тановился
в Веве, потом пошел дальше, и с одной стороны пути было озеро, а с другой  -
мокрые бурые поля, и голый лес, и мокрые домики. Мы  приехали  в  Лозанну  и
остановились в небольшом  отеле.  Когда  мы  проезжали  по  улицам  и  потом
свернули к отелю, все еще шел дождь. Портье с медными  ключами  на  цепочке,
продетой в петлицу, лифт, ковры на полу, белые  умывальники  со  сверкающими
приборами, металлическая кровать и большая комфортабельная спальня - все это
после Гуттингенов показалось нам необычайной роскошью. Окна номера  выходили
в мокрый сад, обнесенный  стеной  с  железной  решеткой  сверху.  На  другой
стороне круто спускавшейся улицы был другой  отель,  с  такой  же  стеной  и
решеткой. Я смотрел, как капли дождя падают в бассейн в саду.
   Кэтрин зажгла все лампы и стала раскладывать  вещи.  Я  заказал  виски  с
содовой, лег на кровать и взял газету, которую купил на  вокзале.  Был  март
1918 года, и немцы наступали во Франции. Я пил виски с содовой и читал, пока
Кэтрин раскладывала вещи и возилась в комнате.
   - Знаешь, милый, о чем мне придется подумать, - сказала она.
   - О чем?
   - О детских вещах. Обычно все уже  запасаются  детскими  вещами  к  этому
времени.
   - Это ведь можно купить.
   - Я знаю. Завтра же пойду покупать. Вот только узнаю, что нужно.
   - Тебе следовало бы знать. Ведь ты же была сестрой.
   - Да, но, знаешь ли, солдаты так редко обзаводились детьми в госпитале.
   - А я?
   Она запустила в меня подушкой и расплескала мое виски с содовой.
   - Я сейчас закажу тебе другое, - сказала она. - Извини, пожалуйста. [265]
   - Там уже немного оставалось. Иди сюда, ко мне.
   - Нет. Я хочу сделать так, чтобы эта комната стала на что-нибудь похожа.
   - На что?
   - На наш с тобой дом.
   - Вывесь флаги Антанты.
   - Заткнись, пожалуйста.
   - А ну повтори еще раз.
   - Заткнись.
   - Ты так осторожно это говоришь, - сказал я, - как будто боишься  обидеть
кого-то.
   - Ничего подобного.
   - Ну, тогда иди сюда, ко мне.
   - Ладно. - Она подошла и села на кровати. - Я знаю, что  тебе  теперь  со
мной неинтересно, милый. Я похожа на пивную бочку.
   - Неправда. Ты красивая, и ты очень хорошая.
   - Я просто уродина, на которой ты по неосторожности женился.
   - Неправда. Ты становишься все красивее.
   - Но я опять похудею, милый.
   - Ты и теперь худая.
   - Ты, должно быть, выпил.
   - Только стакан виски с содовой.
   - Сейчас принесут еще виски, - сказала она. - Может быть,  сказать,  чтоб
нам и обед сюда подали?
   - Очень бы хорошо.
   - Тогда мы совсем не будем выходить сегодня, ладно? Просидим вечер дома.
   - И поиграем, - сказал я.
   - Я выпью вина, - сказала Кэтрин. - Ничего мне от этого не  будет.  Может
быть, тут есть наше белое капри.
   - Наверно, есть, - сказал я. - В таком отеле  всегда  бывают  итальянские
вина.
   Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том  же
подносе маленькую бутылку содовой.
   - Спасибо, - сказал я. - Поставьте здесь. Будьте  добры,  принесите  сюда
обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.
   - Прикажете на первое - суп?
   - Ты хочешь суп, Кэт? [266]
   - Да, пожалуйста.
   - Один суп.
   - Слушаю, сэр.
   Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к  войне  в  газетах  и
медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы  не
клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько
в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком  слабым  от  содовой.  Надо
будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед  и  содовую.
Это лучше всего. Хорошее виски -  приятная  вещь.  Одно  из  самых  приятных
явлений жизни.
   - О чем ты думаешь, милый?
   - О виски.
   - АО чем именно?
   - О том, какая славная вещь виски.
   Кэтрин сделала гримасу.
   - Ладно, - сказала она.
 
 
 
Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени. 
   Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал
боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в
постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа  пройтись
по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в  кафе  посидеть  и  посмотреть  на
людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а  потом  вернуться  в  отель  и
позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил  усы,
у него были очень точные и короткие движения, и он  страшно  пугался,  когда
станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень  приятно.  Там
было много воздуха и света, и я трудился  на  совесть,  прыгал  через  [267]
веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и  делал  упражнения  для
мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из  раскрытого
окна, и порой  пугал  преподавателя,  боксируя  с  ним.  Сначала  я  не  мог
тренироваться перед длинным узким зеркалом,  потому  что  так  странно  было
видеть боксера с бородой. Но под конец меня  это  просто  смешило.  Я  хотел
сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но  Кэтрин  не  позволила
мне.
   Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по  окрестностям.  В  хорошую  погоду
ездить было приятно, и мы нашли  два.  славных  местечка,  куда  можно  было
заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить,  и  я  с  удовольствием
ездил с ней вместе по деревенским дорогам.
   Если день был хороший, мы чудесно  проводили  время,  и  ни  разу  мы  не
провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от  этого  у
нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять
ни одного часа, который мы можем быть вместе.
 
 
 
Глава сорок первая 
 
Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели. 
   - Тебе нездоровится, Кэт?
   - У меня как будто схватки, милый.
   - Регулярно?
   - Нет, не совеем.
   - Если пойдут регулярно, нужно  ехать  в  больницу.  Мне  очень  хотелось
спать, и я заснул. Вскоре я проснулся снова.
   - Ты, может, позвонишь доктору,  -  сказала  Кэтрин.  -  Может,  это  уже
начинается.
   Я подошел к телефону и позвонил доктору.
   - Как часто повторяются схватки? - спросил ОН..
   - Как часто, Кэт?
   - Примерно каждые пятнадцать минут.
   - Тогда поезжайте в больницу, - сказал доктор. - Я сейчас оденусь и  тоже
приеду туда. [268]
   Я повесил трубку и потом позвонил в привокзальный  гараж,  чтобы  вызвать
такси. Долгое  время  никто  не  подходил  к  телефону.  Наконец  я  добился
какого-то  человека,  который  обещал  сейчас  же  выслать  машину.   Кэтрин
одевалась. В ее чемодане было уже сложено все  необходимое  для  больницы  и
детские вещи. Мы вышли в коридор, и я позвонил лифтеру. Ответа  не  было.  Я
сошел вниз. Внизу никого не было, кроме ночного швейцара. Я сам  поднялся  в
лифте наверх, внес в кабину чемодан Кэтрин, она вошла, и мы спустились вниз.
Ночной швейцар открыл нам дверь, и мы сели  на  каменные  тумбы  у  ступенек
парадного крыльца и стали ждать такси. Ночь  была  ясная,  и  на  небе  были
звезды. Кэтрин была очень возбуждена.
   - Я так рада, что уже началось, - сказала она. - Теперь скоро  все  будет
позади.
   - Ты молодец.
   - Я не боюсь. Только бы вот такси скорее приехало.
   Мы услышали шум машины на улице и увидели свет от фар. Такси подъехало  к
крыльцу, и я помог Кэтрин  сесть,  а  шофер  поставил  чемодан  на  переднее
сиденье.
   - В больницу, - сказал я.
   Мы выехали на мостовую и стали подниматься в гору.
   Когда мы подъехали к больнице, я взял  чемодан,  и  мы  вошли.  Внизу  за
конторкой сидела женщина, которая записала в книгу  имя  и  фамилию  Кэтрин,
возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала, что  у
нее нет никакой религии, и женщина поставила  против  этого  слова  в  книге
черточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.
   - Я отведу вас в палату, - сказала женщина.
   Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли и пошли за ней
по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.
   - Вот это ваша палата, - сказала женщина. -  Пожалуйста,  раздевайтесь  и
ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.
   - У меня есть ночная сорочка, - сказала Кэтрин.
   - Вам удобнее будет в этой, - сказала женщина.
   Я вышел и сел на стул в коридоре. [269]
   - Теперь можете войти, - сказала сестра, стоя в дверях.
   Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой  ночной  сорочке  с  квадратным
вырезом, сделанной" казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.
   - Теперь уже у меня хорошие схватки, - сказала она.
   Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.
   - Вот сейчас была сильная, - сказала Кэтрин. Я видел это по ее лицу.
   - Где доктор? - спросил я у сестры.
   - Спит внизу. Он придет, когда нужно  будет.  Я  должна  кое-что  сделать
madame, - сказала сестра. - Будьте добры, выйдите опять.
   Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами и рядом затворенных
дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел на стуле, и  смотрел  в
пол, и молился за Кэтрин.
   - Можете войти, - сказала сестра. Я вошел.
   - Это ты, милый? - сказала Кэтрин.
   - Ну, как?
   - Теперь уже совсем часто.
   Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.
   - Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите  мне  опять  руку
под спину.
   - А вам так легче? - спросила сестра.
   - Ты теперь уходи, милый, - сказала  Кэтрин.  -  Иди  поешь  чего-нибудь.
Сестра говорит, это может тянуться очень долго.
   - Первые роды обычно бывают затяжные, - сказала сестра.
   - Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, - сказала Кэтрин. -  Я  себя  хорошо
чувствую, правда.
   - Я еще немного побуду, - сказал я.
   Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже.  Кэтрин  была
очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила,  что  схватка
хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.
   - Ты уходи, милый, - сказала она. - При тебе мне как-то несвободно. -  Ее
лицо исказилось. - Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу быть хорошей  же[270]
ной и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый, а потом
приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.
   - У вас вполне хватит времени позавтракать, - сказала сестра.
   - Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.
   - До свидания, - сказала Кэтрин. - Позавтракай как следует, за меня тоже.
   - Где тут можно позавтракать? - спросил я сестру.
   - На нашей улице, у самой площади, есть кафе, - сказала она. - Там должно
быть открыто.
   Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горел свет. Я вошел и
остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мне стакан белого
вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и  потом  еще  выпил
чашку кофе.
   - Что вы тут делаете в такой ранний час? - спросил старик.
   - У меня жена рожает в больнице.
   - Вот как! Ну, желаю счастья.
   - Дайте мне еще стакан вина.
   Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немного  пролилось  на
стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояли  ведра  с
отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.
   - Чего тебе там нужно? - спросил я и  наклонился  посмотреть,  нет  ли  в
ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор и несколько
увядших цветков.
   - Ничего нет, пес, - сказал я. Собака перешла на Другую сторону. Придя  в
больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин, и по коридору.
дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открыл  дверь;  палата
была пуста, только чемодан Кэтрин стоял  на  стуле  и  на  крючке  висел  ее
халатик. Я вышел в коридор  и  стал  искать  кого-нибудь.  Я  увидел  другую
сестру.
   - Где madame Генри?
   - Только что какую-то даму взяли в родильную.
   - Где это?
   - Пойдемте, я вам покажу. [271]
   Она повела меня в конец коридора. Дверь  родильной  была  приотворена.  Я
увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней.  У  стола  стояла  сестра,  а  с
другой стороны, возле каких-то цилиндров -  доктор.  Доктор  держал  в  руке
резиновую маску, прикрепленную к трубке.
   - Я дам вам халат, и  вы  сможете  войти,  -  сказала  сестра.  -  Идите,
пожалуйста, сюда.
   Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у  ворота  английской
булавкой.
   - Теперь можете войти, - сказала она. Я вошел в комнату.
   - Это ты, милый? - сказала Кэтрин напряженным голосом. - Что-то  дело  не
двигается.
   - Вы monsieur Генри? - спросил доктор.
   - Да. Как тут у вас, доктор?
   - Все идет очень хорошо, - сказал доктор. - Мы перешли сюда, чтобы  можно
было давать газ во время схваток.
   - Дайте, - сказала Кэтрин.
   Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и  повернул  какой-то  диск,  и  я
увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом  она  оттолкнула  маску.
Доктор выключил аппарат.
   - Не очень сильная. Вот недавно была одна очень  сильная.  Доктор  сделал
так, что меня как будто не было. Правда, доктор? - У нее был странный голос.
Он повысился на слове "доктор". Доктор улыбнулся.
   - Дайте, - сказала Кэтрин. Она крепко прижала  резину  к  лицу  и  быстро
дышала. Я услышал, как она слегка застонала.  Потом  она  сдвинула  маску  и
улыбнулась.
   - Эта была сильнее, - сказала она.  -  Это  была  очень  сильная.  Ты  не
беспокойся, милый. Уходи. Позавтракай еще раз.
   - Я побуду здесь, - сказал я.
 
 
 
Мы поехали в больницу около трех часов утра. В полдень Кэтрин все еще была в родильной. Схватки опять стали слабее. Вид у нее был очень усталый и измученный, но она все еще бодрилась. 
[272] 
   - Никуда я не гожусь, милый, - сказала она. - Так  обидно.  Я  думала,  у
меня все пройдет очень легко. А теперь - вот, опять... - Она протянула  руку
за маской и положила ее себе на лицо. Доктор повернул диск и следил за  ней.
Схватка скоро кончилась.
   - Эта так себе, - сказала Кэтрин. - Она улыбалась. - Мне ужасно  нравится
этот газ. Чудесная вещь!
   - Мы возьмем немного домой, - сказал я.
   - {Сейчас еще будет}, - сказала Кэтрин торопливо. Доктор повернул диск  и
посмотрел на часы.
   - Какой теперь промежуток между схватками? - спросил я.
   - Около минуты.
   - Вы не голодны?
   - Я сейчас пойду завтракать, - сказал он.
   - Вам непременно нужно поесть, доктор, - сказала Кэтрин. -  До  чего  мне
обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет  давать  мне  газ
пока?
   - Если хотите, - сказал доктор. - Будете поворачивать до цифры два.
   - Понимаю, - сказал я. На диске была стрелка, и  он  вращался  с  помощью
рычажка.
   - {Дайте}, - сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску к лицу. Я  повернул
диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул его  назад.  Я  был
очень рад, что доктор дал мне занятие.
   - Это ты давал газ, милый? - спросила Кэтрин. Она погладила мою руку.
   - Я.
   - Какой ты хороший!
   Она была немного пьяна от газа.
   - Я поем в соседней комнате, - сказал доктор. - Чуть что - вы можете меня
позвать.
   Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, что он  прилег  и
курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.
   - Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? - спросила она.
   - Конечно, сумеешь.
   - Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но  оно  опять  уходит.  {Сейчас
будет. Дай скорей}. [273]
   В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколько  человек,  и  на
столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.
   - Что у вас есть? - спросил я кельнера.
   - Второй завтрак уже кончился.
   - Разве нет порционных блюд?
   - Можно приготовить choucroute (1).
   - Дайте choucroute и пива.
   - Кружку или полкружки?
   - Полкружки светлого.
   Кельнер  принес  порцию  Sauerkraut  (2)  с  ломтиком  ветчины  сверху  и
сосиской, зарытой в горячую, пропитанную вином капусту. Я ел капусту  и  пил
пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику за столиками кафе. За  одним
столиком играли в карты. Двое мужчин за соседним  столиком  разговаривали  и
курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, где  я  завтракал  утром,
было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье, которая  сидела  у
кассы и следила за всем, что подается на столики, и  мальчик  в  фартуке.  Я
думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.
   Покончив с choucroute, я пошел назад, в больницу. На  улице  было  теперь
совсем чисто. Ведер с отбросами  не  было.  День  был  облачный,  но  солнце
старалось пробиться. Я поднялся в лифте, вышел и пошел по коридору в комнату
Кэтрин, где я оставил свой белый халат.  Я  надел  его  и  заколол  сзади  у
ворота. Я  посмотрел  в  зеркало  и  подумал,  что  я  похож  на  бородатого
шарлатана. Я пошел  по  коридору  в  родильную.  Дверь  была  закрыта,  и  я
постучал. Никто не ответил; тогда я повернул ручку  и  вошел.  Доктор  сидел
возле Кэтрин. Сестра что-то делала на другом конце комнаты.
   - Вот ваш муж, - сказал доктор.
   - Ах, милый,  доктор  такой  чудный!  -  сказала  Кэтрин  очень  странным
голосом. - Он мне рассказывал такой чудный анекдот, а когда  было  уж  очень
больно, он сделал так, что меня как будто совсем не  стало.  Он  чудный.  Вы
чудный, доктор.  ---------------------------------------(1)  Кислая  капуста
(франц.). (2) Кислая капуста (нем.). [274]
   - Ты пьяна, - сказал я.
   - Я знаю, - сказала Кэтрин. - Только не нужно говорить об этом. -  Потом:
- {Дайте скорее. Дайте скорее.}
   Она вцепилась в маску и дышала часто и прерывисто, так что в  респираторе
щелкало. Потом она глубоко вздохнула, и доктор протянул левую руку и снял  с
нее маску.
   - Эта была очень сильная, - сказала Кэтрин.  У  нее  был  очень  странный
голос. - Теперь я уже не умру, милый. Я  уже  прошла  через  самое  опасное,
когда я могла умереть. Ты рад?
   - Вот и не возвращайся туда опять.
   - Не буду. Впрочем, я не боюсь этого. Я не умру, милый.
   - Вы такой глупости не сделаете, - сказал доктор. - Вы  не  умрете  и  не
оставите вашего мужа одного.
   - Нет, нет. Я не умру. Я не хочу умирать. Это глупо - умереть. Вот опять.
{Дайте скорее}.
   Немного погодя доктор сказал:
   - Выйдите на несколько минут, мистер Генри, я исследую вашу жену.
   - Он хочет посмотреть, как двигается дело, - сказала Кэтрин. -  Ты  потом
приходи назад. Можно, доктор?
   - Да, - сказал доктор. - Я за ним пошлю, когда можно будет.
   Я вышел из родильной и пошел по  коридору  в  палату,  куда  должны  были
привезти Кэтрин после того, как родится ребенок. Я сел на стул  и  огляделся
по сторонам. В кармане у меня лежала газета, которую я  купил,  когда  ходил
завтракать, и я стал читать ее. За окном уже темнело, и я зажег свет,  чтобы
можно было читать. Немного  погодя  я  перестал  читать  и  погасил  свет  и
смотрел, как темнеет за окном. Странно, почему доктор не посылает  за  мной.
Может быть, это лучше, что я ушел оттуда. Он, видимо, хотел, чтобы я ушел. Я
посмотрел на часы. Если еще десять  минут  никто  не  придет,  я  все  равно
вернусь туда.
   Бедная, бедная моя Кэт. Вот какой ценой приходится  платить  за  то,  что
спишь вместе. Вот когда захлопывается ловушка. Вот что получают за  то,  что
[275] любят друг друга. Хорошо еще, что существует  газ.  Что  же  это  было
раньше, без анестезии? Как начнется, точно в  мельничное  колесо  попадаешь.
Кэтрин очень легко перенесла всю беременность. Это было совсем не так плохо.
Ее даже почти не тошнило.  До  самого  последнего  времени  у  нее  не  было
особенно неприятных  ощущений.  Но  под  конец  она  все-та