щине,  народу),  он  может  уступать  его по контракту другому как
рабочую силу.

Но  на  этом равенство кончается, и люди западной цивилизации делятся на две
категории  -  на  пролетариев  (тех,  кто  не  имеет  ничего,  кроме  своего
потомства  -  prole)  и  собственников  капитала  (пропьетариев).  Под ним -
протестантское  представление  о  делении  людей на избранных и отверженных.
Те,  кто  пpизнают  частную  собственность, но не имеют ничего, кроме тела и
потомства,  живут  в состоянии, близком к пpиpодному (нецивилизованному); те
кто  имеют  капитал  и пpиобpетают по контpакту pабочую силу, объединяются в
гpажданское  общество  -  в  Республику собственников. Сюда вход тем, кто не
имеет  капитала,  воспрещен! Вот слова Локка: "главная и основная цель, ради
которой  люди  объединяются  в  республики  и  подчиняются  правительствам -
сохранение  их  собственности".  Это  -  полное  отрицание,  как отражение в
зеркале,  "Царства  христиан", которое собирает людей в братскую общину ради
спасения  души  (потому-то  век Просвещения, во время которого формировалось
гражданское общество, был назван "нео-язычеством").

Вот  первый  итог:  установление  гражданского  общества  требует разрушения
всяческих    общинных,    солидарных    связей   и   превращения   людей   в
индивидуалистов,  которые  уже  затем  соединяются  в классы и партии, чтобы
вести  борьбу  за  свои  интересы.  Это  -  полное, принципиальное отрицание
соборной  личности,  в  которой отражена суть России как особой цивилизации.
Здесь  пропасть,  через  которую  нет моста. Индивид не может быть "немножко
делимым".  А  общинное  мироощущение  в  том и состоит, что Я включаю в себя
частицы  моих  близких - и всех моих собратьев по народу, в том числе живших
прежде  и придущих после меня. А частицы Меня - во всех них, "без меня народ
неполный".  Я  не  могу быть "неделимым" - или я перестану быть русским. Мне
придется стать "новым русским" или нанявшимся к ним пролетарием.

Пролетариат  в  гражданском  обществе  вел  борьбу  за то, чтобы "вывернуть"
отношение  и  самому стать ядром общества, экспроприировать экспроприаторов.
Тем-то  Парижская  коммуна  отличается от русской революции: там была борьба
классов,  а в России борьба против наметившегося в России раскола на классы,
за возвращение к Братству.

Борьба  гражданского общества с пролетариатом - это на Западе. А за морями и
снегами  от  Запада  жили  люди,  не признающие частной собственности. Здесь
царил  принцип  "один  за всех, все за одного". Согласно теории гражданского
общества,  эти  люди  находились  в  состоянии  дикости.  Западная философия
создала  образ  дикаря, которого надо было завоевать, а то и уничтожить ради
его  же  собственной  пользы.  Колонизация заставила отойти от хpистианского
пpедставления  о  человеке.  Западу  пpишлось позаимствовать идею избpанного
наpода  (культ  "бpитанского  Изpаиля"),  а  затем  дойти  до pасовой теоpии
Гобино.  Cоздатель  теории  гражданского  общества  Локк,  чье  имя  было на
знамени  революционеров  в  течение  двух  веков, помогал писать конституции
рабовладельческих  штатов  в  Америке  и  вложил все свои сбережения в акции
английской  компании, имевшей монополию на работорговлю. Для Локка в этом не
было  никакой  проблемы  - негры и индейцы касательства к гражданским правам
не имели, они были "дикарями".

Так  гражданское  общество  породило  государство,  в  основе которого лежал
расизм.  И  объектом  его  были не только "дикари", но и свои неимущие - что
вызывало  ответный  расизм  с  их  стороны.  Пролетарии и буржуи стали двумя
разными  расами:  уже  Рикардо  говоpит о "pасе pабочих", а Дизpаэли о "pасе
богатых"  и  "pасе  бедных".  Даже  столь  привычное  нам  понятие "народ" у
идеологов  гражданского  общества  имело  совсем  другой смысл. Народом были
только  собственники,  борющиеся  против  старого режима. Крестьяне Вандеи в
"народ"  не  включались.  Де  Кюстин так пишет и о России середины XIX века:
"Повторяю  вам  постоянно - здесь следовало бы все разрушить для того, чтобы
создать народ".

Таким  образом,  гражданское  общество основано на конфронтации с неимущими.
Под  его  правом  -  террор  Французской  революции,  который  был предписан
философами  Просвещения и Кантом как совершенно необходимое и даже моральное
явление.  Большая  кровь  есть  основа  "социального  контракта".  Читаем  в
фундаментальной   многотомной  "Истории  идеологии",  по  которой  учатся  в
западных  университетах:  "Гражданские войны и революции присущи либерализму
так   же,   как   наемный  труд  и  зарплата  -  собственности  и  капиталу.
Демократическое    государство    -   исчерпывающая   формула   для   народа
собственников,  постоянно  охваченного страхом перед экспроприацией. Начиная
с  революции  1848 г. устанавливается правительство страха: те, кто не имеет
ничего,  кроме  себя  самих,  как говорил Локк, не имеют представительства в
демократии.   Поэтому  гражданская  война  является  условием  существования
либеральной  демократии. Через войну утверждается власть государства так же,
как   "народ"   утверждается   через   революцию,  а  политическое  право  -
собственностью.   Поэтому   такая   демократия   означает,   что  существует
угрожающая  "народу"  масса рабочих, которым нечего терять, но которые могут
завоевать  все.  Таким  образом, эта демократия есть ничто иное как холодная
гражданская  война,  ведущаяся  государством".  Это  не ушло в прошлое с XIX
веком,  но  невероятное количество ресурсов, извлекаемое Западом из "слабых"
стран,  позволяет  поддерживать  социальное перемирие, подкармливая половину
пролетариата, превращая ее в стабилизирующий общество "средний класс".

Значит  ли все это, что гражданское общество плохо, а общинность хороша, что
индивидуализм  -  зло,  а солидарность - добро? Ни в коем случае! Это - дело
идеалов  и веры, а о них спорить бесполезно. Ясно, что человек Запада должен
жить  в  соответствии  со  своим,  выстраданным  им  мироощущением.  Попытка
загнать его обратно в солидарность породила страшную болезнь - фашизм.

Не  исключено, что не менее страшная, хотя и иная, болезнь поразит и Россию,
если  радикальный  проект  превращения  русских,  татар, манси в гражданское
общество  затронет  тайники  души.  Модернизация  "традиционного  общества",
построение  на  его основе многих институтов гражданского общества - процесс
исключительно  сложный  и требует большой осмотрительности. В нем совершенно
неприемлемы   методы   шоковой   социальной  инженерии.  Пример  бережной  и
постепенной,  но  непрерывной  модернизации  дает  Япония.  Другим вариантом
быстрой   модернизации   была  эволюция  советского  послевоенного  общества
(достаточно   стравнить   тип  и  культуру  общественных  отношений  в  ряду
символических  "правителей":  Сталин  -  Хрущев  -  Брежнев - Горбачев). Эта
эволюция была прервана радикальной реформой.

Традиционное  общество  России  отнюдь  не  было антизападным. С гражданским
обществом  Запада  Россия  всегда  искала мира и могла ужиться - если только
мягко  отводила  его  загребущие  руки.  Угрозу  создают сегодня именно наши
"западники"  (вернее,  евроцентристы),  которые  открывают этим рукам окна в
Россию.  Возможно,  что никто и никогда по этим рукам ударить уже не сможет.
Но  велик  риск,  что это - иллюзия. И лучше было бы не переходить некоторых
критических порогов напряженности.

(Не опубликовано в газете "Юpидические вести". Январь 1997)

От чего же мы отказались?

Чуть  ли  не  главным  принципом,  который  надо  было  сломать  в советском
человеке,  чтобы  совершить  "перестройку",  была  идея равенства людей. Эта
идея,  лежащая  в  самой  основе  христианства, стала объектом фальсификации
задолго   до   1985   года   -  как  только  престарелого  генсека  окружила
интеллектуальная  бригада  "новой  волны".  Она  была  представлена  в  виде
уравниловки,  из  которой  создали  такое  пугало,  что человек, услышав это
слово,  терял  дар  мышления. Избивая это изобретенное идеологами чучело, на
деле разрушали важный духовный стержень.

Конечно,  вели  атаку  и  на  все  смежные  идеи.  Так,  бубня  о социальной
справедливости,  вспоминали "оплату по труду", заставив забыть первую, более
важную  часть  уравнительного идеала - "от каждого - по способности". Кто об
этом  помнит?  А ведь это - развитие одного из важнейших охранительных табу,
которые  дают  человечеству великие религии: "каждый да ест хлеб свой в поте
лица  своего".  Это  -  запрет  на  безработицу, и его нельзя обойти выдачей
субсидий  и  превращением  безработного  в  паразита.  Кладя  эти принципы в
основу  нашей  совместной  жизни,  наши  отцы  и  деды  заключили  важнейший
общественный  договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа,
в  идеале  -  по  его  способностям.  Вот  в  чем  были  равны наши люди. Мы
обязались  друг перед другом не выбрасывать за ворота в чем-то слабых людей,
не  дискриминировать эту кем-то выделенную часть, распределяя между собой их
заработок.  Мы  обязались  делиться  друг  с  другом  работой  и  никого  не
отправлять  на  паперть  или  в  банду, или в сумасшедший дом - три пути для
безработного.

Да,  хозяйство  СССР  велось  неважно,  неповоротливо.  Занять  всех людей с
высокой  интенсивностью  не  умели  (вероятно,  и не могли, недостаточна еще
была  индустриализация).  Высок  был  поэтому уровень "скрытой" безработицы.
Его  можно  было  целенаправленно  снижать.  Но  политически  активная часть
граждан,  и  прежде  всего  интеллигенция,  решили  по-другому.  Они  вполне
сознательно  согласились  на  превращение  скрытой  безработицы в явную. Они
сделали  шаг,  который  может  решить  судьбу всех (и самых благополучных) -
отказались  от постулата равенства и разрешили режиму выкидывать из общества
целые  отряды  трудящихся. Выкидывать со спасательной шлюпки "лишних" людей.
Интеллигенты,  естественно,  полетели  за  борт первыми. А с каким восторгом
слушали они недавно сладкозвучных сирен "экономической свободы".

Вот  депутат Н.М.Амосов, занимающий, согласно опросам, третье место в списке
духовных  лидеров  нашей  интеллигенции,  в эссе под скромным названием "Мое
мировоззрение"   утверждает:  "Человек  есть  стадное  животное  с  развитым
разумом,  способным  к  творчеству...  За коллектив и равенство стоит слабое
большинство   людской   популяции.  За  личность  и  свободу  -  ее  сильное
меньшинство.   Но  прогресс  общества  определяют  сильные,  эксплуатирующие
слабых".  И  делее  этот  демократ  предлагает  применить  сугубо фашистскую
процедуру  по  отношению ко всему населению - провести селекцию на "сильных"
и  "слабых"  путем  широкого психофизиологического обследования. Понимают ли
наши  интеллигенты,  которые  следуют  духовным импульсам этого "вождя", что
это означает? Кто же после этого у нас "коричневый"?

В  наиболее  полной  и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных,
находящихся  "по  ту  сторону  добра  и  зла",  выразил  Ницше в своей книге
"Антихристианин".  Читали наши новые идеологи эту книгу? Вряд ли - уж больно
бледно  и  скучно  они  выражают  ее  мысли.  Они  -  ницшеанцы  вульгарные,
стихийные.

У  Ницше  за  его отрицанием человеческой солидарности хотя бы стояло жгучее
желание  прогресса,  совершенства, возникновения "сверхчеловека". Ради этого
и  развил  он  антихристианскую  и трагическую философию "любви к дальнему".
"Чужды  и  презренны  мне  люди настоящего, к которым еще так недавно влекло
меня  мое  сердце;  изгнан  я  из  страны отцов и матерей моих". Но из какой
любви   к  дальнему,  ради  какого  прогресса  радуется  Чубайс  банкротству
предприятий - часто технически наиболее совершенных?

Любовь  к дальнему, как с радостью предвещал Ницше, неизбежно ведет к войне.
Русский  философ  С.Л.Франк пишет: "Деятельность любви к ближнему выражается
прежде  всего  в  миролюбивом,  дружественном, благожелательном отношении ко
всем  людям;  творческая  деятельность любви к дальнему необходимо принимает
форму   борьбы  с  людьми...  Любовь  к  дальнему  требует  настойчивости  в
проведении   своих  стремлений  наперекор  всем  препятствиям;  ее  идеал  -
энергичная,  непримиримая  борьба с окружающими "ближними" во имя расчищения
пути для торжества "дальнего".

Именно  эта целостная, гармоничная этика революционной интеллигенции привела
Россию  к  первой  национальной  катастрофе и заставила ее "умыться кровью".
Сегодня  наша  интеллигенция опять с религиозной страстью исповедует "любовь
к  дальнему". Но делает она это на гораздо более низком нравственном уровне,
чем  в  начале  века  -  хотя  последствия  на  нынешнем этапе промышленного
развития  будут гораздо тяжелее. Очень скоро "слабые" покажут, какие способы
социального  мщения  открывают  современные технологии. Об этом 50 лет назад
предупреждал  философ  Тейяр  де  Шарден.  И  ни ОМОН, ни войска НАТО ничего
поделать  с  этим  не  смогут.  Над  этим  сейчас  ломает  голову  множество
экспертов   во  всем  мире,  но  не  могут  придумать  ничего  лучшего,  как
рекомендовать   более   уравнительное   распределение   доходов   -  "больше
социализма".

Еще   более  глубокая  философская  подкладка  под  отрицанием  равенства  -
социал-дарвинизм.   Учение,  переносящее  биологический  принцип  борьбы  за
существование  и естественного отбора в общество. Это придает угнетению (и в
социальной,  и  в  национальной  сфере)  видимость  "естественного"  закона.
Г.Спенсер   писал:   "Бедность   бездарных,   несчастья,  обрушивающиеся  на
неблагоразумных,   голод,   изнуряющий   бездельников,  и  то,  что  сильные
оттесняют  слабых,  оставляя  многих  "на  мели  и  в нищете" - все это воля
мудрого  и  всеблагого  провидения".  Слышите,  доценты с кандидатами, в чем
причина  вашей  нынешней  бедности?  А думали, небось, что "рынок востребует
ваш талант" и накажет нерадивого сантехника?

В  свою  очередь, социал-дарвинизм возник под влиянием мальтузианства, очень
популярного  в  апогее рыночной экономики учения, согласно которому "слабым"
не  только  не  надо помогать выживать - надо способствовать их исчезновению
через  болезни  и  войны.  А  то  больно  много  на Земле народу, прокормить
невозможно.  Читаешь  сегодня  Мальтуса,  и  не  веришь, что он был одним из
самых  уважаемых  людей  в  Англии.  Сегодня  наши  журналы  и  газеты полны
совершенно  мальтузианских заявлений видных интеллектуалов. А ведь в русскую
культуру   XIX   в.  вход  мальтузианству  был  настрого  запрещен.  Неужели
действительно   произошла   культурная   мутация   России?   Или  только  ее
интеллигенции?

Когда  из  уст ее духовных лидеров мы слышим бледные перепевы Ницше, полезно
вспомнить   его   собственные  слова:  "Состpадание,  позволяющее  слабым  и
угнетенным   выживать  и  иметь  потомство,  затpудняет  действие  пpиpодных
законов  эволюции.  Оно  ускоpяет выpождение, pазpушает вид, отpицает жизнь.
Почему  дpугие  биологические  виды  животных остаются здоpовыми? Потому что
они не знают состpадания". Вот ведь под чем подписался Смоктуновский!

Кстати,  сегодня  мальтузианство и социал-дарвинизм обернулись новой гранью.
Представление  о том, что излишек людей на Земле делает невыносимой нагрузку
на  атмосферу  ("озоновая  дыра",  "парниковый  эффект"), приняло в развитых
странах  уже  форму  психоза.  Вывод  предельно  нелеп:  все  беды  -  из-за
демографического  взрыва  в  "третьем  мире"  (это  -  мания  мальтузианцев:
"слабые   размножаются,  как  кролики").  И  возникает  новая  разновидность
глобального  фашизма:  "передовые"  страны  должны объединиться и установить
тотальный  контроль  над  "третьим  миром"  - новый мировой порядок (кстати,
поучительны  здесь  и  мысли  Н.Амосова).  На  деле же нагрузка на атмосферу
создается   практически  полностью  самим  "первым  миром".  Вклад  Индии  в
"парниковый  эффект"  составляет  1/50 от США. 2 процента! Кого же следовало
бы  "поубавить",  чтобы  спасти  планету? Видя, к чему клонит мировая элита,
так  и  хочется  вновь  спросить  наших  интеллектуалов:  с  кем вы, мастера
культуры?

Наши   нынешние   либералы-утописты  считают,  что,  отказываясь  от  идеала
равенства,  они  утверждают  идеал  свободы. При этом они и малого усилия не
хотят  сделать, чтобы выяснить, а что же означает свобода в наших конкретных
условиях.  Перед  их  глазами  разыгрывается  драма:  наделение  меньшинства
свободой  разворовать  общенародное  достояние  оборачивается лишением самых
фундаментальных  свобод  подавляющего  большинства  граждан.  Вспомним,  что
говорил  один  из  самых  авторитетных идеологов "социально ориентированного
капитализма"  премьер-министр  Швеции  Улоф Пальме: "Бедность - это цепи для
человека.  Сегодня  подавляющее  большинство  людей  считает, что свобода от
нищеты  и  голода  гоpаздо  важнее  многих дpугих пpав. Свобода пpедполагает
чувство  увеpенности.  Стpах  пеpед  будущим, пеpед насущными экономическими
пpоблемами,   пеpед   болезнями   и   безpаботицей   пpевpащает   свободу  в
бессмысленную абстpакцию".

Почему  же  этого  наши  интеллигенты  не  хотели услышать? Ведь они помогли
отнять  у  большой  части народа "свободу от нищеты и голода", всучив вместо
этого  "бессмысленную  абстракцию".  Почему  с таким энтузиазмом прославляли
они   грядущую   безработицу   и   ликвидацию   "уравниловки",   бесплатного
образования  и  всего  того,  что всей массе наших людей давало очень важные
элементы  свободы?  Неужели  интеллигент  может  представить  себе страдания
других, лишь испытав их на своей шкуре? Ждать осталось недолго.

Намечающийся  отход  большой части граждан от уравнительного идеала (и явный
отказ  от  него  молодежи)  может  стать  трагической и непоправимой ошибкой
русского  народа. Исправить ее будет трудно - как склеить распавшуюся семью.
Ощущение,  что  тебя  не  эксплуатируют  и  в  тебе не видят эксплуататора -
огромная  ценность.  Мы  в  полной  мере  осознаем, как она важна для жизни,
когда  ее  совсем  лишимся.  Как  тоскует  по  ней  человек Запада - никакой
комфорт  ее  не  заменяет.  Мы  эту  ценность имели и, сами того не понимая,
наслаждались  общением  с  людьми  -  на  улице, в метро, в очереди. Мы были
братьями,  и за этим социальным братством стояла глубинная идея религиозного
братства  -  идея  "коллективного спасения". От этой идеи отказался Запад во
время   Реформации,   которая   породила   совершенно   нового   человека  -
индивидуалиста,  одинокого  и  в  глубине  души  тоскливого. Но Запад за эту
тоску  хотя  бы  получил  компенсацию:  новая этика позволила ему выжать все
соки  из  колоний  и  сегодня  выжимать  соки  из "третьего мира". Ради чего
отказываемся от братства людей мы? Ведь выжимать соки теперь будут из нас.

Отказ  от  уравнительного идеала и стоящей за ним идеи братства означает для
России   пресечение  всякой  надежды  на  развитие  и  сохранение  себя  как
независимой  страны.  Самым  прямым  и  очевидным  следствием  будет  разрыв
исторического  союза  народов  и  народностей  - распад России. Эксплуатация
"слабого"  неизбежно  и раньше всего облекается в этническую форму. Освоение
идей  социал-дарвинизма  сразу  дает  оправдание  угнетению "менее развитых"
народов  -  и борьбе этих народов всеми доступными им способами. Тут никаких
сомнений  нет - все это прекрасно изучено и описано. Менее очевидно, что это
гасит порыв к развитию и в отдельно взятом народе - прежде всего, русском.

Наши  идеологи-недоучки  типа Бурбулиса не сказали (да вряд ли и знают), что
за  последние  четыреста лет сложилось два разных типа ускоренного развития.
И  оба  они  основаны  на том, что люди работают в режиме трудового подвига,
соглашаясь  на  отсрочку  материального  вознаграждения.  Один пример такого
порыва  дал  западный капитализм, основанный на индивидуализме. Там общество
-  и  рабочие,  и  буржуи  -  б