амера на  крыше установлена».  -
«И  что  дальше?» - «Это ж улики». - «Улики? -
недоумевает.  - И  что твои улики докажут?» Не знаю,  чему их только в
школе  учат. «Лижи ботинки». Меня даже  пот  прошиб. Расстегиваю
пиджак и демонстрирую ему  пистолет.  «Если  не уберешься, - говорю, -
мозги тебе вышибу».  - «Это у тебя не пистолет, -  говорит. - За
кого  ты меня принимаешь? Лижи мне ботинки, падла, работа у тебя, видать, не
фонтан,  раз  в  кармане  всего  тридцатка».   Когда   имеешь  дело  с
желторотыми, действовать надо, а не в споры пускаться.  Главное  же, здравым
смыслом не  руководствоваться.  Будь  он  профессионалом, он прибрал  бы мои
денежки и исчез - и на здоровье! Отдал бы и не пикнул. А здесь все наоборот:
у него  молоко на губах не обсохло, а я десятки людей на тот свет отправил -
и  под  его  дудку  пляшу.  Вести  себя  тем   не  менее  стараюсь  разумно,
законопослушно, но  тут его  дружок, года на два старше, здоровенный  амбал,
подходит и бьет мне по яйцам. Отбирает пистолет. Лежу, корчусь от боли, вижу
- мимо с кошелкой  какая-то  старушенция  ковыляет.  «Хоть бы она  что
сделала!» - думаю. Берет пятнадцатилетний мою пушку и дважды стреляет.
«Это ж стартовый пистолет!»  - говорит. Ничего  себе стартовый -
попадает  в лобовое  стекло  полицейской  машины, которая в полумиле от  нас
проезжает. Машина резко тормозит и ныряет в переулок. Потом пятнадцатилетний
приставляет  дуло  к  своему виску.  Спускает  курок.  «Есть на  свете
справедливость», -  думаю. Нет, разряжен, пропади  он пропадом!  Вот и
пришлось мне ему ботинки лизать, пока он  со своим дружком обсуждал, в какой
паб им идти.
     - А ты не раскаиваешься в том, что делаешь?
     - Не  особенно. Я ведь лишь сокращаю путь к смерти. Бессмертия я  людей
не лишаю. Разве что на несколько лет жизнь им укорачиваю.
     - В данном случае больше, чем на несколько.
     - Брось  ты. Тебе  сколько? Тридцать? Тридцать два? Лучшее время, стало
быть, позади. Сейчас  дорога под  горку пойдет.  Сиськи отправятся в  долгое
путешествие на  юг.  В  этом  возрасте  затащить в  постель можно  разве что
оплывшего жиром бухгалтера - больше с тобой никто не ляжет. Видишь, я спасаю
тебя  от самой  безотрадной  части  жизни.  Если  разобраться,  я  еще  тебе
одолжение делаю. Ты футболом, случайно, не интересуешься?
     - Нет. А ты?
     - Как  тебе сказать, болею за «Манчестер юнайтед»,  а не за
футбол.
     - В смысле?
     -  Объясняю.  Настоящий футбольный болельщик  хочет смотреть футбольный
матч - восхищаться мастерством игроков, темпом, интригой. Я же хочу одного -
чтобы  «Манчестер»  выигрывал  все  матчи  до  одного  со счетом
десять-ноль. Даже  если команда противника вообще на поле  не выйдет, я тоже
возражать  не  буду.  Хоть  бы  ее   вообще  не  было.  Мне  главное,  чтобы
«Манчестер»  побеждал  все  команды на свете,  побеждал снова  и
снова. Со счетом десять-ноль. Чтобы  приземлилась летающая тарелка, чтобы из
нее вышли одиннадцать гребаных инопланетян и чтобы моя  команда их  обула  -
десять-ноль.  Чтобы   «Манчестер»   был  величайшей   футбольной
командой в истории  космоса.  Чтобы успех моей  команды  затмил всю  мировую
историю.  Чтобы «Манчестер  юнайтед»  ассоциировался  у всех  со
счетом десять-ноль.
     - И ты ходишь на все их матчи?
     -  Нет.  Ни  на одной  игре не  был.  Меня даже  результат  не особенно
интересует.
     - Почему?
     - Потому что, когда они проигрывают, я расстраиваюсь. - Вы не поверите,
но его пульс учащается с шестидесяти  девяти  до ста ударов  в минуту. - Да,
расстраиваюсь по-настоящему. - Пульс уже сто двадцать. Несколько раз ударяет
кулаком в  стену с такой силой, что больно должно быть не только руке, но  и
стене. Разбивает об стену стул. Пульс сто двадцать два. - Ничьи меня тоже не
устраивают! - Пульс сто два.
     Совершенство. Идеальный идеал. Совершенство, к которому стремишься. Или
даже не стремишься.
     - Однажды мне пришла даже в голову мысль убрать какого-нибудь игрока из
команды противника,  но разве бывает, чтобы  молодой,  богатый,  здоровый  и
знаменитый олух взял и покончил с собой?!
     - Исключения всегда бывают.
     - Не скажи, в  самоубийство  все  равно бы никто не  поверил. И  потом,
многие  совали бы  в эту историю  нос.  Замочишь  бухгалтера  -  и  всем  до
лампочки.  Да,  кое-какие деньжата  у него  водились, но кого ж это волнует?
Деловые партнеры не  принимают  случившегося близко  к сердцу по той простой
причине, что сами же киллера нанимали. Женам тоже по большому счету плевать:
деньги  теперь выпрашивать не надо,  появились виды  на будущее,  заманчивые
планы на отпуск, в доме  стало  просторнее, да и о том, какой фильм смотреть
по телевизору, тоже  можно  больше не  спорить. А попробуй пришей футбольную
звезду  - шмон  пойдет  такой,  что  ног  не  унесешь.  Менеджеры,  тренеры,
болельщики. Да и дел у меня хватает,  но иногда, прости Господи, прямо  руки
чешутся. Особенно когда разрыв в очках минимальный. Тут бы  заодно и парочку
судей на тот свет отправить.
     Терминатор заставляет Никки лечь на спину, поднять ноги, развести их  и
опускает в нее, как в чашку чая, несколько кусочков сахара.
     - Я всегда спрашиваю  человека, за кого он болеет, и, если оказывается,
что за «Фулэм», спуску ему не даю.
     - То есть?
     - Ехал  я как-то  в  поезде с болельщиком «Фулэма». Поперек
себя  шире.  Я бы,  конечно, все равно с ним  разобрался,  но  фараонов, как
назло, было в тот день больше,  чем пассажиров. Вот и пришлось мне два  часа
слушать, как он пьяные песни горланит да похабные анекдоты  травит.  Слушай,
подари мне что-нибудь на память - пару серег, например.
     Входит Роза.
     -  Ты должна была уехать в  Бирмингем, -  говорит Терминатор, помахивая
пистолетом.
     - Я заболела. - Розе понадобилось всего несколько секунд, чтобы оценить
ситуацию  и понять,  что посетитель  - не  очередной партнер Никки,  которая
всегда  отличалась  извращенными сексуальными  вкусами, а  очередной наемный
убийца.  Если Роза  разочарована предсказуемостью  увиденного, то Никки  еще
больше разочарована непредсказуемостью: она ждала Тушу, а никак не Розу.
     - Я тебя понимаю, ты  действуешь по пословице: «Лучше в Эдем, чем
в  Бирмингем»,  но  мне  ты  этим  только  хлопот прибавляешь.  Ладно,
раздевайся, - вздыхает он.
     Только две  команды  в  истории  отношений  между  мужчиной  и женщиной
употреблялись  чаще  этой. Прямо скажем,  наемные убийцы дурно воспитаны и в
вашем доме им делать нечего.
     Смотрит на Никки:
     - Ну-с, время идет... у  тебя  осталось  пять  минут.  Ты  знаешь,  что
делать. - Его пульс учащается  - восемьдесят четыре.  Наконец-то его  усилия
будут  вознаграждены.  Никки  впервые получает  доступ  к интимным прелестям
Розы,  но,  похоже,  в  данный  момент  они ее интересуют  не  слишком. Роза
раздевается  -  тоже  без  особого  азарта:   «Только  этого  еще   не
хватало».  По-моему, Никки  надоело  тянуть  время  и  она  собирается
перейти в наступление.
     Дверь выпрыгивает на середину комнаты. На пороге - Туша. Она совершенно
невозмутима. Терминатор, напротив, нервничает.
     - Где ты была? - с упреком говорит ей Никки.
     - Уж и чаю выпить нельзя, - отзывается Туша.
     - Лучше поздно, чем никогда. Вышиби мозги из этого говноеда.
     Терминатор  все  понял.  Направляет  дуло  пистолета  на Тушу,  которая
по-прежнему совершенно неподвижна.
     - Я ведь тебе говорила. А ты мне не верил, - ворчливо говорит Туша.
     - Ничего ты мне такого не говорила, толстуха.
     -  Если  в меня выстрелишь,  победа будет за  мной. Целься  в  голову -
увидишь, что там внутри.
     Он стреляет ей  в грудь, видит, что Туша никак на выстрел не реагирует,
и выпускает еще одну пулю - в голову. За мгновение до того, как Туша валится
на пол, в небольшом отверстии,  которое проделала во  лбу  пуля,  я  замечаю
зеленые обои.
     Терминатор подходит и  наклоняется  над ней  - ему  любопытно, что Туша
имела в виду. Теперь, когда цель достигнута, вид у нее еще более отрешенный,
чем при жизни.  Она добилась успеха? Это зависит от того, в  чем заключалась
ее цель.  Пистолет, насколько я понимаю,  разряжен, и сейчас Никки наверняка
поведет себя более агрессивно - чтобы не сказать отчаянно.
     Терминатор стоит ко мне лицом; Роза и Никки - спиной.
     Пришел мой  черед.  Вообще-то  я не люблю вмешиваться. В двадцатые доли
секунды я разрастаюсь до восьми футов в высоту и шести в ширину, переливаюсь
всеми цветами радуги и  демонстрирую  Терминатору то, на что не в  состоянии
взглянуть ни  одно живое существо, -  его смерть.  В результате он полностью
теряет контроль над своими  телесными функциями; те отправления,  которые не
должны отправляться, отправляются, и наоборот. Его пульс подскакивает до ста
сорока трех, после чего падает  безвозвратно, я же уменьшаюсь  в размерах  и
принимаю прежний - сугубо керамический - облик.
     Роза опускается на пол и начинает плакать. Никки бросается к трупам.
     - Она была права.  -  Никки  пристально смотрит на  голову Туши, силясь
вникнуть в происшедшее. - Мне нужен отдых. - Она звонит в полицию - не самой
же покойников выносить!
     В Горгонскую вазу, которая  стояла у Туши за  спиной, угодили две пули,
после чего на нее рухнула сама Туша, поэтому восстановлению ваза, сколько бы
клея и терпения на нее ни ушло, не подлежит. Место ей теперь в лучшем случае
в   каком-нибудь   третьесортном    провинциальном    краеведческом   музее.
Хруст-хруст. Хруст  черепков, на которые наступает  Никки, ласкает мой слух.
Целых черепков остается все меньше  и меньше.  А теми, что остались, займусь
я. Со временем.
     Откровенно  говоря, судьба  Горгонской  вазы меня  не  сильно  заботит,
однако  я  должна  уговаривать себя,  что  это  не  так.  Ведь  без  тайного
недоброжелательства  жизнь становится пресной. Если никому не завидовать, не
злобствовать, так и простоишь всю жизнь на полке - ваза вазой.


     Сюрприз

     Роза замечает, что вещей Никки нет.
     На этот  раз, правда, отсутствуют только вещи Никки  - все остальные на
месте.
     Мы провели неделю в коттедже - приходили в себя. Роза знает - меня пора
отдавать. Она даже подумывала меня купить, но Мариусу я так нужна, что с ним
наверняка  не сторгуешься.  Придется теперь ждать,  пока  он  отдаст  концы.
Десять лет? Двадцать? Ждать, думаю, придется долго:  от одной мысли, что его
родные и близкие, пока он жив, не получат ни гроша, Мариус будет чувствовать
себя молодым и крепким: «Я дурно пахну, еле хожу, все на свете забываю
-  а  вы вокруг меня пляшете». Но Роза готова ждать - столько, сколько
понадобится.
     Отъезд  Никки, как видно, не удивил и не огорчил Розу. Хуже  по крайней
мере  не будет.  Пройдет  какое-то  время, прежде  чем  она  хватится своего
красного белья. О причинах пропажи можно лишь догадываться. Не потому ли оно
украдено, что всех нас больше всего привлекает не дающееся в руки? Не потому
ли, что наше воображение может  предложить  нам  такие лакомства,  которых у
жизни сроду не было? Никки достаточно умна, чтобы понимать и то и другое.
     Приезжает аукционистка, и меня увозят.
     - Как дела на любовном фронте? - спрашивает она у Розы уже в дверях.
     - Безоговорочная капитуляция.
     На улице мы останавливаемся - аукционискта роется в  сумочке  в поисках
ключей от  машины, и я - в  отличие от  нее  - слышу, как в Розиной квартире
звонит телефон. Вероятно,  это  Табата, потому что слышно, как Роза говорит:
«Я сдаюсь»  и  «Что  ты делаешь  в  полицейском участке  в
Баттерси? Берешь его на поруки?».
     Рядом паркуется  машина. Забита вещами.  Кто-то,  видимо, переезжает  с
квартиры на квартиру.
     За  задним  стеклом  книги  по  зоологии - толстые,  дорогие  фолианты,
предназначенные  для   узких   специалистов.   Монографии  о   джинтамунгах,
вопилкарах и  прочих  представителях  животного мира  Австралии.  Туристский
реквизит. Видеокассеты.  Из  машины  с энергией человека, начинающего  новую
жизнь, выпрыгивает мужчина. Высокий, смуглый - подводное плавание, блуждания
по джунглям. Волосы черные, густые - загляденье! Попрыгунчик.
     В этот раз Никки ничего с собой не забрала только по одной причине: она
не испытывала недостатка в средствах, ибо продала Розину квартиру.
     Никки  исчезла. Вместе со  своей мечтой. Мечту  трудно убить.  Проблеск
нового старта прекрасен, уверенность, что будущее не повторит  прошлого, для
большинства  несгибаема.   Роза   владела   квартирой  единолично,   о   чем
неопровержимо свидетельствовал лежащий в ящике стола документ. Странно,  что
Никки первой пришло в  голову  продать  чужую квартиру. Почему-то считается,
что если продаешь квартиру, то обязательно свою. Часто и подолгу отсутствуя,
Роза  предоставила  Никки  отличную  возможность  стать  Розой.  Сейчас  чек
наверняка уже обналичен, и  Никки может смело платить по счетам, превращаясь
из обманывающей в обманываемую.
     Прогноз:  она вернется  -  совершенно  неожиданно для себя  самой  -  в
Маркет-Харборо и замкнет круг - закончит жизнь там, где ее начала. От въезда
в Маркет-Харборо до выезда из Маркет-Харборо - дистанция длиной в жизнь.
     Волосы и глаза у  Попрыгунчика - такие же, как у Швабры, а губы - как у
дочки художника. Стало быть, в конце  концов  они все  же  соединились.  Мне
кажется, я видела его лицо в Розиной памяти. Смутно, но видела.  Он взлетает
вверх по  ступенькам  и  открывает дверь ключом, который раньше  принадлежал
Никки. Судя по очертаниям его спортивной сумки, в ней - замороженная игуана.
Скромных размеров.
     В  эту минуту мы садимся  в машину, и мне слышно только, как он говорит
«привет», не слишком задумываясь  над тем, что застает у себя  в
квартире  хорошенькую  полураздетую  молодую женщину,  которую он  вроде  бы
где-то  видел. Еще бы он задумывался - ведь у него в руках столько вещей. От
произнесенного им слова все ее чувства оживают вновь. Это слово выстреливает
ей прямо  в сердце, и  в первый момент она даже  не понимает, что теперь все
позади.  Роза  молчит:  переступающие  через порог  ее  квартиры  давно  уже
перестали вызывать у нее эмоции - как положительные, так и отрицательные.
     Прогноз: с этим человеком Роза будет препираться всю  оставшуюся жизнь.
Со  временем они будут  говорить  о Никки с  теплым  чувством -  ведь только
благодаря ей, этой непревзойденной сводне, им есть теперь где вместе жить. И
получать умопомрачительное удовольствие друг от друга.
     С годами  он будет раздражать ее тем, что вечно опаздывает, а потом еще
обвиняет в опоздании ее, Розу. Когда они  пойдут на свадьбу к Морковке, Роза
останется недовольна свадебным подарком,  который поручено было  купить ему.
Он  же, в  свою  очередь,  придет  в  бешенство  оттого, какие  она  выбрала
подсвечники, а также оттого, как непочтительно она обходится с пауками.
     Его не переспоришь.