ыть,
еще  первобытные  женщины  жаловались друг другу:  мужчин  днем с  огнем  не
сыскать, найти такого, чтоб нравился, так же сложно, как избавиться от того,
кто  не нравится. Жизнь, может, в том и состоит, чтобы мечтам, с которыми мы
все родились, не давать ходу.  Может, наши мечты - это  та оболочка, которая
предохраняет нас от жизни, от ее грубых лап, помогает нам дотянуть до конца.
Помню,  как-то вечером  мама мыла  посуду, повернулась  ко  мне  и  говорит:
«Главное, на  удочку  не попадайся».  Если б  мы знали, что  нам
предстоит, никто бы не покинул материнской утробы по собственной воле.  Всех
бы кесарить пришлось.
     - А  что,  если бывший возлюбленный  возьмет и  зарежет?  - замечает, в
ответ на свои мысли о будущем, Морковка.
     -  Да,  в  наши  дни такое творится... -  вносит свою лепту в  разговор
Никки.  - Я с этим бразильским транссексуалом еще до его операции трахалась.
Ни слова не понимала из того, что он лопотал. Или она? У него и сиськи были,
и  член  -  небольшой,  правда,  - его ему  потом и вовсе  лечением  вывели.
Вообще-то он хотел, чтобы его культурист трахнул,  -  но тут я подвернулась,
по ящику в тот вечер ничего не  было, нацепила я искусственный член  и вдула
ему  в задницу по полной программе. Я-то, если честно,  ничего особенного не
почувствовала,  зато  он  визжал как резаный,  бубнил  что-то непонятное,  я
сначала думала, это  он  по-бразильски,  а  потом  сообразила,  что  он  мое
тогдашнее имя выкрикивает. Чего только в жизни не бывает!
     - Могу себе представить,  - говорит Роза. - Между прочим,  Туша так  до
сих пор в машине под окнами и сидит. Ну как, на работу устроилась?
     Они  пьют  вино допоздна. Позвали и Тушу - молча сидит посреди комнаты:
туша тушей. Никки  интересуется, откуда  у  Морковки такое имя. Оказывается,
Морковка  купила другу  на свою годовую стипендию машину, а  потом вынуждена
была целый год по овощным рынкам побираться.
     - А что же друг?
     - Сел в машину и укатил - только его и видели.
     Послушать  историю на  сон  грядущий  Роза  приходит  лишь  в  четверть
четвертого. Я и на этот раз рассказываю ей о превратностях любви...


     Трубный глас

     Его постоянно видели в компании его любимой свиньи,  которую он называл
Свиньей. Еще у него была собака по имени Собака, а у его жены кошка - Кошка.
     Однажды  утром он  проснулся и понял,  что  должен  избавиться от своей
благоверной во что бы то ни стало.
     Он решил, что несчастный случай  вполне его  устраивает, и часто -  как
правило, в плохую погоду -  отправлял жену к сестре,  которая жила на другом
берегу реки. Паром, тонувший довольно часто, ни разу не утонул, когда на нем
плыла жена. Тогда он стал посылать жену к брату,  который жил в другом конце
графства, но в лапы разбойников она тоже почему-то не попадала.
     Он подмешал жене в пищу  яд, но сам же и слег, а она заботливо  за  ним
ухаживала. Он отнес ее одежды умирающим  от страшных болезней  и заставил их
эти одежды надеть, однако в результате заболел сам, она же безропотно за ним
ходила.
     Они совершали прогулки в горы.
     - Посмотри, какой внизу прекрасный  вид, - говорил он, подталкивая ее к
краю пропасти.
     - Не стой у самого края, - говорила его благоразумная жена.
     - Нет, ты  все-таки посмотри -  вид совершенно сказочный, -  сказал  он
как-то, заглянул вниз и свалился в ущелье. Ему повезло: он упал на площадку,
находившуюся всего в двадцати футах от вершины скалы,  и два часа,  крича от
боли,  пролежал со сломанной  ногой, пока удалось опустить ему веревку. Жена
заботливо за ним ухаживала.
     Он  пошел к предводителю местной  шайки  разбойников, прихватив с собой
все свои сбережения в золотых слитках.
     - Завтра в  это  самое время по этой самой тропинке  пройдет  моя жена.
Надеюсь, ты  примешь от меня это  подношение, устроишь засаду  и обязательно
жену изнасилуешь. Но этого  мало - прошу тебя, лиши ее жизни:  на  ней будут
умопомрачительные драгоценности.
     - Любопытно, - отозвался разбойник,  - но я  хотел бы задать  тебе один
вопрос. Как ты думаешь, что мне помешает взять у тебя золото, посмеяться над
тобой,  привязать вон к тому дереву и сечь до тех пор, пока с тебя не сойдет
вся кожа, а потом держать с друзьями пари, выживешь ты или нет?
     - Ровным счетом ничего.
     - Вот и я того же мнения.
     Вся кожа с  него  все-таки не  сошла,  и  каким-то  чудом  ему  удалось
доползти домой, после чего он несколько месяцев пролежал в постели,  мучаясь
от  нестерпимой  боли,  на  какую бы  сторону он  ни  переворачивался.  Жена
заботливо за ним ухаживала.
     Он ее  напоил, уложил  в постель и поджег дом.  Дождавшись, когда пламя
перекинется  на второй  этаж, он сделал вид,  что только что  вернулся после
долгой прогулки, и поднял крик. Весь дом сгорел дотла - нетронутыми остались
лишь  кровать,  жена  -  без  единого опаленного волоса, ее сундук,  доверху
набитый  самыми любимыми  туалетами,  и  великолепный кувшин из  огнестойкой
глины. А вот его любимая  свинья погибла. После  пожара они переехали жить к
сестре жены, которая всегда была о нем невысокого мнения.
     Однажды он  отправился  к  местному  эскулапу  и  вручил  ему  солидный
подарок, купленный на деньги, которые пришлось взять в долг.
     -  На  что жалуетесь?  -  поинтересовался  эскулап. - У  вас  нелады  с
почками, признавайтесь?
     - Ни на что я не жалуюсь. Абсолютно ни на что. Просто чувствую, что вас
здесь недостаточно  ценят,  и мне  приятно находиться  в вашем  обществе.  А
теперь  скажите, вы слышали историю о человеке, не помню его  имени, который
жил  в  этом  городе,  не  помню  точно где...  но  я  слышал,  он  придумал
оригинальный способ убийства  жены.  Придумал очень,  очень  хитро  -  никто
ничего не заподозрил, не было обнаружено ни следов насилия, ни яда... очень,
очень ловко придумано,  но  вот беда,  никак не  могу вспомнить, в чем  этот
способ состоял. Вы не припоминаете?
     -  Оригинальный  способ, говорите?  Да, мне  кажется,  я знаю, о  каком
убийстве идет речь.  История эта в  свое время  наделала здесь много шума. Я
тоже  не помню, как  его звали  и  где  он жил,  но жену он  убил  и  впрямь
оригинальным способом. Он приник ртом  к нижним губам своей  супруги и начал
дуть  ей  во  влагалище,  как будто это была  труба, фанфара; сжатый  воздух
вызвал так называемую эмболию, в результате чего  сердце у нее остановилось,
как будто в порыве неистовой страсти.
     - Он сыграл на ее губах какую-то конкретную мелодию?
     - Мелодия никакого значения не имеет. Играй что  хочешь,  но не забудь:
овладение музыкальным мастерством требует регулярных  упражнений и терпения.
Терпение и труд все перетрут. Да, кстати, у  меня через месяц день рождения,
а я, знаете ли, очень люблю гуся.
     Он пошел в спальню  к жене и впился ей между ног с невиданной страстью.
Жена была несколько смущена, однако страсть не утихала всю следующую неделю,
и каждый раз ей приходилось уговаривать  мужа отвлечься и  принять пищу. Все
это время он с таким рвением играл на ее половых органах, что в конце месяца
отдал Богу душу.
     -  Не одна, так другой,  - подытожил врач. - Жаль,  что мне не достался
гусь.
     У-у-уф! Руки упали.
     Но Роза по-прежнему  смотрит  на меня. Сон ее не берет -  она  поистине
неутомима. Женщинам сколько ни дай - все мало; то ли  дело мужчины... У меня
ассортимент историй богатый, но каждый раз, когда Роза вслушивается, она все
ближе и ближе  к истине, и  я начинаю  подозревать, что ее любовь к прошлому
становится  своего рода  запоем. Прошлое, будущее  -  все это  туристические
забавы;  в отличие от них настоящее - это бедный родственник Времени; за все
несчастья в ответе оно одно.
     Ее руки ложатся на меня. Вно-о-овь.


     Яма

     Она была  помолвлена с самым крупным парнем в деревне. Он целыми  днями
избивал  парней поменьше, а когда ему это надоедало,  подучивал одних парней
расправляться с другими:.«Хук правой, апперкот левой, а теперь  хватай
его за  яйца  и посылай  куда  подальше,  а  не  то  сам  приду  -  ему хуже
будет».
     Еще он любил во всех  самых красноречивых подробностях демонстрировать,
что он сделает со своей невестой, когда  они останутся наедине, - так что по
поводу  первой брачной ночи оснований для  беспокойства у жителей деревни не
было  никаких.  Он разгуливал по  улицам,  виляя бедрами,  и  звучно  чмокал
языком, демонстрируя похоть.  Смотреть на его невесту не разрешалось никому.
«Не хочу даже, чтобы кому-то пришло в голову подумать такое, - говорил
он, мучительно соображая, правильно ли он построил фразу. - Не дай Бог, если
кому-то придет в  голову даже  подумать о  том, чтобы подумать такое».
Пустозвон  был настолько глуп, что даже когда он  говорил: «Полижи мне
жопу» - слова эти воспринимались собеседником совершенно буквально.
     Его  невеста  была  красива.  А  также благожелательна:  она  не  могла
поверить,   что  будущий   ее  жених  так  уж   плох;   она   была   слишком
благожелательна, чтобы жаловаться на судьбу.
     -  Ты  так красива, - говорил  ей парень с  членом невиданных размеров.
Когда  он  родился,  повивальная  бабка  заметила:  «Этот  не  женится
никогда. С таким,  как  у  него, - не  женятся». Все  матери до  одной
уговаривали своих  дочерей поиграть с  ним  - дочки же  по  молодости лет не
могли понять почему.
     -  Все  женщины  красивы,  но  некоторые  лишь на  несколько  минут,  -
продолжал Невиданный. - Это бывает ночью или  когда  никого нет  поблизости.
Тебе же повезло - ты будешь красивой всегда, в любое мгновение своей жизни.
     Благожелательная улыбнулась  - комплимент ей был сделан очень умелый. А
еще она  улыбнулась потому,  что для  такого комплимента нужно было обладать
яйцами  величиной  с  гири.  Ее улыбка  вовсе  не  являлась  приглашением  к
действию, но была столь благожелательна, что воспринималась именно так.
     - Я  не могу смотреть на  других девушек. А  жаль - ведь  многие из них
очень хороши  собой, и потом, это было  бы  гораздо  безопаснее. Видишь пару
старых лошадей, запряженных вместе? - И  Невиданный показал на двух стоявших
рядом  тощих  кляч.  - Видишь,  как  у  них  выпирают кости?  Они  измучены,
истощены, обе  в  шорах  - однако друг к другу льнут. Жизнь у  них  удалась,
потому что  они  неразлучны. Я хочу, чтобы и мы с тобой были такими же,  как
эти две клячи.
     Свою любимую Невиданный мог бы сравнить с простым, но непревзойденным в
своей простоте  глиняным  кувшином, который  стоял  поблизости.  Он  мог  бы
сравнить ее тело с  безупречным совершенством его форм, но этого не  сделал.
Вот она, печальная судьба совершенства.
     Благожелательная улыбнулась вновь, что явилось величайшим комплиментом,
неслыханным в этих местах за последние сто лет. Тайный воздыхатель был очень
мил. В качестве награды она хотела показать ему свои груди, но потом решила,
что это было бы несколько преждевременно.
     - Я думал принести  тебе цветы, но это было бы слишком просто, - сказал
Невиданный.  (И  всем заметно.) - Вместо  этого  я решил выкопать тебе самую
глубокую яму на свете.
     Она  улыбнулась  и спросила, что он  имеет в виду, - в виду  же он имел
именно то, что сказал.
     Началась война. Война  с теми,  кто  языком  и внешностью  был похож на
жителей  этой   деревни.   Началась  так  внезапно,  что  не  было   времени
торжественно  отметить это событие. Пустозвон, будущий хозяин жизни, нацепил
военные доспехи, виляя бедрами и недвусмысленно давая  всем понять, на какие
части тела Благожелательной он обратит по возвращении особое внимание.
     А   Невиданный  между   тем  каждый  день   по   часу  копал  засохший,
невспаханный, не поддающийся орошению  участок земли за  деревней.  Поначалу
никто этого  не замечал,  но  когда  он опустился  в  яму  по  плечи, вокруг
собрался народ.
     - Что это ты делаешь? - спросили его.
     - Клад ищу, - последовал ответ. Некоторые поверили ему и несколько дней
копали с ним вместе - в основном, впрочем, для того, чтобы иметь возможность
лихо сбрасывать свои куртки в присутствии деревенских девушек.
     - А ты уверен, что здесь закопан клад?
     - Уверен, - отвечал Невиданный. Вскоре все его покинули, и он продолжал
копать свою яму один.
     А  война  между  тем  продолжалась.  Враждующие  армии никак  не  могли
встретиться. Они  преследовали друг друга  в горах, сбивались с пути, путали
одну  долину с другой, одну реку с другой, обгоняли друг друга, в  кромешной
тьме не замечали  одна  другую, атаковали и разбивали наголову другие армии,
которые  не  имели  к  ним  ровным  счетом никакого  отношения, попадали под
снежные заносы и по-прежнему не замечали друг  друга; прошел даже слух,  что
два генерала, возглавлявшие враждующие армии, не торопились вернуться домой,
ибо дома их - при полном их попустительстве - пилили жены. Иногда вырезались
целые деревни, но делалось это без особой жестокости; случалось даже, пытали
до смерти пленных, но лишь когда те слишком много  знали;  совершались самые
невероятные открытия, как, например, жонглирующие горностаи.
     И вот  наконец состоялось решающее сражение. Все сходились на  том, что
это было одно из лучших сражений, когда-либо имевших место, гораздо, гораздо
лучше тех, которые давали  и которыми кичились их отцы, а также тех, которые
еще  предстояло дать.  За  свою невиданную  жестокость  Пустозвон удостоился
долгих, продолжительных аплодисментов во вражеском стане.
     Возвращаясь домой поздно ночью,  шагая по  местам,  которые  он  знал с
колыбели, мечтая об  утехах первой брачной ночи, поигрывая боевой наградой -
позолоченным членом в ножнах (на которых было выбито: НА ЧТО ТЫ СМОТРИШЬ?) -
и по-прежнему страдая зубной болью, Пустозвон  не заметил вырытой у  него на
пути двадцати футовой ямы, рухнул в нее и сломал себе шею.
     Жители деревни, конечно, расстроились,  но  не слишком, поскольку новой
войны в ближайшее время не  предвиделось. Большей ямы, чем та, которую вырыл
Невиданный,  никому  еще лицезреть  не  приходилось.  Невиданный  между  тем
женился на  Благожелательной,  и  свидетельством их семейного  счастья стали
громогласные  женские крики, которые разносились ночью по деревне и вызывали
одинаково бурный восторг у женатых и холостых.
     Впрочем,  счастье молодоженов было  недолгим - однажды ночью на деревню
пролился дождь из замороженных игуан и уничтожил все живое.
     В яме образовалось небольшое озеро, и в округе еще долго говорили, что,
если влюбленные выкупаются в этом озере вместе,  они всю жизнь  будут жить в
счастье и в достатке.
     Руки па-а-адают.
     Роза засыпает, и ей снится озеро.


     Что это такое?

     Выспавшись, Роза выпрыгивает  из  постели, и мы присоединяемся к  неким
двубортным костюмам,  которые  с  недвусмысленно серьезным видом  столпились
вокруг  неких  монет. Роза берет  золотые  монеты и  трет  их.  Всего  монет
пятьдесят восемь. Она атрибутирует монеты. Что будет дальше, я знаю заранее.
Роза  на минуту задумывается - и не потому,  что есть над чем, а потому, что
набивает себе цену.
     -  Лидийские?! Не смешите меня, - изрекает она, выдержав длинную паузу,
от которой получает немалое удовольствие.
     Самый старший двубортный костюм  все  это  время  с  трудом  сдерживает
разочарование. У него самый большой нос из всех,  что мне доводилось  видеть
за  последние сто семьдесят  два года,  хотя, когда имеешь дело с носами, их
следует,  строго  говоря, подразделять по весу и объему ноздрей.  Каждый  из
присутствующих  удивляется про себя, как это ему удается, с таким-то клювом,
стоять с поднятой головой.
     -  Это вздор.  Сущий  вздор.  Подобная  оценка  не  выдерживает никакой
критики.
     Дедушка-костюм явно раздражен, но как бы низко ни оценивали собравшиеся
уровень Розиной экспертной оценки, дух приобретения уже вылетел  в  открытое
окно. Понемногу в  комнате  воцаряется  сомнение.  Роза открывает сумочку  и
вручает кипящему  от негодования дедушке-костюму  свою визитную карточку, на
которой - для меня это не секрет - значится следующее:

      Никакой рекламы.
     Никакой суеты.
     Оплата наличными.
     Экспертиза обсуждению не подлежит.

     -  Это  вам  в  качестве  компенсации.  Монеты  изготовлены  в  течение
последних  двадцати  лет,  а возможно,  и десяти.  -  Роза  роняет  слова  с
уверенностью человека, который знает: по крайней мере  одну  вещь она делает
лучше, чем все остальные жители планеты, вместе взятые.
     Костюм  помоложе   наливается   краской   и   отсчитывает  Розе  десять
двадцатифунтовых кредиток.
     Мы   возвращаемся  домой.   В  дверях  сталкиваемся  с  парой.  Честные
труженики,  члены  спортивного клуба. Выходя, они  вежливо  нам  улыбаются -
Никки не сочла нужным нас познакомить.
     - Кто это? - интересуется Роза.
     - Свидетели Иеговы.
     - Что-то, я смотрю, они к тебе зачастили.
     - Просто  мне  их жаль.  Все их  гонят,  захлопывают у них  перед носом
дверь. Звонила Элен, говорит, что ей нужна ваза.
     Приезжает шофер Мариуса еще с одной вазой. Горгонской.
     Что-то  будет? Так всегда: можно сотни лет  прожить,  никого не видя, а
потом все собираемся в одном месте.
     - Эту он уже купил, но хочет, чтобы вы на нее взглянули.
     После этого шофер вручает Никки букет цветов:
     -  Хочу вас поблагодарить. Когда вы назвали его «куском засохшего
кала»,  я нездешний кайф словил. Надеюсь, если еще с  ним встретитесь,
что-нибудь в том же духе отмочите.
     Роза задумывается - взгляд устремлен в никуда. Хочет все послать. Все и
всех. Наступает в жизни минута, когда хочется все бросить - либо потому, что
того, чего раньше хотелось,  больше не хочется, либо потому, что знаешь: зря
стараешься, либо потому,  что  понимаешь:  тебе это  обойдется  дороже,  чем
следовало бы, - и, несмотря на все это, ты продолжаешь добиваться  своего, и
не оттого, что у тебя сильная воля, а оттого, что слабая, оттого, что выхода
нет.
     Никки  выходит  в  коридор и,  встав  на  цыпочки,  пытается  вывернуть
перегоревшую лампочку - не из  альтруистических соображений,  а  потому, что
любит смотреться  в  висящее  в коридоре  зеркало. Встает на  стул,  но  она
маленького роста, а потолок - высокого.
     - Может, ты достанешь? - обращается она к Розе.
     -  Нет, для меня ведь это  повод завести разговор с высокими мужчинами.
Недавно я брала стремянку, но уже вернула.
     -  Интересно,   сколько  нужно  ангелов,  чтобы  сменить  лампочку?   -
размышляет вслух  Никки, выходя  на улицу и вызывая Тушу,  которая без труда
справляется с поручением. - Раз  уж ты здесь, могла бы и банку  маринованной
свеклы открыть.
     - Ничего не получится, - заверяет их Роза.
     -  Еще  как  получится, -  говорит Никки,  протягивая  Туше банку. Туша
применяет силу, способную гнуть монеты  и подковы,  но крышка не  поддается.
Зато сама банка - вместе с содержимым - разлетается на мелкие кусочки.
     -  Я же говорила. Пустое  дело. Я ведь приклеила крышку, чтобы Морковка
не добралась. Вы бы выпили чаю, Туша, или просто посидели.
     - Благодарю, мне  и на  улице неплохо, - говорит Туша и, повернувшись к
Никки, спрашивает: - Ну как, дела пошли на лад?
     - Ага. Супер, - отзывается Никки, закрывая за Тушей дверь.
     - Почему ты не уговорила ее остаться? - интересуется Роза.
     -  Она свой кайф ловит. Пускай сидит себе в  машине, если  ей нравится.
Такое хобби много денег не стоит.
     - Расскажи, как вы познакомились.
     - В супермаркете. Мы  стояли в очереди  в кассу, и мои  лимоны случайно
попали ей в корзину.
     Истинное  положение  вещей:  Никки  - по  девичьей  забывчивости,  надо
думать, - подложила  свои лимоны  в корзину к Туше. Украсть ведь можно все -
от супермаркета до лимона.
     - Мы разговорились...
     Истинное положение вещей: вступили в секс