варищества трудящихся"clxxxi. Как видим, и в политэкономических вопросах Чернышевский порой следовал ориентациям, которые несли печать просветительского социализма 40-х гг. И тем не менее по сравнению со своими предшественниками он сделал заметный шаг вперед.
Во-первых, Чернышевский придал социалистической утопии новые черты, приблизив ее обоснование к материалистической догматике, основанной на политэкономическом анализе-критике капитализмаclxxxii. Обращение к политической экономии, исследование законов истории, дало ему некоторые преимущества в прорисовке будущего общества и прежде всего его социально-экономических контуров. Социализм Чернышевского предполагает "соединение труда и собственности в одних и тех же лицах", исчезновение "класса наемных работников и класса нанимателей труда", появление класса людей, которые будут "работниками и хозяевами вместе", соединение ренты, прибыли и рабочей платы в одних и тех же руках, участие трудящихся в управлении производством и др.
Во-вторых, для Чернышевского достижение социализма связано с успехами человеческой цивилизации, историческое движение которой "дает самостоятельность индивидуальному лицу, так что оно в своих чувствах и действиях все больше и больше руководится собственными побуждениями, а не формами, налагаемыми извне"clxxxiii. В его утопии, соединившей социализм с антропологическим принципом (человек - мера всех вещей), в равной степени внимание уделялось как принципам построения общества, так и человеку, личности. Именно Утопии Чернышевского мы обязаны тому типу людей, который взволновал общественность 60-х гг., еще раз взбудоражил ее идеями социализма, заставил говорить о нем не столько как о желаемом будущем, сколько как о должном настоящем. Его социалистические идеи, как справедливо отмечает Е.Черткова, имеют ярко выраженный этический характерclxxxiv. Герои его романа "Что делать?" стали прообразами тех "новых людей", которые спустя некоторое время составили многочисленные отряды народовольцев и с практической деятельностью которых будет связана дальнейшая эволюция русского утопического социализма.
В-третьих, своеобразна трактовка Чернышевским путей достижения социалистического идеала, центральной идеей которой является идея "переноса" из будущего в настоящее "всего, что можно перенести". (В этой связи примечателен Четвертый сон Веры Павловны, о котором мы уже говорили.) Как осуществить этот "перенос"? - Путем нравственного самосовершенствования, воспитания в себе критического отношения к существующей действительности, самообразования, стараниями где и как возможно внедрять в жизнь - свою собственную и окружающих тебя людей - любовь к труду и такие формы его организации, которые, с одной стороны, основываются на товариществе, с другой стороны, культивируют "честное предпринимательство" и принцип соперничества. Чернышевский и сам, видимо, понимал, что в подобных рекомендациях немало утопизма, тем более в случае, когда речь идет о России, еще толком не ступившей на капиталистический путь развития. То, чего требует от своих людей Запад - соперничество, конкуренция, предприимчивость (не могло быть в полной мере востребовано в России, и потому для нее "практическое принятие обществом такой формы экономического расчета, которая была бы удовлетворительнее соперничества, - дело очень трудное"clxxxv. И не только трудное, но и далекое, в этом Чернышевский не сомневался. Столь очевидная противоречивость позиции, свидетельствующая о внутренних сомнениях и сложных исканиях придает его социалистическим воззрениям свое лицо, наделяет его чертами, отличающими в целом как от социалистической Утопии 40-х гг., так и от социализма "действенного народничества" 60-70-х гг.
В-четвертых, поставив вопрос "Что делать?" и заставив задуматься над трудностями ответа на него, Чернышевский не отрицал в качестве способа приближения Будущего массовых (для России - крестьянских) революционных действий. Но они должны быть подготовленными. Он был противником стихийных, бунтарских выступлений, убежденный в их бесплодности. Необходимое условие успешной народной революции - это выбор ее "надлежащего направления", т.е. такого, какое под силу осуществить только организации революционеров - группе просвещенных, критически мыслящих людей, способных своим поведением и действиями воодушевить массы на борьбу. Этими доводами (не идеей революции самой по себе!) Чернышевский открыл путь для соединения социалистической теории с революционной практикой, для превращения ее из факта общественной мысли в факт революционной борьбы. Правда, эти проблемы найдут у него разработку после крестьянской реформы 1861 года, и именно с этого времени Чернышевский все меньше будет писать о социализме. Это было фактически "началом конца" социалистической утопической мысли в России в ее классическом варианте, когда моделирование будущего общества осуществляется в сфере сознания и средствами сознания. Идеи социализма перекочуют в область практики. Правда, как показал исторический опыт, сам по себе этот факт вовсе не освободил их от утопизма, ибо и практические действия могут завести в "историческое никуда".
* * *
Мы рассмотрели этап развития русского утопического социализма, связанный с началом 60-х - концом 70-х годов прошлого века, доведя его до начала революционного движения в России, когда наметился переход к активной пропаганде социалистических идей, в которую включились такие блестящие публицисты, как Н.А.Добролюбов, М.О.Михайлов, Н.В.Шелгунов, Н.А.Серно-Соловьевич, Д.И.Писарев, П.Г.Заичневский. Их усилиями идеи социализма переводились на уровень прикладных разработок, связанных по большей части с тактикой и стратегией революционной борьбы. Социалистическая утопия соединилась с русским революционно-освободительным движением, и отныне они будут выступать в одном потокеclxxxvi.
В это время внутри русского социализма и революционного движения возникают различные течения, вступающие подчас в непримиримые отношения друг с другом. Но господствующим направлением и освободительного движения, и социалистической мысли стало "действенное народничество". "Действенное народничество" выступило как против пережитков крепостничества, царского самодержавия, так и против буржуазного пути развития России. Его главными идеологами были М.А.Бакунин, П.Л.Лавров, П.Н.Ткачев, В.В.Берви-Флеровский, К.М.Михайловский. Концепции Герцена и Чернышевского сменились теориями, в которых общетеоретические, "замешанные на просвещении", основы классиков конкретизировались в программы социального действия, ориентирующие на массовое "хождение в народ", вылившееся "в своеобразное приобщение к источнику того, что признавалось за воплощение справедливости и добра"clxxxvii. Народники заговорили о социализме другим языком, да собственно и о другом социализме, пытаясь внушить, что борьба за его осуществление есть "личная задача индивида", которую он должен осознать в качестве своего внутреннего долга. Новое поколение его адептов сумело сформулировать идею социализма как политический и нравственный принцип, как формулу непосредственного действования. Все были одержимы страстью "устраивать будущее".
В это время в социалистическом движении все острее заявляют о себе процессы дифференциации. Разногласия возникают по вопросам тактики и форм революционной борьбы: чему отдать предпочтение - усилению пропаганды социалистических идей в народе, призывам к бунту против самодержавия, массовому террору в отношении представителей властных структур (вплоть до истребления царской фамилии)? Широкий отклик получают идеи анархизма, призыв М.А.Бакунина сойтись с народом, чтобы "помчаться вместе с ним, куда вынесет буря". Защищая формы общественной самоорганизации, покоящейся на началах самоуправления, автономии и свободной федерации (индивидов, провинций, наций), Бакунин выступал против централизованного чиновничье-бюрократического государства. "Мы хотим полной воли для всех народов, ныне угнетенных империей, с правом полнейшего самораспоряжения на основании их собственных инстинктов, нужд и воли, дабы федерируясь снизу вверх, те из них, которые захотят быть членами русского народа, могли бы создать сообща действительное вольное и счастливое общество в дружеской федеративной связи с такими же обществами в Европе и целом мире", - писал Бакунинclxxxviii.
Именно такая форма организации людей - основанная на воле, на самоопределении, какое удастся "ухватить", по мнению Бакунина, да и многих из тех, кто пережил эйфорию свободы гораздо позже, может гарантировать социальное равенство и справедливость. В противном случае равенство обернется рабством, а свобода - несправедливостью. Но история доказывает как раз обратное. А утопизм тезиса обнаруживается в предлагаемой программе борьбы за осуществление идеала: средством его осуществления провозглашалось пробуждение инстинктивных порывов масс к свободе, направленных на насильственное разрушение государственных структур. В уповании на разрушительную силу массовых действий, в убеждении, что насилие может породить согласие и социальный мир, состоял утопизм бакунинской теории. Он, как и его последователи, не учитывал того факта, что усвоенные толпой идеи вольности становятся идеями-страстями неуправляемой толпы и приобретают разрушительный характер. История это доказывала не раз, более того, она доказывает это и по сей день, мы только не принимаем в должной мере ее доводы. Может, потому, что, как справедливо отмечает В.Г.Федотова, "воля вместо свободы как противоположный полюс долготерпения является характерной чертой российского сознания"clxxxix. Эта "воля вместо свободы" и сегодня будоражит умы многих.
Среди тех, кто в XIX в. противостоял анархическим настроениям, были Г.А.Лопатин, М.Ф.Нерескул, П.Л.Лавров и - И.А.Герцен. Еще раз напомним его письмо "К старому товарищу", которое явилось результатом долгих, мучительных раздумий о сущности социализма и революции, о их "превращенных формах" и опасности за средствами борьбы не увидеть сам идеал. Герцен как бы "приоткрыл" занавес истории и увидел, что произойдет через несколько десятилетий. "Замечено, что у оппозиции, которая открыто борется с правительством, всегда есть что-то от его характера, но в обратном смысле. И я уверен, что существует известное основание для страха, который начинает испытывать русское правительство перед коммунизмом - это русское самодержавие наоборот"cxc.
"Письмо-предупреждение" Герцена предостерегало от революционного авантюризма, слепого следования за интересами толпы, от манипулирования ее сознанием. Особенное беспокойство вызывала реальность перерождения идей социализма в казарменный коммунизм. Горе бедному духом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, вся выгода которой будет состоять в одном пропитании, - предупреждал Герцен. Он предостерегал также от попыток строить новое общество средствами насилия. Нанося удар старому миру, необходимо спасти все, что достойно спасения. Вместе с осуждением анархических настроений, политического авантюризма, провоцирования масс на стихийные действия под знаком прямолинейно понятой свободы Герцен не соглашается с требованиями уничтожения государства как общественного института власти. Нельзя отрицать государство, убеждал Герцен, пока не достигнуто главное условие выхода из него - "совершеннолетие большинства". Ибо "нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри. Как ни странно, но опыт показывает, что народам легче выносить насильственное бремя рабства, чем дар излишней свободы"cxci. Верность этого тезиса подтверждает наш сегодняшний опыт. "Лабиринты свободы", оказывается, тоже имеют свои тупики.
Завещание Герцена закрывало последнюю страницу крестьянского социализма, но, правда, не ставило точку в эволюции русской утопической мысли. Она не ушла в небытие, хотя так трансформировалась, что ее трудно было опознать в тех модификациях, которые уготовила история. Крестьянская социалистическая Утопия уступила место большевистской пролетарской. Первоначально, да и позже, никто не увидел в ней черты старого утопизма - сложно было рассмотреть их в теории, основанием которой стало научное мировоззрение - материалистическое объяснение истории. Но это уже совсем другая тема и другая страница в истории русской утопии.

III. ЛИБЕРАЛИЗМ КАК АЛЬТЕРНАТИВНАЯ МОДЕЛЬ РАЗВИТИЯ РОССИИ
В качестве исходных понятий нами принято общее определение либерализма как идеологии, основанной на незыблемости "естественных прав" человека на свободу и безопасность личности, частной собственности и предпринимательской активности, на сопротивление насилию как со стороны отдельных субъектов, так и со стороны государства. Гарантией гражданских свобод считается правовое государство. Либерализм ориентирован на абсолютную ценность человеческой личности, ее приоритет по отношению к обществу и государству. Отсюда вытекает неприемлемость им насилия, предпочтение реформ революционным методам преобразования общества.
Либерализм мы рассматриваем как стадиальный тип цивилизации, рано или поздно приходящий на смену традиционным обществам. В соответствии с конкретно историческими условиями и сложившимися традициями он принимает различные формы. Как идеология либерализм в Западной Европе и был реализован в различных типах социально-политической организации общества, превратившись в своеобразную форму этоса. Однако как интеллектуальная традиция и как исторический тип общества он остается открытым в процессе своего развития. Поэтому, чтобы понять и по достоинству оценить перспективы развития русского либерализма в контексте мирового исторического процесса, необходим универсалистский подход, позволяющий определить как общие основания и интенции исторического процесса, так и его национальные особенности и мотивации его исторического выбора.
Русский либерализм, вполне вписываясь в общую парадигму либерализма, имеет и богатые собственные культурно-исторические традиции, широкий спектр которых представлен в ряде публикаций последних летcxcii. Однако, как свидетельствует история, альтернатива либерального развития в России так и осталась нереализованной. И даже в настоящее время, когда наша страна, казалось бы, вступила на путь радикальных реформ, либерализм явно пробуксовывает. Историческая незавершенность русского либерализма объясняется отчасти тем, что он развивался на иной, чем европейский либерализм, социально-исторической почве, в иных природно-климатических условиях, в ином идейно-политическом контексте и опирался на свою мировоззренческую мотивацию. "В контексте поисков выхода из системного кризиса, в котором оказалась Россия в начале XX века, - как отмечает В.В.Шелохаев, - можно выделить три основных направления: традиционалистское, либеральное и социалистическое"cxciii. В силу конфронтационности их отношений в невыгодном, "зажатом" положении оказывалось среднее - либеральное (направление, в котором представители охранительно-традиционалистского направления видели "красную крамолу", социалистические революционеры - соглашательство и оппортунизм.
Вместе с тем русский либерализм и связанные с ним модели развития имеют определенные преимущества по сравнению с западным, "преуспевшим" либерализмом. Во-первых, сложившись позже европейского либерализма, он усвоил позитивные принципы последнего и вместе с тем уловил его противоречия, выявленные в формах господства финансовой олигархии, "обуржуазивания" человеческих ценностей, "мещанства" как образа жизни среднего класса. Во-вторых, он сумел синтезировать позитивные положения классического либерализма с национальными ценностями русского менталитета, в частности углубив его гуманистический потенциал. В-третьих, в условиях нарастания мирового системного кризиса начала XX века движение "нового либерализма" в России выступило с развернутой программой интеграции либеральных ценностей, ориентированных на права личности, с социально-демократическими ценностями, ориентированными на социальные гарантии права каждого на достойное существование. Таким образом, традиции русского либерализма имеют самостоятельную научную ценность, во многом созвучную современной социально-экономической и политической ситуации в стране и мире.
Глава 1. Социально-историческая парадигма русского классического либерализма
1.1. Идейные истоки либерализма в России
Как идейное течение русский либерализм сформировался в полемике западников и славянофилов, в атмосфере обозначившегося кризиса романтически спекулятивных построений славянофильства и общего увлечения интеллектуальной молодежи гегелевским рационализмом и начинавшим входить в моду позитивизмом. Поражение России в Крымской войне нанесло сокрушительный удар по "метафизическим миражам" славянофилов и по официальной триаде - "православие, самодержавие, народность", поставив страну на порог принудительной модернизации. В этом контексте и возникла потребность пересмотра не только социально-политических ориентиров, но и переосмысления исторической ситуации в стране и в мире в целом. Ответом на эту потребность явился русский либерализм. Утверждение нового направления и распространение его влияния происходило под знаком поиска основ и смысла истории вообще и, разумеется, выявления места России во всемирном историческом процессе.
Мыслителем, обосновавшим и способствовавшим распространению новых идей, был К.Д.Кавелин. В истории русской общественной мысли он сыграл роль своего рода связующего звена между поколениями сороковых и шестидесятых годов, корректно вводя историю России в контекст мировой общественной мысли. По справедливой характеристике В.В.Зеньковского, "Кавелин был одним из самых видных и достойных представителей русской интеллигенции, в частности русского либерализма"cxciv.
Философские взгляды Кавелина на историю формировались в полемике со славянофилами. Он решительно выступает против славянофильской историософии, оценивающей настоящее с позиций идеализированного прошлого, противопоставляя ей принцип историзма, увязывающий настоящее не только с прошлым, но и с будущим. Возможность в одно и то же время судить историческое явление на основании прошедшего и чаемого будущего расширяет круг зрения, рождает многосторонний взгляд на предмет, освобождает от исключительности, легко переходящей в ограниченность. В том и состоит задача теории, чтобы в смене исторических форм обнаружить историческую закономерность и предвосхитить необходимость утверждения новых форм общественной жизни.
Движущей пружиной исторического процесса, согласно Кавелину, является человек с его насущными заботами и интересами. Историю творят люди, человеческие единицы, труд, результаты которого слагаются в условия исторической жизни, определяющие ее ход и вариантность развития. Поэтому-то разумность исторического процесса, его нравственное совершенство определяется положением человека в обществе, признанием его безусловного достоинства. К достижению этой цели различные народы идут бесконечно разнообразными путями, в соответствии со своими историческими предпосылками и традициями, наиболее отчетливо эту цель, по мнению ученого, сформулировало и поставило христианство, вооружив ею все христианские народы. Но в любом случае, настаивает он, "для народов, призванных ко всемирно-историческому действованию в новом мире, такое существование без начала личности невозможно"cxcv. Народы, приносящие личность в жертву каким бы то ни было внешним целям, выпадают, по крайней мере на время, из исторического процесса, что обрекает их на отставание в развитии всех форм общежития.
Сочетание исторической закономерности с творческой самодеятельностью человека освобождает понимание истории от механистического детерминизма и волюнтаризма. К этой проблеме мыслитель возвращается в своих поздних трудах. Но, преобразуя природу и общественную жизнь, человек не может изменить объективных законов. Однако это не освобождает его от ответственности за свое будущее. Только "незнание и непонимание смысла истории и вообще хода человеческих дел могли внушить ложную мысль, будто все то, что совершается, так и должно было совершиться и иначе не могло быть", - разъясняет Кавелин свою позицию. При многообрази