Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
321 -
322 -
323 -
324 -
325 -
326 -
327 -
328 -
329 -
330 -
331 -
332 -
333 -
334 -
335 -
336 -
337 -
338 -
339 -
340 -
341 -
342 -
343 -
344 -
345 -
346 -
347 -
348 -
349 -
350 -
351 -
352 -
353 -
354 -
355 -
356 -
357 -
358 -
359 -
360 -
361 -
362 -
363 -
364 -
365 -
366 -
367 -
368 -
369 -
370 -
371 -
372 -
373 -
374 -
375 -
376 -
377 -
378 -
379 -
380 -
381 -
382 -
383 -
384 -
385 -
386 -
387 -
388 -
389 -
390 -
391 -
392 -
393 -
394 -
395 -
396 -
397 -
398 -
399 -
400 -
401 -
402 -
403 -
404 -
405 -
406 -
407 -
иров искалечило: одному ногу переломило, другому -
руку. Были это люди молодые, только что окончившие университетский курс и
ехавшие в в губернский город на службу, один - товарищем председателя,
другой - чиновником особых поручений к губернатору. Спиридонов забрал их
обоих к себе в дом и начал лечить и вылечил, и пока они были опасны, сам не
пил, а как те стали обмогаться, он опять за свое. "Теперь Лете, - говорит, -
не скучно, ее есть кому забавлять", - и точно нарочно от нее стал
отдаляться; а из пациентов богатый молодой человек, по фамилии Рупышев, этим
временем страстно влюбился в Летушку. Уже оба эти больные и выздоровели, и
все не едут: одного магнит держит, другой для товарища сидит, да и сам тоже
неравнодушен. Но, наконец, стали они собираться ехать и захотели
поблагодарить хозяина, а его нет, нет и день, и два, - и три, и ночевать
домой не ходит, все сидит у дьякона. Ну, просто сам наводит руками жену Бог
весть на что.
- На что же он ее наводил? - перебила Бодростина, смеясь и тихо дернув
под столом за полу сюртука Висленева. Но Водопьянов словно не слыхал этого
вопроса и продолжал:
- В городе давно уже это так и положили, что Лета мужа не любит и
потому ей все равно, а он ее рад бы кому-нибудь с рук сбыть. Чем же он
занимался у дьякона? Рупышев, уезжая, пошел к ним, чтобы посмотреть,
проститься и денег ему дать за лечение и за хлеб за соль. Приходит; на дворе
никого, в сенях никого и в комнатах никого, все вокруг отперто, а живой души
нет. Но только вдруг слышит он тупые шаги, как босиком ходят, и видит, идет
лекарь, как мать родила, на плече держит палку от щетки, а на ней наверху
трезубец из хворостинки. Идет и не смотрит на гостя, и обошел вокруг печки и
скрылся в другую комнату, а чрез две минуты опять идет сзади и опять
проходит таким же манером. "Доктор! - зовет Рупышев, - доктор! Александр
Иваныч!" - а Спиридонов знай совершает свое течение. Рупышев опять к нему,
да уж с докукой, а тот, не останавливаясь и не оборачиваясь в его сторону,
отвечает: "Оставьте меня, я Нибелунг", - и пошел далее. "Фу ты, черт возьми,
до чего человек допился!" - думает гость, а между тем из-под стола кто-то
дерг его за ногу. Смотрит Рупышев, а под столом сидит дьякон.
- Дразните, - говорит, - меня, я медведь. Гость-то его и утешь, и
подразни.
- "Р-р-р-р-р!" - говорит, - да ногой и мотнул, а дьякон его как хватит
за ногу, да до кости прокусил, и стало опять его нужно лечить от дьяконова
укушения. Тут-то Рупышев с Летушкой и объяснился. Она его выслушала спокойно
и говорит: "Не ожидала, чтобы вы это сделали".
- Да будто, - говорит, - вы вашего мужа любите? - "А я, - отвечает
Летушка, - разве вам про это позволяла что-нибудь говорить?" - И при этом
попросила, чтоб он об этом больше никогда и речи не заводил. Вот этот
Рупышев и поехал, да ненадолго: стал он часто наезжать и угождениям его
Летушке и конца не было. Чего он ей ни дарил, чего ни присылал, и наконец в
отставку вышел и переехал жить к ним в город, и все знали, что это для
Летушки. Спиридонов его принимал радушно и сам к нему хаживал, и жизнь шла
опять постарому. Придет Спиридонов ночью домой, прокрадется тихонько, чтобы
не разбудить Летушку, и уснет в кабинетике, та и не знает, каков он
вернулся.
Но вдруг Лета заподозрела, что Рупышев ее мужа нарочно спаивает, потому
что Спиридонов уж до того стал пить, что начал себя забывать, и раз приходит
при всех в почтовую контору к почтмейстеру и просит: "У меня, - говорит, -
сердце очень болит, пропишите мне какую-нибудь микстуру". Рупыщев
действительно нарочно его спаивал, и Лета в этом не ошибалась.
Пошел раз лекарь к Рупышеву, и нет его, и нет, а ночь морозная и по
улицам носится поземная метель. Не в редкость это случалось, но только у
Леты вдруг стала душа не на месте. Целую ночь она и спит и не спит: то
кто-то стучит, то кто-то царапается и вдруг тяжелый-претяжелый человек вошел
и прямо повалился в кресло у ее кровати и захрапел. Летушка так и обмерла,
проснулась, а возле постели никого нет, но зато на пороге стоит человек в
плаще, весь насквозь, как туман, светится и весело кланяется. Она его
впросоньи спросила: "Кто вы и что вам нужно?" А он ей покивал и говорит: "Не
робей, я поправился!" Это было перед рассветом, а на заре пришли люди и
говорят: "Лекаря неживого нашли, заблудился и в канаве замерз".
- Ну-с, - подогнала рассказчика Бодростина.
- Ну-с, тут и увидели Лету, какая она. Она окаменела: "Нет, - говорит,
- нет, это благородство не могло умереть, - оно живо. Саша, мой Саша! приди
ко мне, мой честный Саша!"
Схоронили-с Спиридонова. Лета осталась без всяких средств; Поталеев ее,
впрочем, не допускал до нужды, от него она брала, а Рупышеву и все его
прежние подарки отослала назад. Рупышев долго выбирал время, как ей сделать
предложение, и наконец сделал, но сделал его письменно. Летушка что же ему
ответила? "Было время, - написала она, - что вы мне нравились, и я способна
была увлечься вами, а увлечениям моим я не знаю меры, но вы не умели уважать
благороднейшего моего мужа, и я никогда не пойду за вас. Не возвращайтесь ко
мне ни с каким предложением: я вечно его, я исполню мой долг, если только в
силах буду сравняться с его мне одной известным, бесконечным великодушием и
благородством".
После этого Летушка ни самого Рупышева не приняла, ни одного его письма
не распечатала и вскоре же, при содействии Поталеева, уехала к своим в
Москву. А в Москве все та же нужда, да нужда, и все только и живы, что
поталеевскими подаяниями. Поталеев ездит, останавливается и
благодетельствует. Проходит год, другой, Лета все вдовеет. Вот Поталеев ей и
делает вновь предложение. Лета только усмехнулась. А Поталеев и говорит:
- Что это значит? Как я должен понимать вашу улыбку?
- Да ведь мне вам отказать нельзя, - отвечает Лета, - вы всем нам
помогали... да... вы моего Сашу любили...
- Именно-с любил.
Лета повесила голову и проговорила:
- Саша мой, научи меня, что я сделаю, чтобы быть достойною тебя? И с
этим она вдруг вздрогнула, как будто кого увидала, и рука ее, точно
брошенная чужою рукой, упала в руку Поталеева.
- Иду! - прошептала она, - вы меня купили! - Да, так-с и вышла за
Поталеева и стала госпожой Поталеевой, да тем и самого Поталеева перепугала.
Он жил с нею не радовался, а плакал, да служил панихиды по Спиридонове
и говорил: "Как могло это статься! Нет, с ним нельзя бороться, он мертвый
побеждает".
- Летушка! Лета! - допрашивал он жену, - кто же он был для вас? Где же
тот ваш проступок, о котором вы девушкой сказали в Москве?
- Старину вспомнил! Напрасно тогда не женился на ней, на девушке? -
вставил Висленев.
- Нет-с, дело-то именно в том, что он женился на девушке-с! - ответил с
ударением Водопьянов. - Скоро Лета нагнала ужас на весь деревенский дом
своего второго мужа: она все ходила, ломала руки, искала и шептала: "Саша!
Пустите меня к Саше!" Есть у Летушки кофточки шитые и шубки дорогие, всего
много, но ничего ее не тешит. Ночью встанет, сидит на постели и шепчет:
"Здравствуй, милый мой, здравствуй!" Поталеев не знает, что и делать! Прошло
так с год. Вот и съехались раз к Поталееву званые гости. Летушку к ним,
разумеется, не выпустили, но она вдруг является и всем кланяется.
"Здравствуйте, - говорит, - не видали ли вы моего Сашу?" Гости, понятно,
смутились.
- Впрочем, Саша идет уж, идет, идет, - лепетала, тоскуя, Лета.
- Поди к себе наверх! - сказал ей строго муж, но она отворотилась от
него и, подойдя к одному старому гостю, который в это время нюхал табак,
говорит:
- Дайте табаку!
Тот ей подал.
- Вы богаты?
- Богат, - отвечает гость.
- Так купите себе жену и...
- Но нет-с, - заключил рассказчик, - я эту последнюю сцену должен
пояснить вам примером.
При этом Водопьянов встал, вынул из бокового кармана большую
четырехугольную табакерку красноватого золота и сказал: "Это было так: она
стояла, как я теперь стою, а гости от нее в таком же расстоянии, как вы от
меня. Поталеев, который хотел взять ее за руку, был ближе всех, вот как от
меня г. Висленев. Старик гость держал в руке открытую табакерку... Теперь
Лета смотрит туда... в окно... там ничего не видно, кроме неба, потому что
это было наверху в павильоне. Ровно ничего не видно. Смотрите, Лариса
Платоновна, вон туда... в темную дверь гостиной... Вы не боитесь глядеть в
темноту? Есть люди, которые этого боятся, оно немножко и понятно... Впрочем,
вы ничего не видите?
- Ничего не вижу, - отвечала, улыбаясь, Лариса.
- Она точно так же ничего не видала, и вдруг Лета рукой щелк по руке
старика, - и с этим Сумасшедший Бедуин неожиданно ударил Висленева по руке,
в которой была табакерка, табак вздетел; все, кроме отворотившейся Ларисы,
невольно закрыли глаза. Водопьянов же в эту минуту пронзительно свистнул и
сумасшедшим голосом крикнул: "Сюда, малютка! здесь Испанский Дворянин!" - и
с этим он сверкнул на Ларису безумными глазами, сорвал ее за руку с места и
бросил к раскрытой двери, на пороге которой стоял Подозеров.
Лариса задрожала и бросилась опрометью вой, а Водопьянов спокойно
закончил:
- Вот как все это было! - и с этим вышел в гостиную, оттуда на балкон и
исчез в саду.
Глава шестая
Не перед добром
Андрей Иванович Подозеров, войдя чрез балкон и застав все общество в
наугольной Бодростинского дома, среди общего беспорядочного и непонятного
движения, произведенного табаком Сумасшедшего Бедуина, довольно долгое время
ничего не мог понять, что здесь случилось. Лариса кинулась к нему на самом
пороге и убежала назад с воплем и испугом. Горданов, Висленев и Бодростина,
в разных позах, терли себе глаза, и из них Горданов делал это спокойно,
вытираясь белым фуляром, Висленев вертелся и бранился, а Бодростина
хохотала.
- Это черт знает что! - воскликнул Висленев, первый открыв глаза, и,
увидев Подозерова, тотчас же отступил назад.
- Я вам говорила, что покажу вам настоящий антик, - заметила
Бодростина, - надеюсь, вы не скажете, что я вас обманула, - и с этим она
тоже открыла глаза и, увидав гостя, воскликнула: - Кого я вижу, Андрей
Иваныч! Давно ли?
- Я только вошел, - отвечал Подозеров, подавая ей руку и сухо кланяясь
Висленеву и Горданову, который при этом сию же минуту встал и вышел в другую
комнату.
- Вы видели, в каком мы были положении? Это "Сумасшедший Бедуин" все
рассказывал нам какую-то историю и в заключение засыпал нас табаком. Но где
же он? Где Водопьянов?
- Черт его знает, он куда-то ушел! - отвечал Висленев.
- Ах, сделайте милость, найдите его, а то он, пожалуй, исчезнет.
- Прекрасно бы сделал.
- Ну, нет; я расположена его дослушать, история не кончена, и я прошу
вас найти его и удержать.
Висленев пожал плечами и вышел.
- Стареюсь, Андрей Иванович, и начинаю чувствовать влечение к
мистицизму, - обратилась Бодростина к Подозерову.
- Что делать? платить когда-нибудь дань удивления неразрешимым тайнам -
удел почти всеобщий.
- Да; но Бог с ними, эти тайны, они не уйдут, между тем как vous
devenez rare соmmе le beau jour {Вы появляетесь так же редко, как ясный день
(фр.).}. Мы с вами ведь не видались сто лет и сто зим!
- Да; почти не видались все лето.
- Почти! по-вашему, это, верно, очень мало, а по-моему, очень много.
Впрочем, счеты в сторону: je suis ravie {Я в восторге (фр.).}, что вас вижу,
- и с этим Бодростина протянула Подозерову руку.
- Я думала или, лучше скажу, я была даже уверена, что мы с вами более
уже не увидимся в нашем доме, и это мне было очень тяжело, но вы, конечно, и
тогда были бы как нельзя более правы. Да! обидели человека, наврали на него
с три короба и еще ему же реприманды едут делать. Я была возмущена за вас до
глубины души, и зато из той же глубины вызываю искреннюю вам
признательность, что вы ко мне приехали.
Она опять протянула ему свою руку и, удерживая в своей руке руку
Подозерова, продолжала:
- Вы вознаградили меня этим за многое.
- Я вознагражден уж больше меры этими словами, которые слышу, но, -
добавил он, оглянувшись, - я здесь у вас по делу.
- Без но, без но: вы сегодня мой милый гость, - добавила она, лаская
его своими бархатными глазами, - а я, конечно, буду не милою хозяйкой и
овладею вами. - Она порывисто двинулась вперед и, встав с места, сказала, -
я боюсь, что Висленев лукавит и не пойдет искать моего Бедуина. Дайте мне
вашу руку и пройдемтесь по парку, он должен быть там.
В это время Бодростина, случайно оборотясь, заметила мелькнувшую в
коридоре юбку Ларисиного платья, но не обратила на это, по-видимому,
никакого внимания.
- У меня по-деревенски ранний ужин, но не ранняя ночь: хлеб-соль
никогда не мешает, а сон, как и смерть, моя антипатия. Но вы, мне кажется,
намерены молчать... как сон, который я припомнила. Если так, я буду смерть.
- Вы смерть!.. Полноте, Бога ради!
- А что?
- Вы жизнь!
- Нет, смерть! Но вы меня не бойтесь: я - смерть легкая, с прекрасными
виденьями, с экстазом жизни. Дайте вашу руку, идем.
С этим она облокотилась на руку гостя и пошла с ним своею бойкою
развалистою походкой чрез гостиную в зал. Здесь она остановилась на одну
минуту и отдала дворецкому приказание накрыть стол в маленькой портретной.
- Мы будем ужинать en petite comite {В тесном кругу (фр.).}, - сказала
она, и, держа под руку Подозерова, вернулась с ним в большую темную
гостиную, откуда был выход на просторный, полукруглый балкон с двумя
лестницами, спускавшимися в парк. В наугольной опять мелькнуло платье
Ларисы.
- Ax, ecoute, дружочек Лара! - позвала ее Бодростина, - j ai un petit
mot a vous dire {Послушайте... мне нужно сказать вам словечко (фр.).}; у
меня разболелась немножко голова и мы пройдемся по парку, а ты, пожалуйста,
похозяйничай, и если где-нибудь покажется Водопьянов, удержи его, чтоб он не
исчез. Он очень забавен. Allons {Пойдемте (фр.).}, - дернула она Подозерова
и, круто поворотив назад, быстрыми шагами сбежала с ним по лестнице и
скрылась в темноте парка.
Лариса все это видела и была этим поражена. Эта решительность и
смелость приема ее смущала, и вовсе незнакомое ей до сих пор чувство по
отношению к Подозерову щипнуло ее за сердце; это чувство было ревность. Он
принадлежал ей, он ее давний рыцарь, он был ее жених, которому она, правда,
отказала, но... зачем же он с Бодростиной?.. И так явно. В Ларисе заиграла
"собака и ее тень". Притом ей стало вдруг страшно; она никогда не гостила
так долго у Бодростиной; ее выгнали сюда домашние нелады с теткой, и теперь
ей казалось, что она где-то в плену, в злом плену. Собственный дом ей
представлялся давно покинутым раем, в который уже нельзя вернуться, и бедная
девушка, прислонясь лбом к холодному стеклу окна, с замирающим сердцем
думала: пусть вернется Подозеров, и я скажу ему, чтоб он взял меня с собой,
и уеду в город.
- Где вы и с кем вы? - произнес в это мгновение за нею тихий и
вкрадчивый голос.
Она вздрогнула и, обернувшись, увидала пред собою Горданова.
- Вы меня, кажется, избегаете? - говорил он, ловко заступая ей дорогу
собою и стулом, который взял за спинку и наклонил пред Ларисой.
- Нимало, - отвечала Лариса, но голос ее обличал сильное беспокойство;
она жалась всем телом, высматривая какой-нибудь выход из-за устроенной ей
баррикады.
- Мне необходимо с вами говорить. После того, что было вчера вечером в
парке...
- После того, что было вчера между нами, ни нынче и никогда не может
быть ни о чем никакого разговора.
- Оставьте этот тон; я знаю, что вы говорите то, чего не чувствуете.
Сделайте милость, ради вас самой, не шутите со мною. Лариса побледнела и
отвечала:
- Оставьте меня, Павел Николаевич, примите стул и дайте мне дорогу.
- А-а! Я вижу, вы в самом деле меня не понимаете!
- Я не желаю вас понимать, пропустите меня или я позову брата! -
сказала Лариса.
- Ваш брат волочится за госпожой дома, которая в свою очередь волочится
за вашим отставным женихом, но это все равно, оставим их прогуливаться. Мы
одни, и я должен вам сказать, что мы должны объясниться...
- Чего же вы требуете от меня? - продолжала Лариса с упреком. - Не
стыдно ли вам не давать покоя девушке, которая вас избегает и знать не
хочет.
- Нет, тысячу раз нет! вы меня не избегаете, вы лжете.
- Горданов! - воскликнула гневно обиженная Лариса.
- Что вы?.. Я вас не оскорбил: я говорю, что вы лжете самим себе. Не
верите? Я представляю на это доказательства. Если бы вы не хотели меня
знать, вы бы уехали вчера и не остались на сегодня. Бросьте притворство.
Наша встреча - роковая встреча. Нет силы, которая могла бы сдержать страсть,
объемлющую все существо мое. Она не может остаться без ответа. Лариса, ты
так мне нравишься, что я не могу с тобой расстаться, но и не могу на тебе
жениться... Ты должна меня выслушать!
Лариса остолбенела.
Горданов не понял ее и продолжал, что он не может жениться только в
течение некоторого времени и опять употребил слово "ты".
Лариса этого не вынесла:
- "Ты!" - произнесла она, вся вспыхнув, и, рванувшись вперед,
прошептала задыхаясь: - пустите! - Но одна рука Горданова крепко сжала ее
руку, а другая обвила ее стан.
- Ты спрашиваешь, что хочу я от тебя: тебя самой!
- Нет, нет! - отрицала с закрытым лицом Лариса. - Но Бога ради! Как
милости, как благодеяния, прощу вас: прекратите эту сцену. Умоляю вас: не
обнимайте же меня по крайней мере, не обнимайте, я вам говорю! Все двери
отперты...
- Вы мне смешны... дверей боитесь! - ответил Горданов и сжав Ларису,
хотел поцеловать ее.
Но в эту же минуту чья-то сильная рука откинула его в сторону. Он даже
не мог вдруг сообразить, как это случилось, и понял все только, оглянувшись
назад и видя пред собою Подозерова.
- Послушайте! - прошипел Горданов, глядя в горящие глаза Андрея
Ивановича. - Вы знаете, с кем шутите?
- Во всяком случае с мерзавцем, - спокойно молвил Подозеров. Лариса
вскрикнула и, пользуясь суматохой, убежала.
- Вы это смеете сказать? - подступал Горданов.
- Смею ли я?
- Вы знаете?.. вы знаете!.. - шептал Горданов.
- Что вы подлец? о, давно знаю, - произнес Подозеров.
- Это вам не пройдет так. Я не кто-нибудь... Я...
- Прах, ходящий на двух лапках! - произнес за ним голос Водопьянова, и
колоссальная фигура Сумасшедшего Бедуина стала между противниками с
распростертыми руками. Подозеров повернулся и вышел.
Павел Николаевич постоял с минуту, закусив губу. Фонды его заколебались
в его дальновидном воображении.
"Скандал! во всяком разе гадость... Дуэль... пошлое и опасное
средство... Отказаться, как это делают в Петербурге... но здесь не
Петербург, и прослывешь трусом... Что же делать? Неужто принимать... дуэль
на равных шансах для обоих?.. нет; я разочтусь иначе", - решил Горданов.
Глава седьмая
Краснеют стены
Богато сервированный ужин был накрыт в небольшой квадратной зале,
оклеенной красными обоями и драпированной красным штофом, меж которыми
висели старые портреты.
Глафи