ранции и Англии раздается крик об умеренности
против колониальных авантюр не только из народных масс, но даже из рядов
буржуазии, в то время, как Франция требует пересмотра Севрского мира, в то
время, как греческий народ свергает империалистского диктатора Венизелоса
- Кемаль-паша собирает вокруг себя лучшие турецкие элементы и находит в
турецком крестьянстве достаточно сил, чтобы оказать сопротивление Антанте.
После того, как советская Россия через советскую Армению нашла путь к
Турции, она может оказать ей сильную поддержку. Снаряды, в которых в
первую очередь нуждался Кемаль-паша, могут найти себе путь через Анатолию.
Когда Греция будет уничтожена, придет черед английских войск в
Месопотамии, которые уже находятся в труднейшем положении против
неорганизованных, плохо вооруженных арабов. В Персии англичанам до сих пор
не удалось добиться от меджилиса признания англо-персидского договора, по
которому дружественное союзу народов английское правительство в последний
момент перед основанием союза пыталось забрать себе Персию за два миллиона
английских фунтов золотом. Советскому правительству совершенно не нужно
создавать в Персии искусственные советские республики. Ее актуальные
интересы в Персии состоят в том, чтобы Персия не стала областью нападения
на Баку. Если персидское правительство обяжется требовать удаления
английских войск, и Англия отклонит это требование вопреки обещанию
Ллойд-Джорджа, то красные войска появятся в Персии не как поработители, а
как союзники. Если персидское правительство примет этот курс, диктуемый
ему его собственными интересами, то тогда формы правления в Персии,
разрешение в Персии аграрного вопроса - рабочий вопрос там едва существует
- будут исключительно делом персидского народа, духовного влияния
персидских коммунистов, ответственные руководители которых в большинстве
прекрасно понимают, что коммунизм в Персии еще долгое время возможен лишь
как форма крестьянского движения и что в это время коммунизм может итти
небольшую часть пути вместе с демократической интеллигенцией.
   В Индии высоко поднимается волна революционного движения. Дело идет уже
не о чисто националистическом интеллектуальном движении, но одновременно о
пробуждении миллионов пролетариев, сверх всякой меры эксплоатируемых как
английским, так и индусским капитализмом. От состояния русско-английских
сношений будет зависеть, ускорит ли советское правительство со всеми
находящимися в его распоряжении силами ход развития индийских дел.
   У Антанты безусловно есть причины полагать, что жажда мира у советской
России не сильнее, чем у Антанты и Англии в первую очередь.
 
 
   МИР С ПОЛЬШЕЙ И ТОРГОВЫЙ ДОГОВОР С АНГЛИЕЙ.
 
 
   Мирные переговоры с Польшей закончились после долгих колебаний мирным
договором, подписанным в момент внутреннего кризиса, переживаемого
советской Россией по окончании войны. Тот факт, что Польша подписала мир
как раз в момент, когда пушки Кронштадта были обращены на Красную Горку,
подтверждает то, что было сказано о противоречиях в политике Антанты.
Рижский мирный договор, разумеется, не отвечает идеалам, с которыми маршал
Пилсудский начинал свое наступление на Киев. Отдача Польше части русского
золотого фонда соответствует лишь десятой доле польских требований.
Территориально поляки в марте 1920 года могли получить гораздо больше, чем
они получили по рижскому миру. Ни Подолия, ни Волынь не достались Польше.
Несмотря на это, поляки подписали мир. Это случилось не только под
давлением польской стачки железнодорожников и хозяйственного развала
Польши, но и благодаря признанию того, что победа русской контр-революции
представляет большую опасность независимой Польше. "Gasetta Warschawska"
("Варшавская газета"), орган Домбского, орган главарей польских юнкеров и
капиталистов, поддерживавших ближайшие сношения с русскими
белогвардейскими организациями, заявляла незадолго до заключения рижского
мира, что большевистские народы представляют для Польши наименьшее
бедствие. Мы оставляем в стороне философское объяснение этого факта,
которое дает от себя польская национал-демократическая газета. Оно не
важно. Важно только вытекающее отсюда заключение, что в своей борьбе
против советской России Антанта не может опираться на окраинные
государства.
   За польским мирным договором последовал по пятам торговый договор с
Англией. Он был заключен после долгих переговоров, после тысячи попыток
шайки Черчилля саботировать переговоры, после сотен шахматных ходов,
которые предпринял Керзон, чтобы затянуть переговоры или привести русского
партнера к разрыву. Английское правительство подписало этот договор в
момент, когда русская контр-революция приветствовала кронштадтское
восстание, как начало 3-ей революции, когда она возвещала наступление
крестьянского термидора, как близкую перспективу для мирового капитализма.
Русская контр-революция жалуется на измену английского капитализма. Англия
- враг, пишет берлинский "Руль", орган Гессена и Набокова.
   Русский царь благодаря союзу с Англией должен был быть превращен в
ягненка, питающегося одной травой - или кровавыми бифштексами, как
конституционный король английский! И теперь - удар с этой стороны, и
теперь - кинжал в этой любимой руке! Но Downingstreet делает дела не во
имя любви, а во имя иных побуждений.
   Биржевые маклеры из Сити, кажется, пришли к убеждению, что они не в
состоянии победить советское правительство оружием. Действуя под давлением
рабочих масс, которые с надеждой ждали от торговых сношений с Россией
уменьшения безработицы и верили, что из страха американской конкуренции
английские торговые круги склонны подписать договор, они лелеют, как это
показали события последних месяцев, еще заднюю мысль. Империалистская
дипломатия изо всех сил работает над тем, чтобы укрепить своих агентов с
помощью подкопной работы социалистов-революционеров против советской
России.
   Будь что будет. Торговый договор они подписали. Этот торговый договор
дает впервые возможность промышленности советской России получить
необходимые ей материалы, благодаря торговым сношениям с капиталистической
заграницей. Таким образом, история ставит перед первой пролетарской
республикой вопрос о ее отношениях с капиталистическим миром другой его
стороной: стороной мира.
 
 
   ИЛИ - ИЛИ.
 
 
   Как в наших предварительных объяснениях по вопросу о внешней политике
пролетарской революции, которые мы имели в октябре 1919 года с немецкими
национал-коммунистами Лауфенбергом и Вольфгеймом, так в нашей статье о
внешнем и внутреннем положении советской России, вышедшей в январе 1920
года, мы писали, что с момента, как кончилась мировая война, стало ясно,
что внешняя политика стоящего пока одиноко пролетарского государства
никоим образом не может быть основана исключительно на войне со всеми
другими, капиталистическими, но, наоборот, должна быть построена на
попытке создания modus'a vivendi между пролетарским государством и
капиталистической государственной системой.
   1920-й год принес с собой modus vivendi необычайного рода. В то время,
как Франция открыто поддерживала войну Польши и Врангеля против советской
России, Англия вела с советской Россией переговоры о торговых сношениях,
продавала советской России товары через посредство различных нейтральных
стран, которые с своей стороны также вступили в торговые сношения с
советской Россией. Германия и ряд вассальных государств Антанты приняли
участие в торговле. Положение советской России даже окрепло благодаря
такому modus'у vivendi. Тот простой факт, что свою потребность в косах на
1921 год она смогла целиком покрыть из-за границы является маленьким
штрихом в картине этих отношений. Мы убеждены, что невозможность
низвержения пролетарской России и растущее разложение капиталистического
мира только укрепят то противоречивое положение, что первое пролетарское
государство находится в мирных сношениях с умирающим капиталистическим
миром. Это положение вещей, разумеется, полно противоречий.
   Капиталистические государства, которые охотно увидели бы пролетарское
государство не сегодня-завтра похороненным, не могут нанести ему удара
кинжалом.
   Что же им остается еще, как не вступать с ним в торговое сношение?
Разрушив пол-света, они узнали на собственной шкуре, что они обеднели от
того, что исключение России из торговли, в первую очередь лишает их
возможности продавать России свои товары, и что, таким образом, их
хозяйственная разруха растет.
   Недостаток русского сырья и средств существования означает для
отдельных из них также и подчинение американской монополии. И если ясно,
что разоренная советская Россия сегодня может предоставить лишь
ограниченное количество сырья и продовольствия, то, с другой стороны,
ясно, что если хозяйственный развал всего мира не усилится, а ослабеет, то
Россия также помощью, оказанной ее транспорту, ее промышленности и
сельскому хозяйству, будет приведена в такое состояние, что сможет вновь
появиться на мировом рынке. Но Россия - это советская Россия; все же
другое, что говорит от имени России, - призрак или фантазия. Пусть Уэльс
делает ошибки еще в своих суждениях о России, пусть большевики еще меньше
отвечают тому идеалу правительства, который составил себе достопочтенное
Сити, Уэльс в тысячу раз прав, когда он утверждает, что никакое другое
правительство, кроме существующего советского, немыслимо на время, которое
можно предвидеть. И даже философски настроенные политики, каким является
господин Бальфур, не могут строить расчеты ни на какое другое время, кроме
того, которое теперь можно обозреть вперед. И чем может помочь господину
Керзону его тоска по хорошему консервативному правительству, члены
которого получили бы свое образование в парижском корпусе, если такое
правительство невозможно; а что торговые сношения с советской Россией
укрепят ее, не подлежит никакому сомнению. И если господин Ллойд-Джордж
успокаивает себя надеждой, что манчестерские брюки и баушвельские сорочки
изнежат большевиков, если он, может быть, даже надеется посредством
шеффильдских бритв, если не перерезать нам горло, то, по крайней мере,
превратить в джентльменов - то мы, разумеется, имеем об этом свое
собственное мнение.
   Политически решающим является: если капиталистический мир не хочет и не
может вести с советской Россией бесконечной войны, то он должен теперь же
закончить войну миром.
   Разумеется, очень противоречиво такое положение, когда коммунистическая
Россия вынуждена переводить свое золото в карманы европейских
капиталистов, когда она вынуждена предоставлять капиталистам концессии на
русской территории. Было бы смешно отрицать, что это укрепит капиталистов.
Мы слишком мало нуждаемся в иллюзиях, чтобы отрицать это. Но в первую
очередь сильнее всяких соображений является необходимость вновь и вновь
показать русским народным массам всего мира, что Советская Россия хочет
мира. Это миролюбие советского правительства было самым сильным фактором
его победы, было сильнейшим фактором мобилизации всемирного пролетариата
на защиту советской России. И он мог выдержать свою роль только потому,
что советская Россия честно хотела мира, только потому, что она не
устраивала мирных демонстраций, а всеми средствами боролась за мир. И она
могла честно стремиться к миру, потому что в конечном счете мир
освобождает силы народных масс, потому что он сосредоточивает внимание
народных масс на вопросах внутреннего переворота.
   Трагедия мирового капитала в том, что он не мог избежать мировой войны
и не может установить всеобщего мира. Это доказывает, что будущее
принадлежит коммунизму, что он, рожденный войной и в войне благополучно
ведущий к цели свой корабль против бурь и подводных камней, может также и
в мире довершить свою судьбу.
   Капитализм обречен на смерть. Два года прошло с конца мировой войны. И
единственная спасительная мысль, которую капитал, если не породил, то
заимствовал из старой библии, мысль о необходимости рассматривать мировое
хозяйство, как одно целое, мысль, которая раздается из траги-комической
книги Кейнеса, этой библии пошлости, из речей Роберта Сесиля, генерала
Смутса, которая звучит в речах Ллойд-Джорджа, - мысль, с которой этот
величайший государственный человек умирающего капиталистического мира
может жить лишь в тайне, как с наложницей, - эта мысль является утопией.
Капитализм слишком раздроблен, чтобы он мог осуществить эту мысль. И
поэтому-то советская Россия не может рассчитывать на длительный мир, а
только на мир, который закончит войну, и должна считаться с новой войной,
которая последует за миром. Но советская Россия всегда будет вновь
бороться за мир и с помощью мирной работы вооружаться для отражения
грозящей ей опасности.
   Русским народным массам вновь улыбается надежда на мир, надежда на
мирное строительство. И вновь, как в прошлом 1920 году, русский муравейник
приходит в движение. Снова честные труженики тащат бревна для постройки
мостов, домов и школ, снова идут приготовления для борьбы с голодом,
нищетой и снова раздается до небес трудовая песня. Снова мысль о
разрушении уступает мысли о созидательной работе. И снова по стране
расходятся апостолы, старающиеся встряхнуть спящих и построить их в
трудовые колонны. Нигде и никогда не бывало столько сотен тысяч людей, с
глубоким убеждением проповедующих религию совместного труда, труда для
всех. И как в 1920 году, так и теперь руководитель этого народа,
руководитель этих пионеров, этот провозвестник нового мирового порядка,
говорит этому муравейнику: будьте на страже, с лопатой в одной руке - с
оружием в другой:
   опасность не миновала. И от капиталистического мира зависит, будут ли
трудовые армии корчевать леса России, улучшать дороги России, убирать
развалины в России, или они, голодные и оборванные, с пустым желудком, но
с горячим сердцем, покатятся на запад, чтобы сражаться против тех, которые
не дают им мирно работать, и помочь тем, что, как и они сами, хочет
воссоздать новый мир из развалин. Выбор предоставлен капиталистическому
миру, советской России принадлежит лишь решение никогда не унывать,
бороться при всяких обстоятельствах и при всяких обстоятельствах победить.
Это решение принято. И нет в мире средства, способного вырвать его из
сердца русского пролетариата и передовых рядов русского крестьянства.
 
 
 



Карл Радек.
 
 
   ЧТО ДАЛА ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ.
 
 
   Значит, минуло уж пять лет. Когда пришло известие о Петроградском
восстании пролетариата, Камилл Гюисманс, секретарь II Интернационала - он
находился тогда в Стокгольме, где организовывал известную, но бесславную
Стокгольмскую Конференцию Мира, - заявил, смеясь: "через 8 дней они будут
разбиты". С того момента противники беспрерывно предсказывали Советской
России скорую смерть. Но Советская Россия не собиралась помирать, она жила
и делала свое дело.
   Американские друзья Советской России издали маленькую книжечку, в
которой собраны известия о падении Советского правительства, напечатанные
в американской буржуазной прессе в продолжение двух первых лет нашей
гражданской войны.
   Советское правительство было по этим сведениям разбито по меньшей мере
100 раз.
   Но Советская Россия победила в гражданской войне. Она создала в огне
Красную армию. Она училась на своих поражениях и выходила в окончательном
счете из них победоносной. Господин Ллойд-Джордж, говоря после неудачной
Генуэзской конференции в английском парламенте об отношении к России,
констатировал сухо, что ни один из самых ярких противников Советской
России не смел предложить в Генуе начать заново вооруженную борьбу против
непокорного русского пролетариата.
   Злейшие наши противники признают теперь, что всякая попытка скинуть нас
вооруженной рукой только усилила бы Советскую власть. И после того, как мы
учили их социологии со штыком в руках, противники наши поняли причину
наших вооруженных побед, которые являются одновременно доказательством
безнадежности всяких новых попыток сбросить нас вооруженной рукой. Они
поняли, что русская революция сделала великое дело освобождения крестьян
от ига помещиков. И когда мы в пятую годовщину октябрьского переворота
задаем себе вопрос: что же сделала Красная армия, то в первую очередь надо
остановиться на этом громаднейшем перевороте, который она проделала в
деревне.
 
 
   * * *
 
 
   Господа меньшевики, господа эс-эры говорят, что октябрьская революция -
буржуазная революция, ибо она завершила дело освобождения крестьян, она
сделала то, что должна сделать буржуазная революция. Но это их утверждение
может нас наполнить веселым настроением. Они утверждали всегда, что
русская революция есть буржуазная революция и что она не должна выходить
за пределы буржуазного переворота, но они-то этого буржуазного переворота
не были в состоянии произвести: они шли на поводу у буржуазной
контр-революционной партии - у кадетов. Буржуазная контр-революционная
партия кадетов шла на поводу у русских помещиков, и поэтому, проповедуя
русскому пролетариату умеренность, проповедуя ему необходимость считаться
с историческими пределами революции, они, оставаясь в пределах русской
контр-революции, удерживали его даже от тех задач, которые, по их мнению,
ему предписывала история. И великая историческая заслуга освобождения
крестьян, являющаяся фактом в истории развития России, которой не
стыдиться, а которой гордиться надо, - эта заслуга не является
доказательством буржуазного характера русской революции, а является
доказательством того, что только пролетариат в состоянии исполнить задачи
даже буржуазной революции, ибо буржуазия и все, кто с ней идут, не в
состоянии больше их исполнять, ибо она является контр-революционным
классом. Но об этом будем говорить еще в дальнейшем. Теперь надо
попытаться понять, что означает освобождение крестьян в русской революции.
   Освобождение крестьян от ига помещиков, это не простой надел землей без
выкупа, это не только экономический факт, ибо господство помещиков было не
простым только экономическим фактом. Помещичье-капиталистическая Россия
держала крестьян на уровне скота. Великим фактом русской революции
является то, что помещики были побеждены в борьбе, ибо только борьба за
освобождение крестьянства, веденная самим крестьянством, создала тот
крупнейший перелом жизни крестьянских масс, который на-лицо и который
является отправным фактом дальнейшего развития России.
   Российский крестьянин был помещичьим скотом не только потому, что часть
его земель принадлежала помещикам, что ему приходилось платить тяжелую
дань помещикам и помещичье-капиталистическому государству, он был скотом
потому, что все условия жизни, в которых ему приходилось жить, держали его
на уровне средневековья. Никакой экономический прогресс не был в России
возможен до тех пор, пока крестьянская масса была не только чужда
современной технике, всему тому, что дает капиталистическое развитие, но
даже враждебно настроена всему, что выходило за пределы опыта
средневековой деревенской жизни. Война глубоко вспахала душу крестьянства.
Брошенный на фронт мужик обслуживал сложнейшую машину войны. Он учился,
выдерживая на себе напор артиллерийского огня. Нервы его выдерживали в
самой концентрированной форме действия самых сложных орудий современной
техники. Царское правительство кормило солдат на фронте лучше, чем когда
бы то ни было приходилось жить крестьянину: надо было сохранить силу,
обслуживающую военную машину. И, несмотря на все неслыханные тяжести
войны, на эту громадную подать кровью и потом, которую уплачивал
крестьянин на фронте империалистической войны, он все-таки знакомился в
империалистской войне с благами жизни. Только тогда, когда царская Россия
затребовала от него жизнь "за царя и отечество", только тогда она показала
ему, что стоит жить. Но все это могло только потрясти крестьянина, но не
делало его еще человеком. Оно показывало ему изобретения техники, но
одновременно оно внушало ему тревогу перед эт