Что  верно,  то  верно,  Никки,  правда  мало  кому  нужна.  Разве  что
философам, ученым,  детективам,  учителям, матерям.  Эти превозносят истину.
Пользу приносит не истина, а ложь.  Ложь во спасение. Истина же редко бывает
во спасение. Смертник, которого наутро должны повесить, вряд ли  обрадуется,
если  узнает,  что  петля  прочна  и намылена.  Когда  жена  навещает  его в
последний  раз,  он  хочет  услышать,  что  его  помилуют,  однако объявят о
помиловании лишь  в самую последнюю секунду,  когда на  голове у него  будет
капюшон,  а  на шее  петля. Именно  об этом она и спешит  ему сообщить, хотя
прекрасно знает,  что  билеты на  казнь уже продаются и цены на них растут с
каждым часом.
     Впервые  о пользе  лжи я услышала, когда находилась  в крытом  фургоне,
ехавшем  по  горной  дороге в  Альпах.  Что-то попало под  колеса,  и фургон
полетел  в  живописнейшую пропасть. Путешественники  сидели не шелохнувшись,
боясь,  что  любое  движение  лишь ускорит  стремительное падение  на скалы,
которые  терпеливо поджидали нас далеко внизу.  Мальчик с  опаской посмотрел
вниз.
     - Мы летим в пропасть, - сказал он.
     -  К чему ты это  говоришь?  - укорил его старик. - Нам такое знать  не
нужно. Сейчас нам нужна не правда, а ложь. Ложь во спасение.
     - Что ты имеешь в виду?
     -  Я  сам  не  знаю,  что  это такое.  Знаю  только,  что  сейчас нужно
выдумывать, а не говорить правду. Скажи же что-нибудь.
     Мальчик закрыл глаза.
     Фургон разлетелся на  мелкие кусочки. И я тоже. На то,  чтобы подобрать
рассыпавшиеся  черепки и  обрести  прежний вид, у меня ушло  немало времени.
Когда  корабль  Швабры  терпел  кораблекрушение,  разговоры,  полагаю,  были
примерно такими же. «Нельзя  говорить, что мы идем ко дну. Не  мы идем
ко дну, а  море подымается, подымается повсюду, и опасность грозит не только
нам, но и всему человечеству».
     - Да, все это наводит  на  грустные  размышления, -  говорит  Морковка,
вытряхивая  из пакета  последнюю изюминку. - На моей памяти  счастливо  жила
только одна пара. Я  тогда была еще девчонкой. Он  был паромщиком, тогда ему
было, должно быть, лет семьдесят, не меньше. На пароме он находился всегда -
в  шторм, в  снегопад, на Рождество.  Был он урод уродом, да и жена была ему
под стать: лицо у нее было такое, как будто по нему стадо слонов прошло. Они
прожили всю  жизнь счастливо,  потому что уродливее их не было  никого.  Они
были удручающе бедны и невыразимо  счастливы. Никто ни  разу не видел, чтобы
они ссорились или болели. Соседи только о них и судачили: у нее были большие
усы,  и он  говорил, что счастлив с ней, ибо любит в постели жевать  ее усы.
Все завидовали их счастью.
     Когда  Роза  укладывается   в  постель  и  кладет  на  меня   руки,  я,
естественно, не могу не рассказать ей историю, которая называется...


     Жеватели усов и их живописцы

     - Он любит жевать их в постели, - сказала натурщица. Лукас кивнул.
     Моим коллекционером был художник, собиратель древностей. На  древности,
впрочем, средств ему  не хватало, но трудился он в поте лица. Он любил белый
цвет и  покупал - задешево  - много белой  краски.  Манера Лукаса  не вполне
соответствовала  венецианской моде 1440 года - тогда предпочтение отдавалось
традиционному  стилю;  вот  в  Тере  его  бы  носили  на  руках,   наверняка
понравились  бы  его картины  и  одному египетскому  коллекционеру,  но  тот
скончался за  две тысячи лет до  рождения Лукаса. Теперь-то  белая  краска в
чести. Вот почему говорят, что главное -  это родиться в  нужное время. Отец
Лукаса  был  пивоваром;  человек  приземленный, он проработал  всю  жизнь  и
никогда не жаловался на судьбу. На то, чтобы научиться зарабатывать на жизнь
живописью, он дал Лукасу пять лет.
     Однажды, спустя четыре года одиннадцать месяцев, когда Лукас, прибегнув
к помощи  полногрудой натурщицы (усы не представляли тогда для него никакого
интереса), писал картину «Сотворение мира», пришло письмо от его
отца, в котором тот требовал, чтобы сын немедленно вернулся домой.
     Лукас написал  несколько  хороших картин (я знаю,  что говорю),  однако
продать  их ему не удавалось: никто ему ничего не заказывал - те же  фрески,
которые он написал  бесплатно, безжалостно стирались. И тем не  менее в век,
когда люди полагали, что  нет такой науки,  такого навыка, которым бы нельзя
было  овладеть, Лукас  своего  добился:  ему не  удалось  разбогатеть,  зато
удалось расквитаться со своими хулителями.
     Аббат  монастыря,   отказавшийся   принять  от  него   в  дар   картину
«Благовещение»,  умер  в страшных муках  после того,  как  Лукас
смазал соски его любимой проститутки цианистым калием.
     Другого  аббата,  который  раскритиковал  его  картину  «Христос,
идущий по  водам», Лукас вывез на лодке в Адриатическое море и сбросил
в воду.
     - И  каким же кажется тебе море  теперь? Не слишком ли белым?  А может,
оно такое белое потому, что ты тонешь?
     - Да, да, нет, - пролепетал аббат, хотя вряд ли море могло быть белым в
первом часу ночи.
     -  В  таком  случае  расскажи мне, какой белый  цвет ты  видишь.  И  не
отвечай, не подумав, - ведь я испытываю тебя.
     - Замечательный белый  цвет,  точно  такой же,  какой  был  у  тебя  на
картине, которую я (буль-буль-буль) не  понял, потому что очень давно не был
на море и не смог оценить его истинной красоты.
     -  Я рад, что ты со мной согласен, - сказал Лукас. - Я  знал, что ты не
безнадежен.  - С  этими  словами  он налег на весла  и поплыл к берегу.  Его
хулитель попытался было последовать за ним, однако когда у тебя руки связаны
за спиной толстой, намокшей в воде веревкой, держаться на воде нелегко.
     - Ты не бросишь меня! - вскричал аббат. - Ты же сам священник!
     - Да, ты прав, это очень нехорошо с моей стороны, - отвечал Лукас, - но
если ты внимательно  читал отцов Церкви, то не можешь не знать,  что Господь
милостив,  а  потому  за  несколько  мгновений  до  того,  как  умереть,   я
мужественно во  всем  покаюсь и грехи мне  отпустятся.  Обещаю,  что  навещу
вместо тебя твою любимую проститутку.
     Однако  финансовая сторона дела не могла  Лукаса не беспокоить. И вот в
один  прекрасный  день,  бережно прижимая  к  груди  меня  и  эту  никчемную
Горгонскую  вазу,  Лукас поднялся на борт корабля. Затем он  исчез  и вскоре
вернулся с двумя бандитами, которые несли нечто завернутое в одеяло. Сверток
спустили  в трюм, где стояла такая вонь, что даже бандитам стало не по себе.
Завернутый в  одеяло  не оказывал  особого  сопротивления,  ибо был усыплен.
Когда  же  он пришел  в себя, то сразу же  принялся  истошно  кричать. Лукас
спустился в трюм.
     - Как самочувствие? Дохлые крысы тебя, надеюсь, не смущают?
     - Немедленно меня отпусти. Я мог бы тебя казнить, если б захотел.
     - Верно, мог бы, но  не забывай: ты находишься в трюме корабля, который
в  данный момент  поднимает паруса,  и  твоя  судьба  решительно  никого  не
волнует. Я хотел бы задать  тебе вот какой вопрос:  ты по-прежнему считаешь,
что моя картина «Сонм ангелов» - сущий вздор?
     - Да. - Пленник был не робкого десятка.
     - Стало быть, ты нисколько не жалеешь, что  уронил меня в глазах дожа и
погубил мою карьеру?
     - Нет.
     - Понятно. Тебя не устраивает моя техника письма?
     - Да. Именно так. - Рядом с ним, оскалившись, лежала дохлая крыса.
     - Что  ж, каждый имеет  право  на  свою точку  зрения.  Равно как и  на
мученическую смерть в трюме корабля. Между  прочим, у меня с собой  та самая
картина, о которой шла  речь. А также холст и  краски.  Считается,  что люди
могут прожить без еды несколько недель. Однако я  не столь безжалостен,  как
кажется. Если ты сделаешь безупречную копию с моей картины,  что не составит
большого труда,  раз мастер я никудышный,  то сможешь подняться из трюма  на
палубу и вместе  с  нами  дышать  свежим воздухом и есть досыта. Если будешь
питаться крысами, то какое-то  время продержишься.  Впрочем, еще неизвестно,
кто кого съест - ты их или они тебя.
     - Где капитан?
     - У него другие заботы.
     - Но ведь здесь кромешный мрак!
     - Ну... да.
     Первый день он  упрямился,  но  потом, увидев, что матросы спускаются в
трюм только для  того, чтобы над ним посмеяться, взялся за работу. Когда  мы
приближались к Гибралтару, копия была почти готова. Впрочем, к этому времени
про него уже все забыли. Капитан собрал команду.
     -  Вы думаете, что мы идем в Бордо сбыть пряности? Ничего подобного. Мы
запасаемся провизией и пресной водой и плывем в Китай.
     - Как бы не так! - воскликнули в один голос взбунтовавшиеся матросы.
     - А как быть с судовладельцем? - спросил один из них.
     -  Он  ничего  не  узнает,  -  ответил  капитан. - Будет  вам,  ребята!
Подумайте лучше о славе и богатстве.
     - Нет.
     - Хорошо, - сказал капитан. - Кто из вас самый сильный?
     Вперед вышел здоровенный, длинноволосый, похожий на гориллу матрос.
     - Я, кто ж еще.
     - Так ты не хочешь плыть в Китай?
     - Нет.
     Капитан  берет  ружье, которое в  то  время  было  еще в  диковинку,  и
стреляет  горилле в голову. Горилла сваливается за борт. Усовершенствованное
насилие вызывает у многих возгласы одобрения.
     - Еще вопросы есть?  Если у  кого-то  возникнет  желание на собственном
опыте  убедиться в совершенстве этого приспособления, я к вашим услугам.  Вы
ведь знаете Пьетро, -  сказал капитан, указывая на громилу, который в каждой
руке  держал  по топору. - Так  вот, Пьетро считает,  что  китайцы замышляют
убить его, поэтому в Китай он должен попасть во что бы то ни стало. Ему вряд
ли  понравится,  если  кто-то  захочет  нарушить  его  планы.  И  вы  знаете
священника,  он  -  художник, и наверняка  ему захочется  запечатлеть  новые
земли. Имейте в виду, человек он коварный, виртуозный отравитель, да и ножом
пользуется отнюдь не только  за столом,  когда режет хлеб.  И он, и мой брат
Аржентино  хотят  увидеть Китай, поэтому  давайте  прекратим спор. Подумайте
лучше о славе, которая  вас ждет. Есть здесь хоть один  человек, которому не
нужна слава?
     - Есть, - раздался голос.
     - Почему?
     -  Потому что ни мертвому, ни живому от нее  особой пользы нет. Счастья
слава не приносит.
     - А золото? Золото тебе тоже не нужно?
     - Нет.
     - Почему, черт возьми?!
     -  Потому  что  счастья деньги  тоже  не приносят. Могу,  если  хотите,
перечислить те вещи, которые приносят счастье.
     - Нет. Надеюсь,  тебе понравится наше путешествие,  а перечислить вещи,
которые  приносят счастье, ты успеешь и  на  обратном  пути,  когда  мы  все
вернемся  в Венецию баснословно богатыми  и знатными  людьми.  Когда человек
построил первый  корабль, все  стояли на берегу и говорили:  «Какая от
него польза? Чем плохо ходить пешком?» Кто-то ведь должен быть первым.
     Тем временем узник прожил в трюме еще одну неделю.
     «А  получается,  черт возьми,  недурно, - вынужден  был  признать
Лукас.   -    Особенно   контрастные   цвета.   Надо   будет   их   у   него
позаимствовать».
     По  прошествии нескольких недель  с  командой стали твориться  странные
вещи.  Кок,  к  примеру,  прыгнул  за  борт,  потому  что  капитан   наотрез
отказывался  есть рыбу без базилика. Базилик  на ужин. Базилик на обед. Даже
на завтрак базилик. Рыба - все равно какая, но базилик - обязательно.
     - Не угодно ли рыбу с лимоном или с чесноком?
     - Нет.
     - С миндалем невероятно вкусно.
     - Нет. С базиликом.
     - Соус с перцами  так хорош, что в  драке из-за него  погибло несколько
человек.
     - С базиликом.
     - Рыба с луком и шпинатом считается моим лучшим блюдом.
     - Базилик.
     Бросился  за борт кок  ночью, и утром готовить рыбу  с  базиликом  было
некому,  хотя он и оставил подробные инструкции. Спустя восемь часов в  воде
обнаружили человека. Это был кок.
     - Это кок, капитан.
     -  Исключается, - заявил капитан, глядя на  пловца. - Кок  выпрыгнул за
борт вчера - не  мог  же он  столько времени  плыть вслед  за нами. Остается
предположить, что это  демон в  обличье кока или же дракон в обличье демона.
Он знает, что  я съел много базилика, чтобы спастись от него, и теперь хочет
попасть на корабль, чтобы уговорить меня перестать есть базилик.
     - Может,  и так, - сказал первый помощник капитана, -  но ведь  мы  все
знаем, что земля круглая.
     - Ну и что?
     - Так вот, - продолжал первый помощник капитана, - а раз земля круглая,
значит, мы могли  -  при  условии, что мы  находимся возле самого  полюса, -
сделать за это время полный круг и встретиться с коком, который выпрыгнул за
борт вчера вечером. - Теория получилась красивая.
     Капитан перегнулся за борт.
     - Кто ты?
     - Я кок. А ты кто?
     - Я капитан. Почему ты спрашиваешь?
     - А почему ты спрашиваешь, кто я такой?
     - Потому что подозреваю, что ты дракон в обличье демона,  который хочет
подняться на корабль, чтобы уговорить меня перестать есть базилик.
     - Что ж,  в твоих словах есть логика, - сказал  кок, - но если  б я и в
самом деле был драконом в  обличье демона, я занялся бы делами поинтересней,
чем плавать вокруг твоей посудины.  Я  же  подозреваю, что все вы - демоны в
обличье  моих бывших товарищей и  что ваша  цель -  заманить меня  на борт и
ввести в искушение.
     - Что лишний раз доказывает, что ты и есть дракон в обличье демона.
     - Либо... - начал кок.
     - Либо?
     - ...либо вы и в самом деле  мои бывшие товарищи, но тогда навигатор из
тебя никудышный и корабль описал полный круг.
     - Такое может сказать только дракон в обличье демона.
     - Подумай сам,  какой смысл дракону  в обличье демона оскорблять  тебя,
называя самым никудышным капитаном во  всем христианском мире, если он хочет
подняться на борт?
     - Напротив, дракон в обличье демона станет специально  оскорблять  меня
именно таким образом,  чтобы  никто  не подумал,  что он  хочет подняться на
борт.
     -  А тебе не кажется, что  великая рыба-кит может взять и съесть  этого
дракона  в  обличье  демона?  -  поинтересовался  Лукас,  подходя  к борту с
этюдником  под  мышкой. - Мне, например,  всегда хотелось написать  Иону  во
чреве китовом.
     - А тебе не  кажется,  что дракон  в обличье демона может назвать  тебя
волосатой обезьяной с бородой, растущей из ушей?
     - Возможно.
     - Послушайте, мне начинает  это надоедать. Либо подымайте меня на борт,
либо научите, как утонуть. А то я запамятовал.
     - Тебе не терпится поскорей попасть на корабль, вот в чем все дело.
     - Ничего подобного. Ладно,  увидимся завтра  утром,  когда вы совершите
еще один полный круг.
     - Утопите этого дракона в обличье демона, - приказал капитан.
     Матросы принялись  забрасывать кока святыми  мощами,  однако  мощи были
слишком легкими и потопить кока не удалось.
     Они плыли  еще  три недели,  но земли  видно не  было. Вскоре,  однако,
команде  стало  ясно, что  о бунте нечего и думать, ведь вернуться назад они
все равно не смогут,  и  кроме того, если они  будут командовать сами, то им
некого будет ненавидеть. Оставалось плыть вперед.
     И тут вдруг Лукасу открылось будущее.
     - Мне открылось будущее, - сказал он капитану.
     - И что ж ты там увидел?
     - Море, - сказал Лукас.
     - А что еще?
     - Больше ничего.
     -  В таком  случае, -  заметил  капитан, -  мне оно тоже открылось. Оно
волнистое, мокрое, серое, верно?
     - Ты что, мне  не веришь? Я знаю,  каким будет море завтра в это  самое
время.
     -  Отлично,  -  сказал капитан, - но  ведь ровно через двадцать  четыре
склянки мы  все  тоже будем  это знать, поэтому я не вполне понимаю, как нам
использовать твой дар в своих интересах.
     - Прекрасно, в таком случае я напишу море, каким оно будет завтра.
     И,  схватив кисть и краски, Лукас бросился писать волны  такими, какими
они будут на следующий день, а также тучи, похожие на навозные кучи.
     Каково же было удивление матросов, когда на следующий день они увидели,
что море и небо  именно такие, какими их написал Лукас, сам же Лукас заявил,
что тучи удались ему лучше, чем самому Господу Богу. Он сел и написал  море,
каким  оно  будет  на  следующий день, -  серое  море  и  тучи,  похожие  на
обледеневших  рептилий.  И   на  следующий  день  море  и  небо  в  точности
соответствовали его картине. Матросы были потрясены.
     - Мы достигнем земли? - спросили они Лукаса.
     -  Да, -  ответил он. -  Будущее открывается мне все ясней и  ясней. Мы
увидим сушу  через  шесть  дней. -  За  это время он много  играл  в кости и
выиграл все деньги, которые матросы предполагали потратить по возвращении.
     - Однажды в Португалии я посетил одну мудрую старуху. Она  была слепа и
беззуба, но, пососав у вас, она могла предсказать вам будущее. О точности ее
предсказаний ходили легенды, - припомнил капитан.
     -  Что  она  сказала?  «Мммммггг, ммггххх,  ммммбббггг»?  -
спросил Лукас.
     - Нет, она предсказала мне мое будущее.
     - И что же она сказала?
     -  Не знаю.  Я  не говорю по-португальски.  Я  понял  только,  что  мне
предстоит  долгое путешествие. А впрочем, кому  хочется  знать свое будущее?
Тогда бы мы все сидели на суше. - У него разболелся зуб.
     Ровно  через  шесть  дней,  как и  было  предсказано,  они  увидели  на
горизонте землю и собрались уже высадиться на  берег, но тут сообразили, что
обнажены:  Пьетро  развесил  за  бортом  всю  их  одежду,  надеясь,  что она
выстирается в волнах, однако плохо закрепил  веревку, и одежда  свалилась за
борт. Будь это не Пьетро, а кто-то другой, ему бы не поздоровилось.
     - Мы  спасены, - заунывно твердили матросы, прыгая в шлюпку. На корабле
остался только Пьетро.
     - Вон за тем  прибрежным холмом течет река, -  предупредил  их Лукас. -
Там вы  увидите аппетитнейшие фруктовые деревья. А сейчас я вынужден с  вами
расстаться - дела.
     С  этими  словами  он  углубился в рощу и написал автопортрет: художник
висит на суку, а у него под ногами по упавшей ветке стремглав бежит белочка.
Уникальное произведение искусства.
     - Так вот, значит, как обстоит дело, - сказал Лукас и повесился. Спустя
минуту белочка  замертво упала  на землю. Таким образом, Лукас не видел, как
появились  местные  жители, которые при  виде  поглощаемых фруктов не смогли
скрыть своего разочарования. Матросы были безоружны  - носить оружие капитан
им не разрешал. Эти странные дикари, которые настолько примитивны, что ходят
нагишом, не  разрисовывают себе  щеки  и не способны  даже изобрести оружие,
показались местным  жителям забавными; обидно было только, что  о пощаде они
взывали на  своем  наречии, поэтому  о  чем  именно  шла  речь,  туземцы,  к
сожалению,  понять  не могли,  хотя  истошные  крики незваных гостей их даже
тронули.  За ужином у туземцев возник  спор, кто эти  голозадые  пришельцы -
люди  или же  совершенно  новая, доселе  неведомая  порода обезьян?  Из всей
команды  спасся  только  один капитан;  со мной и  с мешком фруктов он сел в
лодку и поплыл на корабль, где Пьетро в это время точил свои топоры.
     Мы подняли паруса и вновь вышли в море.
     В безбрежное море.
     И поплыли куда глаза глядят.
     Нетерпеливой  меня никак не  назовешь, но  даже я с  трудом  переносила
тяготы   нашего   бесконечного   путешествия.   Вскоре   капитан  и   Пьетро
перекидывались словом не чаще одного-двух раз в день и не переступали черты,
разделявшей корабль на две части. За руль они становились по очереди. Компас
вышел из строя. Определить же путь по солнцу, тем более по звездам, они были
не в состоянии.
     На палубе  стояли  огромные бочки с  дождевой  водой. Время от  времени
капитан и Пьетро закидывали в море сеть и ловили рыбу. А также морских птиц,
если  Господь посылал  им  птиц.  Кусты базилика  росли  частично