Диана  инстинктивно
сделала шаг к алькову, как будто надеясь найти там  иных  представителей
человеческого рода.
   - Это... это... он? - Впервые в жизни она заикалась. - Это... это  он
так кричит? Но этого же не может быть! Сколько ему лет?
   - Дело тут не в возрасте, Диана, - рискнула вмешаться Люс. -  Дело  в
зубах, понимаете... Потому что...
   - Ответьте-ка мне вы, молодой человек, можете ли вы подтвердить,  что
эти нечеловеческие крики издает ваш дедушка?
   Повернувшись к Морису, Диана посмотрела ему прямо в глаза,  чтобы  он
не посмел слукавить.
   - Ну конечно же, это он! - сказал Морис,  внезапно  рассердившись.  -
Это именно он! А если он вас раздражает, я ничего не могу  поделать!  Он
кричит так уже пятнадцать лет! Нужно просто привыкнуть, вот и все!
   Тело Дианы задрожало под разноцветными  узорами  халата.  Теперь  она
напоминала их рисунок: экзотическую крикливую птицу.  Сделав  два  шага,
она рухнула на стул, отстоявший на почтительном расстоянии от калеки.
   -  Конечно,  привыкнуть  можно  ко  всему,  -  пробормотала   она   с
мечтательным видом, барабаня облупленными ногтями по деревенскому столу,
предмету ее вчерашних вожделений.  -  Конечно,  привыкают  ко  всему,  -
повторила она два или три раза,  и  Люс  с  беспокойством  подумала,  не
тронулась ли Диана умом.
   Вздрогнув, Диана начала приходить в  себя,  когда  Морис,  то  ли  от
раздражения, то ли из садистских побуждений, призвал ее к порядку:
   - Знаете, вам тоже следует поздороваться с ним! Иначе он рассердится!
   Нужно ему ответить!..
   - Нужно ему ответить?.. Превосходно! Что я должна ответить? Здатути?
   Здатути? Как он? - Голос Дианы был само  терпение,  как  у  настоящей
светской дамы.
   - Да нет, не стоит... У вас ведь есть зубы?
   - Действительно, у меня  еще  осталось  несколько  зубов!  -  холодно
согласилась она.
   - Значит, вы можете нормально поздороваться с ним!
   Диана колебалась. Она посмотрела на Мориса, посмотрела на Люс, затем,
повернув голову к темноте, закричала:
   - Здравствуйте, месье! Здравствуйте! - Несмотря на ясно различимый  в
голосе  снобизм,  приветствие  прозвучало  вежливо,  даже   с   оттенком
сердечности.
   Люс совершенно утешилась, когда на пороге появился растрепанный Лоик.
   "Честное слово, он просто  очарователен!  -  успела  подумать  Диана,
несмотря  на  неразбериху  в  мыслях.   -   Довольно   мил,   даже   для
пятидесятилетнего гомосексуалиста..."
   - Привет честной компании! - неосторожно крикнул Лоик.
   Потому что сразу же, словно приняв его вызов,  старик  испустил  свой
приветственный клич, и Лоик, стоявший неподалеку от него, с  обезумевшим
взглядом подпрыгнул на месте.
   - Что это такое? -  пробормотал  он.  -  Что  это  такое?..  Что  это
такое?..
   - повторил он, бросая умоляющий взгляд на своих друзей женского  пола
и на этого красивого парня, сидящего голым в  своей  постели,  что  было
мелочью в сравнении с опасностью, витавшей в воздухе...
   - Это - дедушка! - крикнула ему Диана через всю  комнату.  -  Клянусь
вам, Лоик, это - дедушка, это он так кричит! Я же говорила вам, Лоик!
   Кроманьонцы! Мы остановились у кроманьонцев!
   - Тсс!.. Тсс!.. - Люс вращала вытаращенными глазами, прижав  палец  к
губам.
   - Вы знаете о кроманьонцах, месье Анри? - спокойно спросила  Диана  у
смеющегося раненого, который отрицательно покачал головой.
   - Вот видите, Люс! Получается, что мы действительно находимся у  них,
почти что... некоторым образом! Вот ведь история! Прямо  какой-то  фильм
ужасов!  Я  бы  не  сомкнула  глаз,  если  бы  знала  об   этом   вчера!
Представляете себе, если бы он закричал посреди ночи? Ах,  я  больше  не
могу выносить деревню! Честно говорю, я больше не могу!
   - Вы всегда преувеличиваете, Диана, - сказал Лоик с брюзгливым видом.
   Он тоже побледнел от этого "здатути", хотя и  пытался,  впрочем,  без
всякого воодушевления, успокоить  свое  стадо,  когда  одна  мысль,  как
показалось, придала ему уверенности.
   - А Брюно уже здоровался с этим месье?
   - Нет, еще нет... Конечно, не здоровался!..
   И Диана также умиротворенно,  почти  счастливо,  улыбнулась.  Люс  не
поняла почему, впрочем, этот вопрос не так уж занимал ее, так  как  рука
парня под одеялом  в  этот  момент  добралась  до  ее  ноги  и  небрежно
поглаживала толстую ткань брюк.
   - Вы знаете, ведь вам тоже следует сказать "здравствуйте"!
   Диана ликовала, глядя на Лоика, но тот на набережной Орсе выпутывался
и не из таких положений, поэтому, не  дрогнув,  он  лишь  чуть  возвысил
голос:
   - Приветствую вас, месье! Сердечно вас приветствую!
   Тем временем с ведром молока, явно только что надоенного от одной  из
коров, появилась Арлет-Мемлинг: молоко было таким белым, таким пенящимся
и таким свежим, что Лоика тотчас же затошнило. Чаю! Скорее! В его глазах
это было первой досадной неприятностью, о которой  он,  наверное,  потом
будет вспоминать без тени смеха. Он не смог подавить  стон,  потому  что
всегда легче переносил несчастья, чем неприятности...
   Но к счастью, Диана всегда возила с собой чай. Пока  Люс  и  Морис  с
мужеством, присущим юности, пили молоко, чуть подкрашенное кофе, Лоик  и
Диана  наслаждались  дымящимся  чаем,  и,  несмотря  на  толстый  ломоть
домашнего хлеба, они  ощутили  во  рту  все  блаженство  и  утонченность
парижской жизни. В действительности, при виде Дианы и Лоика  в  халатах,
Люс в спортивном костюме, полуголого парня  да  еще  фермерши  в  черном
сарафане любой наблюдатель создал бы  себе  превратное  представление  о
сельском  населении  Франции.  Брюно,  видимо,  еще  спал,  но  разговор
завязался и без него.
   - Нынче утром  заезжал  на  велосипеде  соседский  малыш,  -  холодно
сказала Арлет. - Похоже, что бошам задали взбучку в Туре, и бои идут  по
всей стране. Не нужно никуда выходить из дома, это опасно,  даже  здесь.
Всюду страшный бардак, к тому же нигде не найдешь ни капли бензина! Даже
не знаю, как вы отсюда выберетесь, бедняги!
   - Непостижимо! - сказал Лоик. - Немцев, со всеми их танками, нобили в
Туре! Это совершенно неожиданно, но тем не менее изумительно!
   - К тому же не только в Туре. Кажется, и на севере происходит  то  же
самое.
   Лоик улыбался от счастья, впрочем, как и Диана и  Люс.  Конечно,  это
сопротивление было неожиданным, на него не надеялись, и, может быть, оно
продлится  недолго,  но  все  равно  это  было   лучше   беспорядочного,
безостановочного бегства, царившего по всей Франции и приводившего Лоика
в  отчаяние.  По  крайней  мере  немцы  должны  были  понимать,  что  им
предстояло завоевать вовсе не безлюдную землю.
   - Если я правильно понимаю, мы не можем уехать! - сказала Диана.
   - Ну да, у вас нет выбора! - отрезала мать.
   - Но мы обременим вас, - запротестовал Лоик.
   - Пусть это вас не беспокоит! - Мемлинг была категорична.
   "И еще говорят о французских крестьянах, что  они  негостеприимны!  -
подумала Диана. - Боже, как это несправедливо..."
   - Разумеется, мы возместим вам наше  вторжение  и  постой,  мадам,  -
продолжал Лоик. - Считайте, что мы гости, которые платят  за  себя,  это
абсолютно нормально.
   - Речь идет не об этом! - сурово заявила Мемлинг. - У нас не  платят,
у нас оказывают услуги, вот и все.
   - О, что касается услуг... - воодушевленно  начала  Люс,  но,  должно
быть, кое-какие запретные мысли пришли  ей  в  голову,  и  она  внезапно
замолчала и покраснела.
   Крестьянин начал твердым голосом:
   - Вам надо кое о чем побеспокоиться, я имею в виду вашего приятеля!
   - Какого еще... нашего приятеля?
   - Понимаете, жара может ему повредить! У нас на ферме  уже  было  так
однажды летом, значит, нужно поторопиться с похоронами! Видите ли,  жара
может пойти во вред и живому, и мертвому, вы согласны? - И, видя ужас  в
глазах присутствующих, он уточнил:
   - Вашему приятелю, который лежит на повозке!
   - Бедняга Жан! - воскликнула Люс, приходя в себя.  -  Он  по-прежнему
там?
   - Вряд ли этот бедняга мог  куда-то  деться,  а  что  он  там,  можно
догадаться по запаху.
   Как по команде, обе женщины достали  из  карманов  носовые  платки  и
спрятали в них лица.
   - Ладно, идите, -  раздраженно  сказал  Морис.  -  Мы,  мужчины,  все
уладим!
   И он дернул за руку Лоика, которому польстило, что он  совершенно  не
имел в виду Брюно, говоря "мы, мужчины".
   - Эх, жалко, что я не могу вам помочь. Но я  покажу  вам,  где  лежат
инструменты и как ими пользоваться. Может быть, теперь  стоит  разбудить
вашего приятеля, чтобы он помог вам.
   Эту задачу взвалила на себя Люс, но через десять минут она  вернулась
в слезах и сказала, что Брюно,  как  и  обещал,  отказывается  от  любой
подобной работы. Он сам сказал об этом.
   - Наш молодой друг - он же изрядный хам - сделал заявление о том, что
не пошевелит и мизинцем, пока мы здесь находимся, - объявил Лоик,  чтобы
прояснить ситуацию.
   - Но уж моей матери не стоило бы делать такого заявления,  -  сказал,
смеясь, Морис Анри.
   Рыть могилу на лугу за домом пришлось Лоику,  под  яблонями,  которые
укрывали его от солнца, а позже будут укрывать  и  беднягу  Жана.  Место
было поэтичное, четыре яблони стояли  как  четыре  свечи;  если  бы  это
зависело от него, Лоик охотно выбрал  бы  такое  местечко  и  для  своих
бренных останков.
   Маленький Брюно, конечно, был отъявленной сволочью. По словам Мориса,
земля здесь была  как  пух;  благодаря  его  советам,  Лоик  узнал,  как
пользоваться лопатой,  но  ему  понадобилось  более  двух  часов,  чтобы
расчистить необходимое для могилы пространство.
   Когда он вернулся на ферму, Люс и Мемлинг уже ожидали  его,  сидя  на
стульях с серьезным видом, одетые в темное, готовые  к  похоронам.  Было
одиннадцать часов утра, и фермерша,  пока  Лоик  рыл  могилу,  заботливо
положила несколько цветков на  грудь  умершему  и  вложила  ему  в  руки
распятие, сделанное из двух перекрещенных палочек, соединенных  красивой
черной лентой. Эта подчеркнутая убогость и попытка хоть как-то  украсить
похороны делали все приготовления отчаянно трогательными. К тому же Люс,
в костюме цвета морской волны, принялась так рыдать, что и  камни  могли
последовать ее примеру. В этот момент на кухне появилась Диана  Лессинг,
вся в черном, в костюме от Шанель, под невообразимой вуалью и  на  таких
высоких каблуках, каких Лоику никогда в жизни и видеть не приходилось.
   Впрочем, эти траурные одеяния не нарушили ее расположения Духа.
   - Довольно же плакать, Люс! В конце концов, он был всего лишь...
   Она затормозила обоими каблуками перед словом "шофер" и заменила  его
"человеком, которого вы не так уж хорошо знали".
   - Он служил у нас пять лет, - сказала Люс сквозь рыдания. - Я  видела
его каждый день, мы так мило беседовали, когда были вдвоем в машине.
   - Но все же вы его не так уж хорошо знали! - повторила Диана, приведя
тем самым в изумление семейство Анри: как можно плохо знать человека,  с
которым каждый день в течение пяти лет  так  мило  беседуешь  наедине  в
машине. И Диана с твердостью добавила:
   - Брюно не придет? Вот что я должна  сказать  вам,  Люс:  если  бы  я
связалась с таким типом, я бы не стала дожидаться, пока его расстреляют,
а сама бы немедленно бросила его!
   Но, говоря это, она обращалась к Лоику, как будто  Люс  была  слишком
малодушна, чтобы понять ее.
   Фермерша вместе с сыном погрузила Жана на повозку, туда же положили и
несколько цветков. Морис вел под уздцы лошадь, следом шли  три  женщины,
Лоик отставал от них на два шага.  Рыдания  Люс  возобновились  с  новой
силой, и у него перехватило горло.  Какая  же  глупость!  Какая  ужасная
глупость эта нелепая смерть человека на дороге, на глазах и по вине  тех
людей, для кого он был лишь частью обстановки, и не  самой  значительной
частью! Телега медленно въехала на луг,  и  Диана  двинулась  за  ней  с
удвоенной энергией, так как тащила за руку Люс. Она широко шагнула  раз,
затем другой  и  вдруг  резко  остановилась,  замерев  в  позе  бегуньи,
воплощенной в мраморе. Ибо ее высокие каблуки,  попав  в  вязкую  почву,
удерживали ее  так  же  крепко,  как  каменные  опоры  держат  в  лагуне
венецианские дворцы. При этом она потянула назад за  локоть  только  что
набравшую скорость Люс, и та, чтобы сохранить равновесие, принялась  изо
всех сил махать руками, что, впрочем, все  равно  не  спасло  бы  ее  от
падения, если бы Мемлинг не подхватила ее на лету.
   Арлет повернулась к Диане. Та,  с  блуждающим  взглядом  и  с  высоко
поднятой головой, походила на окаменевших дочерей  Лота  после  трагедии
Содома и Гоморры. Тем временем безучастные к разыгравшейся драме Морис и
его  лошадь  продолжали  свой  путь.  Диана  бросила  на  Лоика  взгляд,
одновременно властный и отчаянный.
   - Зачем хоронить этого несчастного в зыбучих песках? - прошипела она.
- От лени? Помогите же мне наконец!
   Лоик попытался было поднять ее за талию, но движениям его не  хватало
уверенности - им овладел  непреодолимый  смех  при  виде  Люс,  которая,
глядя, как удаляется повозка, снова разразилась слезами. Мало того,  что
убили ее собственного шофера, так  сейчас  еще  и  его  бренные  останки
крадут у нее.
   Мемлинг рявкнула Диане:
   - Вам следует снять туфли и идти в носках!
   Действительно, это был  выход  из  положения,  хотя  Диане  не  очень
понравилось, что  ее  ажурные  чулки  были  названы  "носками".  Но  она
повиновалась. Они быстро нагнали  повозку,  остановившуюся  перед  ямой,
которую Лоик выкопал с таким трудом и  теперь  взирал  на  нее  с  такой
гордостью.
   - Надеюсь, что она достаточно большая, - сказал он  вполголоса.  -  У
меня было только два часа! - прибавил он, чтобы все оценили его усилия.
   - Но все превосходно,  просто  превосходно!  -  сказала  Диана  таким
тоном, как будто она разговаривала с угодливым могильщиком. - Ну что, вы
снимаете его?
   Лоик был в бешенстве, но пытался взять себя в руки.
   - Да, но мне нужна помощь! Я ведь не могу все делать сам, Диана!
   И тут Лоик со смущением подумал, какие они жалкие и  мелочные,  стоят
здесь и переругиваются шепотом.
   - Я помогу вам, -  предложила  фермерша.  -  Видно,  что  у  вас  нет
сноровки.
   Лоик и Диана взялись за плечи, фермерша - за ноги, таким образом  они
спустили  с  повозки  тело  Жана  и  положили  его,  насколько  возможно
осторожно,  в  яму.  Затем   они   выстроились   вокруг,   запыхавшиеся,
вспотевшие, и им понадобилось не  меньше  минуты,  чтобы  снова  обрести
строгий и  скорбный  вид,  как  того  требовали  обстоятельства.  Первой
нарушила молчание, конечно, Диана.
   - Нужно что-то сказать, - прошептала она Лоику,  -  может  быть,  его
нужно благословить.
   - Он был христианином?
   - Не знаю, - сказала Люс дрожащим голосом.
   - Но вы же общались с ним каждый день!.. - иронично бросила Диана.
   Голос Люс повысился на два тона:
   - Представьте себе, мы не говорили о религии!
   - Но меня не интересует, о чем вы разговаривали! - воскликнула Диана,
изобразив на лице скромность и потупив взор.
   Лоик заволновался:
   - Кто-нибудь знает заупокойную молитву?
   Все отрицательно покачали головами, и Лоик глубоко вздохнул.
   Голос его сам собой изменился, и он начал:
   - Ладно! Сегодня мы хороним нашего друга и брата Жана... Жана?..
   - Я никак не могла запомнить  его  имени,  -  сказала  Люс  стыдливым
голоском. Диана, открывшая уже было рот,  вынуждена  была  закрыть  его,
столько чувств и угрозы таилось во взгляде, брошенном на нее Лоиком.
   - ...нашего брата Жана, погибшего на наших глазах и за  нас  на  этой
дороге. Мы предаем его земле и Господу, если Он существует...  в  общем,
если Жан верил, что Он существует, - поспешно добавил он. - Мы ничего не
знаем ни о нем, ни о тех, кто его знал и любил. Значит, -  сказал  Лоик,
машинально крестясь, что отчасти компенсировало атеизм его проповеди,  -
значит, мы вручаем его тебе, Господи. Ну вот! Аминь.
   - Аминь, - с облегчением повторили все присутствующие.
   Взяв немного земли, Лоик бросил ее на  белое  покрывало,  а  затем  с
горечью и грустью отвернулся. Но может быть, в происходящем  можно  было
найти и нечто забавное? Он уже ничего не понимал.  Лоик  дождался,  пока
остальные также бросят по горсти земли, уйдут и уведут с  собой  лошадь,
запряженную в повозку, и оставят его наедине с мертвецом, чтобы он  мог,
орудуя лопатой, засыпать его землей и зарыть эту яму,  выкопанную  им  с
таким трудом два часа тому назад, а никто так и не сказал ему спасибо за
это.

***

   Брюно спустился в большую комнату, не испытывая никаких предчувствий.
   Да и откуда им было взяться? Как можно представить  себе,  чтобы  его
любовница, прекрасная и богатая Люс  Адер,  одетая  в  шелковый  костюм,
вытирала тарелки какой-то кошмарной  тряпкой,  да  еще  к  тому  же  под
наблюдением крестьянина, развалившегося в своем грязном алькове? Вначале
Брюно потерял дар речи, но затем ему удалось справиться с собой:
   - Люс, что происходит? Мне снится или вы действительно моете  посуду?
Вы  рассчитываете  подать  пример  светскому  обществу  Парижа?  Но   вы
просто-напросто смешны, моя дорогая!
   Люс виновато и испуганно посмотрела на  него,  и,  как  обычно,  этот
взгляд вывел его из себя, довел до белого  каления.  Но  в  тот  момент,
когда она, положив тряпку на стол, готовилась  открыть  рот,  в  комнате
раздалось какое-то ужасное ржание, так может  кричать  только  в  агонии
человек или зверь. Брюно попятился.
   - Что это такое?.. - пробормотал он.
   Ноги его дрожали, и он боялся, что  это  не  ускользнет  от  внимания
мужлана, но тот отвернулся и, казалось, спал.
   - Это - дедушка, он там, - вымолвила наконец эта идиотка Люс.
   - Там? А он опасен?
   Скорченная фигура, похожая на забытую в кресле  тряпку,  не  несла  в
себе угрозы. Брюно успокоился, но Люс захотелось просветить его:
   - У бедняги нет зубов, и он  не  может  выговаривать  все  звуки.  Но
поскольку  он  очень  вежливый,  он  хочет  сказать  "здравствуйте".  Он
старается, а получается "здатути". - И она усердно произнесла по слогам:
   - ЗДА-ТУ-ТИ.
   Изображая сострадание, Брюно смотрел на нее как  на  умалишенную.  Но
она, не чувствуя этого, продолжала:
   - Ответьте же ему, Брюно! Он так старается, а вам это ничего не будет
стоить. Бедняга, должно быть, очень чувствительный.
   Действительно, старый дегенерат вновь заорал.
   Люс начала нервничать:
   - Ну же, Брюно, давайте! А то он  в  конце  концов  пожалуется  нашим
хозяевам. Как мы будем тогда выглядеть!
   Она ему заплатит! Она заплатит за  свой  властный  и  благопристойный
тон!
   - Здравствуйте, месье, - сказал Брюно сначала обычным голосом, затем,
видя выражение лица Люс, он почти что проорал:
   - ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕСЬЕ! - И повернулся к ней:
   -  Вы  знаете,  это  звучит  патетично!  Патетично  и  отвратительно.
Соберите свои чемоданы, мы уезжаем. Где же Лоик?
   По-прежнему торчит на могиле? А Диана что, тоже ковыряет киркой?
   Он пытался острить, но удавалось ему это с трудом. Вид Люс у раковины
поразил его. Что произошло?  Как  заставили  женщин  играть  эту  жалкую
комедию? Им угрожали? Он подошел к ней.
   - Люс, - сказал он, - с вами все в порядке?.. Как  же  вас  заставили
делать это? Кто-нибудь напугал вас? Вы чего-нибудь боитесь?
   - Боюсь?.. Но кого же? Мадам Анри, но она так любезна. Или  Мориса  с
его  раненой  ногой?  -  Она  покраснела.  -  Ничего  не  соображающего,
несчастного, беззубого старика? Вы шутите, Брюно!
   И, пожав плечами,  с  рассудительным  видом,  Люс  снова  взялась  за
тряпку.
   Брюно рассмеялся тем оскорбительным смехом, который, он знал,  всегда
задевал ее:
   - Ах, вот как!.. Вам удалили в Париже аппендикс  или  чувство  юмора?
Ваша  новая  роль  произведет  в  США  фурор!..  А  ваш  супруг   и   не
догадывается, какая хозяюшка с демократическим сердечком приедет к  нему
из Парижа: мы плачем по шоферам... мы  ухаживаем  за  крестьян