Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
321 -
322 -
323 -
324 -
325 -
326 -
327 -
328 -
329 -
330 -
331 -
332 -
333 -
334 -
335 -
336 -
337 -
338 -
339 -
340 -
341 -
342 -
343 -
344 -
345 -
346 -
347 -
348 -
349 -
350 -
351 -
352 -
353 -
354 -
355 -
356 -
357 -
358 -
359 -
360 -
361 -
362 -
363 -
364 -
365 -
366 -
367 -
368 -
369 -
370 -
371 -
372 -
373 -
374 -
375 -
376 -
377 -
378 -
379 -
380 -
381 -
382 -
383 -
384 -
385 -
386 -
387 -
388 -
389 -
390 -
391 -
392 -
393 -
394 -
395 -
396 -
397 -
398 -
399 -
400 -
401 -
402 -
403 -
404 -
405 -
406 -
407 -
учится к тебе в сердце.
- А я не пущу.
- Пустишь, и сам позовешь, скажешь: "взойди и сотвори обитель".
Вышла маленькая пауза.
- И Сашина свадьба тоже судьба? - спросила Лариса.
- А еще бы! - отвечала живо Форова. - Почем ты знаешь... может быть,
она приставлена к Вере за молитвы покойной Флорушки.
- Ах, полноте, тетя! - воскликнула Лариса. - Я знаю эти "роковые
определения"!
- Неправда, ничего ты не знаешь!
- Знаю, что в них сплошь и рядом нет ничего рокового. Неужто же вы
можете ручаться, что не встреться дядя Филетер Иванович с вами, он никогда
не женился бы ни на ком другом?
- Ну, на этот раз, жена, положительно говори, что никогда бы и ни на
ком, - отвечал Форов.
- Ну, не женились бы вы, например, на Александрине?
- Ни за что на свете.
- Браво, браво, Фидетер Иванович, - воскликнула, смеясь, Синтянина.
- А почему? - спросила Лариса.
- Вы всегда все хотите знать "почему"? Бойтесь, этак скоро
состареетесь.
- Но я не боюсь и хочу знать: почему бы вы не женились на Саше?
- Говорите, Филетер Иванович, мне уж замуж не выходить, - вызвала
Синтянина.
- Ну, извольте: Александра Ивановна слишком умна и имеет деспотический
характер, а я люблю свободу.
- Не велик комплимент тете Кате! Ну, а на мне бы вы разве не женились?
Я ведь не так умна, как Александрина.
- На вас?
- Да, на мне.
Форов снял фуражку, три раза перекрестился и проговорил}
- Боже меня сохрани!
- На мне жениться?
- Да, на вас жениться: сохрани меня грозный Господь Бог Израилев,
карающий сыны сынов даже до седьмого колена.
- Это отчего?
- Да разве мне жизнь надоела!
- Значит, на мне может жениться только тот...
- Тот, кто хочет ада на земле, в надежде встретиться с вами там, где
нет ни печали, ни воздыхания.
- Вот одолжил! - воскликнула, рассмеявшись, Лариса, - ну, позвольте,
кого бы вам еще из наших посватать?
- Глафиру Васильевну Бодростину, - подсказал, улыбаясь, Подозеров.
- Ах, в самом деле Бодростину! - подхватила Лариса.
- Кого ни сватайте, все будет напрасно.
- Но вы ее кавалер "лягушки".
- "Золотой лягушки", - отвечал Форов, играя своим ценным брелоком. -
Глафире Васильевне охота шутить и дарить мне золото, а я философ и беру сей
презренный металл в каком угодно виде, и особенно доволен, получая кусочек
золота в виде этого невинного создания, напоминающего мне поколение людей,
которых я очень любил и с которыми навсегда желаю сохранить нравственное
единение. Но жениться на Бодростиной... ни за что на свете!
- На ней почему же нет?
- А почему? Потому, что мне нравится только особый сорт женщин: умные
дуры, которые, как все хорошее, встречаются необыкновенно редко.
- Так это я, по-твоему, дура? - спросила, напуская на себя строгость,
Катерина Астафьевна.
- А уж, разумеется, не умна, когда за меня замуж пошла, - отвечал
Форов. - Вот Бодростина умна, так она в золотом терему живет, а ты под
соломкою.
- Ну, а бодростинская золотая лягушка-то что же вам такое милое
напоминает? - дружески подшучивая над майором, спросил Подозеров.
- Золотая лягушка напоминает мне золотое время и прекрасных умных
дураков, из которых одних уж нет, а те далеко.
- Она напоминает ему моего брата Жозефа, - сказала Лариса.
- Ну, уж это нет-с, - отрекся майор.
- Почему же нет? Брат мои разве не женился по принципу, не любя
женщину, для того только, чтобы "освободить ее от тягости отцовской власти",
- сказала Лариса, надуто продекламировав последние шесть слов. Надеюсь, это
мог сделать только "умный дурак", которых вы так любите.
- Нет-с; умные дураки этого не делали, умные дураки, которых я люблю,
на такие вздоры не попадались, а это мог сделать глупый умник, но я с этим
ассортиментом мало знаком, а, впрочем, вот поразглядим его!
- Как это поразглядите? Разве вы его надеетесь скоро видеть?
- А вы разве не надеетесь дожить до той недели?
- Что это за шарада? - спросила в недоумении Лариса.
- Как же, ведь он на днях приедет.
- Как на днях?
- Разумеется, - отвечал Форов. - Мой знакомый видел его в Москве; он
едет сюда.
Присутствующие переглянулись.
"Это что-нибудь недоброе!" - мелькнуло во взгляде Ларисы, брошенном на
Синтянину; та поняла, и сама немного изменясь в лице, сказала майору:
- Филетер Иванович, вы совсем бестолковы.
- Чем-с? Чем я бестолков?
- Да что же это вы нам открываете новости по капле?
- Чем же я бестолковее вас, которые мне и по капле не открыли, что вы
этого не знаете?
- Откуда же мы могли это знать?
- А разве он не писал об этом Ларисе Платоновне?
- Ничего он не писал ей.
- Ну, а я почему мог это знать?
- Но вы, Филетер Иваныч, шутите это или вправду говорите, что он вдет
сюда? - спросила серьезно Лариса.
По дорожке, часто семеня маленькими ногами, шла девочка лет двенадцати,
остриженная в кружок и одетая в опрятное ситцевое платье с фартучком. В
руках она держала круглый поднос, и на нем запечатанное письмо.
Лариса разорвала конверт.
- Вы отгадали, это от брата, - сказала она и, пробежав маленький
листок, добавила: - все известие заключается вот в чем (она взяла снова
письмо и снова его прочитала): "Сестра, я еду к тебе; через неделю мы
увидимся. Приготовь мне мою комнату, я проживу с месяц. Еду не один, а с
Гор..."
- Не могу дальше прочесть, с кем он едет, - заключила она, передавая
письмо Синтяниной.
- Не прочтете ли вы, Филетер Иванович? Форов посмотрел на указанную ему
строчку и, качнув отрицательно головой, передал письмо Подозерову.
- "Горданов", - прочел Подозеров, возвращая письмо Ларисе.
- Так вот он как будет называться ваш рок! - воскликнул майор.
- Филетер Иванович, вы несносны! - заметила ему с неудовольствием
Синтянина, кинув взгляд на немного смущенного Подозерова.
- А я говорю только то, что бывает, - оправдывался майор, - братья
всегда привозят женихов, как мужья сами вводят любовников...
- А что это за Горданов? - сухо спросила Лариса.
- Я, кажется, немножко знаю его, - отвечал Подозеров. - Он помещик
здешней губернии и наш сверстник по университету... Я его часто видел в доме
некиих господ Фигуриных, где я давал уроки, а теперь у него здесь есть
дело с крестьянами о земле.
- Фигуриных! - воскликнула Лариса. - Вы видели его там? Он их знакомый?
- Кажется, даже родственник.
- Интересный господин? - полюбопытствовала Синтянина.
- М-мм! Как вам сказать...
Подозеров, казалось, что-то хотел сказать нехорошее о названном лице,
но переменил что-то и ответил:
- Не знаю, право, мы с ним как-то не сладились.
- А вы кого же у Фигуриных учили?
- Там были мальчик Петр и девочки Наташа и Алина.
- А вы эту Алину учили?
- Да; она уже была великонька, но я ее учил.
- Хороша она?
- Нет.
- Умна?
- Не думаю.
- Добра?
- Господь ее знает, девушки ведь почти все кажутся добрыми. У
малороссиян есть присловье, что будто даже "все панночки добры".
- "А только откуда-то поганые жинки берутся?" - докончил Форов.
- Эта Алина теперь жена моего брата.
- В таком случае малороссийское присловье прочь.
- Лариса, взгляни, - перебила дрогнувшим голосом Синтянина, глядя на ту
дорожку, по которой недавно девочка принесла письмо от Висленева. Лариса
обернулась.
- Что там такое?
Синтянина бледнела и не отвечала.
По длинной дорожке от входных ворот шел высокий, статный мужчина. Он
был в легком сером пиджаке и маленькой соломенной шляпе, а через плечо у
него висела щегольская дорожная сумочка. Сзади его в двух шагах семенила
давешняя девочка, у которой теперь в руках был большой портфель.
- Брат!.. Иосаф!.. Каков сюрприз! - вскрикнула Лариса, ступая с качелей
на землю.
И с этим она рванулась быстрыми шагами вперед и побежала навстречу
брату.
Глава четвертая
Без содержания
В наружности Иосафа Висленева не было ни малейшего сходства с сестрой:
он был блондин с голубыми глазами и очень маленьким носом. Лицо его нельзя
было назвать некрасивым и неприятным, оно было открыто и даже довольно
весело, но на нем постоянно блуждала неуловимая тень тревоги и печали.
Лариса встретилась с братом на половине дорожки, они обнялись и поцело-
вались.
- Ты не ждала меня так скоро, Лара? - заговорил Висленев.
- То есть я ждала тебя, Жозеф, но не сегодня; я только сейчас получила
твое письмо, что ты в Москве и едешь сюда с каким-то твоим товарищем.
- Да, с Гордановым.
- Он здесь с тобой? Лариса оглядела дорожку.
- Да, он здесь, то есть здесь в городе, мы вместе приехали, но он
остановился в гостинице. Я сам не думал быть сюда так скоро, но случайные
обстоятельства выгнали нас из Москвы раньше, чем мы собирались. Ты, однако,
не будешь на меня сердиться, что я этак сюрпризом к тебе нагрянул?
- Помилуй, что ты!
- Ну да, а я, видишь ли, ввиду этой скоропостижности, расчел, что мы
застанем тебя врасплох, и потому не пригласил Горданова остановиться у нас.
- Напрасно, я не бываю врасплох, и твоему гостю нашлось бы место.
- Ну, все равно; он не захотел ни стеснять нас, ни сам стесняться, да
тем и лучше: у него дела с крестьянами... нужно будет принимать разных
людей... Неудобно это!
- А по крестьянским делам самый влиятельный человек теперь здесь мой
добрый знакомый...
- Кто?
- Подозеров, твой товарищ.
- А-а! Я было совсем потерял его из виду, а он здесь; вот что значит
долго не переписываться.
Висленев чуть заметно поморщился и отер лоб платком.
- Подозеров кстати и теперь у меня, - продолжала Лариса. - Пойдем туда
или сюда, - показала она сначала на дом, а потом на конец сада, где
оставались гости.
- Да, - встрепенулся брат. - У тебя гости, мне это сказала девочка, я
потому и не велел тебя звать, а пошел сюда сам. Я уже умылся в гостинице и
на первый раз, кажется, настолько опрятен, что в качестве дорожного человека
могу представиться твоим знакомым.
- О, да, конечно! тем более, что это и не гости, а мои друзья; тут
Форовы.
Сегодня день рождения дяди.
- Ах, здесь бесценный Филетер Иваныч, - весело перебил Висленев. - А
еще кто?
- Жена его и Alexandrine Синтянина.
- И она здесь?
Висленев вспыхнул на минуту и тотчас же весело проговорил:
- Вот еще интереснейшая встреча!
- Ты должен был знать, что ты ее здесь встретишь.
- Представь, что это-то у меня и из ума вон вышло. Да, впрочем" что же
такое!
- Разумеется, ничего.
- Много немножко сразу: отставная дружба и изменившая любовь, но все
равно! А еще кто такой здесь у тебя?
- Больше никого.
- Ну и прекрасно. Пойдем. Возьми вот только мой портфель: здесь деньги
и бумаги, и потому я не хотел его там без себя оставить. Лариса приняла из
рук девочки портфель, и они, взявшись с братом под руку, пошли к оставшимся
гостям.
Здесь между тем хранилось мертвое молчание.
Феров, жена его, Подозеров и Синтянина, - все четверо теперь сидели
рядом на скамейке и, за исключением майора, который снова читал, все, не
сводя глаз, смотрели на встречу брата с сестрой. Катерина Астафьевна держала
в своей руке стынущую руку генеральши и постоянно ее пожимала, Синтянина это
чувствовала и раза два отвечала легким благодарным пожатием.
Брат и сестра Висленевы подходили. Катерина Астафьевна в это время
взяла из рук мужа книгу, кинула ее в траву, а сама тихо шепнула на ухо
Синтяниной: "Саша..."
- Ничего, - проговорила также шепотом Синтянина, - теперь все прошло.
Сделав над собою видимое усилие, она вызвала на лицо улыбку и весело
воскликнула навстречу Висленеву:
- Здравствуйте, Иосаф Платонович!
Гость неспешно подошел, с достоинством снял свою шляпу и поклонился
всем общим поклоном.
- Я вас первая приветствую и первая протягиваю вам руку, - проговорила
Синтянина.
Форова почувствовала в эту минуту, что вместе с последним словом другая
рука генеральши мгновенно согрелась.
Висленев, очевидно, не ждал такого приветствия; он ждал чего-нибудь
совсем в другом роде: он ждал со стороны отступницы смущения, но ничего
подобного не встретил. Конечно, он и теперь заметил в ней небольшую тревогу,
которой Александра Ивановна совсем скрыть не могла, но эта тревога так
смела, и Александра Ивановна, по-видимому, покушается взять над ним верх.
Висленев решил тотчас же отпарировать это покушение, но сделал
неосторожность.
Едва намеревался он, подав Синтяниной руку, поразить ее холодностью
взгляда, она посмотрела ему в упор и весело воскликнула:
- Однако как же вы быстро умели перемениться. Почти узнать нельзя!
Висленеву это показалось даже смешно, и он решил не сердиться, а
отшучиваться.
- Я думаю, я изменился, как и все, - отвечал он.
- Ну, нет, вы больше всех других, кого я давно не видала.
- Вам незаметно, а вы и сами тоже изменились и...
- Ну да, - быстро перебила его на полуслове генеральша, - конечно, года
идут и для меня, но между тем меня еще до сей поры никто не звал старухой,
вы разве первый будете так нелюбезны?
- Помилуй Бог! - отвечал, рассмеявшись, Висленев. - Я поражен, оставив
здесь вас скромным ландышем и видя вас теперь на том же самом месте...
- Не скажете ли пышною лилией?
- Почти. Но вот кто совсем не изменяется, так это Филетер Иванович! -
обратился Висленев к майору. - Здравствуйте, мой "грубый материалист"! Они
поцеловались.
- Ничего не переменился! Только нос разве немножко покраснел, -
воскликнул снова, обозревая майора, Висленев.
- Нос красен оттого, что у меня насморк вечный, как Вечный жид, -
отвечал Форов.
- А вам сегодня сколько стукнуло?
- Да пятьдесят два, девять месяцев.
- Девять месяцев? Ах, да, у вас ведь особый счет.
- Конечно, как следует.
- А дети у вас есть?
- Не знаю, но очень может быть, что и есть.
- И опять все врет, - заметила жена.
Висленев подал руку Катерине Астафьевне.
- Вас, тетушка, я думаю, можно и поцеловать?
- Если тебе, милый друг, не противно, сделай милость, поцелуемся.
Висленев и Катерина Астафьевна три раза поцеловались.
- Вы переменились, но немного.
- Как видишь, все толстею.
Иосаф Платонович обернулся к Подозерову, протянул и ему руку, и приняв
серьезную мину, посмотрел на него молча ласковым, снисходительным взглядом.
- Вы много изменились, - сказал Висленев, удерживая его руку в своей
руке.
- Да, все стареем, - отвечал Подозеров.
- "Стареем"! Рано бы еще стареть-то!
- Ну нет, пожалуй, и пора.
- Вот и пора! чуть стукнет тридцать лет, как мы уж и считаем, что мы
стареем. Вам ведь, я думаю, лет тридцать пять, не больше?
- Мне тридцать два.
- Изволите ли видеть, век какой! Вон у вас уже виски седые. А у меня
будет к вам просьба.
- Очень рад служить.
- То есть еще и не своя, а приятеля моего, с которым я приехал, Павла
Николаевича Горданова: с ним по лености его стряслось что-то такое вопиющее.
Он черт знает что с собой наделал: он, знаете, пока шли все эти пертурбации,
нигилистничанье и всякая штука, он за глаза надавал мужикам самые глупые
согласия на поземельные разверстки, и так разверстался, что имение теперь
гроша не стоит. Вы ведь, надеюсь, не принадлежите к числу тех, для которых
лапоть всегда прав пред ботинком?
- Решительно не принадлежу.
- Вы за крупное землевладение?
- Ни за крупное, ни за дробное, а за законное, - отвечал Подозеров.
- Ну в таком случае вы наша опора! Вы позволите нам побывать у вас на
днях?
- Сделайте милость, я дома каждое утро до одиннадцати часов.
- Впрочем... сестра! - обратился Висленев к Ларисе, удерживая в своей
руке руку Подозерова, - теперь всего ведь семь часов, не позволишь ли
попросить тебя велеть приготовить что-нибудь часам к одиннадцати?
- Охотно, брат, охотно.
В это время они прошли весь сад и стояли у террасы.
- Право, - продолжал Висленев, - что-нибудь такое, что Бог послал, что
напомнило бы святой обычай старины. Можно? Лариса кивнула в знак согласия
головою:
- Я очень рада.
- Так вот, Андрей Иваныч, - отнесся Висленев к Подозерову, - теперь
часочек я приберусь, сделаю кое-как мой туалет, отправлюсь и привезу с собой
моего приятеля, - он тут сирота, а к десяти часам позвольте вас просить
прийти побеседовать, вспомнить старину и выпить рюмку вина за упокой
прошлого и за многие лета грядущего.
- От таких приглашений, Иосаф Платонович, не отказываются; - отвечал
Подозеров.
- Вашу руку! - и Висленев, взяв руку Подозерова, крепко сжал ее в своей
руке и сказал: "До свидания".
Всем остальным гостям он поклонился общим поклоном и тоже от всех взял
слово вечером прийти к Ларисе на ужин.
Гости ушли.
Висленев, взойдя с сестрою и теткою в дом, направился прямо в свой
кабинет, где еще раз умылся и переоделся, прихлебывая наскоро поданный ему
сюда чай, - и послал за извозчиком.
- Брат! - сказала ему Лариса, когда он вышел в зал и оправлялся перед
большим зеркалом, - не дать ли знать Бодростиной, что ты приехал?
- Кому это? Глафире Васильевне?
- Да.
- Что ты это! Зачем?
- Да, может быть, и она захотела бы приехать?
- Бог с ней совсем!
- За что же это?
- Да так; на что она здесь?
- Она очень умная и приятная женщина.
- Ну, мне она вовсе не приятная, - пробурчал Висленев, обтягивая
воротник рубашки.
- А неприятна, так и не надо, но только как бы она сама не заехала.
- Будет предосадно.
- И еще вот что, Жозеф: ты позвал вечером Синтянину?
- Кажется... да.
- Нет, наверное да. Так зайди же к ним, позови генерала Ивана
Демьяныча.
Висленев оборотился к сестре и сморщился.
- Что такое? - проговорила Лариса.
- Так, знаешь, там доносом пахнет, - отвечал Висленев.
Лариса вспыхнула и нетерпеливо сказала:
- Полно, пожалуйста: мы об этом никогда не говорим и не знаем; а
Александрина... такая прекрасная женщина...
- Но дело-то в том, что если вы чего не знаете, то я это знаю! -
говорил смеясь, Висленев. - Знаю, дружок, Ларушка, все знаю, даже и то,
какая прекрасная женщина эта Александра Ивановна.
Лариса промолчала.
- Да, сестра, - говорил он, наклонив к Ларисе голову и приподняв на
виске волосы, - здесь тоже в мои тридцать лет есть серебряные нити, и их
выпряла эта прекрасная белая ручка этой прекрасной Александры Ивановны...
Так уж предоставь мне лучше вас знать эту Александру Ивановну, - заключил
он, ударяя себя пальцем в грудь, и затем еще раз сжал сестрину руку и уехал.
Лариса глядела ему вслед. "Все тот же самый! - подумала она, - даже
десять раз повторяет, что ему тридцать лет, когда ему уж тридцать пятый!
Бедный, бедный человек!"
Она вздохнула и пошла распорядиться своим хозяйством и туалетом к
встрече приезжего гостя,
Глава пятая
На все ноги кован
Павел Николаевич Горданов, которого Висленев назвал "сиротою", не
терпел никаких недостатков в своем временном помещении. Древняя худая слава
губернских пристанищ для проезжающих теперь уже почти повсеместно
напраслина. В большинст