о  их видеть,- проговорил Зайончек,
торопливо вставая с постели.- Открой мне свою душу.
     Долинский рассказал о всем случившемся с ним в эти дни.
     - Отец мой! Отец мой! - повторил он, заплакав и ломая руки,- я  не хочу
лгать... в  моей  груди...  теперь,  когда лежал я один на  постели, когда я
молился, когда я звал к себе на помощь Бога... Ужасно!.. Мне показалось... я
почувствовал,  что жить  хочу, что  мертвое все  умерло совсем; что нет  его
нигде, и эта женщина живая... для меня дороже  неба;  что я люблю ее гораздо
больше, чем мою душу, чем даже...
     - Глупец! -  резким, змеиным придыханием шепнул  Зайончек,  зажимая рот
Долинскому своей рукою.
     - Нет сил... страдать... терпеть и ждать... чего? Чего, скажите? Мой ум
погиб, и сам я гибну... Неужто ж это жизнь? Ведь дьявол  так не мучится, как
измучил себя я в этом теле!
     - Дрянная персть земная непокорна.
     - Нет, я покорен.
     - А путь готов давно.
     - И где же он?
     - Он?.. Пойдем, я покажу его: путь верный примириться с жизнью.
     - Нет, убежать от ней...
     - И убежать ее.
     Долинский только опустил голову.
     Через полчаса меркнущие фонари Батиньоля короткими мгновениями освещали
две  торопливо  шедшие фигуры: одна из них, сильная и  тяжелая, принадлежала
Зайончеку; другая, слабая и колеблющаяся,- Долинскому.

Глава девятнадцатая
КТО С ЧЕМ ОСТАЛСЯ

     Анна  Михайловна напрасно  ждала Долинского  и  утром, и к  обеду,  и к
вечеру. Его не было целый день.  На  другое утро она написала  ему записку и
ждала  к  вечеру  ответа или, лучше  сказать,  она  ждала самого Долинского.
Ожидания были напрасны. Прошел  еще целый день - не  приходило ни ответа, не
бывал  и  сам  Долинский, а  по условию, вечером следующего дня,  нужно было
выезжать в Россию.
     Анна Михайловна находилась в большом затруднении. Часу в восьмом вечера
она надела бурнус и шляпу, взяла фиакр и велела ехать на Батиньоль.
     С большим трудом  она отыскала квартиру Долинского  и постучалась у его
двери.  Ответа не  было.  Анна  Михайловна  постучала  второй  раз. В темный
коридор  отворилась  дверь из No 10-го,  и  на пороге  показался во всю свою
нелепую вышину m-r le pretre Zajonczek.
     - Что вам здесь нужно? - сердито спросил он  Анну Михайловну по-русски,
произнося каждое слово с особенным твердым ударением.
     - Мне нужно господина Долинского.
     - Его нет здесь: он здесь не живет, - отвечал патер.
     - Где же он живет?
     Патер сделал шаг  назад в свою комнату и, ткнув в  руки Анне Михайловне
какую-то бумажку, сказал:
     - Отправляйтесь-ка домой.
     Дверь нумера захлопнулась, и Анна  Михайловна  осталась  одна в грязном
коридоре, слабо освещенном  подслеповатою плошкою. Она  разорвала конверт  и
подошла к огню.  При трепетном мерцании плошки  нельзя было прочесть ничего,
что написано бледными чернилами.
     Анна Михайловна нетерпеливо  сунула в  карман бумажку, села в  фиакр  и
велела ехать домой.
     В  своем  нумере  она зажгла свечу  и, держа в дрожащих  руках бумажку,
прочла: "Я  не могу ехать с вами. Не  ожидайте меня и не ищите. Я сегодня же
оставляю Францию и буду далеко молиться о вас и о мире".
     Анна Михайловна осталась  на  одном месте, как остолбенелая. На  другой
день ее уже не было в Париже.
     _____

     Прошло более двух лет. Анна Михайловна по-прежнему жила и хозяйничала в
Петербурге. О Долинском не было ни слуха, ни духа.
     За Анной Михайловной  многие  приударяли  самым серьезным  образом,  и,
наконец,  один  статский  советник предлагал ей  свою руку  и  сердце.  Анна
Михайловна ко всем этим исканиям оставалась  совершенно равнодушною.  Она до
сих пор очень хороша и ведет жизнь совершенно  уединенную. Ее  можно  видеть
только в магазине или во Владимирской церкви за раннею обеднею.
     Анна  Анисимовна  со  своими  детьми  живет у  Анны Михайловны в бывших
комнатах  Долинского. Отношения их с Анной Михайловной самые дружеские. Анна
Анисимовна  никогда ничего не  говорит хозяйке ни о Дорушке, ни о Долинском,
но каждое воскресенье приносит с собою от ранней обедни вынутую  заупокойную
просфору.  Долинского  она  терпеть   не   может,  и  при  каждом  случайном
воспоминании о  нем лицо  ее  судорожно передвигается  и принимает выражение
суровое, даже мстительное.
     M-lle Alexandrine тоже по-прежнему  живет  у  Анны  Михайловны, и нынче
больше, чем когда-нибудь, считает свою хозяйку совершенною дурою.
     Илья Макарович нимало не изменился. Он по-старому льет пули и суетится.
Глядя на Анну  Михайловну, как она, при всем  желании  казаться счастливою и
спокойною, часто живет  ничего не видя  и не слыша и  по  целым  часам сидит
задумчиво, склонив голову на руку, он часто повторяет себе:
     - За что, про что только все это развеялось и пропало?
     - Да полюбите вы кого-нибудь! - говорит  он иногда,  подмечая несносную
тоску в глазах Анны Михайловны.
     - Погодите еще, седого волоса жду,- отвечает она, стараясь улыбаться.
     Жена Долинского живет на Арбате в собственном двухэтажном доме и держит
в  руках  своего  седого благодетеля. Викторинушку выдали замуж  за  вдового
квартального. Она  пожила год с  мужем, овдовела  и снова вышла за  молодого
врача больницы,  учрежденной каким-то  "человеколюбивым обществом",  которое
матроска  без  всякой  задней   мысли   называет   обыкновенно  "самолюбивым
обществом".  Сама  же  матроска  состоит  у  старшей  дочери   в  ключницах;
зять-лекарь не пускает ее к себе на порог.
     Вырвич и Шпандорчук, благодаря Богу, живы и  здоровы. Они теперь служат
гайдуками,  или держимордами  при  каком-то приставе  исполнительных дел  по
ведомству нигилистической полиции, и уже были два раза в деле, а за третьим,
слышно, будут отправлены в смирительный дом. Имена их, вероятно, передадутся
истории,  так  как они  впервые запротестовали против уничтожения  в  России
телесного наказания и  считают его  одною  из  необходимых мер нравственного
исправления.  Положение  этих  людей  вообще  самое  нерадостное;  Дорушкино
предсказание  над  ними  сбывается:  они  решительно  не  знают,  за что  им
зацепиться и на какой колокол себя повесить. Взять тягло в толоке  житейской
- руки  их ленивы  и слабы; миряне их  не  замечают;  "мыслящие реалисты", к
которым они жмутся  и  которых  уверяют в  своей  с  ними солидарности, тоже
сторонятся от них и чураются. Стоят эти бедные, "заплаканные" люди в стороне
ото  всего живого, стоят потерянно,  как  те иудейские воины,  которых вождь
покинул у потока и  повел вперед  только одних лакавших  по-песьи. Стоят они
даже не ожидая,  что  к ним придет новый  Гедеон, который выжмет перед  ними
руно и разобьет водонос свой, а растерявшись, измышляют  только,  как бы еще
что-нибудь почуднее выкинуть в своей старой, нигилистической куртке.
     Вера Сергеевна Онучина  возбуждает всеобщую зависть  и  удивление.  Она
нынче  одна  из   блистательнейших  дам  самого  представительного  русского
посольства.  Мужа  своего  она  терпеть  не  может, но  и весьма  равнодушно
относится  ко  всем искательствам светских  львов  и онагров.  По  столичной
хронике,  ее теплым вниманием до сих пор пользуется только один primo tenore
итальянской оперы. Что будет далее  - пока неизвестно. Серафима  Григорьевна
читает сочинения аббата Гете и  проклинает Ренана. Кирилл Сергеевич сделался
туристом. Он объехал западный берег Африки и путешествовал  по всей Америке.
Недавно он возвратился  в Петербург  и привез первое и последнее  известие о
Долинском.  Онучин  видел Нестора  Игнатьича  с  иезуитскими миссионерами  в
Парагвае.  По словам  Кирилла Сергеевича, на все  вопросы,  которые он делал
Долинскому, тот с ненарушимым спокойствием отвечал только: "memento mori!"
     _____

ПАРА СТРОК ВМЕСТО ЭПИЛОГА

     Хищная  возвратная  горячка,  вычеркнувшая  прошедшею зимою  так  много
человеческих  имен из  списка  живых  питерщиков,  отвела  сажень приневской
тундры  для синьоры  Луизы. Беспокойная подруга Ильи Макаровича  улеглась на
вечный покой  в холодной  могиле на  Смоленском кладбище,  оставив художнику
пятилетнего  сына,  восьмилетнюю  дочь  и  вексель,  взятый  ею  когда-то  в
обеспечение себе  верной любви до  гроба. Илья Макарович совсем засуетился с
сиротами и  наделал бы  бог весть какой чепухи, если бы в спасение  детей не
вступилась Анна Михайловна. Она  взяла их к себе и возится с ними как лучшая
мать. Илья Макарович  прибегает  теперь сюда каждый  день взглянуть на своих
ребяток,  восторгается  ими, поучает их любви и почтению к Анне  Михайловне;
целует их черненькие головенки и нередко плачет над ними. Он совсем не может
сладить  с теперешним  своим одиночеством  и, по собственному его выражению,
"нудится  жизнью", скучает  ею.  Недавно (читатель  совершенно удобно  может
вообразить,  что  это  было  вчера вечером) Илья  Макарович  явился  к  Анне
Михайловне с лицом бледным, озабоченным и серьезным.
     - Что с вами, милый Илья Макарович?  - спросила его со своим всегдашним
теплым участием Анна Михайловна, трогаясь рукою за плечо художника.
     Илья Макарович быстро поцеловал ее руку, отбежал в сторону и заморгал.
     - Что  с вами  такое сегодня?  - переспросила,  снова подходя к нему  и
кладя ему на плечи свои ласковые руки, Анна Михайловна.
     - Со мной-с?..  Со мной, Анна Михайловна, ничего. Со мной то же, что со
всеми: скучно очень.
     Анна Михайловна тихо покачала головою и тихо сказала:
     - Не весело; это правда.
     -  Анна  Михайловна!  -  начал, быстро оправляясь, художник,- у нас уже
такие годы, что...
     - Из ума выживать пора?
     - Ах, нет-с! То-то именно нет-с.  В наши  годы можно о  себе  серьезней
думать. Просто  разбитые мы все люди: ни  счастья у нас, ни радостей у  нас,
утром ждешь вечера, с вечера  ночь к утру торопишь,  жить не при чем, а руки
на себя наложить подло.  Это что же  это такое? Это просто  терзанье,  а  не
жизнь.
     Тихая  улыбка улетела с  лица Анны Михайловны, и она  смотрела  в глаза
художнику очень серьезно.
     - А между тем... знаете что,  Анна Михайловна... Не рассердитесь только
вы Христа ради?
     - Я никогда не сержусь.
     - Будьте матерью моим детям: выйдите за меня замуж,  ей-богу, ей-богу я
буду...  хорошим человеком,-  проговорил  со страхом  и надеждою  Журавка  и
сильно прижал к дрожащим и теплым губам Анны Михайловнину руку.
     Анна Михайловна смотрела на художника по-прежнему тихо и серьезно.
     - Илья  Макарыч! - начала она ему после  минутной паузы.- Во-первых, вы
ободритесь  и не конфузьтесь. Не жалейте, пожалуйста, что вы мне это сказали
(она взяла его ладонью под подбородок и приподняла его опущенную голову). Вы
ничем меня не обрадовали, но и ничем не обидели: сердиться на вас мне не  за
что; но только оставьте вы это, мой милый; оставьте об этом думать.
     - Да ведь я  ж  бы любил вас! -  произнес совсем сквозь слезы  Журавка,
сжимая между своими руками руку Анны Михайловны и целуя концы ее пальцев.
     -  Знаю,  знаю,  Илья Макарыч, и  верю вам,- отвечала Анна  Михайловна,
матерински лаская его голову.
     - Ведь выходят же замуж и...- художник остановился.
     -  Не  любя,-  досказала  Анна  Михайловна.- Да,  милый  Илья  Макарыч,
выходят,  и очень-очень  дурно делают.  Неужто вы хвалите тех,  которые  так
выходят?
     - Нет... это я... так сказал,- отвечал, глотая слезы, Журавка.
     - Так сказали? Да, я уверена, что вы в эту минуту обо мне не  подумали.
Но скажите же  теперь, мой  друг,  если  вы нехорошего  мнения  о  женщинах,
которые выходят замуж  не любя своего будущего мужа, то какого же вы были бы
мнения о женщине, которая выйдет замуж любя не того, кого она будет называть
мужем?
     - Но ведь его нету; он пропал... погиб.
     - Погибшие еще более жалки.
     - Да нет  же, поймите вы, что ведь нет его  совсем на свете,-  говорил,
плача как ребенок, Журавка
     Анна  Михайловна  слегка наморщила  брови  и впервые  в  жизни едва  не
рассердилась.  Она  положила свою руку  на темя  Ильи Макаровича,  порывисто
придвинула его ухо к своему сердцу и сказала:
     - Слышите? Это он стучит там своим дорожным посохом.


ПРИМЕЧАНИЯ


     Впервые  -  журнал  "Отечественные  записки"  (1865  NoNo  18-  24),  с
подзаголовком  "Роман  в  трех  частях  и  с  посвящением  "Варваре Ивановне
Трескиной", хотя первоначально роман был предложен "Эпохе" Ф.  Достоевского.
В  1866 году -  первое отдельное изд.  (СПб.,  тип. А. А.  Краевского, 1866,
оттиски   из   "Отечественных   записок").  По   свидетельству  автора   (см
"Петербургская газета", 1894, 27 нояб.), роман написан в  Париже куда Лесков
уехал  как  корреспондент  газеты  "Северная  пчела"   в  1862  году   после
скандальной  истории,  связанной  с  созданием  антинигилистического  романа
"Некуда". Однако  есть основания  считать что вторая  и третья части  романа
"Обойденные" были написаны в Петербурге  в начале 1865  года, так как  в них
упоминается  репертуар  русских  "толстых"  журналов  этого  времени.  Сроки
создания произведения  уточняются в письме Н. С. Лескова к Н. Н. Страхову от
6 марта 1865 года: "У меня есть повесть, почти роман, вовсе не тенденциозный
и  совсем отделанный отчетливо,- называется  "Всяк своему  нраву работает",-
писал  Лесков  (Отдел  рукописей и  редкой книги  Государственной  публичной
библиотеки имени М. Е. Салтыкова Щедрина).
     Роман автобиографичен. В нем,  в частности, нашли отражение впечатления
от пребывания в  Париже, жизненные перипетии в  связи с неудачной  женитьбой
Лескова  на Ольге Васильевне Смирновой  (ее можно рассматривать как прототип
жены  Долинского), воспоминания  о  Киеве, где Лесков  провел  молодые годы.
Вместе с тем здесь отчасти продолжается  антинигилистическая линия "Некуда",
о  чем  свидетельствуют,  например, действующие  в нескольких  его  эпизодах
нигилисты  с  неблагозвучными  фамилиями  Вырвич  и Шпандорчук. Полемическая
заостренность  ощущается  в  противопоставлении   мастерской   при  магазине
лесковской  героини  Анны  Михайловны  и  предприятия  Веры  Павловны  ("Что
делать?" Н. Г. Чернышевского).
     В  "Обойденных"  появляется  и  новая  для  Лескова   тема   искусства,
впоследствии  ставшая одной из основных в  его творчестве (в "Островитянах",
"Тупейном художнике", "Чертовых куклах" и  др.). Интерес писателя к  истории
изобразительного  искусства  проявляется, в  частности, в  том,  что завязка
романа  происходит  в стенах  Лувра, где  впервые встречаются  герои  романа
Долинский, Дора и ее сестра. Не случайно упоминаются имена  любимых Лесковым
художников:  испанца  Мурильо  и   француза  Жироде   Триозона:  их  картины
способствуют   раскрытию  внутреннего  мира  лесковских   героев,   как   бы
предвосхищая развитие их отношений  и судеб. В "Обойденных" сделана  попытка
поставить вопрос о  содержании и направлении  искусства  в  спорах художника
Журавки с  нигилистами Вырвичем и Шпандорчуком, которые  "вообще говорили об
искусстве  неуважительно".  Однако  об эстетических  взглядах  той  и другой
стороны сказано глухо.
     Следует  отметить  интерес  писателя  к  характеру "русского  богемца",
представленного  в  романе  носителем определенных  нравственных  ценностей.
Основная нравственная коллизия романа -  проблема любовного  треугольника  -
Долинского, Анны Михайловны  и Доры  - воспринимается сквозь  призму  оценок
художника  Журавки.  В авторском  отступлении  в начале второй части  Лесков
публицистически открыто заявляет, что  Журавку, героя-художника, "маленького
человека  с просторным  сердцем",  предпочитает всякому другому,  способному
стать  действующим  лицом в  романе.  Однако  комическая  обрисовка  Журавки
снижает   этот  образ  до   уровня  "карикатурного   идеала".   Не  случайно
чудаковатость  "художественного  сердца"  Журавки,  его увлеченность  идеями
свободной любви повторяются в  герое позднего романа "Чертовы куклы" - Пике,
которого  Лесков осудит за "безнатурность" и неумение отрешиться от мелочной
суетности жизни.
     Стр. 3. ...мурильевской Мадонны... - Мурильо, Бартоломе Эстебан (1618 -
1682), испанский живописец: речь идет о его картине "Пресвятая дева Росарио"
(1645-1650).
     Только в первой зале...  - Экспозиция картинных галерей Лувра в  XIX в.
не совпадает с современной.
     ...ужасной  картиной  потопа...  -  вероятно,  имеется  в виду  картина
французского живописца начала XIX в Жироде де Руси-Триозона  Анн-Луи (1767 -
1824) "Сцена потопа" (Салон 1806 г.).
     ...перед  картиной изображающей  юношу и  аскета, погребающих в пустыне
молодую красавицу...  - здесь  описана  картина Жироде Триозона  "Погребение
Аталы"  (Салон  1808  г., Лувр) на сюжет повести писателя  романтика  Ф.  Р.
Шатобриана "Атала" (1801).
     Ундина,  никса  -  мифические  существа, имеющие  облик юных  красавиц,
согласно поверьям  живущие в воде; выйдя замуж за смертного мужчину и  родив
ребенка в таком браке, получают человеческую душу.
     Стр. 5. ...близ св. Магдалины... - то есть церкви Мадлен, фасад которой
напоминает античный храм. Строилась и перестраивалась в 1764 - 1842 гг.
     Стр.  6.  Одеон  -  (парижский)  театр   в  неоклассическом   стиле,  с
полукруглой площадью перед ним. Построен в 1779-1782 гг.
     Стр. 7.  Латинский квартал - местность в Париже, на левом берегу  Сены,
где  находится университет - Сорбонна (основан в 1253 г.). Название квартала
возникло вследствие того, что латинский язык был общим для проживающих здесь
студентов из разных стран.
     Потемкин Таврический  Г. А. (1739 - 1791)  -  русский государственный и
военный деятель, фаворит и ближайший помощник императрицы Екатерины II.
     ...его вельможеских  пирах... - "Серальный разврат" этой эпохи описан в
анонимном памфлете "Пансалвин, князь тьмы" (М., 1809).
     ...северной Пальмиры...  - то есть Петербурга. Пальмира - древний город
на территории Сирии, ставший олицетворением красоты и роскоши.
     Стр.  8.  Рауль  Синяя  борода  -  герой старинной  французской сказки,
известной  в переложении  Шарля Перро (1628  - 1703).  Синяя борода умертвил
шесть жен за то, что они вопреки его  запрету входили в его кабинет, седьмая
жена в роковую минуту была спасена твоими тремя братьями.
     Стр. 10. Эолова арфа - ящик с настроенными в унисон струнами, издающими
от ветра мелодические звуки.
     ...как владыка Морвены - т. е. владыка  древнего  могучего  государства
северо-западной Шотландии, опоэтизированного Джеймсом Макферсоном в  "Поэмах
Оссиана" (1760).
     Стр. 11. Могучий Орсал... - вероятно Ордал. Имя властелина Морвены (см.
прим.  к стр.  10), созданное В. А. Жуковским ("Эолова  арфа") на  основании
имен оссиановских поэм.
     Стр.  12. Ликтор - страж при  высших должностных лицах в  Древнем Риме.
Ликторы имели в руках связку прутьев.
     Стр. 18. ...у Вашета... - видимо, в кафе "Ле  Вашетт" вблизи Латинского
квартала.
     Стр. 20. Магдебургское право - юридический кодекс XIII в., закреплявший
право горожан на самоуправление. Право это возвращено Киеву в 1802 г.
     Стр. 21.  ...в  нескольких шагах  от  златоверхой  лавры... -  то  есть
Киево-Печерского монастыря (основан в XI в.).
     Филаретовское  милосердие - то  есть такое, как у Филарета Милостивого,
византийского святого,  лившего в VIII в. По преданию, Филарет был  богат  и
делился своим  имуществом с  каждым нуждавшимся.  За  доброту  и щедрость он
пользовался  популярностью и  известностью в  Древней Руси.  Житие  Филарета
неоднократно переводилось с греческого на русский язык.
     Стр. 22. Сирин, Ефрем (IV в) - один из учителей церкви; составленные им
молитвы вошли в богослужебное употребление.
     Дамаскин, Иоанн (ок.  675 - до 753) - знаменитый автор многих трудов по
философии  и  богословию. Известен  как сочинитель "златоструйных" церковных
песнопений.
     ...звук лаврского  полиелейного  колокола... - колокольный  звон  перед
полиелейем - торжественной ч