ере экономики, новые либералы вынуждены были бы в конце концов отказаться от главного принципа либерализма и правового государства. Поэтому речь шла фактически лишь о смягчении духа капитализма средствами подчинения хозяйственной жизни культурным целям человечества.
Итак, рассмотрение вопроса по обозначенным трем пунктам свидетельствует о следующем: социальный либерализм чрезвычайно расширял сферу деятельности государства. Обеспечение права на достойное существование и борьба с монопольной собственностью требуют усиления активности государства в области хозяйственной и культурной работы (школы, страхование, промышленность, земледелие, творчество). Это требование расценивалось как основа социального моделирования. Идеи права, свободы, равенства, собственности наполнялись новым содержанием, приобретая ярко выраженную социально-культурную ориентацию, делая реальным освобождение их от исторической ограниченности и излишней формализации. За ними в перспективе утверждался смысл, когда "свобода откроется нам не как произвол себе довлеющего атома Демократии, а как растущая сила творческой активности. Личность - как движение к сверхличным объективным началам жизни. Равенство - как равноценность незаменимых в своем Различии личностей и Собственность - как служение Общности"cclxxxviii.
Такая позиция ставила во главу угла проблемы демократии - и как формы государственного устройства, и как принципа общественной жизнедеятельности.
4.4. От демократии политической к демократии общественной
Либеральная модель развития исходит из признания демократии формой правового государства. Важно, что в рамках этой модели демократия не сводима к принципу представительства. Новый либерализм весьма скептически относился к понятиям всеобщей воли или воли большинства, видя в них фикции, используемые в игре политических сил, и считая, что общий интерес не существует как нечто данное, а формируется как равнодействующая всех борющихся в обществе сил, под контролем государства. При этом меньшинство не может быть принесено в жертву большинства, односторонне подавлено большинством, а должно получить хотя бы частичное признание. Функция государства состоит в поддержке солидарных интересов людей - самого ценного с точки зрения общечеловеческих интересов, а значит, в обеспечении должных условий существования этого меньшинства. Важнейший параметр демократического государства, предупреждал С.А.Котляревский, "заключается в том, чтобы эта власть большинства не применялась со всей тиранической полнотой, чтобы у нее были пределы"cclxxxix. Сама же солидарность - это общественный идеал, следование которому составляет смысл и содержание государственной деятельности в правовом государстве. Последнее и есть по своей природе самая всеобъемлющая форма солидарности. Но не только в плане общественного единения, но и в плане реализации принципов парламентаризма: в плане солидарности правительства с представительством (не с партиями!) как выражением народного мнения. Здесь необходимо отметить следующее.
Одной из главных черт государственной власти, говорили новые либералы, является ее безличность: в правовом государстве господствуют не лица, а общие правила или правовые нормы. Для лиц, обладающих властью, последняя является не их субъективным правом, а правовой обязанностью, которую они должны нести как "общественное служение". Это и придает власти правовой характер, и делает ее подзаконной. Поэтому власть в правовом государстве всегда выступает носительницей какой-нибудь общественной идеи и в этом смысле должна иметь нравственное оправдание.
Это оправдание может включать стремление к утверждению величия страны, заботу о росте благополучия народа, упрочение правового порядка, усиление роли государства в регулировании общественных процессов, в частности экономической жизни, и т.п. Каждый из этих мотивов власти (или их совокупность) составляют одухотворяющую ее основу, без которой она в цивилизованном мире гибнет. Поэтому крайне важно, чтобы эта идея была, чтобы она осознавалась и принималась как на уровне государственной политики, так и на уровне обыденного массового сознания, находила реализацию в социальном поведении людей, в деятельности отдельных групп, в политике (внешней и внутренней) государства в целом. "Отношения господства и подчинения утверждаются и укрепляются благодаря идейному оправданию их /.../ Чтобы существовать и быть признаваемой, власть должна себя оправдывать /.../ Только если власть способствует тому, что должно быть, только если она ведет к господству идеи права, только тогда мы можем оправдать ее существование, только тогда можно признать ее правомерной"ccxc.
Только с соблюдением этого условия власть способствует тому, что должно быть, в нашем случае - ведет к господству идеи права; только при соблюдении этого условия она может быть признана правомерной. Короче говоря, главным основанием власти является ее духовное, нравственное оправдание. Лишь это ведет к господству над ней права. И тогда становится возможным переход от демократии политической к демократии общественной. "Для демократии недостаточно одно механическое повиновение граждан государственному закону; от них требуется большее, чем соблюдение закона, большее, чем согласование с нормами права, требуется такая степень солидарности и подчинения своих интересов общему благу, которая не может охватываться никакой правовой нормой"ccxci. Конечно, чтобы демократия приобрела такой характер, необходимы условия, главным из которых является нравственное и духовное развитие личности, высокий духовный потенциал всего общества. Так идея власти (государства) увязывалась с идеей свободной личности, которая в таком новом контексте становилась политическим требованием.
Среди средств достижения подобной солидарности важнейшим считалась способность власти к компромиссам и терпимость к плюрализму мнений. "Задача всякого акта государственной власти заключается в том, - подчеркивал Гессен, - чтобы создавать общую волю, искать ее путем непрерывного сглаживания интересов, путем отказа определенных общественных групп от одностороннего господства в обществе их интересов, исключающих все другие"ccxcii. Общая воля иррациональна как результат, но она конкретно-реальна как задача политического действия. Отсюда политическая программа либерализма: расширение избирательных прав, защита прав меньшинства, которое не может быть подавлено большинством, сглаживание классовых противоречий путем широкого обращения к компромиссам. Поскольку общая воля - это всегда не готовый факт, а скорее задание, то ни одна группа общества не может узурпировать ее. Избирательные права, привлечение к законодательству и управлению широких масс, непосредственно заинтересованных в способе решения государством новых задач, есть гарантия общего блага, что и является свидетельством демократической власти.
Отсюда вытекало признание множественности партий, выражающих интересы различных групп и вместе с тем необходимость правового ограничения их деятельности со стороны государства с целью недопущения диктатуры одной из них. "Если демократия, - писал Новгородцев, - открывает широкий простор свободной игре сил, проявляющихся в обществе, то необходимо, чтобы эти силы подчиняли себя некоторому высшему обязывающему их началу. Свобода, отрицающая начала общей связи и солидарности всех членов общения, приходит к самоуничтожению и к разрушению основ государственной жизни"ccxciii. Правовое государство должно и может гарантировать народ и каждого гражданина от деспотизма одного лица, партии, класса или даже "самодержавия народа". Деспотичным может быть государство, построенное на принципе народовластия, а деспотизм народа бывает ужаснее деспотизма отдельного лица. В правовом государстве власть организуется так, чтобы, с одной стороны, она не подавляла личность, а с другой стороны, личность (народ) - были бы не только ее объектом, но и субъектом. Его принцип предполагает суверенитет, то есть верховенство народа, он не требует во имя общего дела принесения в жертву интересов отдельной личности. Но поэтому демократия невозможна без соответствующего воспитания народа, без поднятия его нравственного уровня.
Таким образом, в системе понятий нового либерализма демократия понималась как выражение релятивизма, как запрет любому считать себя выразителем абсолютной истины, как признание за каждым права на искание последней. Это толкование имело вместе с плюсами свои минусы. Демократия, готовая допустить всякую политическую возможность, всякую хозяйственную систему (лишь бы это не нарушало начала свободы!) всегда есть "распутье" (Новгородцев), "система открытых дверей, расходящихся в неведомые стороны дорог"ccxciv. А это при длительности подобного состояния может создавать социальную усталость, ослаблять, образно говоря, бдительность народа, провоцировать всплески анархических или, напротив, авторитарных настроений и ожиданий.
Иными словами, "система свободы и свободной игры жизненных сил, система открытых дверей и неопределенных возможностей" имеет свои издержки. В определенных условиях она может провоцировать анархические давления на общество со стороны некоторых групп, или, скажем, усиливает влияние авторитарных настроений и ожиданий и даже их реализацию - ведь в условиях демократии ни один путь "не заказан", ни одно направление не запрещено. (Пример тому - наша сегодняшняя социально-политическая ситуация.) Подобные издержки хорошо понимал сам Новгородцев, обосновавший модель "демократии на распутье". Но в поисках выхода из тупика он предлагал решение, весьма далекое от средств реальной политики. Демократия, как и всякая форма государства, писал Новгородцев, сильна только тогда, когда над ней стоит справедливость, когда народ не забыл, что в мире есть Высшая Воля, перед которой народная воля должна преклониться.
Защищая демократию, новые либералы пытались внести некоторые оговорки. В частности, обосновывалось требование расширения избирательного права, в чем усматривалось правовое ограничение государства в пользу народа. Утверждалось, что демократия есть ограничение государства субъективными правами его граждан, и притом не только отрицательными правами невмешательства в сферу личной свободы, но и положительными правами действия в интересах роста личной активности. Иными словами, она есть привлечение к общему делу множественной активности, что в конечном счете (хотя и не всегда) означает усиление совокупного государственного действия, а это определяет во многих случаях преодоление распутья.
Правовое ограничение государства есть всегда не умаление, а повышение его активности. Вот почему необходимо расширение избирательных прав граждан, привлечение к законодательству широких слоев народа. Последнее толковалось как средство придания правового характера борьбе общественно-политических групп и как принципиальное признание того, что никто сам по себе не является выразителем общей воли народа - последняя есть результат совместных исканий.
Государству в этих исканиях принадлежит роль посредника: оно должно способствовать приобщению всех групп к выработке компромиссов, находить "равнодействующую" сталкивающихся интересов. Государство никогда не стоит "лицом к лицу" с отдельными гражданами, а имеет дело с их организованными группами. Поэтому его роль заключается не только в том, чтобы разбирать споры отдельных лиц на основании раз навсегда установленного закона, а и в том, чтобы приобщать все группы к созданию "общей воли", т.е. чтобы постоянно искать компромисс между их различными сталкивающимися интересами, находить "равнодействующую" последних. "Задача государства заключается в том, чтобы быть надклассовым посредником между классами и тем самым придавать их борьбе правовую форму"ccxcv. Демократия не всегда способна организовать сильную власть, и ее тоже надо защищать. Поэтому в правовом государстве власть должна быть организована так, чтобы отдельная личность и народ могли быть как объектом, так и субъектом власти.
Отметим, что разработка принципов правового государства по рассмотренным направлениям подводила новый либерализм к идее "правового социализма", позицию которого наиболее последовательно разрабатывали Б.А.Кистяковский и С.М.Гессен. Но это было уже позже и это (тема для другого разговора.

Заключение
Итак, мы представили три модели исторического развития России. Несут ли они какой-нибудь урок для современности? Как отвечал на этот вопрос В.О.Ключевский, "История учит даже тех, кто у нее не учится, она их проучивает за невежество и пренебрежение".
Действительно, самодержавие, вызывающее у "красных" аллергию, у "белых" (романтизированную тоску "тонкого колоска" по "русскому полю", завершило полный цикл своего развития в русской истории. Не будем недооценивать его положительной роли. Именно самодержавие создало Великую (единую и неделимую - добавляют его сторонники) Россию. Его роковая ошибка состояла в том, что оно не осознало (не захотело осознать) ограниченности отпущенного ему исторического времени и не сумело (не захотело) реализовать наметившейся в 60-х годах возможности компромиссного "мягкого" выхода из кризисной ситуации через конституционную монархию к либерально-демократическому конституционализму. Даже такой не непредвзятый критик самодержавия, как В.И.Ленин, соглашался, "что осуществление лорис-меликовского проекта могло бы при известных условиях быть шагом к конституции, но могло бы и не быть таковым: все зависело от того, что пересилит - давление ли революционной партии и либерального общества или противодействие очень могущественной, сплоченной и не разборчивой в средствах партии сторонников самодержавия"ccxcvi. Парадокс русской истории, отмеченный С.Л.Франком, Н.А.Бердяевым и др., состоял в том, что все эти три силы объединили свои усилия, и под этим тройным прессингом самодержавие рухнуло, едва не разрушив всю Россию.
Вторая утопическая модель русского социализма, казалось бы, по определению не имела шансов на успех. И тем не менее, как не однажды случалось в истории, утопия оказалась реализованной, заняв место самодержавного правосознания. Ее успех был обусловлен тем, что в реализации ее объединились вера в социальную справедливость и поведенческий стереотип "анархической вольности", культурным эквивалентом которой может служить "социальная инициатива масс", места для которой не оставляли ни самодержавие, ни классический либерализм. Как всякая утопия, не имеющая научных оснований, идеал "русского социализма" оказался весьма удобным объектом для любых трансформаций, вследствие чего он принял весьма жесткую форму "диктатуры пролетариата", а по существу "диктатуру партии". Опасность подобной трансформации в свое время предвидели Ф.М.Достоевский в "Легенде о Великом Инквизиторе" и Вл.Соловьев в "Повести об антихристе". И все же пока мечта о социальной справедливости и социальной активности, т.е. востребованности масс остается нереализованной, а потому сохраняется почва для социальных утопий. И какую форму она примет - стихийного бунта или ухода в призрачные зыби града Китежа, зависит от обстоятельств. И с этим недозволительно "играть" ни одной из политических элит.
И, наконец, третья либеральная модель развития России. Казалось бы, все складывалось в ее пользу: развитие, хотя и замедленное, гражданского общества, формирование, хотя и не по европейским образцам, третьего, среднего класса, формирование либеральных настроений и правосознания, образование Государственной думы и либеральных партий, явная недееспособность монархической власти... И в одночасье все это рухнуло, утонув в Меморандумах Милюкова, в думской говорильне, в речах "главноуговаривающего" Керенского. Либерализм, так и не родившись, почти без боя уступил место массовой социалистической утопии.
И снова, заявив о себе в начале 90-х годов, он в течение 3-5 лет растратил свои кредиты, так и не сумев привлечь на свою сторону массы, жаждавшие перемен. И теперь как итог - о перспективах либеральной модели развития в современной России. Сегодня о шансах либерализма в нашей стране чаще всего говорят не в оптимистических тонах и с изрядной долей раздражения: снова, как уже бывало не раз в российской истории, он не смог выиграть в политической борьбе и должным образом повлиять на ход осуществляемых реформ, некоторые склонны считать, что либерализм для России снова как бы "умер". В самом деле, Россия не только не является либеральной страной, но пока в ней не просматривается и тенденции к действительной либерализации власти и общественной жизни. Более того, либеральные ценности не занимают должного места в общественном и индивидуальном сознании. Но это понятно - бытие, как известно, определяет сознание. Если нет развитого института частной собственности, цивилизованного рынка, если не укоренены принципы правового государства и соответствующих социальных институтов, то говорить о либеральных ценностях в сознании и социальных ориентациях - нет оснований. Отметим еще один момент. Часто либерализм отождествляется с демократией, от чего более ста лет назад предостерегали его классики. Демократия и либерализм, хотя и взаимосвязаны, но представляют собой различные явления. Демократия не сводится к либерализму уже по одному тому, что либерализм базируется на приоритете самоценности человеческой личности, а демократия предполагает суверенитет, верховенство народа, т.е. приоритет большинства. Между тем политические свободы - это только необходимое условие для построения либерального государства. За последними стоят свои принципы общественной жизни. Иными словами, либерализм пронизан социальными началами в не меньшей степени, нежели политическими, поскольку либерализм - это идеология благополучного, условно говоря, общества, общества, выполняющего целый ряд прежде всего социально-экономических обязательств перед своими гражданами, важнейшим из которых является обеспечение каждому "минимума благополучия".
Далее, либерализм, как мы показали выше, очень многоплановен и разнообразен: есть "экономический либерализм" с принципом "laissez faire", противопоставляющий общество индивиду, есть "социальный либерализм", акцентирующий понятие справедливости и соответственно требование контроля за такими общественными институтами как образование, здравоохранение и т.п. Либерализм есть система ценностей, защищающая общечеловеческие нормы жизни и завоевания культуры. Либерализм есть определенный тип государственного моделирования - в таком случае первейшим вопросом выступает вопрос о пределах полномочий государства, о верховенстве закона над политикой и т.д. Все эти разнообразные измерения либерализма в его "идеальном типе" завязаны друг на друга, но в реальности часто предстают как нечто самостоятельное и автономное, слабо и не всегда очевидно связанное со своим целым. Поэтому мы склонны не видеть ни этого последнего, ни многообразия его проявлений, выбирая в защите, как и в критике, либерализма какую-то одну его "ипостась" и попадая тем самым в самими же расставленные ловушки.
Как справедливо заметил М.М.Карпович, "Исторический процесс не знает никаких "последних" результатов, никаких "окончательных" побед и поражений"ccxcvii. В этом смысле возвращение к либеральной альтернативе не закрыто для России. Ее программа не может быть написана ни "с чистого листа", ни по "продвинутым" западным образцам, но предполагает изучение опыта русского либерализма как модели исторического развития страны. Культурно-исторические традиции русского либерализма представляют несомненный интерес для понимания современного кризисного состояния страны и, главное, для преодоления этого кризиса и реализации либеральных программ в интересах человека на современном уровне понимания его права на достойное существование.
Принимая во внимание все это, выскажем предположение, пусть не покажется оно странным: может, преждевременно говорить о "смерти" российского либерализма - просто потому, что разве можно умереть раньше, чем родиться?

Именной указатель
Аврех А.Я.
Аксаков И.С.
Аксаков К.С.
Александр I
Александр II
Александр III
Алкександр Невский
Алексей Михайлович
Алексий митрополит
Анна Иоанновна
Андрей Боголюбский
Анненков