому ни о чем не болтать.
     Когда у них родился малыш, Тони стал проводить у нас еще больше времени, чем раньше. На воскресный ужин он почему-то стал приходить один. Наверное, Ханна с ребенком отправлялась к своим родителям. Не думаю, чтобы Тони нравилась ее семья, но у меня так и не хватило куража спросить, что он думает о Кобыле. Об этом не могло быть и речи. Он ее трахнул, в этом я не сомневался, или уж во всяком случае попытался. Зная Тони, я не мог представить, чтобы он не предпринял попытки ее трахнуть, равно как сложно предположить, что Кобыла ему не дала.
     Тони сидел в кресле, изредка отрывая взгляд от телевизора, Бернард шепелявил свои поэмы. Он посмотрел и сказал насмешливо, открывая банку пива:
     - Поэзия-шмоэзия. - Тони просматривал репортаж о матче ?Данди Юнайтед? - ?Джонстоун? по каналу ?Скотспорт?. Комментатор утверждал, что в игре было мало интересных моментов.
     - Что ты понимаешь, сынок, - зажеманничал Бернард.
     - Я понимаю, чего твоим стихам не хватает...- улыбнулся Тони.
     - Так ты теперь мировой спец по поэзии, верно, Тони? Скажи, пожалуйста, откуда у тебя такие познания? Ты разбираешься во всем на свете. Перед нами - просвещенная личность, человек эпохи Возрождения. Он равно хорошо играет как в дартс, так и в пул au fait, - не без иронии шипел Бернард, и тут я услышал, как в замке повернулся ключ. Джон вернулся из пивнухи раньше обычного.
     - Я разбираюсь, что дерьмо, а что нет. Твои стихи дерьмом не назовешь - это правда. Их можно было бы назвать дерьмовыми, если б они были в два раза лучше.
     Вошел Джон, сел и стал хлопать себя по ляжкам.
     - Тут-то он тебя и поймал, знаешь-понимаешь. Ха-ха-ха. На словах нашего Тони не объегоришь, так-то вот.
     - Я не хочу быть втянутым в словесную, перепалку с недоумками, - надменно произнес Бернард, обалдев от чувства собственного превосходства. Я подумал, что ему нравится это представление, и почувствовал приступ восхищения, однако быстро подавил его, напомнив себе, что есть Бернард, а именно - больное животное.
     - Здрасьте! - заорал Джон. - Ты кого это недоумками называешь? Я тебя спрашиваю! ЛУЧШЕ НАЙДИ СЕБЕ НОРМАЛЬНУЮ РАБОТУ ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ КОРЯБАТЬ ЭТУ ПИДОРСКУЮ ГАЛИМАТЬЮ, КОТОРАЯ НА ХУЙ НИКОМУ НЕ НУЖНА!
     Громко хлопнула входная дверь.
     - Джон! Тони! - застонала Вет. - Что вы на него все время набрасываетесь? Отвяжитесь вы от него. Во всяком случае своими стихами он никому не приносит вреда.
     Не то что некоторые, не буду называть кто, - и она посмотрела на меня, недовольно надув губы.
     - И как это прикажите понимать? - спросил я.
     - Сам знаешь. Проклятые кэжуалсы! Они доведут тебя до тюрьмы. А ведь у тебя есть работа - компьютеры - машины будущего.
     - Ты права, Вет! Это точно! - затявкал Джон. - Гр„баные кэжуалсы! Получил такое место, а водишься с гребаными уродами. Правильно мать говорит, компьютеры - дело будущего. Тебе надо собраться с мыслями, сынок, да-да, собраться с мыслями, знаешь-понимаешь.
     Я бросил на него холодный взгляд.
     - Знаешь, чем я занимался на работе последние полгода? Я установил программу, которая автоматически вызывает файлы, когда служащий достигает пенсионного возраста: мужчины в шестьдесят пять, женщины в шестьдесят лет. Работы на неделю. Последние шесть месяцев я пытаюсь научить пустоголовых мудил работать с этой простейшей программой. Это примерно как сходить в туалет, посрать, не забыв при этом сначала снять штаны, а потом подтереть задницу.
     Благоговение, которое испытывают люди к компьютерам, ни хера в них не понимая, вызывает во мне отвращение. Так или иначе, работа стала для меня убежищем, там я мог на время забыть о семье и о кэжуалсах, которые уже стали моей второй семьей, и все такое. Я мог установить что угодно. Это было круто, у меня все легко получалось. Я устанавливал программу, а какой-нибудь холеный кекс, получавший в три раза больше, присваивал себе все заслуги; но меня это не задевало. А вот обучать пустоголовых дебилов работать в системе - не для меня, я прямо из штанов выпрыгивал.
     - Но все ж-таки это работа! И за нее хорошо платят! И не говори, что ты не откладываешь в кубышку, на черный день.
     - Что ты, Джон. Так нечестно. Парень сам зарабатывает, сам распоряжается деньгами.
     В этом вопросе он нетвердо стоял на ногах - старый пень постоянно выманивал у меня бабки на сигареты, на выпивку.
     - Ну да, и то верно. А этот ублюдок Бернард - о чем тут говорить, пидор гребаный.
     - Да просто стыд-позор, - сказал Тони.
     - Это же неестественно, знаешь-понимаешь, ни хера неестественно! Вы же не станете говорить, что для мужчины естественно заниматься сексом с другим мужчиной? - Джон оглядел нас всех, и остановился на Вет.
     - Естественно - неестественно, - возразил я, пожимая плечами, скорее чтобы поддержать маму, нежели защитить Бернарда, ради которого я бы и пальцем не пошевелил.
     - Конечно, в нем нет моей крови, - сказал Джон.
     Ах, ты, хитрая жопа! Элджин до сих пор в ИНТЕРНАТЕ ДЖОРДЖИ ВЕНТУРЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ С ОТКЛОНЕНИЯМИ, я путаюсь с кэжуалсами, Ким уже несколько лет не может перейти в следующий класс и сейчас работает в булочной; прибавьте к этому нашу внешность посетителей комнаты кривых зеркал, и при этом у него еще хватает наглости считать себя едва ли не родоначальником высшей расы.
     - От тебя такой же мог получиться.
     - Это что еще такое? А? Я тебя спрашиваю? Что ты имеешь в виду?
     - Папашу твоего сраного, вот кого я имею в виду! Это было его больное место. Его старика задвинули за связь с малолетними пацанятами. Никто не осмеливался говорить об этом.
     - А что с моим папашей...
     - Он тоже туда метил.
     - МОЙ ОТЕЦ НИКУДА НЕ МЕТИЛ! МОЙ ОТЕЦ БЫЛ НЕ В СЕБЕ! - Он замахнулся на мать, а мы с Тони пытались удержать его. Я уж и позабыл, на что способен Джон, и он вырубил меня локтем в нос. Боль была непереносимой, слезы залили глаза. В одно мгновение он уложил Тони на пол и держал его за волосы, угрожая запинать его ногами.
     - Не надо, папа! - закричал я, пытаясь остановить кровь, слезы, сопли, заливавшие мне лицо.
     Он отпустил Тони и погнался за мамой на кухню. Она схватила кухонный нож и заорала:
     - АГА! ПОДХОДИ МУДИЛА ГРЕБАНЫЙ, Я УБЬЮ ТЕБЯ НА ХУИ!
     Я побежал наверх, в их комнату, и вытащил из-под кровати дробовик. Я думал спуститься вниз и встать супротив отца с оружием в руках, но у него хватило бы дури попытаться разоружить меня, и тогда одному из нас настал бы пиздец. Я заперся с ружьем в туалете и не выходил, пока все не затихло.
     Я услышал, как хлопнула входная дверь. Положив дробовик на место, я спустился и застал Тони одного.
     - Мама с Джоном пошли в пивнуху. Сладкая парочка - как ни в чем не бывало. Ты пойдешь? - спросил Тони, вырубая телик.
     Пойду ли я? Нет, я погружался. В глубокую жопу.
     Я погружался в кошмары с аистом Марабу.
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     мы с Джеймисоном идем по узкой аллее, идем на гнусную вонь, исходящую от разлагающегося трупа отвратительной птицы. На темной аллее странно-холодно. В тени, меж зловонных мусорных куч, слышно какое-то движение. Само зло притаилось там.
     - Выходи, зловредная тварь, гнусное чудовище! - кричит Сэнди в темноту. - Думаешь, у тебя получится нас обыграть?
     - Ни хера у тебя не выйдет, Джонни Марабу! - зашипел я. - Мы с Сэнди знаем о твоих гнусных планах. Мы знаем, что ты хочешь уничтожить цвет, звук, веселье и радость, сопутствующие...
     Слова застревают у меня в горле, когда крупная хищная птица выходит из тени.
     Сэнди подался вперед, а я стою как вкопанный. На щеке я чувствую что-то мокрое и холодное. Пахнет духами, фу ты
     а
     а
     а
     что за на хуй
     - Я знаю ты почувствовал это, Рой.
     Мой маленький спящий принц...
     корова бешеная, опять приперлась...
     - Уверена, ты почувствовал, ты ощутил мой поцелуй.
     Патриция. Блядь. Нашла себе игрушку, мандавоха.
     - Знаешь, что я об этом думаю, Рой Стрэнг? Я думаю, тебе необходимо почувствовать, что ты кому-то нужен, что тебя любят. Впусти меня, Рой. Впусти всех нас. Ты окружен любовью, Рой. Твоя семья, твои друзья. Впусти нас.
     ПОШЛА ТЫ НА ХУЙ, МАНДАВОХА!
     ГЛУБЖЕ
     ГЛУБЖЕ
     но не слишком глубоко.
     Чтоб не оказаться опять на гр„баной аллее лицом к лицу с Марабу. Рано еще. А пока... в тот вечер я не пошел с Тони в паб вслед за папой и мамой. Я спокойно сидел, наслаждаясь редким ощущением, что дом предоставлен мне одному. У меня было время подумать.
     На работе у меня возникли небольшие проблемы. Эта корова Хэтэвэй стала выступать по поводу моих связей с кэжуалсами. Меня повязали и оштрафовали за участие в небольшом, на мой взгляд, махаче, который газеты окрестили ?уличными беспорядками?. Хэтэвэй вызвала меня в кабинет Колина Спроула.
     Спроул был нервным парнем с измученным видом. Когда я пришел устраиваться на работу, именно он проводил со мной интервью. Он всегда проявлял себя как справедливый чел. То, что Хэтэвэй заставила его устроить этот цирк