азывая на кучку костей,
волос и мускулов, называемую Жозефой Фабер, которая улыбнулась и  пожала
плечами, словно извиняясь за свою худобу  -  в  Париже  ей  пришлось  бы
оправдываться за обратное.
   - Чувствуется, что холодно не будет! - бросила Люс,  проявляя  редкую
сообразительность, что заставило всех посмотреть на нее с одобрением, но
без всякого воодушевления.
   - Придет к вам сегодня работать Никуда-не-пойду? - спросила Жозефа  у
Арлет.
   Даже будучи человеком искушенным, Лоик изумился  этому  таинственному
там-таму, с чьей помощью  деревенские  жители  знали  все  о  каждом,  -
этакому агентству Франс-Пресс, которому  удавалось  функционировать  без
каких-либо  средств  передвижения,  без  телефонных  проводов  и   даже,
казалось,  без  курьеров.  А  может  быть,  Мемлинг  с  серьезным  видом
сигналила вечерами  карманным  фонариком,  посылая  в  деревенскую  ночь
информацию всей провинции Бос о приключениях  и  сумасбродствах  четырех
парижан? Этакий гигантский мультфильм, предназначенный для  землепашцев,
а они - его комичные и шутовские герои. При этой мысли Лоик улыбнулся, и
Арлет, заметив  его  улыбку,  с  важным  видом  указала  на  него  вновь
прибывшим.
   - Это месье Лоик... жаткой сейчас занимается  он,  -  сказала  она  с
явным уважением.
   И Лоик понял, что благодаря этой машине  он  достиг  такого  высокого
положения, о котором и не смел мечтать в министерстве иностранных дел.
   Конечно, доказать это...
   - Когда у меня сломается один  из  тракторов,  я  дам  вам  знать!  -
шепнула ему на ухо Диана.
   Она явно была в восторге от присутствия Фаберов, глаза ее блестели.
   Присутствие любого чужого человека возбуждало ее, делало  счастливой.
Ее страсть к светской жизни расцветала даже на этой ферме. Она  с  новой
силой принялась рассыпаться в любезностях, когда отворилась дверь и друг
за другом появились женщина, безумно похожая на Арлет, но моложе ее  лет
на десять, мужчина со строгим лицом, которого можно было бы  принять  за
выпускника Политехнического института, и третий персонаж - совершенно не
симпатичный мужчина замкнутого  вида,  оказавшийся  кузеном  несчастного
хозяина дома, который сейчас находился вдали от своих угодий за  колючей
проволокой.
   - Это кузен моего  мужа,  Байяр  Анри,  -  торопливо  сказала  Арлет,
поежившись. - А это моя сестра Одиль Анри и их слуга Жанно.
   Представленные  построились  в  рядок  и,  опустив   глаза,   кивнули
парижанам.
   Самым поразительным был  кузен  Байяр,  он  беспрестанно  хихикал,  и
нельзя было понять, от  стеснительности  это  или  от  злобы.  Ему  было
тридцать лет, у него было лицо лгуна, а волосы пучками росли,  казалось,
по всему его телу.
   - Доброго здоровья! - прибавил он без  всякой  необходимости,  искоса
бросив похотливый взгляд на грудь  Люс,  тут  же  отвел  его,  продолжая
хихикать, отчего стал выглядеть еще непристойнее.
   - Разрешите мне в свою очередь представить моих  друзей!  -  сказала,
улыбаясь, Диана.
   Находясь  в  благостном  состоянии,  она   чувствовала   себя   самим
воплощением французского изящества. И она  уже  представляла  себе,  как
будет  описывать  сцену  потом,  когда  вернется  к  своему   привычному
окружению.
   - Как и положено, начну с себя. Меня  зовут  Диана  Лессинг,  живу  в
Париже, определенной профессии не имею, должна в этом  признаться.  -  И
она рассмеялась таким гортанным смехом, что у Лоика Лермита на голове  и
на руках встали дыбом все волосы - он прежде не замечал их  и  не  знал,
что их так много. Диана тем временем продолжала:
   -  Эта  молодая  дама  -  Люс  Адер,  супруга  блестящего  парижского
предпринимателя, который, тоскуя, ждет  не  дождется  нас  в  Лиссабоне.
Затем - Лоик Лермит, высокопоставленный чиновник, дипломат, он заботится
о нас с самого начала этой перипетии, и, должна  это  признать,  не  без
успеха. И наконец, возможно, вскоре я представлю вам нашего друга  Брюно
Делора, юного сумасброда, что, однако, простительно в его возрасте.  Вот
и вся наша маленькая компания!
   Воцарилась  изумленная  тишина,  в  которой,  однако,  не   было   ни
неприязни,  ни  насмешки,  как   с   облегчением   заметил   Лоик.   Бос
действительно  был  прелестной  мирной,  населенной  доверчивыми  людьми
провинцией, о которой он будет вспоминать всю жизнь,  подумалось  ему...
Особенно когда он  увидел,  что  Диана  торжествующе  подмигнула  Арлет,
взглянув на нее нежно,  преданно,  как  приглашенная  в  гости  заводила
подмигнула бы недавно озабоченной, а теперь, благодаря ей, успокоившейся
хозяйке дома. Впрочем, Мемлинг, судя по всему, совершенно  не  волновали
ни атмосфера приема, ни  настроение  гостей,  ее  больше  заботило,  как
всучить этим гостям грабли и вилы, а не каким разговором их занять.  Она
налила всем по второй чашке кофе, и по  выражению  ее  лица  можно  было
понять, что больше кофе не будет.
   - Ладно... Кто отправится за Менингу и... вашим другом?
   - Как же так? Они до сих пор не встали? - закричала копия Арлет Анри,
бросая возмущенный взгляд на часы, которые показывали почти без четверти
восемь.
   При виде часов Лоик почувствовал, как  в  его  памяти  просыпаются  и
восстают столь дорогие ему воспоминания  ленивого,  праздного  человека,
ведущего ночной образ жизни, однако понадобились всего сутки  для  того,
чтобы этот человек воспринял обычаи  и  мораль  фермеров  Анри  с  такой
покорностью,  как  будто  это  были  его   великосветские   друзья   или
непосредственное начальство.
   - Брюно... наш друг получил вчера серьезный солнечный удар  во  время
пешей прогулки, - запротестовала Люс плаксивым голосом.
   - Да уж, видок у вашего друга неважнецкий, - подтвердил Морис.
   Люс бросила  на  него  взгляд,  полный  нежного  упрека.  Байяр  Анри
перехватил этот взгляд и сделал на основании его  совершенно  правильный
вывод. Это заставило его осклабиться  и  обнажить  свои  верхние  клыки,
желтые и кривые, отчего он стал просто отвратительным в глазах Дианы: по
ее мнению, минимум эстетики был необходим любому  человеку,  живущему  в
обществе (если представлялась такая возможность, Диана охотно  прибегала
в разговоре к подобным сентенциям, они были ее коньком). Как и все,  она
испытывала чувство живейшей антипатии к Байяру Анри, но  не  боролась  с
этим  чувством,  а  упивалась  им,  как  выражением  некоего   надежного
инстинкта, именуемого нюхом.
   Скользнув  к  Арлет,  аккуратно  убиравшей  в  комод  хлеб,  чашки  и
кофейник, Диана шепнула ей на ухо:
   - Надеюсь, мне не придется работать рядом с вашим кузеном Байяром!
   Арлет бросила на нее изумленный взгляд, открыла было рот, но  в  этот
момент появился Фердинан, буквально неся  в  левой  руке  Брюно  и  ведя
правой за шиворот Никуда-не-пойду.
   - Кажись, этот парень с косой не справится,  -  сказал  он,  усаживая
бедного Брюно на табурет, откуда тот сейчас же начал соскальзывать,  как
и накануне, но сострадательный Лоик повернул его и  прислонил  к  столу.
Брюно обвел все вокруг блуждающим взором, крупные капли  пота  текли  по
его землистому носу.
   - Это ступенчатый солнечный  удар!  -  сказала  Диана  решительным  и
знающим тоном, чем привлекла всеобщее внимание.
   - Что это еще такое? - спросили одновременно несколько человек.
   - Ступенчатый солнечный удар -  это  такой  солнечный  удар,  который
развивается сам по себе и может длиться три, четыре или пять  дней.  Так
говорят в Марокко. Мы - мой муж и я - узнали это  выражение  от  султана
города Фее, который пригласил нас к себе однажды  весной.  С  несчастным
султаном случился солнечный удар, и он должен был провести три недели  в
больнице... в своей больнице, а мы в это время жили в  его  дворце.  Эти
арабы - шикарные мужчины! - поведала она  более  тихим  голосом  на  ухо
Жозефе, сидевшей рядом с ней.  -  Может  быть,  слишком  яркие,  слишком
броские, но все же они великолепны! Можете говорить все  что  угодно!  -
прибавила она.
   К сожалению, Жозефа ничего не смогла сказать о  великолепии  арабских
мужчин, потому что Арлет сухо произнесла:
   - Все это, конечно, так, но  меня  этот  ступенчатый  солнечный  удар
никак не устраивает!
   Лоик, Диана и Люс приняли виноватый и  смущенный  вид  (впрочем,  они
действительно были главными виновниками того,  что  Брюно  уклонялся  от
своих обязанностей, ведь каждый из них  знал  о  той  роли,  которую  он
сыграл в этом деле).
   - Ладно, - внушительно произнес Фердинан, - ладно, тогда мы, мужчины,
справимся вчетвером. Двое будут снизу подавать  на  телегу  снопы,  двое
наверху будут их укладывать. Значит, двое внизу и двое наверху, меняться
будем каждый час, чтобы не надорвать поясницу. Согласны? Арлет  и  мадам
Диана, - сказал он, кланяясь им, - займутся кухней. Тут  тоже  работенки
хватает. Остальные женщины будут идти следом за нами и собирать колоски.
- Сказав  это,  он  отвернулся,  стесняясь  присутствия  дам,  и  плюнул
коричневатой слюной  на  пол  позади  себя.  -  Какие  поля  вы  еще  не
обрабатывали? - спросил он затем у Лоика как профессионал профессионала.
   При этом у Лоика был довольный вид кретина, подумалось Диане.
   - Я обработал три поля, там, у дороги,  и  начал  на  четвертом  ноле
рядом с балкой. Но там трудно работать: повсюду камни...  -  Бедняга  аж
стал заикаться.
   - Ладно уж, заканчивайте там, а мы в  это  время  будем  собирать  на
первых трех, - сказал Фердинан. И без всякой злобы добавил:
   - Ну, вперед, паршивое стадо!..
   - Я все же отправлюсь с вами, - сказал Морис.  -  Я  смогу  управлять
лошадьми, и  потом,  я  хочу  показать  мадемуазель  Люс,  как  работает
жатка...
   Из-за раны у него был такой несчастный  и  униженный  вид,  что  Лоик
сочувственно улыбнулся ему,  и,  к  его  великому  удивлению,  парень  с
благодарностью улыбнулся в ответ, сразу же став похожим  на  ребенка.  И
Лоик снова ощутил его обаяние.
   - Ни у кого не найдется фотоаппарата? - спросила с улыбкой Диана. - В
Париже  нам  не  поверят!  Я  подбираю  колоски,  а  Лоик  -   на   этой
жатке-молотилке-веялке,  или  как  ее  там!  Ах,  нет!  Нам  понадобятся
доказательства! Уверяю вас!.. - И поскольку ей  никто  не  ответил,  она
скромно и мило прибавила:
   - Можно обойтись и без "лейки"! Сгодится любой маленький "Кодак"!
   Но, судя по тому, что все  промолчали,  в  Босе  никто  не  увлекался
фотографией.
   При этом все встали и направились к порогу, а на дворе,  несмотря  на
ранний час, уже чувствовалось палящее дыхание зноя. Но срывающийся голос
Никуда-не-пойду остановил всеобщий порыв:
   - Ну уж нет! Я в поле никуда не пойду. Я не хочу оставлять его одного
с ней!
   Все обернулись; голос Никуда-не-пойду звучал раздраженно и  страстно,
в нем была та особая значительность, какую умеют придавать своим  словам
только идиоты, свойство, постепенно стирающееся с годами, как,  впрочем,
и сам идиотизм.
   Развернувшись, все хлебопашцы, за исключением Фердинана, с изумлением
посмотрели, как он обвиняющим жестом указал на  Диану  Лессинг,  которая
также остолбенела (впрочем, ненадолго).
   - Не хочу, говорю вам! Не хочу! Вон как она смотрит на него!
   - Что он еще выдумывает! - возмущенно крикнула Арлет Анри.
   - Этот парень - буйнопомешанный! - сказал  Лоик,  которого  забавляла
эта ситуация.
   - Ах, нужно заставить его замолчать наконец! Он лжец! - не  преминула
добавить Люс.
   - Но... но? Да что же  это  такое?  Или  мне  все  это  снится?  Люс,
дорогая, скажите, что мне все это снится!
   Жалобный, боязливый, неуверенный голос Дианы Лессинг,  по  мысли  его
обладательницы, должен был вызвать у хлебопашцев восхищение терпением  и
выдержкой парижан, но заставил содрогнуться Лоика и Люс, расслышавших  в
нем нечто предвещающее великую бурю. Они оба втянули головы  в  плечи  и
обменялись ободряющим взглядом.
   - Снится ли мне это? Или этот парень действительно  обвиняет  меня  в
дурных намерениях по отношению к этому бедному молодому человеку,  Брюно
Делору, которого я знаю - как и его мать - уже более двадцати лет?..
   - Ну и что. Не хочу его оставлять с вами!  -  продолжал  упорствовать
Никуда-не-пойду.
   - Да что же вы, месье! Будьте уверены, что, если бы мне было двадцать
лет, тогда меня не следовало бы оставлять наедине с  Брюно  Делором.  Он
самый красивый молодой человек в Париже, именно за  это  его  ценят  все
женщины в столице; знайте также, что все они бьются за право  взять  его
на содержание, но он никогда, слышите, никогда  не  заглядывался  ни  на
какого парня!
   - Но я, - промямлил красный как рак Никуда-не-пойду, - но...
   - Нужно быть таким порочным и сильным, как вы, чтобы  воспользоваться
его состоянием после солнечного удара. Должно быть,  он  принял  вас  за
женщину. Это единственное объяснение!
   Видя недоверие публики, захваченной этой историей, хотя  и  несколько
шокированной сообщением о профессии Брюно, и откровенное веселье  Лоика,
Диана сочла своим долгом расставить точки над "i".
   - Признаюсь, что только при серьезном солнечном ударе можно увидеть в
вас особу, принадлежащую к слабому полу. Но если это не так, то, значит,
вы изнасиловали его! Да,  месье!  Изнасиловали!  Мне  неизвестно,  какой
славой вы пользуетесь  в  этих  местах,  но  думаю,  что  дурной!  Я  не
ошибаюсь? -  спросила  она,  резко  повернувшись  к  Арлет,  которая  аж
подпрыгнула.
   Размеренный  голос,  исполненный  праведного  гнева  и   превративший
клетчатый комбинезон Дианы в римскую тогу, заворожил ее. Это было лучше,
чем радио! Но Арлет не знала, что делать, что сказать, оставалось только
удивляться. Никуда-не-пойду  дурно  обошелся  с  этим  красивым  молодым
человеком, таким напыщенным, таким  высокомерным?..  Она  повернулась  к
дурачку:
   - Менингу! Ты сделал что-то с месье?
   - Что-то?
   - Да, что-то. Не строй из  себя  идиота.  Что-то,  что  ты  сделал  с
викарием.
   - С каким еще викарием? -  воскликнула  Диана,  придя  в  восторг  от
такого бурного прошлого.
   Лоик  сделал  ей  знак  замолчать.  Менингу  выпрямился,  глаза   его
округлились, а щеки порозовели.
   - Но я ничего не сделал месье Брюно! Сначала он не схотел! Да и я сам
не схотел! А потом он хотел мне все отдать, а я от всего  отказался.  Он
хотел дать мне коз и фиников, а я сказал "нет", мне ничего  не  нужно...
вот и...
   - Тебе ничего не было нужно, кроме часов, - строго сказала Арлет.
   - Да, кроме часов. И потом, я не очень-то люблю финики, -  предпринял
попытку оправдаться обвиняемый.
   Арлет  повернулась  к  Диане.  Казалось,  она  удовлетворилась  этими
объяснениями, но сожалела о потерянном  времени.  Развеселившиеся  жнецы
вспомнили о своем долге и направились к двери.
   - Ладно, - сказала Арлет Менингу, - ты слышал, что сказала мадам? Она
тоже не хочет твоего приятеля. Значит, оставь его в покое и  отправляйся
на работу. Давай, вперед!
   - Ну-ка, пошли, - властно сказал Фердинан.
   И готовый расплакаться  Менингу  двинулся  за  ними  следом,  бормоча
что-то себе под нос.
   - А вы можете поручиться, что он не обманывает? -  спросила  Диана  у
Арлет, как только они  уложили  в  постель  и  напоили  липовым  отваром
беднягу Брюно, превратившегося в куклу, в безвольную куклу. После  этого
женщины принялись  чистить  неизвестные  Диане  овощи,  которые,  по  ее
мнению, можно было оставить и в кожуре.
   - Менингу, - сказала Арлет, - никогда не врет!  Он  не  умеет  врать,
бедняга!
   Она произнесла эти слова с таким спокойствием, как будто  говорила  о
классическом для психиатрии серьезном заболевании.
   - А кто этот викарий?
   - Маленький семинаристик, очень пугливый, бедняга! И  еще  -  большой
жалобщик. Кюре не знал, как его успокоить.
   - Успокоить? Но почему?
   - Никуда-не-пойду... схватил его... В тот  день  была  гроза.  С  ним
хлопотно только в грозу, тогда нужно прятать от  него  детей  и  молодых
ребят. А в остальное время он... спокойный.  У  вас  получаются  слишком
толстые очистки, мадам Диана, - сказала Арлет. - От моих кабачков ничего
не останется!
   - От кабачков? А это кабачки? Я совсем по-другому  представляла  себе
кабачки, это забавно...
   - А какие же, по-вашему, должны быть кабачки? Вы никогда прежде их не
видели?
   - Никогда, только в запеченном виде.
   - Ну что же, сегодня вы увидите их и запеченными; теперь  вы  знаете,
как они выглядят. Вот так-то, мадам, век живи, век учись.
   - Ну да, ну да, - сказала Диана с почти неподдельной меланхолией.
   Прежде она очень боялась Арлет Анри, теперь  же  привязалась  к  ней.
("Как же не идет ей ее имя!")  Ей  хотелось  бы  иметь  в  Париже  такую
подружку, такую "straight" , сказала  она  про  себя
по-английски - что делала всякий  раз,  когда  не  могла  найти  нужного
слова, а рядом с ней был кто-нибудь, достаточно знающий английский язык,
чтобы оценить ее двуязычие: в противном случае, если она не могла  найти
нужного слова, а рядом никого подходящего не  оказывалось,  она  бросала
это занятие. Деревня хороша тем, что всегда можно  поговорить  самому  с
собой;  это  было  весьма  забавно  и,  конечно,   очень   полезно   для
собственного кругозора. Очень мило.
   Она постарается делать так же и в Париже. В Париже или  в  Нью-Йорке.
Боже мой, они даже не знали,  в  какой  столице  окажутся  на  следующей
неделе, в десяти или в пяти тысячах километрах от своей страны, а  может
быть, и в какой-нибудь тюрьме.  А  она  здесь  восхищается  этим  Босом!
Андре! Андре Адер! Нужно было во что бы  то  ни  стало  разыскать  Андре
Адера! Сказать ему, что они еще живы, чтобы он не отплывал без  них,  не
оставлял их на ферме или еще где-нибудь, к тому же почти без денег. Даже
нужда не заставит ее продать драгоценности! В этом она клялась  каждому,
кто дарил их ей, - своим мужьям или  редким  любовникам.  Она  дала  эту
клятву и самой себе.
   Слишком глупо продавать  драгоценности  в  спешке,  при  этом  всегда
теряешь половину, а то и три четверти от их цены. Впрочем, это относится
не только к драгоценностям, к мехам тоже.  Продать  драгоценности  можно
только в самом крайнем случае. Короче говоря, нельзя  доводить  дело  до
крайности, так-то!
   - Вы думаете, что следует положить овощи на одно блюдо, а  курицу  на
другое? Так будет лучше?
   Арлет выглядела  смущенной.  Мало-помалу  она  поддавалась  хитростям
Дианы,  стараясь  все  сделать  еще  лучше,  и  это  было   трогательно.
Решительным голосом, от которого разбегались  куры  в  курятнике,  Диана
продолжала:
   - Ну конечно же! Нужно разделить кур на куски: отдельно  белое  мясо,
отдельно ножки. Хоть раз люди смогут выбрать то,  что  им  действительно
нравится, и не ошибиться при этом!
   Арлет согласно кивнула. Силой логики можно  было  добиться  от  Арлет
всего, даже превратить ее ферму в охотничий домик или в бордель. В конце
концов, видя себя в роли Цицерона, Диана пришла в восторг.
   - Скажите мне, Арлет... я прошу прощения за свой вопрос, но... у  вас
нет волос? Уже давно?
   - Да что вы такое говорите? У меня все волосы на месте!
   Лицо Мемлинг выражало крайнюю обиду, что делало ее менее суровой.
   - А откуда я могу знать, так ли это? Вы ведь  вечно  ходите  в  своем
платке! Докажите мне, что я ошибаюсь, - сказала, смеясь, Диана.
   Через десять минут волосы Арлет были  убраны  в  прическу,  на  губах
появилась прозрачная помада, а верхняя  пуговка  у  воротника  оказалась
расстегнутой. "Эти три штриха сделали из нее женщину", - подумала Диана,
довольная  своими  талантами  и  умиленная   собственной   добротой.   К
сожалению, Арлет отказалась от предложенных туалетов - строгий костюм от
Баленсьяга прекрасно бы подошел ей, - но она твердо отказалась и от брюк
цвета опавшей листвы, и от  замшевой  куртки  совершенно  в  "охотничьем
стиле", такого "простенького" покроя.
   Однако чувство благодарности вовсе не переполняло милую Арлет.  Часом
позже она  послала  своего  Пигмалиона  задать  корм  скотине.  И  Диана
отправилась,  нагруженная