но союзника, нежели открытого врага. И, как известно, поэт ответил на эту "царскую милость" "Стансами", в которых угадал сокровенный идеал царя, сравнивая его с Петром Великим.
Николай, в отличие от своего брата Александра, "изнемогавшего под бременем власти", всегда чувствовал свое призвание к выпавшей на его долю миссии. Любимым его детищем была и оставалась армия. Ей он посвящал свои помыслы и большую часть своего рабочего времени. В армии он видел хорошо отлаженный механизм, который не должны испортить никакие человеческие слабости или страсти. Отсюда постоянная строевая выучка, в жертву которой приносилась боевая подготовка армии, чем были весьма недовольны наиболее дальновидные генералы, и что в полной мере обнаружилось в Крымской кампании.
Но армию Николай любил и потому, что видел в ней безупречный образ государственной машины, которая, будучи запущена в дело, сама собой способна решить многие трудности и проблемы. Как отмечает его биограф Н.К.Шильдер, еще будучи Вел. кн. Николай преклонялся перед прусской военной системой. Навещая в Берлине своих коронованных родственников, он любил бывать на воинских выучках прусских солдат и поражал своих прусских друзей знанием всех мелочей воинской службы. Впоследствии, будучи уже императором, он так объяснял свое пристрастие: "Здесь порядок, строгая безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого, никто не приказывает, прежде чем сам не научится повиноваться /.../ Я смотрю на всю человеческую жизнь как на службу", (заключил он свои поясненияlx.
По этому аналогу военной службы была построена вся управительная система от волостной канцелярии до Государственного совета. Николай твердо верил во всесилие построенного по военному образцу государственного аппарата. Ему казалось, что такой бюрократический аппарат сможет держать под контролем всю жизнь общества и по мере необходимости регулировать ее. Военизация государственного аппарата распространилась и на административное управление. Во главе большинства губерний были назначены военные губернаторы со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Но хорошо известно, что машина может долго работать и на холостом ходу.
Как истинный самодержец Николай стремился не только во все вникать сам, но ни на минуту не выпускать руководства из своих рук. В этих целях наряду с обычной административно-управленческой системой при императоре была учреждена Собственная Его Императорского величества канцелярия. В I Отделение ее стекались все производимые в кабинетах государства дела и попадали под бдительное око самого императора. Но одним из самых значительных деяний этого института власти стало издание Полного Свода Законов Государства Российского. Дело в том, что со времени царя Алексея Михайловича в России продолжал действовать созданный в 1649 г. Свод законов. И чиновники вынуждены были пользоваться указами, которые подшивались без всякой системы, один вслед за другим в толстенные книги. Склонный к порядку, Николай и поручил упорядочение старого Свода и кодификацию новых законов М.М.Сперанскому. В этих целях было создано II Отделение Собственной Его Императорского величества канцелярии. Полное собрание кодифицированных законов с 1649 по 3 декабря 1825 г. включительно составило 45 томов. К 1833 году было составлено еще 15 томов действующих законов Свода, принятого в качестве единственного основания решения всех дел. Новый Свод законов государства Российского открывался статьей, утверждающей незыблемость самодержавия: "Император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной власти не только за страх, но и за совесть, сам Бог повелевает".
Одновременно с работой над кодификацией законов, которые должны были послужить надежной опорой самодержавия, в ход был запущен другой, более действенный механизм управления - тайный сыск, идея которого принадлежала А.Х.Бенкендорфу. В секретной записке Николаю о реформе полиции он писал, что ее приемы широко используются в обыденной практике. Речь идет о перлюстрации служебной и частной переписки, что позволяет держать власти в курсе всех происходящих событий. К этому может быть присовокуплено и доносительство, специально по службе или добровольное за небольшую мзду или покровительство. Эта записка положила начало III Отделению Собственной Его Императорского величества канцелярии с включенным в него корпусом жандармов, т.е. политической полиции, в ведение которой перешли все политические и наиболее крупные уголовные дела. Во главе III Отделения и был поставлен сам Бенкендорф, которого Николай любил за сообразительность и откровенность. Сотрудников III Отделения Николай использовал и для того, чтобы держать под контролем, или страхом постоянного контроля, все службы и даже частную жизнь обывателей, при этом "исключительно в интересах всех добропорядочно настроенных граждан". Он хотел приручить последних видеть в сотрудниках III Отделения непосредственных представителей государя. Тем самым как бы преодолевался барьер бюрократии, отделявший царя от народа. Царь при таком подходе становился подлинным "отцом" нации, призванным опекать ее от злокозненных намерений отдельных злоумышленников. "Никогда еще притязательная самонадеянность этой власти не поднималась в России так высоко, как в николаевское время. Она стремится поглотить и воплотить в себе всю общественность"lxi. Дополняло III Отделение Канцелярии IV Отделение, ведавшее чрезвычайными ситуациями. Через этот мощный бюрократический механизм власть самодержца действовала помимо нормальной системы правительственных учреждений, что создавало систему взаимной слежки и доносительства. Таким образом, в стране образовался худший вид двоевластия, когда одна власть могла списывать на другую все свои недочеты и провалы.
Волна революционного движения, прокатившаяся в 30-х годах по Европе и впрямую задевшая Россию (польские события), побудила власти обратиться к созданию соответствующей новым обстоятельствам идеологии, которая бы укрепила моральный дух нации. Автором новой идеологии принято считать министра народного просвещения С.С.Уварова, хотя идеи ее носились в воздухе. Однако именно он при посещении Московского университета уже в качестве министра после имевших там место студенческих волнений в докладной записке на имя императора сумел кратко сформулировать новую идеологию. Настаивая на необходимости сочетания образования и воспитания в целях формирования полезных и верноподданных слуг царя и Отечества, Уваров считал, что необходимо "постепенно завладевши умами юношества, привести оное почти нечувствительно к той точке, где слиться должны, к разрешению одной из труднейших задач времени, образование правильное, основательное, необходимое в нашем веке, с глубоким убеждением и теплой верой в истинно русские охранительные начала Православия, Самодержавия, Народности, составляющие последний якорь нашего спасения и вернейший залог силы и величия нашего Отечества"lxii. Причем под православием имелась в виду не "внутренняя правда" самостоятельной русской церкви, о которой мечтали славянофилы, а православная церковь как незыблемый оплот самодержавия. Под народностью понимался идеализированный народ, в духе оперного Ивана Сусанина, готового положить жизнь за царя. Идея же самодержавия была облечена в белые патриархальные одежды. Такая формулировка и приобрела статус идеологии официальной народности и получила мощную поддержку в официозной прессе. Если в царствование Александра I могло казаться, что процесс европеизации России достиг своего расцвета, то царствование Николая I стало апогеем русского национализма. Как позже отметит П.Н.Милюков, при Николае абсолютизм окончательно перестал быть "просвещенным"lxiii. Именно с царствования Николая Россию начинают противопоставлять Европе.
Николай прекрасно понимал, что основным из нерешенных вопросов, доставшихся ему в наследство, остается крестьянский вопрос, являющийся сердцевиной общего вопроса о состоянии сословий: нельзя было решить крестьянский вопрос, не затрагивая интересов помещиков. Уже в конце 1826 г. был создан первый Секретный комитет, призванный наметить пути развязки этого узла. Предложенные этим комитетом проекты решительно настаивали на незыблемости крепостного права. Намечались лишь некоторое пути его смягчения. Но даже эти, ничтожные по своему содержанию, проекты остались нереализованными и забытыми. И все же Николай понимал, что от этого вопроса уйти нельзя, но как его разрешить, не разрушив самих устоев самодержавия, то есть не затрагивая интересов помещиков, он не знал. Для обсуждения этой проблемы возникают один за другим 9 Секретных комитетов с участием в них именитых сановников. Мозговым центром этих комитетов был назначен П.Д.Киселев - государственный деятель Александровской эпохи, который довольно успешно провел реформу государственных крестьян. Однако решение этой задачи облегчалось тем, что государственные крестьяне были лично свободными, и реформа лишь предусматривала изменение управления ими, передав его Министерству государственных имуществ. Реформирование же положения помещичьих крестьян при любом исходе не могло не затронуть интересов "основного сословия" империи, "опоры трона" - помещиков.
Для решения этой, в принципе неразрешимой, задачи и было создано V Отделение собственной Его Императорского величества канцелярии во главе с Киселевым. Работа по этой программе была сосредоточена в очередном Секретном комитете, деятельность которого, однако, была ограничена принципом неприкосновенности помещичьей земельной собственности. Все попытки Киселева обойти или как-то нейтрализовать этот запрет встречали обструкцию со стороны членов комитета - крупных земельных магнатов. И в 1841 г. Николай окончательно отступился, ссылаясь на указ 1803 г., согласно которому освобождение крестьян возможно лишь при условии "собственного желания" на то помещиков. Так консервативное бюрократическое большинство Комитета взяло верх над мнением царя-Самодержца. Признав, что крепостное право есть очевидное зло, Николай выразил волю помещиков, заявив, что прикасаться к нему в настоящее время было бы делом гибельным. Подобные ситуации не раз подмечал внимательный де-Кюстин: "Как это ни звучит парадоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией, силой страшной повсюду, потому что злоупотребление ею именуется любовью к порядку, но особенно страшной в России", где бюрократия превратилась в административную систему, довлеющую над обществомlxiv.
В новые времена, проходившие под знаком революции 1848 г., инстинкт самосохранения побудил Николая встать в ряды европейской контрреволюции. Власть, созданная революцией и полагавшая свою законность в "воле народа", не может быть признана законной, считал он, ибо она подрывает легитимность законных государей. Европейские революции 1848 г. Николай рассматривал как личный вызов ему. И он добровольно возложил на себя функцию международного жандарма. 14 марта 1848 г. был опубликован Манифест, в котором общественное мнение России предупреждалось о "новых смутах", взволновавших западную Европу после "долголетнего мира", о "мятеже и безначалии", потрясающих Францию и угрожающих сопредельным с Россией странам. Император призывал всех русских защищать "неприкосновенность пределов империи", к борьбе "за веру, Царя и Отечество" и к победе, которая даст право воскликнуть: "с нами Бог, разумейте народы и покоряйтесь, яко с нами Бог". Это изобретенное им восклицание он любил повторять по любому поводу. Но Крымская война показала, что "Бог не с нами". Перед смертью это понял и Николай. Он умирал с сознанием, что оставляет сыну тяжелое наследство, что тридцать лет его деятельности во имя долга и величия России обернулись крахом.
3.2 "Революция сверху" как модель либерализации монархии
Одно из важнейших преимуществ самодержавия сравнительно с республиканской формой правления и Тихомиров и Ильин видели в том, что сила и мощь государства, сосредоточенная в одном лице монарха, способна к осуществлению крупного пакета реформ. Подтверждением тому может служить реформаторская деятельность Петра и "Великие реформы" Александра II, как их называли современники.
Александр II пришел к власти после сокрушительного поражения России в Крымской войне и общего кризиса николаевской системы. Он не был поклонником либеральных идей, как его дядя - Александр I. Напротив, еще цесаревичем, будучи привлеченным к работе в Секретных комитетах по крестьянскому вопросу, Александр был даже правее Николая, откровенно высказываясь в пользу безусловного сохранения помещичьей собственности на землю. Да и позже оставался верным идее самодержавия. Но в отличие от дяди и отца он был человеком, не лишенным здравого смысла. После поражения в Крымской войне ситуация в обществе резко изменилась. Среди "образованного общества" в списках ходили политические письма вчерашнего идеолога официальной народности М.П.Погодина, в которых он призывал власти к реформам. "Прежняя система отжила свой век", утверждал он в одном из писем. Под влиянием европейского либерализма изменилась лексика маститого историка. Так если в 1854 г. он ратовал за гласность и просвещение, видя в них залог развития общества, то в начале 56 г. он призывал Александра II искать выход из кризиса уже на иных путях: "Свобода! Вот слово, которое должно раздаться на высоте самодержавного русского престола!"lxv. Вчера еще запрещенное слово "свобода" стало у всех на устах. Но, как замечает либеральный историк конца XIX начала XX века А.А.Корнилов, это слово не только у Погодина, но даже у самых радикальных авторов, таких как А.И.Герцен и Н.Г.Чернышевский, было обращено к монархуlxvi. От монарха либеральная общественность ожидала насущных, впрочем весьма умеренных, социальных реформ. Так в записке Т.М.Грановского, опубликованной Герценом в "Голосах из России", выражалась желательность постепенного освобождения крестьян "без потрясения страны". Сам Герцен в открытом письме к Александру, опубликованном в 1855 г. в"Полярной звезде", выдвигал перед императором весьма скромную программу: освобождение крестьян от помещиков, освобождение податных сословий от побоев и освобождение печати от цензурыlxvii.
Александр, первым делом которого было урегулирование тяжких последствий Крымской войны, после заключения весьма неблагоприятного мира силой обстоятельств вынужден был сосредоточить свои усилия на решении внутренних проблем. Как отмечает Л.Г.Захарова, "Александр II встал на путь освободительных реформ не в силу своих убеждений, а как военный человек на троне, осознавший "уроки" Крымской войны, как император и самодержец, для которого превыше всего был престиж и величие державы"lxviii. Александр понял, что если в прежних войнах Россия побеждала численностью армии и глубиной тыла, то в середине XIX века победу обеспечивает военная техника и регулярная обеспеченность армии всем необходимым, несовместимые с рекрутским принципом формирования армии и крепостным правом.
Еще при отце, участвуя в работе Секретных комитетов по крестьянскому вопросу, он понял актуальность этого вопроса и сколь трудно его решить без "потрясения страны", как выражался Грановский. Земля по закону ("Жалованная грамота" 1785 г.) принадлежала помещикам. Царь не мог насильно ущемлять права сословия, которое составляет опору трона и к которому он сам себя причислял, без "потрясения основ" или без угрозы пресловутой "удавки". И все же здравый смысл подсказал ему ход решения этой, казалось бы неразрешимой, задачи: инициатива должна исходить от самих помещиков. Первый заход в этом направлении был сделан 30 марта 1856 г. в Москве в выступлении перед представителями дворянства. Александр заявил: "Слухи носятся, что я хочу объявить освобождение крепостного состояния. Это несправедливо... Вы может это сказать всем направо и налево. Я говорил то же самое предводителям, бывшим у меня в Петербурге. Но не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого, мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною, следовательно, гораздо лучше, чтобы это произошло свыше, чем снизу" (выделено мною - Л.Н.)lxix. Так в сознание дворянства, и не только либерально настроенного, была внедрена мысль о необходимости перемен в крестьянском вопросе. Вторым шагом в этом направлении стал знаменитый рескрипт на имя виленского генерал-губернатора В.И.Назимова. Зная настроения помещиков Остезийского края, жаждавших отпустить своих крестьян на все четыре стороны, но без земли, виленский генерал-губернатор организовал от их имени ходатайство перед императором. В ответ на него 20 ноября 1857 г. и последовал рескрипт, в котором выражалась благодарность помещикам западных губерний за их почин. От имени правительства было предложено образовать дворянские губернские комитеты для обсуждения условий освобождения крестьян, но одновременно сформулированы, так сказать, рамочные условия, в которых утверждалась необходимость решения проблемы "крестьянской оседлости", то есть обеспечения в той или иной форме крестьян землей.
Данный рескрипт, разосланный по инициативе либерально настроенных чиновников правительственного аппарата по всем губерниям, сыграл роль катализатора в подготовке крестьянской реформы, тем более что с обсуждения проблемы в интересах дела были сняты цензурные запреты. С ведома императора был запущен механизм гласности. Именно в связи с рескриптом 20 ноября 1857 г. Герцен посвятил Александру восторженную статью с многозначительным эпиграфом: "Ты победил, Галилеянин!". "Имя Александра, - патетически писал он, (принадлежит истории: если бы его царствование завтра окончилось, если б он пал под ударами каких-нибудь крамольных олигархов, бунтующих защитников барщины и розги, - все равно, начало освобождения сделано им, грядущие поколения этого не забудут!"lxx. В таком же духе выдержана статья Чернышевского в "Современнике": "Высочайшими рескриптами, данными 20 ноября, 5 и 24 декабря 1857 года, благополучно царствующий государь император начал дело, с которым по своему величию и благотворности может быть сравнена только реформа, совершенная Петром Великим"lxxi.
Правда, по ходу дела положение стало меняться. Появились первые либеральные проекты и программы К.Д.Кавелина, А.М.Унковского, Ю.Ф.Самарина и др. Важнейшее для России дело - освобождение крестьян - способствовало консолидации либерально настроенных сил внутри правительственного "бюрократического" аппарата во главе с министром внутренних дел С.С.Ланским, товарищем министра Н.А.Милютиным. Одновременно сформировалась консервативно-охранительная "партия плантаторов", выражавшая интересы помещиков черноземных губерний, заинтересованных в освобождении крестьян без земли. Так уже во время подготовки реформы произошел раскол общественного мнения. Под двойной пресс общественного влияния попал и император, за которым оставалось последнее слово и который ни на минуту не хотел отказаться от своей прерогативы самодержца. Отсюда его колебания, или как писал Герцен, "зигзаги слева направо", выражавшиеся в частой смене руководителей и исполнителей программ, что не могло не сказаться на содержании реформы.
В результате крестьянская реформа 19 февраля 1861 года стала определенном компромиссом. "В правовом отношении, - подчеркивал А.А.Корнилов, - крестьянская реформа была без сомнения колоссальным шагом вперед во всей новейшей русской истории. Упразднив крепостное право над личностью крестьянина, она открыла широкий путь к полному освобождению народа"lxxii. Но как всякий компромисс, она вызвала разочарование в обществе и породила его раскол на радикалов и консерваторов. Не того ожидало и крестьянство. Н.Я.Эйдельман, оценивая реформу с учетом современного опыта, пишет: "Несомненно, с революционно-деморкатической, крестьянской точки зрения реформа могла, должна была быть лучше; однако следует ясно представлять, что она могла выйти и много хуже". По поводу же отмеченных Герценом "зигзагов" императора он остроумно замечает: "Раз