одежда была и
хранилась она в сундуке кормилицы Елизаветы - второй жены отца, однако
имела ритуальное назначение и не годилась для обыденной носки... .

Пока Миля обряжалась в охотничий костюм, Ражный достал бочонок с хмельным
медом, отлил немного в бронзовый кубок, разбавил водой и подогрел над
керосиновой лампой. Миля не знала, что в этом кубке, и не попробовала на
вкус - выпила залпом.

- Стало совсем хорошо... Я пойду. Уже светает...

- Может, останешься? - безнадежно спросил. - на один день, чтобы
окрепнуть...

- Нет-нет! - воскликнула она. - Я отогрелась и окрепла! Чувствую себя
великолепно. Правда!

- Я провожу за ворота, - он сдернул с вешалки дождевик, набросил на ее
плечи и стал рыться в обувном ящике.

- Босой мне лучше, - предупредила она.

- Как хочешь...

Ражный вывел Милю за калитку, подождал, когда ее спина перестанет мелькать
среди деревьев, собрал с земли пригоршню мокрых желтых листьев и растер,
умыл ими лицо. Он чувствовал себя опустошенным, и единственным желанием
было прежде всего залечь - на трое суток и выспаться. Однако времени до
поединка оставалось так мало, что позволить себе такую роскошь, значит,
проиграть схватку - самую главную, вторую, ибо победа в ней определила бы
всю его судьбу.

Но и вздыматься на тренажере в таком состоянии было смерти подобно...

Он пошел на могилу отца и сел на камень. Зубы стучали.

- Прости, батя... Я сердце остудил, мерзну. Дай согреться.

Энергия, когда-то накопленная отцом и заложенная в камень, была живая,
живительная, и не существовало ни позволения, ни запрета ею пользоваться.
Каждый наследующий ее сам решал этот вопрос, однако чем больше вытягивали
ее живые, тем быстрее камень уходил в землю и придавливал родительский
прах...

Отцовская кладовая казалась неисчерпаемой, и надгробие стояло на земле так
же, как было поставлено в год его смерти. Ражный обнял камень, постоял пару
минут и с трудом оторвался: намагниченные волосы стояли дыбом, покалывало
кончики пальцев на руках и ногах, во рту стало кисло, и накопилась слюна.

- Спасибо, отец...

Вернувшись с могилы, он обнаружил какое-то неясное движение и шум на
территории базы. Гончаки в вольере теперь лаяли беспрестанно и уже
осатанели от злости, а Люта по-прежнему молчала и даже не брякала цепью.
Спустя минуту Ражный увидел, как из "шайбы" один за другим появились братья
Трапезниковы и, озираясь, сначала бросились к воротам, но передумали,
повернули к реке, где на берегу паслись их кони. Через калитку не пошли -
подбежали к сетчатому забору, намереваясь перемахнуть, однако Ражный
окликнул их.

Братья по-воровски замерли, застигнутые внезапным голосом, после чего на
негнущихся, деревянных ногах двинулись к нему.

- В чем дело? - спросил он. - Где этот доктор? Максы словно по команде
оглянулись на "шайбу" и повесили головы.

- Убили, - сказал старший. - Задавили...

- А не убивать было нельзя?

- Нельзя... Он не человек! Мы не человека убили.

- Легко вы судите, судьи!.. Образ был человечий. А вы убили и бежать?..
Даже не спросили, что с вашей возлюбленной?

Младшего словно током пробило, он открыл рот, однако старший пихнул его в
спину.

- Значит, все-таки человека, дядя Слава?

- Как же вы думали?.. Подобия Божьего в нем нет, но образ еще остался...
Ныне большая часть человечества - образы.

- Эх! - простонал старший. - Жаль, мало пожили. А так было жить
интересно!.. Теперь все.

- Что - все? - рыкнул Ражный.

- Так ведь как? Одно дело от призыва в армию скрываться, другое - нанесение
смерти, - с болью проговорил младший. - Если мы теперь убийцы?

- Это верно, - вдруг подтвердил Ражный. - Убийцы не достойны чувства
любви...

- Дядя Слава, нам что теперь делать? - в голос спросили они.

- Вы бежать собирались? Бегите. Вы и так дезертиры...

- Это со страху, - признался старший. - Ведь знаем, нехорошо бежать...

- За что вы хоть убивали-то? Младший поднял голову, спросил с надеждой и
оглядкой на брата:

- Миля у тебя, дядя Слава? Она спит?

- Она ушла, - бросил Ражный. - Так за что, знаете?

- Как ушла? Куда?- - вразнобой закричали они. - Зачем ты отпустил?

- Я предупреждал: она встанет яростным и одержимым человеком.

- Но она погибнет! Она же погибнет одна! - в их голосах вновь послышалась
агрессия.

- Она теперь не нуждается в вашей помощи, - холодно отозвался он. - И в
моей тоже...

Пометавшись на месте, младший Макс рванул к берегу, сдернул с забора
промокшее седло, а старший угрожающе надвигался.

- В какую сторону ушла? Говори, дядя Слава! Куда?..

Ражный молча прошел мимо него, толкнув на ходу плечом, направился к
"шайбе". Макс отпрянул, вдруг погрозил кулаком:

- Ну, если с ней что-нибудь случится!..

И побежал следом за младшим.

Доктор уже выполз на улицу и сидел рядом с молчаливой и робкой Лютой,
привалившись к стене. На бордовом разбитом лице запеклась черная кровь,
горло было синее, перечеркнутое рубцом от веревки. Он кашлял и зло
сплевывал, сверкая глазами.

- Повесить хотели, сволочи! - погрозил куском веревки с петлей на конце. -
На крюк вздернули!..

- Это за что они тебя так?

- Не знаю! Они же дикие! Они просто звери!

- Вот так, ни за что, ни про что напали и вздернули на крюк?

- У них спросите! - огрызнулся он. - Вам они скажут!.. Дезертиры проклятые!
Вы знали, что они скрываются от военкомата?

- Ходить можешь? - спокойно поинтересовался Ражный.

- Могу, а что?!

- Уходи.

- Куда?! Никуда я не уйду! Пока не разберусь с твоим... с вашим этим
гнездом убийц и вешателей! - он встал на ноги. - Где эти дикари? Я вас
спрашиваю?!

- Тебе лучше уйти, - посоветовал хозяин. - Не искушай судьбу. Видишь,
повезло, веревка оторвалась.

- Не оторвалась! Я сам снялся!

- Разве это возможно? - засомневался Ражный, рассматривая удавленника.

Тот глянул подозрительно и ответил не сразу.

- Дыхательная гимнастика... Почему вы так смотрите? Вы с ними заодно, да? А
может, это вы приказали вздернуть меня?

Он заметно прихрамывал на левую ногу, и сквозь изодранные, пыльные брюки
выше колена проглядывал толстый слой бинта, которого вечером еще не было.
Доктор перехватил его взгляд и прикрыл рукой прореху.

- Что там у тебя? А ну, покажи!

- Какое ваше дело? - без прежнего вызова пробурчал он. - Ладно, я уйду.
Только вещи возьму в гостинице...

- Если я спрашиваю - нужно отвечать. Доктор сверкнул глазами.

- Меня укусила собака!

- Какая? - Ражный показал на Люту. - Вот эта?

- Нет, какая-то бродячая... У вас тут не база, а черт-те что!

- Это волк. Тебя укусил волк.

- Волк?! Мне показалось, собака...

- В темноте можно перепутать... - внезапным движением Ражный выдернул
веревку из руки доктора, поиграл ею, как кнутом, пуская в воздухе кольца. -
А скажи-ка мне, врачеватель, по какой нужде ты поперся на улицу среди ночи?
Если с красной икры пронесло, то туалет в номере...

- Просто вышел подышать свежим воздухом, - настороженно проговорил он. -
Стою, а тут вылетает... Думал, собака...

- Мне нужно говорить правду, - предупредил Ражный. - Я не люблю лжи.

- Слушайте, вы! По какому праву устраиваете допрос?! Меня чуть не повесили
ваши... ваши эти ковбои! А вы еще!..

Очередное веревочное кольцо на мгновение повисло над головой доктора и
опустилось на шею. Ражный поймал свободный конец и слегка натянул.

- Не надо врать, парень. Что ты делал возле "шайбы"?

- Возле какой шайбы? - засипел тот, вращая глазами и цепляясь за веревку.

- Дыхательная гимнастика на сей раз не спасет.

- Отпустите!.. Скажу, я скажу... Ражный отпустил один конец петли, и
веревка будто бы сама собой взлетела и снова зависла над головой.

- Ну, я слушаю...

- Хотел взглянуть на нее... На эту девушку. Она была так прекрасна...

- Ты любишь мертвецов? Доктор скосил глаза на веревку.

- Это болезнь, я знаю... И ничего не могу поделать. Из-за нее пошел учиться
в медицинский, - он багровел и задыхался, будто его душили. - Студентом
работал ночным сторожем в морге... От нее не избавиться... У меня никогда
не было девственницы... Я хотел вылечиться! Хотел! Несколько раз спал с
живыми женщинами, даже пытался жениться, но ничего не получилось...

Веревка выписала круг над головой и, вытянувшись в струну, легла на землю.

- Добро, избавлю тебя от этой болезни. Доктор закрыл горло руками,
попятился к стене.

- Только не убивайте! Не надо!..

- Не бойся, жить будешь. Повернись ко мне спиной!

- Спиной?! Зачем?!

- Спокойно. Не дергайся, - Ражный поставил его лицом к стене "шайбы". - Это
совсем не больно.

И легонько ударил в поясничную часть позвоночника. Доктор втянул голову в
плечи, ожидая действия более сильного или страшного, однако Ражный ухватил
его за мочку уха и развернул к себе.

- Все, курс лечения закончен.

- То есть как - все?..

- Больше не будешь любить ни мертвых, ни живых. Женщин для тебя не
существует, - он направился к своему дому. - Забирай вещи и уходи. Сейчас
же.

- Хорошо, я уйду, - чему-то обрадовался доктор. - Но мне не верится... Это
что, на уровне психотренинга? Внушения?..

- Я сказал - уходи! Или одной встречи с волком тебе мало?

Он послушно затрусил к гостинице, то и дело оглядываясь и прибавляя шагу,
пока не сорвался в спринтерский бег. Однако едва Ражный зашел в дом, как
доктор поскребся в двери.

- Наверное, ты не понял? Или что-то забыл? - он уже плохо сдерживал эмоции,
и. это было признаком крайней ослабленности.

- Забыл! Я забыл спросить! - громким, дрожащим шепотом заговорил доктор. -
Самое главное!.. Как это вам удалось?! Если я сам... зафиксировал смерть?
Она скончалась на моих глазах! Я наблюдал остановку сердца, дыхания...
Этого не может быть!

- Иди отсюда, - закрыв глаза, попросил Ражный.

- Нет, послушайте! Она не Лазарь, а вы не Христос!..

- Молчун?! - крикнул он, наливаясь нетерпимостью. - Проводи гостя...

Из травы встал волк. Выглядел он не лучше своего вожака, однако сделал
угрожающий скачок вперед и немо ощерил клыки. Ражный захлопнул дверь и, не
дойдя до постели, повалился на пол. Перед своим первым поединком, который
произошел чуть более года назад, он находился точно в таком же состоянии, и
это уже было неким роковым повторением...


А спустя дней десять после этих событий на охотничью базу пришел инок -
глубокий старик с аккуратной стриженой бородкой и в очках, чем-то
напоминающий Калинина времен войны, однако взгляд молодой и озорной не по
возрасту. За спиной был рюкзачок с пожитками, в руках корзина и палка -
этакий городской грибник. Служивая, строгая овчарка Люта, не одному гостю
штаны спустившая, затрепетала перед незнакомцем, как, бывало, перед волком,
и только Руки не лизала.

И если бы не условленное приветствие, никогда бы не признать в нем воина
Полка Засадного. Инок назвался Радимом и поднес Ражному в дар красную
Рубаху из крепчайшего трехслойного холста с кожаным аламом - оторочкой
выреза.

Дар этот был своеобразным видом на жительство, выданным духовным
предводителем Сергиева Воинства. Иными словами. Ослаб прислал стареющего
Радима доживать свой век в вотчине Ражного на полном его попечении. Это
считалось почетной обязанностью - заботиться о немощных иноках, тем более,
Ражное Урочище долгое время стояло в запустении и тут давно никто из
старцев не жил. У некоторых вотчиников их собиралось до десятка, и они
никогда не были в тягость, ибо не просто сидели на шее хозяина Урочища, не
доскребали остатки своих лет - обогащали, насыщали его своим опытом,
мудростью и воинским духом. Ражный иноку обрадовался, посчитал его
появление доброй приметой - оживало Урочище! - и поселил его в келье своего
дома, лет пятнадцать пустовавшей.

Радим был из вольных араксов, никогда не жил в вотчинах и ко всему проявлял
искреннее любопытство. Он долго бродил по дому, разглядывая убранство, на
повети знающей толк рукой ощупал противовесы, точно установив количество
песка в мешках, а значит и уровень достигнутого состояния Правила, затем с
пристальным интересом разглядывал оцовские полотна, и чего бы ни касался
рукой, все его восхищало и радовало.

- Добро, - приговаривал он. - Добро... А когда пошел осматривать владения и
увидел Молчуна, безбоязненно приблизился к нему, присел и, посмотрев в
волчьи глаза, покорил окончательно.

- Ведь это же не зверь, вотчинник! Разве что образ животный... Не встречал
я подобных хищников. Но толк в них знаю.

Он не объяснил, откуда и какой именно знает толк в волках, и, словно
доктор, поочередно оттянул веки, внимательно изучил глаза - и Молчун
позволил сделать это с собой! - после чего хлопнул по холке.

- Ну, гуляй, брат...

Вечером, за праздничным столом в честь нового насельника Урочища, инок
выпил кубок хмельного меда - им позволялись и более крепкие напитки - и как
бы подвел итог своих впечатлений.

- Добро у тебя все тут, Сергиев воин, добро. Одна беда - хозяйки нет.

- Не успел завести, - признался Ражный. - Год как на Свадебном Пиру
пировал...

- А пора бы! Эх, знаешь, как лепо, когда рядом жена молодая! Все боярин
мой, боярин мой - зовет и в глаза глядит... Обручен хоть, нет? - Есть у
меня суженая...

- И что же ты холостякуешь, воин?

- Условие там стоит - не перешагнуть...

- Ну уж!

- Перед попечителем суженой на колени встать надобно и руки просить.

- А встать не можешь?

- Не хочу. И никто не поставит.

- Ладно ты сказал, добро, - похвалил инок. - Не пристало засаднику на
коленях стоять... Взял бы мирскую девицу. Ужель не найти? В наше время
брали, молодили кровь...

Ражный в тот же миг вспомнил воскрешенную Милю, печально улыбнулся и ушел
от прямого ответа.

- И с мирскими не просто, инок... Да и как Ослаб посмотрит на такой брак?

- Перед Ослабом можно и слово замолвить, - сказал Радим так, словно
предлагал свои услуги. - Коль за этим стало - поправимое дело.

Смутная, почти нереальная надежда затрепетала крыльями в сердце: а почему
бы нет? Почему не послать этого инока с челобитной к старцу? Ведь от него
пришел, от него красную рубаху принес, значит, имеет доступ и попросить
может о милости...

А тот заметил этот тайный трепет, взбодрил еще больше.

- Показал бы мирскую девственницу? Что прятать-то... Порадует глаз и душу -
сам пойду к Ослабу, без твоего ведома.

Стареющим араксам, как и всяким старикам, нравилось устраивать жизнь
молодых, обручать с невестами, сватать, а то и самим привозить девиц на
выданье из старообрядческих родов. И Ражный тотчас ни на минуту не
усомнился в искренности нового насельника.

- Показал бы, - признался он. - Да нет ее здесь. Может, больше и не
придет...

- Где же она?

- В лесу живет, от людей ушла.

- Добро, поищу, - согласился инок. - Пойду завтра в лес. Урочище твое
погляжу, заодно и девицу посмотрю. Я ведь в вашей вотчине когда-то
Свадебный Пир пировал...

И словно гусляр, до глубокой ночи завел сказ-воспоминание о своей
молодости.

Наутро же он взял корзинку, палку и отправился в лес.

До поединка оставались считанные дни, и ему бы с правила не спускаться, как
советовал калик, но Раж-ный целый день слышал в сердце это короткое, легкое
трепетание крыльев - так бьет ими оперившийся птенец, когда просит корма у
матери. Он таил надежду, что новый насельник вернется из лесу с Милей,
приведет и вручит. И скажет что-нибудь подобное:

- Вот тебе, боярин, боярыня! А я пошел к старцу духовному за благим словом.
Он мне не откажет.

Дело в том, что некоторые араксы, не дожидаясь совершеннолетия, заводили в
миру семьи, рожали по нескольку детей и таким образом лишали себя
возможности соединиться с обрученной невестой и продлить воинский род. Они
потом локти кусали, посылали иноков к Ослабу или кидались в ноги сами, но
тот, говорят, чаще всего скалой стоял, соблюдая неписаные законы Сергиева
воинства, и шел навстречу в исключительных случаях, когда, например, араке
брал мирскую жену порочной или вовсе с детьми и имел от нее потомство -
позволял жениться на суженой, дабы не прервать род; или, напротив, если
своевольник женился по большой любви и на девственнице, а детей воспитывал
в духе Воинства - благословлял такой брак.

Радим вернулся в сумерках с полной корзиной поздних опят, выглядел
утомленным, выпил меду, сказал свое "добро" и пошел в келью. Задавать
вопросы инокам было не принято, да и так становилось ясно, что надежды не
оправдались. Ражный собрал, скрутил себя в тугой свиток и, наверстывая
упущенное, поднялся на правиле.

Новый насельник Урочища не зря завел разговор о женитьбе. Совершеннолетнему
араксу жена нужна была не только для продолжения рода, не для развлечения,
утешения плоти или оплакивания, коль мужа принесут не живого с ристалища
или поля брани. И тем более не для хозяйства и домашнего очага.

В браке крылась иная, почти забытая в мирской жизни суть, имеющая
символическое значение - соединения двух начал, совокупления мужской и
женской природы. Ни одно из них, будучи раздельными, не могло развиваться и
двигаться дальше, и слово "холостой" в этом плане очень точно сохранило
первоначальный смысл - пустой.

И можно было действительно не сходить с правила, но так и не выправить
плоть, ибо в определенный момент будет недостаточно энергии, получаемой
извне, из пространства и от солнца, чтобы взлететь над землей без помощи
противовесов. А эту малую, но важную толику ее могла дать араксу лишь
женщина.

Лишь в соединении двух Пиров - Свадебного, когда он праздновал земное,
воинское начало, и Пира Радости, на котором он посредством природной
женской стихии обретал вертикальные, космические связи, наступало истинное
совершеннолетие.

И это было не блажью старца Ослаба, не пережитком тупых, диких и древних
воззрений, доставшихся Сергиевому Воинству, - блюсти чистоту родов и
скрупулезно подбирать невест молодым араксам; всякая случайность и
неразборчивость чаще всего приводила к обратному результату. Вместо
совокупления двух начал происходило обоюдное разрушение, а то и вовсе
уничтожение друг друга.

Вероятно, Радим не хотел мешать вотчиннику и вошел на поветь, когда Ражный
спустился на землю и лежал, раскинувшись звездой, чтобы сбросить остатки
энергии состояния Правила, - заземлялся. В руке инока была трепещущая
свеча, которую он установил на пол, и сел рядом, обозначая тем самым, что
будет долгий разговор.

- Добро, - проронил он удовлетворенно. - Пахнет озоном... Заходят ли к тебе
калики перехожие?

- Бывают, - сдержанно сказал Ражный, не ожидая такого вопроса. - Недавно
приходил один...

- Должно быть знаешь, Сбор ожидается...

- Нет, о Сборе ничего не сказал, - он сел, так и не заземлившись
окончательно. - От тебя впервые слышу!

Сбор Засадного Полка, или, как еще его называли, Пир Святой, считался
событием великим и довольно редким и происходил он в тот час, когда над
Отечеством нависала смертельная угроза. По бывшим окраинам России давно
курились сторожевыми дымами войны, однако не такие, чтобы поднимать
Сергиево Воинство.

- Посмотрел я твою вотчину - все добро устроено, будет куда собраться
вольным араксам... Одна беда - людно у тебя тут, оглашенные по лесам
бродят, и слышал я, в прошлом году обложили тебя крепко.

- Снял я осаду. - Ражный вспомнил "Горгону", однако понять, чего хочет
инок, вначале так и не мог. - И воздал всем сполна...

- Видел, видел я воронку, - покряхтел Радим. - Люди говорят, метеорит упал,
небесное тело. Воздал, нечего сказать... Зачем же местных привадил? На
конях скачут по дубраве...

- Так ведь мир вокруг нас - не пустое пространство.

Только сейчас Ражный даже не глазом - ухом услышал, что не простой это
инок, пришедший доживать в его вотчину, а скорее всего опричник, перст
Ослаба. Так называли особо доверенных араксов и иноков духовного
предводителя - людей, тайно существующих внутри Засадного Полка. Они
выполняли поручения, относящиеся не только к безопасности Сергиева
Воинства, но и связывали старца с миром.

И явился он не насельником - инспектировать Урочище перед Сбором...

Их никогда н