лковыми юбками хозяйки дома. Ну, а то,
что они от зари до зари хлопочут то в детской, то на кухне, то в прачеч-
ной, то в бельевой, - это ему как-то не приходило на ум. Он видел только
результаты этих хлопот, и они производили на него неотразимое  впечатле-
ние.
   Неотложная необходимость обзавестись женой стала ему окончательно яс-
на однажды утром, когда он переодевался, чтобы отправиться верхом на за-
седание суда, и Порк подал ему любимую плоеную  рубашку,  приведенную  в
столь плачевное состояние неумелой починкой служанки,  что  Джералду  не
оставалось ничего другого, как отдать ее лакею.
   - Мистер Джералд, - сказал  расстроенному  хозяину  Порк,  благодарно
складывая рубашку, - вам нужна супруга. Да такая, у которой в дому  пол-
ным-полно слуг.
   Джералд не преминул отчитать Порка за нахальство, но в  глубине  души
знал, что тот прав. Джералд хотел иметь жену и детей и понимал, что дол-
го тянуть с этим делом нельзя, иначе будет поздно. Но  он  не  собирался
жениться на ком попало, подобно мистеру Калверту, обвенчавшемуся  с  гу-
вернанткой-янки, пестовавшей его оставшихся без матери детей.  Его  жена
должна быть леди, благородная леди, с такими же изящными манерами, как и
миссис Уилкс, и с таким же уменьем управлять большим хозяйством.
   Но на пути к браку вставали два препятствия. Первое:  все  невесты  в
графстве были наперечет. И второе, более серьезное: Джералд был  чужезе-
мец и в какой-то мере "пришлый", хотя и обосновался тут десять  лет  на-
зад. О его семье никому ничего  не  было  известно.  Правда,  плантаторы
Центральной Джорджии не держались  столь  обособленно  и  замкнуто,  как
аристократы побережья, однако и здесь ни одна семья не пожелала  бы  вы-
дать дочку замуж за человека, дед которого никому не был известен.
   Джералд знал, что, несмотря на искреннее к  нему  расположение  всех,
кто с ним охотился, выпивал и толковал о политике, ни  один  из  них  не
просватает за него свою дочь. А ему отнюдь  не  улыбалось,  чтобы  пошли
слухи о том, что, дескать, такой-то или такой-то плантатор должен был, к
своему прискорбию, отказать Джералду О'Хара, добивавшемуся руки его  до-
чери. Но, понимая это, он вовсе не чувствовал себя униженным. Чтобы Дже-
ралд О'Хара признал кого-то в чем-то выше себя - такого еще  не  бывало,
да и быть не могло ни при каких обстоятельствах. Просто в этом  графстве
были свои чудные обычаи, согласно которым девушек выдавали замуж лишь за
тех, чьи семьи прожили на Юге не каких-то двадцать  два  года,  а  много
больше, владели землей, рабами и предавались только тем порокам, которые
вошли здесь в моду в эти годы.
   - Укладывай пожитки. Мы едем в Саванну, - сказал Джералд Порку.  -  И
если там у тебя хоть раз сорвется с языка: "Язви его душу!" или "Дуй его
горой!", я тут же продам тебя с торгов. Ты видишь, я  сам  воздерживаюсь
теперь от таких выражений.
   Джеймс и Эндрю, думал Джералд, глядишь, что-нибудь да присоветуют ему
по части женитьбы. Быть может, у кого-нибудь из их приятелей  есть  дочь
на выданье, отвечающая его требованиям, и он составит подходящую для нее
партию. Джеймс и Эндрю выслушали его терпеливо, но ничего  утешительного
предложить не сумели. Родственников, которые  могли  бы  посодействовать
сватовству, у них в Саванне не было, так как оба брата прибыли сюда  уже
женатыми людьми. А дочери их друзей все успели выйти замуж и обзавестись
детьми.
   - Ты человек небогатый и незнатный, - сказал Джеймс.
   - Кое-какое состояние я себе сделал и сумею прокормить большую семью.
А на ком попало я и сам не женюсь.
   - Хочешь высоко залететь? - сухо заметил Эндрю.
   Все же они сделали для Джералда что могли. Джеймс и Эндрю были уже  в
преклонных летах и на хорошем счету в Саванне. Друзей у них было  много,
и они целый месяц возили Джералда из дома в дом на ужины, на  танцы,  на
пикники.
   - Есть тут одна, - признался в конце концов Джералд. - Очень она  мне
приглянулась. Ее, признаться, еще на свете не было, когда я здесь прича-
лил.
   - Кто же эта особа?
   - Мисс Эллин Робийяр, - с деланной небрежностью отвечал Джералд,  ибо
взгляд темных миндалевидных глаз этой девушки проник ему в самое сердце.
Она очаровала его сразу, несмотря на странное, казалось бы, для  пятнад-
цатилетней девушки отсутствие резвости и молчаливость. И была в ее  лице
какая-то затаенная боль, так разбередившая ему душу, что ни к одному жи-
вому существу на свете он еще не проявлял столь участливого внимания.
   - Да ты же ей в отцы годишься!
   - Ну и что, я еще мужчина хоть куда! - воскликнул чрезвычайно задетый
этими словами Джералд.
   Джеймс спокойно разъяснил ему:
   - Послушай, Джерри. Во всей Саванне не сыщется более неподходящей для
тебя невесты. Ведь этот Робийяр, ее отец, - он француз, а они  все  гор-
дые, как сатана. И ее мать - упокой, господи, ее душу - была очень  важ-
ная дама.
   - А мне наплевать, - сказал Джералд. - Мать ее, кстати, уже в могиле,
а старику, Робийяру, я пришелся по душе.
   - Как мужчина мужчине - может быть, но только не как зять.
   - Да и девушка никогда за тебя не пойдет, - вмешался Эндрю. - Она вот
уже год как сохнет по этому повесе, Филиппу Робийяру,  ее  кузену,  хотя
вся семья денно и нощно уговаривает ее перестать о нем думать.
   - Он уже месяц как уехал в Луизиану, - сказал Джералд.
   - Как ты это узнал?
   - Узнал, - коротко ответил Джералд, не желая признаваться, что источ-
ником этих ценных сведений был Порк, и умолчав также о том,  что  Филипп
уехал лишь по настоянию родителей. - Не думаю, чтобы она так уж  была  в
него влюблена - это у нее пройдет. Какая там может быть любовь в пятнад-
цать лет.
   - Все равно они скорее согласятся выдать ее за этого головореза-кузе-
на, чем за тебя.
   Словом, Джеймс и Эндрю были поражены не менее всех других, когда ста-
ло известно, что дочь Пьера Робийяра выходит замуж за  этого  маленького
ирландца из Северной Джорджии. В домах Саванны шептались и  судачили  по
адресу Филиппа Робийяра, отбывшего на Запад, но пересуды  пересудами,  а
толком никто ничего не знал, и для всех оставалось загадкой, почему  са-
мая красивая из девочек Робийяр решила выйти замуж за шумного  красноли-
цего ирландца, роста едва-едва ей по плечо.
   Да и сам Джералд не очень-то хорошо был осведомлен о том, как все это
произошло. Он понимал одно: чудо все-таки свершилось. И впервые в  жизни
ощутил совершенно несвойственные ему робость и  смирение,  когда  Эллин,
очень бледная, очень спокойная, легко прикоснувшись рукой  к  его  руке,
произнесла:
   - Я согласна стать вашей женой, мистер О'Хара.
   Пораженное как громом этой вестью все семейство лишь отчасти  прозре-
вало истинную подоплеку случившегося, и только Мамушка знала о том,  как
Эллин, проплакав всю ночь навзрыд, словно ребенок, наутро  с  твердостью
внезапно повзрослевшей женщины объявила о своем решении.
   Исполненная мрачных предчувствий Мамушка передала ей в тот вечер  не-
большой сверток, присланный из Нового  Орлеана,  с  адресом,  написанным
незнакомой рукой. Эллин развернула сверток, вскрикнула и выронила из рук
медальон со своим портретом на эмали. К медальону были приложены  четыре
письма Эллин к ее кузену и краткое послание нью-орлеанского  священника,
извещавшее о смерти Филиппа Робийяра, последовавшей в результате драки в
одном из городских баров.
   - Это они заставили его уехать - отец, Полин и  Евлалия.  Я  ненавижу
их. Всех ненавижу. Видеть их не могу. Я уеду отсюда. Уеду, чтобы никогда
больше их не видеть! Уеду из этого города, где все будет  вечно  напоми-
нать мне о... о нем!
   Ночь уже близилась к рассвету, когда Мамушка, тоже проливавшая  горю-
чие слезы, гладя темноволосую головку хозяйки,  сделала  робкую  попытку
возразить:
   - Бог с вами, голубка! Негоже это!
   - Я уже решила! Он хороший, добрый человек! Я выйду за него замуж или
приму постриг в чарльстонском монастыре.
   Именно эта угроза и вынудила в конце концов растерянного, убитого го-
рем Пьера Робийяра дать согласие на брак. Для убежденного пресвитериани-
на, хотя и происходившего из католической семьи, брак дочери с Джералдом
О'Хара представлялся все же менее страшным, чем принятие ею  монашеского
обета. Если не считать того, что жених-человек без роду без племени,  во
всем остальном он был не так уж плох.
   И вот Эллин, теперь уже Эллин О'Хара, покинула Саванну, чтобы никогда
сюда более не возвращаться, и в сопровождении  своего  немолодого  мужа,
Мамушки и двадцати слуг-негров прибыла в Тару.
   На следующий год родился их первый ребенок, и они  окрестили  девочку
Кэти-Скарлетт - в честь матери Джералда. Сам Джералд был слегка  разоча-
рован, ибо ждал наследника, но тем не менее появление на свет темноголо-
вой малютки доставило ему такую радость, что он выставил бочку рома  для
всех рабов Тары, да и сам был шумно и безудержно пьян.
   Если Эллин в какую-нибудь горькую минуту и пожалела о своем  скоропа-
лительном решении выйти замуж за Джералда, то никто, а  тем  более  Дже-
ралд, никогда об этом не узнал. И Джералда прямо распирало от  гордости,
когда он глядел на свою жену. А Эллин навсегда вычеркнула из памяти  ма-
ленький приморский городок вместе со всем, что было с  ним  связано,  и,
ступив на землю Северной Джорджии, обрела там новую родину.
   В памяти остался величавый и горделивый, как плывущий под всеми пару-
сами корабль, дом ее отца - изящное здание во  французском  колониальном
стиле: мягкие, женственно округлые линии, бледно-розовые  оштукатуренные
стены, высокий портал, плавно сбегающие вниз  широкие  ступени  парадной
лестницы, окаймленные тонким кружевом чугунных перил...  Богатый,  изыс-
канный и надменный дом.
   Здесь, в Северной Джорджии, ее встретил суровый край и  закаленные  в
лишениях люди. Вдали, куда бы ни устремляла она взор с плато,  раскинув-
шегося у подножия Голубого хребта, повсюду были красноватые пологие хол-
мы с массивными выходами гранита и высокие мрачные сосны. Дикой, неукро-
щенной представлялась ей эта природа после  привычной  для  глаз  мягкой
красоты прибрежных островов, поросших серым мхом и  темно-зеленой  чащей
кустарников, после белых лент пляжей, прогретых  лучами  субтропического
солнца, и просторных, плоских песчаных равнин, зеленеющих пальмами и мо-
лодой порослью.
   Здесь же вслед за жарким летом наступила студеная  зима,  а  в  людях
бурлила невиданная энергия и сила. Они отличались легким и веселым  нра-
вом, были добры, великодушны, любезны и в то же время необычайно упрямы,
вспыльчивы и жизнестойки. На побережье мужчины гордились умением не  ут-
рачивать самообладания и хороших манер в любых обстоятельствах - будь то
поединок или кровная месть, - тогда как здесь все  проявляли  необуздан-
ность и склонность к бешеным выходкам. Жизнь на побережье была  окрашена
в мягкие, ровные тона. Здесь она бурлила - молодая,  неукрощенная,  жад-
ная.
   Все, кого знала Эллин в Саванне, казалось, были отлиты по одному  об-
разцу, столь мало различались их  взгляды  и  привычки,  теперь  же  она
столкнулась с разными, непохожими друг на друга людьми. Поселенцы Север-
ной Джорджии перекочевали сюда из самых разных уголков земного шара - из
Каролины и Виргинии, из Европы и с далекого Севера - и из других  частей
Джорджии. Некоторые из них, подобно Джералду, были новопришельцами,  ис-
кателями счастья. Другие, подобно Эллин, принадлежали к старинным родам,
дальние отпрыски которых, не удовлетворенные жизнью  на  родине,  решили
обрести рай на чужбине. А немало было и тех, кого  занесло  в  эти  края
случайным ветром или пригнало извечное беспокойство, бурлившее в крови и
унаследованное от отцов-пионеров.
   Весь этот разношерстный люд, с очень  несхожим  прошлым,  вел  весьма
непринужденный образ жизни, лишенный каких-либо стеснительных правил,  с
чем Эллин так никогда и не смогла до конца свыкнуться. На побережье  она
интуитивно знала, как поведут себя люди в тех или иных  обстоятельствах.
Как поступит житель Северной Джорджии - предугадать было невозможно.
   А Юг в те дни процветал, и это убыстряло темп жизни. Весь мир  требо-
вал хлопка, и девственная, плодородная земля графства рождала его в изо-
билии. Он был ее дыханием, биением ее сердца, его посевы и сборы - пуль-
сацией крови в ее жилах. В бороздах  пахоты  произрастало  богатство,  а
вместе с ним - самонадеянность и спесь: они росли вместе с зелеными кус-
тами и акрами пушистых белых коробочек. Если хлопок может  принести  бо-
гатство нынешнему поколению, как же приумножат его последующие!
   Эта уверенность в завтрашнем дне порождала неуемную жажду жизни, алч-
ную тягу ко всем ее благам, и жители графства  со  страстью,  изумлявшей
Эллин, предавались радостям бытия. У них было уже достаточно денег и ра-
бов, чтобы хватило времени и на развлечения, а развлекаться они  любили.
Дело всегда, по-видимому, можно было бросить  ради  охоты,  рыбалки  или
скачек, и не проходило недели, чтобы кто-нибудь не устроил  пикника  или
не закатил бала.
   Эллин так и не сумела, вернее не смогла, до  конца  слиться  с  новой
жизнью - слишком большая часть ее души осталась в Саванне, - но она  от-
давала должное этим людям, и со временем их открытость и прямота, свобо-
да от многих условностей и умение ценить человека по его заслугам  стали
вызывать в ней уважение.
   Сама же она заслужила любовь всех соседей в графстве, добрая, но  бе-
режливая хозяйка, отличная мать, преданная жена. Разбитое сердце и отказ
от личного счастья, не приведя ее в монастырь, дали ей возможность цели-
ком посвятить себя детям, дому и тому человеку, который увез ее  из  Са-
ванны, увез от всех воспоминаний и ни разу не задал ни одного вопроса.
   Когда Скарлетт - здоровой и чрезмерно озорной, по мнению Мамушки, де-
вочке - пошел второй год, у Эллин снова  родилась  дочь,  Сьюзен-Элинор,
сокращенно и навечно переименованная в Сьюлин, а затем  настал  черед  и
для Кэррин, записанной в семейных святцах как Кэролайн-Айрин. После  них
один за другим на свет появились три мальчика, но все трое  умерли,  еще
не научившись ходить, и были похоронены на семейном кладбище в ста ярдах
от дома, под сенью узловатых кедров, под тремя каменными плитами с  оди-
наковой на всех трех надписью: "Джералд О'Хара, младший".
   Многое изменилось в Таре с тех пор, как здесь впервые  появилась  Эл-
лин. Пятнадцатилетняя девочка не убоялась ответственности, налагаемой на
нее званием хозяйки большого поместья. По тогдашним понятиям,  до  брака
от девушки требовалось прежде всего быть красивой, приятной  в  обхожде-
нии, иметь хорошие манеры и служить украшением любой гостиной. А вступив
в брак, она должна была уметь вести хозяйство и управляться сотней, а то
и больше черных и белых слуг.
   И Эллин, как всякая девушка из хорошей семьи, была воспитана  в  этих
понятиях, а помимо того, при ней была Мамушка, умевшая вдохнуть  энергию
в самого непутевого из слуг. И Эллин быстро навела порядок  в  хозяйстве
Джералда, придав поместью на диво элегантный и респектабельный вид.
   Господский дом был построен без малейшего представления о  каком-либо
архитектурном замысле, а впоследствии к нему, по мере того  как  в  этом
возникала нужда, то там, то здесь делались новые пристройки. И  все  же,
невзирая на это, усилиями Эллин дому был придан уютный вид, возместивший
отсутствие гармонии. Тенистая, темно-зеленая кедровая аллея, ведущая  от
дороги к дому,  -  обязательная  принадлежность  каждого  плантаторского
особняка в Джорджии, - создавала приятный для глаз контраст с яркой  зе-
ленью остальных деревьев, окружавших дом.  Оплетавшая  веранды  глициния
красиво выделялась на белой известке стен, а курчаво-розовые кусты мирта
возле крыльца и белоснежные цветы магнолий в саду хорошо маскировали уг-
ловатые линии дома.
   Весной и летом изумрудная зелень клевера и свинороя на газоне  стано-
вилась слишком притягательной для индюков и белых гусей, коим  надлежало
держаться в отведенной для них части двора  за  домом.  Предводители  их
стай то и дело совершали украдкой набеги на запретную зону перед  домом,
привлекаемые не только зеленью газона, но и сочными бутонами  жасмина  и
пестрыми цинниями цветочных клумб. Дабы воспрепятствовать их  вторжению,
на крыльце постоянно дежурил маленький черный страж с рваным  полотенцем
в руках. Сидящая на ступеньках несчастная  фигура  негритенка  была  не-
отъемлемой частью общей картины поместья - несчастен же он  был  потому,
что ему строго-настрого наказали лишь отпугивать птиц, махая полотенцем,
но ни под каким видом не стегать их.
   Через руки Эллин прошли десятки маленьких черных  мальчишек,  которых
она обучила этой нехитрой премудрости - первой ответственной  обязаннос-
ти, возлагавшейся на мужскую половину черной детворы в Таре. Потом, ког-
да им исполнялось десять лет, их отдавали в  обучение  Папаше-сапожнику,
или Эмосу-плотнику и колесных дел мастеру, или скотнику Филиппу, или по-
гонщику мулов Каффи. Если мальчишка не проявлял способностей ни в  одном
из этих ремесел, его посылали работать в поле, и он в глазах негров-слуг
терял всякое право на привилегированное положение  и  попадал  в  разряд
обыкновенных рабов.
   Никто не назвал бы жизнь Эллин легкой или счастливой, но легкой жизни
она и не ждала, а если на ее долю не выпало счастья, то таков,  казалось
ей, женский удел. Мир принадлежал мужчинам, и она принимала  его  таким.
Собственность принадлежала мужчине, а женщине -  обязанность  ею  управ-
лять. Честь прослыть рачительным хозяином доставалась мужчине, а женщине
полагалось преклоняться перед его умом. Мужчина ревел как бык, если  за-
гонял себе под ноготь занозу, а женщина, рожая, должна  была  глушить  в
груди стоны, дабы не потревожить покоя мужа. Мужчины были несдержанны на
язык и нередко пьяны. Женщины пропускали мимо ушей  грубые  слова  и  не
позволяли себе укоров, укладывая пьяного мужа  в  постель.  Мужчины,  не
стеснялись в выражениях, могли изливать на жен свое недовольство, женщи-
нам полагалось быть терпеливыми, добрыми и снисходительными.
   Полученное Эллин светское воспитание требовало, чтобы  женщина  среди
всех тягот и забот не теряла женственности, и Эллин  хотелось  воспитать
трех своих дочерей настоящими леди. Со средней дочерью она легко добива-
лась успеха, ибо Сьюлин так хотелось всем нравиться, что она с  величай-
шей готовностью внимала материнским наставлениям, а младшая, Кэррин, бы-
ла кротка и послушна от природы. Но Скарлетт, плоть от плоти своего  от-
ца, усваивала светские манеры с большим трудом.
   К вящему негодованию Мамушки Скарлетт предпочитала играть не со свои-
ми тихими сестричками и не с благовоспитанными барышнями Уилкс, а с чер-
ными ребятишками с плантации и с соседскими мальчишками, не уступая им в
искусстве лазать по деревьям или швырять камнями.  Мамушка  была  не  на
шутку обескуражена, видя, как у дочери Эллин проявляются такие  замашки,
и то и дело старалась внушить Скарлетт, что она должна вести  себя  "как
маленькая леди". Однако Эллин оказалась в этом вопросе более терпимой  и
дальновидной. Она считала, что всему своя  пора,  товарищи  детских  игр
превратятся со временем в юношей и кавалеров,  и  Скарлетт  поймет,  что
главная жизненная задача каждой девушки - выйти замуж.  Скарлетт  просто
очень живой ребенок, говорила себе Эллин, она еще успеет  постичь  науку
быть привлекательной для мужчин.
   И Скарлетт превзошла все ожидания в достижении той  цели,  к  которой
были направлены совместные усилия Эллин и Мамушки. Подрастая, она пости-
гала вышеупомянутую науку в совершенстве, хотя и не слишком  преуспевала
во всех остальных. Гувернантки менялись одна за другой, после чего Скар-
летт на два года была заточена в стенах частного  пансиона  для  молодых
девиц в Фейетвилле, и если полученные ею знания были несколько хаотичны,
то танцевала она бесспорно лучше всех девушек графства. И она знала цену
своей улыбке и игре ямочек на щеках, умела  пройтись