ников "русского социализма" полностью отсутствовали элементы социального мистицизма, как в равной мере в них не было и акцента на насильственных методах, что будет характерно для последующих защитников этой идеи - у большевиков. "Мы в некоторых вопросах потому дальше Европы и свободнее ее, что так отстали от нее... Либералы боятся потерять свободу - у нас нет свободы; они боятся правительственного вмешательства в дела промышленности - правительство у нас и так мешается во все; они боятся утраты личных прав - нам их еще надобно приобретать"cliv. В защите "идеи перескока" высвечивается линия противостояния либеральной модели: в общинном социализме нет места гражданскому обществу, его проблемы как бы и не волнуют защитников социалистической утопии. Правда, значимость этих проблем не отрицается, но не для России эпохи самодержавия. Пока существует самодержавие, все разговоры о гражданском обществе, праве и либеральных свободах есть утопия, считают социалисты, ибо в начале необходимо решить вопросы, связанные с обеспечением экономических и политических предпосылок гражданского общества и прежде всего - с ликвидацией крепостничества и самодержавия. В такой постановке проблемы они как бы смотрели дальше либералов, точнее (были более реалистами. Но в выборе средств решения этой задачи они были утопистами.
Некапиталистический путь развития предполагал подготовку необходимых социальных и экономических условий, мер по реорганизации общественного хозяйства. В этой подготовительной работе важно устоять перед искушением "перескочить сразу - от нетерпенья" (Герцен). В противном случае разрушенный старый строй "снова начнет какой-нибудь буржуазный мир", потому что он "внутри не кончен" и потому что новая организация на первых порах не настолько готова, "чтобы пополниться, осуществляясь"clv. Предостережения Герцена на этот счет очень важны для понимания следующих моментов "идеи перескока". Прежде всего, она не только не исключала, а предполагала необходимую подготовительную работу: новая организация не должна насаждаться принудительными средствами, силой авторитета ее непосредственных инициаторов, ибо должна иметь реальную почву. Далее, "идея перескока" не противоречила герценовской философии истории, в частности ее исходной посылке о естественно-закономерном ходе истории. Последняя в рамках исторической закономерности могла варьировать свои направления, если таковые не шли вразрез с ее общей логикой. Некапиталистический путь развития представлялся именно таким возможным вариантом, имеющим объективные основания в исторически сложившейся русской крестьянской общине. На Западе ее не было - там не было для "перескока" предпосылок, в России она была - и это давало ей иные шансы для развития. Возможно, эти шансы и заведут в тупик. А возможно, и нет. Но в любом случае модель "крестьянского социализма" - это реальность, хотя лишь "частный случай нового экономического устройства, новой гражданственности, одно из их приложений", как подчеркивал Герцен, убежденный в том, что социальные идеи обладают многообразием форм воплощенияclvi.
В-третьих, идея "перескока" обосновывалась "философией случайности". Мы уже отмечали выше, что "русский социализм" был не только навеян национальными и остро развитыми патриотическими чувствами его основателей. Но одновременно он очевидно тяготел и к рационалистическому обоснованию, к философски оформленным сциентистским доводам. К числу таких сциентистских обоснований возможности у России своего пути развития относится и историософская трактовка Герценом случайности: возможность вырваться вперед связана с тем, что ход истории не предопределен жестко, ибо в его "формулу" входит много изменяемых начал, в том числе и возможность случая, в силу чего она склонна "к импровизации". "При отсутствии плана и срока, аршина и часов развитие в природе, в истории не то что не может отклониться, но должно беспрестанно отклоняться, следуя всякому влиянию и в силу своей бесконечной страдательности, происходящей от отсутствия определенных целей"clvii. Поэтому история "бросается во все стороны", творя "бесчисленные вариации на одну и ту же тему". На этом тезисе - о роли случая и склонности истории к импровизации в силу заложенных в ней возможностей двигаться в разнообразных направлениях - основана герценовская идея о социализме вообще и обоснование его возможности в России. В экономически отсталой стране, какой была Россия, он вполне может укорениться как результат исторической импровизации. Но, несмотря на очевидный сциентизм исходных посылок, в идее, да и в ее обосновании, остается много места для утопизма. Примечательна в этой связи оценка В.В.Зеньковского, считавшего, что именно включением в модель исторического развития категории случайности "Герцен открыл для русской мысли очень плодотворную и творческую основу для разных утопических и теоретических построений"clviii.
"Русский социализм" был попыткой наведения мостов между идеалом и исторической действительностью. Возможность его реализации связывалась с установкой на философский реализм, который признавался основой социалистической теории. Суть его - "наука опыта и расчета", т.е. политэкономическая теория и адекватная ей социальная практика. "Без всякого сомнения социализм связан с наукой действительного опыта и расчета, - писал Н.П.Огарев, - в свою очередь наука опыта и расчета... без сомнения связана с философским реализмом, она не может взять себе другого основания, не изменяя самой себе"clix. Такова же позиция была и у Герцена: "Твердыню собственности и капитала надобно потрясти расчетом, двойной бухгалтерией, ясным балансом дебета и кредита"clx. "Наука опыта и расчета" напрямую соотносилась с экономическими вопросами, которые рассматривались как главные, исходные в любом типе социального моделирования. "Наука общественного устройства все больше и больше приходит к необходимости принять за свое средоточие экономические отношения общества. Таким образом, основная задача переходит из неопределенности слишком широкой постановки в пределы, яснее очерченные. Мы сводим постановку основной задачи на экономические отношения общества"clxi.
Обращение к политической экономии, которая "крепко уселась на почве" (Огарев), вынудит социализм "заземлить" свои идеи, что в свою очередь вдохнет воздух в политическую экономиюclxii. Соединение политической экономии с социализмом на территории идеи о роли общинного землевладения разворачивало социалистический идеал к реальной жизни, укрепляло его необходимым "экономическим началом". (Чуть позже из такой постановки проблемы вырастет так называемый народнический социализм, который замкнет социалистическую теорию на революционную практику, выявив точку роста для другой - большевистской - Утопии.
2.2. Экономическое обоснование социалистической утопии
В конце 40-х г. почти одновременно с Герценым и Огаревым о значимости экономических вопросов для социалистической теории писал обративший на себя внимание экономист, проф. Петербургского университета В.А.Милютин. Ставя вопрос о преодолении утопизма социалистических теорий, он подчеркивал, что последние должны обращаться к экономическим вопросам. Социалистическая теория должна соединиться с политической экономией, это придаст ей необходимый философско-исторический характер, включит в нее знание об объективных законах истории. Милютин принимает Утопию как способ социального моделирования, считая ее необходимой и естественной формой "человеческой мыслительности". Не будь в человеке этой способности противополагать действительности свой идеал, не было бы развития, не было бы историиclxiii. Но важно вовремя поставить предел своим идеальным построениям, своей фантазии. Это возможно на территории философии истории, которая, по мнению Милютина, занимает срединное положение между "чистым идеалом" и "чистой действительностью". "Она есть не что иное, как выражение их взаимного отношения, наука, объясняющая способ перехода идеала в действительность и развитие действительности сообразное с идеалом""clxiv.
Как наука положительная и точная, т.е. дающая рациональное предвидение будущего, философия истории освобождает Утопию от элементов мечтательности и пророчеств. Последнее, принципиально меняя отношение социального идеала с действительностью, делало возможным переход Утопии мало-помалу из несбыточной мечты в идею совершенно практическую, основанную на знании, что человечество не может по своему желанию, т.е. "без приготовлений", перейти из существующего состояния в состояние "полного и безусловного совершенства". Эти приготовления, считал Милютин, связаны с постепенным усовершенствованием экономической организации общества, и прежде всего с урегулированием взаимоотношений труда и капитала: "...до тех пор, пока не изменится это отношение, различные необходимые условия и элементы прогресса будут постоянно находиться между собою в несогласии и разрывеclxv.
Путь к этому - развитие промышленности, совершенствование отношений собственности, кредитной системы, организации труда в направлении, делающим возможной ситуацию, чтобы работник участвовал "в выгодах капитала". Постепенное совершенствование современной экономической организации - ближайшая и непосредственная цель и задачи социальной науки, в том числе и теории социализма (связаны с поисками средств и способов достижения этой цели. Обращение к этой цели сделает социализм "истинной утопией", т.е. придаст его общественному идеалу, наличие которого и определяет всякую утопию как особый жанр интеллектуального творчества, черты рациональности, приведет социализм в согласие с действительностью и ее законами.
С этих позиций Милютин критикует современную ему социалистическую Утопию. Социалисты, считает он, обеспокоены поисками такого идеального устройства, которое обеспечит каждому пользование всеми возможными благами, т.е. принимают "справедливое за единственный критерий возможного". Для Милютина выход из этого тупика (правомерность социалистического идеала при несогласованности его с экономическими законами развития) возможен только с помощью политической экономии, которая не только не снимает с Утопии характер мечтательности, но и позволит, приблизив ее к действительности, изучить и понять последнюю в соответствии с ее собственными тенденциями и силами, сблизив тем самым Утопию с жизнью. Результатом слияния социализма с политической экономией станет, по мысли Милютина, новая наука об обществе, задача которой виделась "в приложении открытых истин к жизни и в преобразовании экономического устройста сообразно с требованиями разума и общей пользы"clxvi. Это придаст социализму характер "научных формул" и из несбыточной мечты превратит в идею, способную перейти из "сферы отвлечений в сферу действительности".
Идеи Милютина нашли продолжение в 50-х гг. в учении о социализме Н.Г.Чернышевского. Еще в 1848 году он писал, что политическая экономия и история "стоят теперь во главе всех наук. Без политической экономии теперь нельзя шагу ступить в научном мире. И это не то, что мода, как говорят иные, нет, вопросы политико-экономические действительно теперь стоят на первом плане и в теории, и на практике, то есть и в науке, и в жизни государственной"clxvii. Подобно политической экономии содержание социализма ограничивается экономической стороной жизни. Собственно, между этими двумя теориями можно поставить знак тождества. Поэтому, моделируя будущее социалистическое общество, Чернышевский уделяет внимание прежде всего вопросам его экономических и материально-технических предпосылок, его закономерной обусловленности.
В это время в "Современнике" выходят его работы "Критика философских предубеждений против общинного владения" (1858), "Капитал и труд" (1860), "Очерки политической экономии (по Милю)" (1861). Своеобразие моделирования Чернышевским контуров социалистического общества состоит в том, что он обосновывает Будущее на основе выявления ведущих тенденций настоящего - современных ему капиталистических реалий Западной Европы. В общественных отношениях "все зависит от нынешнего положения дел, из каких бы там событий оно ни проистекало, из давних или недавних. Если общество проникается стремлением изменить эти отношения, оно не смотрит ни на какое право давности; дело решается тем, на какой стороне сила и каковы нынешние чувства стороны, одерживающей верх"clxviii. Опираясь в своих исследованиях на идеи Сен-Симона, Фурье, Оуэна, Годвина, а также некоторые построения Луи Блана, мыслитель приходит к выводу: социализм есть неизбежный результат социально-экономической истории человечества, его движения по пути к коллективной собственности и "принципу товарищества"clxix.
Чтобы преодолеть "догматические предвосхищения будущего", как он характеризовал предшествующие Утопии, Чернышевский делает объектом своего анализа исторический процесс в точке перехода от старого к новому, от "сегодня" к "завтра". Поиски этого перехода приводят Чернышевского к убеждению, что историческое движение общества подчиняется объективной закономерности. (Хотя следует отметить, что в целом его взгляды на исторический процесс в это время еще не выходили из рамок просветительской теории.)
Наиболее последовательно проблемы экономической обусловленности социализма разрабатывались Чернышевским в связи с переводом и комментированием сочинений Д.С.Миля, в частности его "Оснований политической экономии". Анализ исторического процесса и экономического развития капиталистической цивилизации подвел Чернышевского к выводу: вектором последней является рост крупной промышленности и возрастание обобществления труда, что должно с необходимостью привести к ликвидации частной собственности. В этом смысле, уверен Чернышевский, "опасаться за будущую судьбу труда не следует: неизбежность ее улучшения заключается уже в самом развитии производительных процессов"clxx. Но дело не только в технологических тенденциях промышленного производства, а и в объективной социальной направленности общественного развития, которая выявляется в том, что человечество идет "к замене вражды, принимающей в промышленных делах форму конкуренции, товариществом, союзом"clxxi.
Главное в вопросах о будущем - увидеть направление, в соответствии с которым развивается настоящее. И потому, что направление всегда выражает закономерность, т.е. сущностную характеристику исторического процесса, и потому, что, следуя направлению, мыслитель освобождает модель от частностей, которые трудно верно предугадать, поскольку "историческое движение совершается под влиянием... множества различных влечений"clxxii. Таким направлением, по мнению Чернышевского, является "промышленное направление". Оно есть объективное основание всех изменений, которые ожидает человечество и которыми следует руководствоваться, подготавливая или осуществляя эти изменения. Это необходимая, говоря современным языком, парадигма социального моделирования.
Сам Чернышевский, не без доли просветительского романтизма, так обосновывает свою позицию: "...из промышленного направления выходит и некоторое содействие просвещению, потому что для промышленности нужна наука и умственная развитость, из него выходит и некоторая забота о законности и правосудии, потому что промышленности нужна безопасность; из него выходит и некоторая забота о просторе для личности, потому что для промышленности нужно беспрепятственное обращение капиталов и людей /.../ Когда развивается промышленность, прогресс обеспечен"clxxiii. Как видим, даже в этой очевидной обращенности к материальной основе жизни Чернышевский оставался утопистом, потому что последним критерием прогресса в соответствии с его философским антропологизмом для него выступает адекватность социальных отношений и институтов "природе человека", "потребностям человеческой натуры"clxxiv. В этой связи примечательно следующее суждение: "Если самостоятельность общества действительно должна быть целью общественной теории, то очевидно, что этой цели можно достигнуть только покровительством всему, что содействует развитию самостоятельности, - именно заботой об истреблении бедности, распространении просвещения, о смягчении нравов и об истреблении тех причин, от которых портится характер и получают фальшивое направление человеческие наклонности"clxxv.
И тем не менее социализм выступает в учении Чернышевского как экономическая необходимость, какой в свое время стал капитализм, принесший более высокие формы производства. Корни этой необходимости уходят в социально-экономический базис капиталистической цивилизации, по мере развития которого стала "все сильнее и сильнее выступать тенденция, противоположная безграничному праву частной собственности... тут везде - нечто похожее на коммунизм"clxxvi. Сделанный вывод работал на обоснование идеи о преходящем характере и исторической ограниченности капитализма, причины которых Чернышевский усматривал прежде всего в факте разъединения непосредственного производителя со средствами производства, т.е. в частной собственности, ставящей предел развитию производства, росту производительности труда. Эта историческая ограниченность капитализма и вселяет уверенность в обреченность частнособственнических порядков, в реальность ситуации, "когда отдельные классы наемных работников и нанимателей труда исчезнут, заменившись одним классом людей, которые будут работниками и хозяевами вместе"clxxvii.
Таким образом, капитализм в своем историческом движении приходит к собственному отрицанию, приближает свой социальный антипод - социализм. Линия критики капитализма и прорисовки будущего общества, казалось, достаточно жестко вела к материализму. Но этого не случилось - не привела. Иногда анализ капиталистических реалий уводил от утопии, но тогда на горизонте появлялись контуры мелкобуржуазного социализма с его ориентацией на мелкого собственника-производителя.
Вывод об экономической обусловленности социализма, о его корнях в капиталистической (промышленной) цивилизации не поколебал веры Чернышевского в крестьянскую общину, что и объясняет во многом, почему он остался на позициях утопического социализма. С этим последним его сближает и приверженность идее "перескока", правда, получившей несколько иное, отличное от герценовского, философское оформление. "Нас занимает вопрос: должно ли данное общественное явление проходить в действительной жизни каждого отдельного общества все логические моменты или может при благоприятных обстоятельствах переходить с первой или второй степени развития прямо на пятую или шестую, пропуская средние, как это бывает в явлениях индивидуальной жизни и в процессах физической природы", - задается вопросом Чернышевский и дает на него положительный ответclxxviii. Более того, народ, общество, "перепрыгнувшие" через историческую ступень, имеет шансы избежать или хотя бы уменьшить просчеты, ошибки, неудачи тех, кто медленно поднимался по ступеням истории. "Поздние народы" не только быстрее, но и легче преодолевают весь этот путь, они оказываются в "фаворе" у истории, которая "как бабушка страшно любит младших внучат"clxxix.
Свой общественный идеал Чернышевский связывал с общинным владением, которое он дополнял "общинным производством". Общинное владение, по его мнению, "гораздо лучше частной собственности упрочивает национальное богатство"clxxx. Но главное - общинному владению соответствует "соединение работника и хозяина в одном лице", что гарантирует свободу - политическую, гражданскую, духовную. Для Чернышевского это главный показатель развитости общества. Поэтому, если в условиях общественной собственности на средства производства в чем-то будет проигрывать производительность труда - не стоит слишком беспокоиться, ведь рост материального, вещественного богатства - это не цель, а лишь средство общественного прогресса. "На какой фабрике больше производится продуктов: на фабрике, принадлежащей одному хозяину-капиталисту, или на фабрике, принадлежащей товариществу трудящихся? - Спрашивает Чернышевский и отвечает, - я этого не знаю и не хочу знать; я знаю только, что товарищество есть единственная форма, при которой возможно удовлетворение стремления трудящихся к самостоятельности, и потому говорю, что производство должно иметь форму то