ый  был предан суду, отмененному по
личному приказу царя.
     Мы  указывали  на  тщательную  засекреченность  масонского  движения  в
России,  особенно   в  период,   когда   масоны  стали  активизировать  свою
деятельность.  Но,  конечно,  трудно было предполагать, что для Департамента
полиции эта  деятельность оставалась тайной. На  деле оказалось,  что  среди
русских масонов действовало полицейской око.
     А.   Тыркова-Вильямс   в   своих   воспоминаниях    довольно   подробно
характеризует кн. Бебутова, кадета и масона, освещавшего деятельность и тех,
и  других  по  поручению тайной  полиции.  "Когда весной 1906  г., --  пишет
Тыркова,  --  понадобились  деньги  на  устройство   клуба,  Бебутов  привез
Петрункевичу 10  тысяч рублей.  Как выяснилось после революции, деньги  дала
охранка,  чтобы  ввести Бебутова в кадетские верхи". Он издал  по-русски  за
границей сборник "Последний самодержец"  (это  было, примерно,  в 1910 г.) и
ему  удалось  ввести  и распространить  его  в России,  вероятно,  тоже  при
содействии охранки (Стр. 398 и др.).
     Бебутов  играл  своеобразную роль  в русской общественной жизни вообще.
Пишущему  эти  строки  известно, что он основал  довольно  обширную  русскую
библиотеку в  Берлине,  которую  передал  на  хранение правлению  германской
социал-демократической партии по договору, подписанному А. Бебелем, Германом
Мюллером и др. в  1911 г. о том, чтобы  библиотека после освобождения России
была передана русским


     социал-демократам,  но  при  условии,  если  большевики  объединятся  с
меньшевиками   в   одной    партии.   Бебутов   был   уполномоченным   графа
Орлова-Давыдова, члена Государственной думы  и масона, в  своем дворце -- по
сообщению Мельгунова  -- собирающего  заседания  военной  масонской ложи. На
средства  Орлова  организован  был  в  Берлине  Комитет  по  оказанию помощи
русским,  находившимся там  во время первой мировой войны. Словом,  это была
пестрая и даже загадочная фигура.
     В  февральскую революцию, когда  обнаружилась его связь с департаментом
полиции,  по требованию  известных  адвокатов Зарудного  и  Соколова, он был
подвергнут домашнему аресту (один из масонов, Маргулиес, считал недоказанной
его службу в охранке,  хотя Бебутов не отрицал, что он не то информировался,
не то информировал Манасевича-Мануйлова).  В. Л. Бурцев,  со своей  стороны,
считал  Бебутова  немецким  агентом,  что недавно  получило  подтверждение в
вышедших  в  Англии документах из архива немецкого  министерства иностранных
дел:  "Germany and  the Revolution in Russia 1915-1918" Edited  by. Z. A. B.
Zeman. London, 1958.
     4. Ритуал. Политический смысл масонства.
     Да  будет позволено здесь в порядке  личного  отступления дать пишущему
эти  строки свидетельское  показание об  одной провинциальной ложе  масонов,
рассказ  о  которой  мне   привелось  слышать  осенью  1918  года  на  нарах
большевицкой  тюрьмы от  приятеля,  почему-то решившегося нарушить  тайну  и
исповедоваться. Для меня этот рассказ прозвучал фантастически.
     "Помните, -- рассказывал он, -- как в 1915 г. к нам приезжал по  дороге
на фронт  член Государственной думы Колюбакин.  Он уж оттуда не  вернулся --
кажется, пал жертвой несчастного случая. Провел он  у нас два дня, и  за это
время основал у нас масонскую ложу."
     -- Я не был приглашен на заседание и  в ложу не вошел, -- продолжал мой
сосед  по нарам, --  довольно скоро  после того к  нам приехал  другой  член
Государственной думы, К., с которым я  был знаком с 1913 г. Вот тогда я  был
приглашен на


     собрание, и К.  был,  тот, кто  вводил  меня  в  ложу.  Я  был  к этому
подготовлен. Один  из друзей, обычный  участник наших политических совещаний
тех  лет, запрашивал  меня  предварительно,  согласен ли  я  вступить в ложу
масонов. Не помню, какие  мотивы он приводил. Он только, во-первых, требовал
от меня  обещания держать  в секрете весь  разговор,  и во-вторых,  спросил,
готов ли я всем пожертвовать, вплоть до самой жизни, в борьбе  за  истину  и
свободу.  Когда  я дал  ему положительный ответ, о сообщил мне о предстоящей
встрече с К.
     -- К. принял меня в кабинете хозяина квартиры, служив
     шей местом наших обычных политических совещаний. Меня
     удивил прежде всего ритуал приема в ложу. Я читал об этом
     и думал, что ритуал давно отменен. К. повязал мне глаза,
     поставил мне ряд вопросов (содержания их не помню), про
     чел формулу присяги, в которой были сакраментальные слова
     о готовности отдать жизнь за истину и свободу, -- и я вслед за
     ним повторил эту формулу. По окончании присяги он вручил
     мне перчатки в знак посвящения, поцеловал меня и за руку
     ввел в другую комнату. Тут сняли повязку с моих глаз, и я
     увидел десяток своих старых знакомых, местных деятелей,
     ранее уже приведенных в ложу. Мне было не по себе, когда
     эти люди, которых я обычно называл по имени-отчеству,
     величая меня "братом", говорили мне "ты", целовали и позд
     равляли с посвящением в ложу.
     -- Спустя некоторое время, -- закончил мой сосед по
     нарам, -- стали появляться другие люди, не состоявшие чле
     нами ложи, пришли и вы, открылось наше обычное полити
     ческое совещание: доклад прибывшего из Петербурга депута
     та на актуальные темы и оживленная дискуссия, в которой
     приняли участие присутствовавшие в качестве представи
     телей той или другой партии или политической группировки.
     Под впечатлением этого рассказа и некоторой другой информации не раз  я
задумывался над политическим  смыслом существования  масонских лож. В основе
их деятельности лежал принцип объединения, принцип  коалиции разнопар-тийных
сил. Но наши политические совещания, по  общему решению,  строились на  этом
принципе, который  и  немасонами также  разделялся.  В России в годы  первой
мировой войны влияние партий (не только в массах, но и среди интеллиген-


     ции)  было невелико,  их авторитет  довольно-таки поблек, почему  созыв
коалиционных  совещаний  не  встречал ни  с  какой  стороны  возражений.  Не
случайно даже немногие большевики, действовавшие в Петрограде или Москве, не
говоря уже  об эсерах  или меньшевиках, охотно являлись на пестрые совещания
до революции у Коновалова, Горького, Кусковой.
     В 1915-16 гг. все  в России предчувствовали приближение великих канунов
грядущих  исторических событий.  Редко  произносилось  слово  революция.  Ее
призрака  во  время  войны  боялись,  да  кроме  того  среди  либеральных  и
радикальных   политиков   преобладали   оптимисты,   весьма   прекраснодушно
смотревшие вперед  и в душе, не смотря ни на что, надеявшиеся на "эволюцию".
Двор и партия оголтелой реакции были изолированы в стране. В бюрократической
твердыне были пробиты крупные бреши. Каждый офицер,  кружок, каждая редакция
либеральной газеты представляли собой очаг недовольства и требовали перемен.
В этих условиях масоны, как политически беспартийная организация,  абсолютно
ничем не отличались от других.
     Единственное,   может  быть,  что  в   глазах  масонов  оправдывало  их
существование,  это засекреченность организации,  которая была продиктована,
по-видимому, своеобразной философией масонов, "теорией  элиты",  которую они
разделяли, воззрениями, в которых, если угодно, даже были элементы вождизма.
В обоснование этой теории был  положен  довольно верный факт низкого  уровня
политической  культуры  в  России,  молодость,  слабая  организованность   и
незрелость политических партий.
     Но  вот с наступлением февральской революции, казалось бы,  должно было
прекратиться засекреченное существование конспиративных кружков. Создавалась
обстановка,  при  которой  на  политической  арене  действуют  открыто,  под
контролем общественного мнения  легальные политические партии, со своими ЦК,
с   ежедневной   печатью,  со  своими   фракциями  и   представительством  в
муниципалитетах и земствах,  в органах революционного  самоуправления, таких
как  Советы,  наконец, во Временном правительстве  и во  всех созываемых  им
совещаниях или учреждениях со всеми их исполнительными органами. Зачем же  и
в этой обстановке сохранили свое существование масоны?


     Естественно возникает  у немасонов вопрос:  почему в  1917 г. сохраняли
масоны свои  конспиративные кружки  при свете  дня  -- как это было во мраке
ночи?  Неужели  они  видели  корректив  к  слабостям  и  недостаткам русской
политики в  том, чтобы  закулисная  и не  носившая  никакой  ответственности
"элита"  взяла  на  свою  совесть  судьбы  страны  и  революции  и  в  своих
засекреченных кружках  решала и вязала все трудные вопросы о войне и мире, о
власти  и анархии, о  корниловщине,  о  большевизме.  Вопрос  этот  не лишен
значения в историческом и  политическом разрезе. И теперь,  когда все тайное
постепенно  становится явным, особенно  остро этот вопрос задевает и волнует
русских политиков, которые не принадлежали к масонским кружкам, но бесспорно
играли роль  в  русской политике в эпоху первой  мировой войны и февральской
революции.
     И если мы  начали изложение -- для конкретности --  со списка деятелей,
вошедших в русскую  политику с позиций масонства, то, пожалуй, будет уместно
привести  перечень русских деятелей разных  партий, которые никогда не  были
масонами.  А  ведь  удельный вес их в русской  жизни был не мал!  Достаточно
назвать П. Н. Милюкова, И. И. Петрункеви-ча, В. Д. Набокова, М. М. Винавера,
П. Б. Струве, Ф. И. Родичева, И. В. Гессена из кадет, Г. В. Плеханова, А. Н.
Потре-сова, И. Г. Церетели, Ф. Д. Дана, Ю. О. Мартова, из меньшевиков, В. М.
Чернова, А. Р. Года -- эсеров, С. П. Мельгунова, Л. М. Брамсона, В. Мякотина
-- из народных  социалистов, чтобы  понять, какой фактический раскол вносили
масоны  в  русскую  политику,  во  все партии, в эпоху войны и в февральскую
революцию.
     5. Дворцовый переворот и массы.
     Возрождение и активизация новейшего масонства относится, по-видимому, к
1915 году,  когда все  политические противоречия старого режима,  особенно в
связи  с  войной,  военными поражениями и экономической  разрухой,  достигли
большого напряжения.  Пользуясь работой С. П.  Мельгунова, в которой собрано
много данных об общественных настроениях этого  времени, о планах, возникших
в разных кругах,


     упиравшихся на первых  порах не  столько в революцию,  сколько  в  идею
государственного переворота путем дворцового заговора, можно установить, что
работа масонов шла двумя каналами,  не  всегда соприкасавшимися между собой,
хотя, может быть,  имевшими общее, разумеется  тайное,  руководство. Один из
каналов  шел в  направлении  объединения элементов, могущих совершать  самый
"акт",  поддерживавших связи  в  дворцовых  кругах  и  контакты  с  военными
(гвардия, генералы), другой  канал связывал  общественные  круги, проникал в
Государственную думу, оказывая воздействие на печать.
     Хотелось  бы  тут подчеркнуть,  что  несмотря  на разно-калиберность  и
разнопартийность  составов масонских лож, и  даже несмотря на то, что многие
масоны были в рядах противников или критиков Прогрессивного блока, сумевшего
под  руководством  П.  Н. Милюкова  пробить  существенную брешь  в  цитадели
бюрократии, вплоть  до министров и  великих  князей,  в общем масонов, как и
Прогрессивный  блок,   характеризовали  стремление  не   доводить  неизбежно
нарастающего  политического  кризиса до  революции во время войны.  Так  или
иначе, между  этими  обоими  каналами  общественного недовольства  масонство
пыталось   действовать  в   качестве  "связующего  звена",   пыталось  стать
"закулисной дирижерской палочкой", чтобы "управлять событиями".
     С. П. Мельгунов считает, что в основную головку политического масонства
входила  тройка,  состоящая  из  следующих  лиц:  Н.  В.  Некрасова,  А.  Ф.
Керенского,  и  М.  И. Терещенко. Эта тройка  в 1916 году,  по  его  данным,
превращается в пятерку, к указанным  лицам прибавляются А. И. Коновалов и И.
Н.  Ефремов.  На  основании воспоминаний,  вышедших  на  французском  языке,
Мельгунов рассказывает  еще  об  одном  кружке  масонов, "левом  центре",  в
Государственной думе, в  составе четверки: Керенский и Чхеидзе от трудовиков
и социал-демократов (меньшевиков) и Некрасов и Колюбакин -- от левых кадет.
     Но ни думская четверка, ни центральная пятерка, по-видимому, не  играли
той  руководящей  роли,  какую играло основние ядро,  первоначальная тройка:
Некрасов,  Керенский,  Терещенко.  Насколько  можно  судить,  функции  между
членами этой тройки распределялись таким образом: в то


     время  как  Некрасов  держал  связь  с  либеральными кругами,  земцами,
членами  Государственной  думы, Керенский  обрабатывал  и  втягивал в  сферу
масонского влияния  радикалов  и  социалистов разных  мастей,  Терещенко вел
работу среди военных.  Во всяком случае к кружку  А.  И. Гучкова,  о котором
было рассеяно столько слухов  и с  которым молва в первую  очередь связывала
всякие  планы  о  дворцовом  перевороте, о  пронунциаменто,  Терещенко  имел
непосредственное отношение. Если прибавить  к этой тройке А. И. Коновалова и
(уже значительно менее известного) прогрессиста из  Государственной думы  И.
Н.  Ефремова, влиятельных в  торгово-промышленных кругах, то мы получим, что
все нити возможных перемен в политическом режиме России, во всяком случае по
масонской линии, были сосредоточены в руках пятерки.
     Вопрос об отстранении царя и царицы  возникал не раз  в  течение войны.
Князь Г. Е. Львов на  совещании земских и городских деятелей,  среди которых
известны  имена  Н. И. Астрова,  А.  И. Коновалова,  В. А.  Федорова, М.  В.
Челнокова,  С.  А.  Смирнова,  Н.  М.  Кишкина,  И.  П.  Демидова и  др.  --
неоднократно, исходя из чисто патриотических побуждений, восклицал: "С таким
царем   победить  немцев  нельзя!".  В  этих  же  кругах  окрепла  мысль   о
необходимости  во  всяком  случае  отстранить императрицу, "немку",  ставшую
особенно опасной под влиянием Распутина, в период,  когда на фронте и даже в
ставке заговорили об  "измене". Шедшая по рукам  переписка  между Гучковым и
генералом Алексеевым подливала масла в огонь, а ноябрьские речи 1916  года в
Государственной  думе  Милюкова, Шульгина и др., вымаранные  цензурой, имели
оглушительный  успех  и вызывали самый широкий резонанс в стране  и особенно
среди  военных.  Мельгунов  отмечает  в  упомянутой  своей книге,  как  ген.
Алексеев постепенно втягивался в конспирацию, и приводит  запись,  сделанную
М.  Лемке в  ставке  еще  9  ноября  1915 года:  "Между  Гучковым, Крымовым,
Коноваловым,   Алексеевым  зреет  какая-то  конспирация,  какой-то  заговор,
которому не чужд еще кое-кто" (См. стр. 143-164,165-179, 180-198).
     Кто только тогда ни говорил о дворцовом заговоре,  о планах отстранения
царя!  Кулуары  всяких съездов, не меньше чем кулуары  Государственной думы,
были полны разнооб-


     разных слухов этого рода. Известно было о совещании великих князей  (их
собралось  16)  с  целью  побудить  Николая  Второго  решительно  переменить
политику,  об  интервенции   великого  князя  Николая  Михайловича   в  этом
направлении. Мемуаристы рассказывают о миссии тифлисского городского  головы
Хатисова,  беседовавшего   с   великим   князем  Николаем   Николаевичем   о
необходимости  низвержения  царя. А Родзян-ко передает, что  великая княгиня
Мария  Николаевна  столь  откровенно в беседе с  ним  высказалась  по  этому
вопросу, что он просил считать этот разговор "несуществующим".
     Среди планов заговора того  времени существовал так называемый  морской
план,  о  котором сообщил  впоследствии Шульгин:  предполагалось  пригласить
царицу на броненосец и  увезти ее в  Англию. Возможно, что заодно намечалось
увезти  туда   и   царя.  Вообще  мысль  у  потенциальных   заговорщиков  не
останавливалась перед далеко идущими выводами, и вопрос  об изоляции царя от
царицы  перерастал  в  вопрос  о  добровольном  и  принудительном  отречении
императора. Тень  Павла  Первого вставала над  троном Николая  Второго,  и в
случае  дворцового  переворота,  судя  по  намекам, дело  могло  закончиться
цареубийством.
     С. П. Мельгунов,  пытавшийся  докопаться  до сути, пришел к выводу, что
кроме такого рода  разговоров, были  и  люди,  непосредственно причастные  к
заговору. Воспоминания А. И. Гучкова, частично опубликованные  незадолго  до
второй  мировой  войны,  хотя и  не дают  оснований считать, что  он сам был
масоном, но допускают возможность  того, что  примерно  к ноябрю 1916  годда
существовала находившаяся в  прямой  связи  с  масонским  центром  тройка  в
составе Гучкова,  Некрасова  и Терещенко -- два последних, как выше указано,
были руководящими членами  масонский  организации.  При этом  можно  считать
установленным, что один  из  них, Терещенко, был связан с кружком, в который
входили тот же А. И. Гучков,  ген. Крымов, и князь Д. Вяземский --  кружком,
откуда мог выйти непосредственный исполнитель.
     Как известно, с заговором, с планом дворцового переворота в  разных его
вариантах,  опоздали. Он намечался,  по  разным  сведениям,  после  убийства
Распутина, на январь или февраль 1917 года. Но,  по-видимому, уже шла скачка
на приз, кто придет раньше к финишу: дворцовый переворот,


     который  должен  был  предотвратить  революцию, или революция.  В  этом
историческом  поединке  заговорщики  опоздали, и  пришла революция. Одна  из
задач масонства,  упиравшаяся  в  идею заговора,  таким  образом не получила
своего выполнения.
     Биографии  почти  всех промелькнувших здесь деятелей  масонства  широко
известны.  Стоит  только  напомнить  о  двух   лицах,  входивших   в  кружок
заговорщиков: ген. Крымова и  князя  Д. Вяземского. Последний погиб  2 марта
1917 года от шальной пули, попавшей в его автомобиль во время объезда казарм
вместе с А. И. Гучковым. Что касается ген. Крымова, то он ранней осенью 1917
г.   примкнул  к   выступлению  Корнилова  и   после  неудачи  его  покончил
самоубийством.
     6. Временное правительство и масоны.
     О деятельности  масонов  по общественно-политической  линии  до сих пор
ничего  неизвестно. Вполне  возможно,  что  они  сами  (и  их  деятельность)
растворились  в бурном море  политической  активности,  которую  в эти  годы
представляла собой  Россия,  особенно в  ее  интеллигентской части, и  очень
трудно    будет     будущему     историку     установить,     что     именно
специфически-масонского  было  внесено   в  оживленную  работу  Земского   и
Городского союзов, Военно-промышленного комитета, в Государственную думу и в
Особые совещания при Думе, которые  привлекали к себе общественное внимание.
В  конце  концов, цели масонов  совпадали  с  целями  политических  деятелей
немасонов, да и методы работы были те же,  если не считать  конспиративности
организации,  созданной масонами. Чем,  в самом  деле,  отличалась  в период
существования Прогрессивного  блока  деятельность немасона П. Н. Милюкова от
деятельности масона  В. А. Маклакова?  Или деятельность С. П. Мельгунова  от
деятельности Е. Д. Кусковой? Или А. Ф. Керенского -- от А. Н. Потресова?
     Насколько можно судить по  мемуарам,  один из  вопросов, которым масоны
особенно  интересовались,  был  вопрос  о составе  будущего правительства --
министерства  доверия  или  ответственного  министерства.  С.  П.  Мельгунов
приводит в своей книге "На пути к дворцовому перевороту" (стр. 170-172) лич-


     ное письмо Е.  Д.  Кусковой, в  котором она  рассказывает, как 6 апреля
1916 года  в ее  квартире  в  Москве  было созвано совещание  представителей
разных  партий,  которое  занималось  составлением  списка  членов  будущего
правительства  России --  за год до революции, причем  в  этот список  вошли
почти все имена, составившие в 1917 г. Временное правительство. Но дело-то в
том, что списки, подобные Кусковскому, в  те годы циркулировали повсюду, и