ли,  а  та,  явно
сбитая с толку, позволяла им это делать, не выказывая при этом  никакого
интереса, как, впрочем, и враждебности.
   - А я - Арлет, - сказала она. - Арлет Анри. А это мой сын,  Морис.  А
там - папаша, - сказала женщина,  указывая  рукой  на  кресло,  стоявшее
рядом с огнем.
   Все повернулись туда, но так ничего и не  разглядели,  кроме  старого
одеяла.
   - Может быть, месье-дам хотят пить?  -  спросила  Арлет.  "Такое  имя
скорее подходит девушке легкого поведения, чем этой женщине  с  лицом  в
стиле Мемлинга" ,  -
подумала Диана.  Потому  что  в  обществе,  в  котором  вращалась  мадам
Лессинг, было принято, что такие  аскетические  лица  -  всегда  в  духе
Мемлинга;  Боттичелли  -  значит,  хорошенькие  женщины,  Босх  -  сцены
кошмаров, Брейгель - пиры и снег, Ренуар - толстушки, Модильяни -  худые
женщины, а Ван Гог олицетворял собой гений и несчастное  сочетание  уха,
моста и стула...
   Четыре путешественника энергично  закивали  головами.  Уже  несколько
часов, несмотря на сильные впечатления и неистовое солнце, они ничего не
пили.
   - Я бы с удовольствием выпила маленькую кружечку все равно чего.
   Решившись приспособиться к обстоятельствам, Диана заговорила на языке
хозяйки, что с ужасом отметил про себя Лоик.
   - У меня есть пастис ,  местная  сливовая  водка  и,
конечно, красное вино, - сказала Арлет без воодушевления  и  достала  из
буфета несколько стаканов и три бутылки без этикеток.
   - А чего-нибудь безалкогольного у вас нет? - жеманно спросила  Диана.
- При такой-то жаре!.. Ну ладно, так и быть! После  всех  переживаний  я
отважусь попробовать сливовой водки, наверно,  для  здоровья  она  лучше
всех остальных напитков...
   - А я попробую красного вина, слегка разбавленного водой, если можно,
- сказал Лоик, приглашая Люс выпить то же, что и он.
   - Эх вы, слабаки!
   Диана рассмеялась. Подняв стакан, она  нахмурила  брови,  недовольная
малым количеством его содержимого, и со снисходительным  смешком  выпила
залпом знаменитую местную сливовую водку. Секундой  позже  она  кашляла,
отплевывалась и, спотыкаясь на широких каблуках своих спортивных туфель,
быстро обежала вокруг стола, вытянув впереди себя руки и  закрыв  глаза,
как ясновидящая, на которую снизошло вдохновение. Лоик перехватил  ее  в
тот момент, когда она, закончив  первый  круг  вокруг  стола,  пошла  на
второй, и силой усадил ее.
   - Сливовая действительно крепковата, - признала Арлет.
   Пока кашель Дианы затихал, Лоик справился о раненом:
   - Как вы его лечите? Вы уже позвонили доктору?
   - Здесь нет никакого телефона. Для дезинфекции  я  плеснула  на  рану
немного сливовой и йода, затем  приложила  паутину  с  землей.  Пуля  не
затронула кость и прошла навылет, значит...
   - Паутину? От настоящих пауков?
   Люс явно переживала за хозяина дома. Брюно нервно закурил и  выпустил
дым с видом Аль Капоне.
   - И все это может очистить рану? - настаивала удивленная Люс.
   - Ведь он же до сих пор жив, не  так  ли?  -  констатировала  мать  с
несокрушимой логикой. - И вообще могу вам  сказать,  когда  он  был  еще
малышом, он все время падал и ранился обо все острое!  Полюбуйтесь,  что
он натворил  сегодня!  И  это  во  время  уборки  урожая!  Нашел  время!
Представляете себе? Во время уборки!..
   Диана, вытерев глаза, высморкавшись и восстановив дыхание,  нагнулась
под стол за своей сумочкой, но внезапно подняла голову к хозяйке дома:
   - Боже мой! Арлет, сюда только что вошла курица! Посмотрите!..
   Действительно, из-под  стола  показалась  курица  и  мелкими  шажками
пересекла комнату. Но Арлет-Мемлинг, бросив равнодушный взгляд на Диану,
и не пошевелилась,  когда  два  других  пернатых  создания,  кудахча,  с
озабоченным видом, зашли в соседнюю комнату. Сопереживание на лице Дианы
сменилось неодобрением.
   - Мне кажется, мы остановились у кроманьонцев, - сказала она Лоику.
   А  тот,  едва  справившись  с  первым  приступом   смеха,   вызванным
предыдущими  фразами,  начал  борьбу  со  вторым.  Тем  более  что   Люс
заинтересованно разглядывала  кур;  взаимоисключающие  реакции  Дианы  и
Арлет, должно быть, поколебали великое спокойствие, царящее в ее душе, и
она, посматривая на птиц, взвешивала все "за" и "против".  "Может  быть,
она хочет составить  собственное  мнение,  насколько  уместно  здесь  их
присутствие", - подумал Лоик. Смех комком застрял в горле и  душил  его,
заставляя щурить глаза и избегать чужого взгляда.
   - Я дам вам супа, сыра, - сказала Арлет. - И может  быть,  яиц.  Если
эти суки снесли их!.. - добавила она, ко всеобщему удивлению.
   Парижане взирали на нее с огорчением и изумлением, как смотрели бы на
главу кабинета министров, назвавшего "лопухами" членов своего  кабинета.
И все трое опустили глаза, приняли непроницаемый вид, как будто услышали
в разговоре ляп или неточность. Это доконало Лоика. Он впал в  состояние
транса, свесил голову, вцепился  руками  в  стул;  казалось,  он  сейчас
взовьется метров на сто, но на самом деле он просто старался не упасть.
   - Я так давно не ела супа, - заметила Люс с неожиданной  меланхолией,
которую быстро рассеяла Диана.
   - Да, именно суп,  но,  может  быть,  протертый  супчик,  овощной!  -
сказала она успокаивающе.
   При этих словах Лоик, семеня,  выбежал  из  комнаты,  ссутулившись  и
неразборчиво бормоча извинения.
   -  Это  все  нервы!..   Запоздалая   реакция!..   Что   это   с   ним
приключилось?..
   Свежий воздух ему не повредит... одиночество...
   Ошибочным оказалось лишь последнее утверждение, потому что на  телеге
Лоик обнаружил труп бедняги Жана, о котором все забыли, и, к его  стыду,
даже это не могло сразу же остановить его смех. Наконец успокоившись, он
вернулся в комнату.
   - Вы забыли беднягу Жана на телеге!..
   Вскрикнув от возмущения, испытывая  угрызения  совести,  обе  женщины
встали, повинуясь  чувству  долга,  но  сразу  же  сели,  не  зная,  как
подступиться к этому делу.
   - Нужно положить его в погреб, - сказал, очнувшись,  раненый.  -  Моя
мать покажет вам дорогу.
   - Я пойду с ней и подержу лошадей. - Роль дрессировщицы  пробудила  в
Диане чувство ответственности.
   - Этого не требуется, они послушны, как ягнята,  -  сказала  Мемлинг,
направляясь к двери с усталым видом. Лоик последовал за ней.
   Воспользовавшись его отсутствием, Брюно принялся читать Люс нотацию:
   - Не думаете ли вы, моя дорогая, что нам было бы лучше  добраться  до
какого-нибудь городка, найти там телеграф, предупредить  вашего  мужа  и
отыскать транспорт, чтобы присоединиться к нему?
   - Это прекрасная идея.  -  Люс  даже  не  успела  раскрыть  рта,  как
ответила Диана. - И было бы прекрасно, если бы ВЫ туда  отправились!  Вы
ведь мужчина, разве не так? А мы, женщины, очень устали.
   - Я разговариваю с Люс!
   - А я отвечаю за Люс.
   Они обменялись взглядами.
   - Если никто из живущих  здесь  крестьян  не  согласится  на  это,  -
сказала Люс, впервые проявив твердость, - мы не пойдем пешком в темноте.
А я слишком устала, чтобы снова ехать в телеге.
   У нее был испуганный и несчастный вид, что успокоило ее  любовника  и
еще больше вывело из себя Диану.
   - Быстро за суп! - сказала она. - А потом - в постель!
   - Я полагаю, мы с Лоиком можем рассчитывать лишь на амбар.
   - Только не пользуйтесь случаем, чтобы  развратить  Лоика,  Брюно,  -
сострила Диана, впрочем, блеска ее ума никто не оценил.
   Тем временем вернулись Лоик и Арлет, не похоже было, что они очень уж
взволнованы. Затем Лоик ушел с тремя  свечами,  великодушно  подаренными
хозяйкой дома, чтобы и мертвому перепала толика света.
   - Я проведу первую часть ночи у покойника, - с чувством сказала Люс.
   Но стоило ей проглотить суп, сыр  и  одно  яйцо,  как  она,  шатаясь,
отправилась вместе с Дианой в пустую комнату,  где  возвышалась  большая
кровать. Едва откинув одеяло, они рухнули на нее и  тут  же  заснули.  В
головах у них висело распятие, а рядом с ними стоял большой кувшин.
   Несмотря на предсказания Брюно,  мужчины  также  получили  комнату  и
кровать.
   Лоик сдернул матрас на пол и устроился на нем,  оставив  ложе  Брюно,
который, приняв меры предосторожности, разделся. Лоик с  большей  охотой
подарил бы ему апперкот, чем  поцелуй.  "Почему  педерастам  приписывают
такой темперамент? - мелькнула у  него  смутная  мысль,  прежде  чем  он
закрыл глаза.
   - Как будто они только и ждут, чтобы наброситься  на  себе  подобных!
Что за нарциссизм! В конце концов, сколько же двуличия в человеке!" И  с
этой мыслью он заснул.

Глава 4

   По мысли наших горожан, пение петуха  всегда  означало,  что  настала
нора  вставать;  в  городе  подобный  момент  всегда  связан   с   шумом
опорожняемых мусорных ящиков; несмотря на старания дворников,  этот  шум
всегда был немилосердным, впрочем,  в  нем  было  некоторое  очарование,
особенно  по  сравнению  с  неустанными  криками  вышеозначенной  птицы.
Рассказы XIX века, в духе Диккенса, в которых путешествующий герой хочет
по утрам свернуть шею петуху из харчевни, теперь казались им не таким уж
преувеличением...
   Чтобы остановить надоевшее  брюзжание  Брюно,  которое  доносилось  с
ложа, Лоик хранил молчание. Люс же, открыв глаза и увидев рядом с  собой
храпящую Диану, задалась вопросом, где же она находится. Тянущая боль  в
бедре напомнила ей об аппендиците и о трех верных  друзьях,  вынужденных
по ее вине терпеть вопли петуха. На глаза ей навернулись слезы,  сначала
слезы благодарности, затем слезы от  угрызений  совести...  даже  Брюно,
хотя он такой неприятный, дожидался ее! Сейчас она принесет им завтрак в
постель, решила  она,  уже  представляя  себя  в  белом  переднике  и  с
подносом, полным бутербродов. Она бесшумно встала, открыла  брошенный  в
комнате чемодан и, забыв о своей  роли  горничной,  достала  костюм  для
морских прогулок: брюки золотистого цвета с  низкой  талией,  блузку  из
плотного шелка, которую оттенял  кожаный  плетеный  пояс  от  "Гермеса",
открытые сандалии, чтобы ногам было свободно.  Она  быстро  причесалась,
слегка накрасилась (что очень ей шло) и вышла в темный коридор,  оставив
не перестающую храпеть Диану. Храп ее  был  мерным  и  четким,  без  тех
рулад, которые могут стать настоящим мучением.
   Милая  Диана!  Такая  энергичная,  такая  самоотверженная  в  трудных
ситуациях! Даже Брюно, несмотря на презрение, которое он питал  к  этому
красивому фермеру, был настолько услужлив и любезен, что  помог  отнести
его в дом. Ну а Лоик - тот  просто  великолепен...  Все  было  хорошо...
Нужно только скрывать от Брюно, что этот фермер ей понравился... Но  это
будет очень трудно... ведь она проснулась с той же  мыслью,  с  какой  и
уснула: она без ума от него!
   Во время путешествия, сидя рядом с ним, она чувствовала,  что  теряет
голову всякий раз, когда они касались друг друга. Самолет напал  на  них
как нельзя более кстати!.. Сначала паника, а затем ранение парня помогли
ей не выдать своих чувств перед остальными. Но зато  он-то  отлично  все
понял, вспомнила она, краснея, и воспоминание об этой мозолистой руке на
своей ноге заставило ее споткнуться в коридоре.
   Его мать была уже во дворе. "Цып-цып-цып!.." - хрипло кричала она.  С
невинным видом Люс направилась на этот голос, но, проходя мимо  алькова,
она не удивилась, почувствовав, что ее схватил Морис. (Морис? Или  месье
Анри?) Едва выхватываемый из темноты светом, идущим из открытой во  двор
двери и маленького оконца над кухонной плитой, на кровати сидел  парень,
голый по пояс, и улыбался ей своими белыми ровными зубами.
   - Морис?.. - спросила она.
   - Да. Присядьте на секундочку.
   Люс повиновалась, ноги ее дрожали.
   Если бы он попросил ее, она бы улеглась рядом с ним, она,  Люс  Адер,
жена Андре Адера, любовница Брюно Делора. "Какой стыд! - подумала она. -
Но как это волнует!.."
   - Вам больно? - спросила она.
   Она положила руку на раненую лодыжку. Парень взял ее руку и сжал.
   - Я бы хотел пройтись с вами! - сказал он.
   Впервые слыша выражение "пройтись", Люс  недолго  ломала  голову  над
тем, что оно означает.
   - Именно из-за вас я привез в телеге все это стадо  чудил,  -  сказал
он, смеясь. - Все ваши друзья немного со сдвигом, точно ведь?
   - Они очень милые, - начала Люс, но затем встревоженно замолчала.
   Она плохо представляла себя в этом алькове, открытом  всем  ветрам  и
всем заходящим в дом, включая кур. Морис опередил ее:
   -  Я  скоро  встану,  буду  ходить  с  палочкой,  и  вы  увидите,  мы
обязательно найдем укромное местечко. Ферма большая, а сено есть  всюду.
Вот уж о чем можно не беспокоиться! Знаете, сейчас  я  больше  думаю  об
урожае, вот о чем у меня болит голова.  Нужно  быстрее  убрать  пшеницу,
именно сейчас, в июне, пока эти чертовы боши не подожгли ее...
   И Люс с нежностью посмотрела на него,  ее  восхищало,  что  ее  новый
возлюбленный думает прежде всего об урожае, а уж потом о ней. Ей  всегда
нравились серьезные мужчины: больше всего она упрекала Брюно за  лень  и
бездеятельность... Да, кстати, как же она сможет "пройтись" с Морисом?..
А Брюно? А Лоик? А Диана? К тому же  через  день  они  наверняка  уедут!
Мысль о том, что она покинет этого мужчину, не познав его - в библейском
смысле слова, - показалась ей ужасной несправедливостью.
   - А если мы уедем? - спросила она, пожимая в свою очередь руку парню.
   - А как вы думаете уехать? Здесь есть грузовичок, но он сломался.  Из
авторемонтной мастерской Сильбера должен был  приехать  механик,  но  вы
сами видели, сколько машин скопилось на дороге, так  что  там  он  может
больше заработать. На лошади-то вы не поедете, правда? Да и потом нужно,
чтобы ваши друзья помогли собрать урожай! Я ведь ничего не могу сделать!
- сказал он, на минуту впав в отчаяние.
   И Люс, которая больше смотрела на него, чем слушала, все  же  уловила
нотки огорчения в его  голосе  и  поцеловала  ему  руку.  Рядом  с  этим
незнакомцем  она  чувствовала  себя  в   большей   безопасности,   более
уверенной, чем с любым мужчиной, которого она когда-либо знала.
   - Вы удивительно красивая, - сказал он по-детски.
   Лицо Люс озарилось. В конце концов, уже очень давно никто не  говорил
ей о ее красоте. В Париже это не было принято, но именно  этого  ей  так
недоставало.
   И тут из глубины комнаты донесся одновременно хриплый и пронзительный
голос, настолько пронзительный, что Люс одним прыжком оказалась  в  двух
метрах от алькова.
   - Здатути! Здатути! - кричал голос.
   - Не обращайте внимания... это папаша! - сказал парень.
   Он рассмеялся. Этот голос не казался ему жутким. Но сама  мысль,  что
голос принадлежит невидимому старику, делала крик еще более жутким.
   - Он говорит вам "здравствуйте", - объяснил Морис, - но  поскольку  у
него нет зубов, получается  "здатути".  Нужно  ему  ответить,  иначе  он
рассердится.
   - Здравствуйте, месье, - ответила Люс дрожащим голосом, отчего  Морис
расхохотался еще громче.
   Она  удивлялась,  что  ее  спутники  еще  не  сбежались  в   комнату,
напуганные этим голосом из потустороннего мира. Голос был ни на  что  не
похож, наверно,  таким  голосом  заговорил  бы  оставленный  на  свободе
сумасшедший, которого усадили бы на почетное место в кресло у камелька.
   - Но ведь вчера я его не видела! - сказала она.
   - И все же он был здесь, когда мы приехали. Он сидит у огня,  но  его
не видно, потому что он очень худой!.. Перед тем как сесть за стол,  моя
мать уложила его, чтобы мы могли спокойно поужинать.
   - Да уж, невеселое дело старость, -  искренне  заметила  ошеломленная
Люс.
   Она сразу же почувствовала, как ослабевает ее влечение к  Морису.  Не
то чтобы она уж очень верила в наследственность, но сама мысль,  что  он
может терпеть рядом с собой такой ужас, заставляла  ее  с  беспокойством
задуматься об остальных обитателях фермы. Так недолго  наткнуться  и  на
баранов с тремя ногами, и на двухголовых лошадей или бог знает на  какую
еще мерзость!
   Естественно, это не вина бедного Мориса... у него-то  был  совершенно
нормальный вид, нужно это признать...
   - И давно уже месье, то есть, извините, ваш дедушка находится в таком
состоянии?
   - Да уж порядком! С того дня, как он потерял все свои зубы.  Да  и  с
головой у него не все в порядке...
   - А как же можно разом потерять  все  зубы?  Какие  симптомы  у  него
были?
   - Никаких. Ему на голову свалилась балка, когда он перекрывал амбар.
   Вот уже пятнадцать лет он не может двигаться, а только кричит... Мы к
этому привыкли, что поделаешь! Он не отец  моей  матери,  а  отец  моего
отца.
   - Ваш отец еще жив? Вам повезло.
   - Да. - Вид у Мориса был нерешительный. - Мой отец на фронте. Сначала
взяли в плен его, а через  три  дня  -  моего  брата,  -  уточнил  он  с
некоторой гордостью. - Так не повезло, да еще перед  жатвой...  вот  что
досадно... Как говорит моя мать, меньше работы по  кухне,  но  и  меньше
работы в поле.
   Надеюсь, что Эберы, наши соседи, помогут нам. Да и раз уж здесь  ваши
друзья, дело наладится...
   Неужели этот красивый парень рассчитывал на помощь Лоика  и  Брюно  в
жатву? Как он просчитался!.. Слишком много впечатлений за одно  утро.  У
Люс вырвался нервный смешок, и чтобы скрыть его, она повернулась к парню
и уткнулась лицом ему в плечо, от которого так  хорошо  пахло  мужчиной,
сеном и...
   - Здатути! Здатути!  -  повторил  мерзкий  старикашка,  и  Люс  резко
выпрямилась.
   К счастью, вовремя: одетая в халат с разводами, в  комнате  появилась
Диана.
   - Ах, Люс! Вы хорошо спали? Стоит мне вспомнить,  как  все  утро  нам
мешал этот ужасный петух!.. А сейчас уже другое, я даже не  знаю,  какое
животное  ревет  здесь,  совсем  рядом...  это  просто  невыносимо!  Вы,
конечно, слышали?
   Что это может быть за зверь?
   Увидев в кровати Мориса, она оценила расстояние,  отделяющее  его  от
Люс, и стала принюхиваться, словно ищейка.
   - Здравствуйте, дорогой Морис! Надеюсь, вы хорошо спали, несмотря  на
рану? Должна признаться, что сначала мне мешала ваша сельская тишина,  а
затем меня разбудили совершенно другие явления... Ну  и  голос  у  этого
петуха! Но кто же кричал после петуха? Вы  должны  это  знать,  ведь  вы
здесь живете! Такие крики!  Ужасно!..  Ужасно!  Как  будто  ты  попал  в
средние века, а вокруг тебя эти... как их... динозавры, что ли? Нет, они
жили раньше. Во всяком случае, на  слух  -  это  не  домашнее  животное.
Конечно,  насколько  я  знаю,  -  прибавила  она  с   предусмотрительной
скромностью.
   И Диана в свою очередь нервно  рассмеялась.  Люс  хотела,  чтобы  она
побыстрее подошла к ним и оказалась подальше от старика, когда тот снова
заорет. К счастью, Диана подошла к ним именно в тот момент, когда  снова
раздался крик:
   - Здатути! Здатути! Здатути!
   - Ох! - в ужасе закричала Диана. - О-о! Но что же  это  такое?  Можно
поклясться, что  это  находится  в  комнате,  совсем  близко!..  Я  ведь
говорила, что это - дикое животное!
   Морис так хохотал, что Люс была  вынуждена  сама  дать  объяснения  с
присущей ей ясностью:
   - Это - месье Анри, дедушка... как его... отец...  в  общем,  дедушка
Мориса!
   Совершенно бледная Диана, прижав руку к сердцу,  строго  смотрела  на
нее.
   - Да? Ладно! Что же, тем  лучше!  Но  я  не  спрашиваю  вас,  Люс,  о
генеалогическом древе семьи Анри!.. Меня просто-напросто интересует: кто
же там так кричит?
   - Но это именно он, это - дедушка! Дело в том, что... В один день  он
потерял все свои зубы, причем без всяких симптомов.
   - Каких симптомов? Какая же тут связь?
   - В общем, он хочет поздороваться с вами,  видите  ли,  в  чем  дело,
Диана, а  поскольку  у  него  нет  зубов,  он  может  выговорить  только
"здатути". Вот и все!
   - Какое еще "здатути"? Что вы мне голову морочите с вашим  "здатути"?
Я вам толкую о...
   В то же  мгновение  дедушка,  которого  явно  привели  в  возбуждение
незнакомые голоса, снова испустил  боевой  клич,  и