голосов, но и консервативная партия увеличила
число своих голосов - 5.546.480 голосов было отдано ей. Разорвав с
Ллойд-Джорджем, она сбросила с себя ответственность за его политику.
Понятно, его политика была ее политикой, и факт, что 5 миллионов
избирателей дало себя таким образом обмануть, показывает, какие гарантии
для обмана дает буржуазная демократия. Но все-таки консерваторы получили
только 38,7% голосов, против них голосовало 60% избирателей; но, несмотря
на то, благодаря чудесам избирательного права, они получили 56% мандатов.
Рабочая партия, получившая 29,3% голосов, получила всего 22,4% мандатов.
Расколотые на две партии, либералы получили 28,8% голосов, но, благодаря
взаимной драке, только 19,1% мандатов. 8 миллионов избирателей высказалось
против правительства, 5 - за. Бонар Лоу имел власть, и консерваторы могли
показать, что они одни сумеют. Освободившись от шарлатанства
Ллойд-Джорджа, они выдвинули новый план:
   во внутри - быть по сему. Эта политика была очень облегчена.
Свирепствовала безработица, число членов профсоюзов начало падать с 6,5
миллионов в 1920 г. на 5,1 миллиона в 1922 г., 4,3 миллиона в 1923 г.
Рабочие пытаются защищать заработную плату, но проигрывают одну забастовку
за другой. С 1921 года падала заработная плата на 140 миллионов золотых
рублей в неделю. Число членов Рабочей партии, которое в 1920 году равно
было 4,3 миллиона, уменьшилось в 1921 году до 4 миллионов, в 1922 году -
до 3,3 милл. В рабочих массах царствовало уныние, всякий боялся за кусок
хлеба. Так выглядело спокойствие, которое консервативный премьер-министр
Бонар-Лоу сделал своим девизом. Но это спокойствие было спокойствием
неустранимой безработицы, спокойствием ослабления связей империи,
спокойствием, при котором росла мощь С. Штатов Америки и угроза Франции.
   Бонар-Лоу должен был согласиться на уплату процентов от долгов,
заключенных в Нью-Йорке. 300 миллионов золотых рублей в год обязалась
победоносная Англия уплачивать Америке, не получая ни копейки ни от
Франции, ни от Германии, не говоря уже о грешной Советской России. Попытка
решения репарационного вопроса кончилась походом Франции в Рур. Тогда
выдумал лорд Керзон план, который должен был им обеспечить победу, хотя бы
на восточном участке. Он решил делить, чтобы господствовать. Заключил мир
с Турцией и пред'явил ультиматум Советской России.
   После отклонения этого ультиматума должен был начать развертываться
новый поход против Советской России, при помощи вассалов Франции и Англии.
И одна, и другая затея кончилась банкротством. Лозаннская конференция не
решила ни вопроса о долгах Турции, ни вопроса о Моссульской нефти. Поэтому
никакой дружбы с Турцией она дать не могла. Разрыв с Советской Россией не
удался, ибо английские промышленники испугались этого скачка в
неизвестное. Консервативная буржуазная Англия осталась без всякой
программы, без всякого выхода. Болдуин, ставший у руля на место Бонар-Лоу,
выдвинул программу, которая состояла в уходе из Европы и в попытке
спасения английской империи, ее развития при помощи усиления связи с
доминионами. План Болдуина был чистейшей авантюрой. Центральная Европа
имеет сто миллионов жителей, восточная - 150 милл. жителей, английские
доминионы, самоуправляющиеся белые колонии, имеют не больше, чем 20
миллионов жителей.
   Самый большой доминион - Канада с каждым днем все более вступает в
связь с Соединенными Штатами Америки. Что касается цветных колоний, Индии
и Египта, то в них выросла со времени войны промышленность. Само по себе
это не должно бы являться препятствием к росту английского экспорта, но
совместно с развитием колониальной промышленности растут и тенденции
колониальной буржуазии защитить свою промышленность при помощи
покровительственных пошлин. Мало того, если бы Англия попыталась дать
привилегии аграрному ввозу своих колоний в ущерб других земледельческих
стран, снабжающих ее хлебом, мясом, шерстью, то в результате эти страны
сузились бы как рынки сбыта для Англии. Программа Бонар-Лоу, которая
представляла собой обгрызанную и скомканную программу Джоэ Чемберлена,
была актом отчаяния, была выражением абсолютного отсутствия творческого
плана у английских консерваторов. Если они рассчитывали, что при выборах 6
декабря 1923 года им поможет неосведомленность масс, финансовое ослабление
Рабочей партии, то выборы показали, что они ошиблись.
   Масса торговой буржуазии, буржуазии, представляющей экспортную
индустрию и находящей свое выражение в либеральной партии, которая на этих
выборах выступала сплоченным фронтом, видела во всяком переходе к политике
покровительственной связи с колониями угрозу своему и так уже
пошатнувшемуся положению на мировом торговом рынке. Для массы же рабочих,
для массы служащих, насколько они вообще принимают участие в политической
жизни, политика Бонар-Лоу означала вступление на путь искусственного
повышения средств к жизни. Английская мелкая буржуазия удержалась до этого
времени только благодаря свободе торговли. Дешевизна предметов широкого
потребления, "дешевый завтрак" являлись с 1846 года главным завоеванием
английского рабочего и мелкой буржуазии. Таким образом консерваторы с
трудом удержали число полученных голосов. Оно даже уменьшилось с 5.554.648
до 5.527.522. Рабочая же партия увеличила число своих голосов с 4.202.516
до 4.506.935, об'единенная либеральная партия увеличила незначительно
число полученных голосов: с 4.130.613 до 4.278.428. В общем можно сказать,
что соотношение сил при выборах в декабре 1923 года осталось то же, что и
в 1922. Но благодаря тому, что либералы выступали об'единенно, исчезло
развитие либеральных голосов, консерваторы не получили старых
относительных большинств и потеряли не меньше 88 мандатов.
   Что означает этот исход выборов в социальном смысле?
   1) 8 миллионов избирателей не принимало участия в выборах. Это, в
первую очередь, рабочая беднота. Они еще не втянуты в политическую жизнь.
И это имеет место в наиболее богатой, наиболее просвещенной и наиболее
демократической стране Европы.
   2) Громадные массы рабочих голосовали еще и за либералов, и за
консерваторов.
   3) Несмотря на то, что Рабочая партия имеет в своем распоряжении только
одну ежедневную газету, с тиражем в 300.000 экз., что сеть еженедельных
рабочих газет очень мало развита, что число брошюр, пущенных в агитацию,
незначительно, - 5 миллионов английских рабочих отдало свои голоса Рабочей
партии, следуя голосу своего пролетарского инстинкта.
   4) Ни одна из буржуазных партий не может, опираясь только на
собственные силы, руководить страной, а так как коалиция обеих кончилась в
1922 г. громадным крахом, то они должны были пока что оставить власть
Рабочей партии, утешаясь, что Рабочая партия неспособна ни к какой
революционной политике, не только потому, что у нее нет большинства ни в
населении, ни в парламенте, но и потому, что она боится революционной
политики.
   Если прислушаться к политическим дискуссиям в Англии после выборов, то
можно сделать еще один вывод: либеральная партия еще менее, чем
консервативная, способна вернуться к власти. У нее совершенно отсутствуют
какие бы то ни было перспективы решения стоящих перед Англией и Европой
задач. Это приводит к бегству интеллигенции из ее рядов в ряды Рабочей
партии и к передвижению капиталистических элементов к консерваторам.
Либеральную программу, как ее воплощал во время борьбы за бюджет в 1909
году Ллойд-Джордж, воплощает теперь Рабочая партия. В Англии называли
бедных людей людьми "из другой руки" (second hand people), ибо они
покупали поношенные костюмы. Политика Рабочей партии есть, по выражению
одного из тончайших английских политических публицистов, "либерализм с
другой руки". Она, пока что, имела успех в области иностранной политики,
она решила ликвидировать наиболее безнадежную глупость консервативной
партии, политику угроз по отношению к Советской России. Но признание
Советской России есть признание факта. На очереди теперь вопрос об
отношении к этому факту. В момент, когда пишутся эти строки, Лондонская
конференция представителей английского рабочего правительства и советского
правительства еще не кончена, но мы боимся, что она не двинет вперед
наиболее важного для Англии и России вопроса, вопроса об экономических
отношениях обеих стран. Так же как Ллойд-Джордж не был в состоянии
преодолеть сопротивления "приобретенных прав", так же Рамзей Макдональд
выступает защитником прав английских капиталистов, пострадавших от русской
революции. Разница только та, что Ллойд-Джордж имел больше влияния на
господ из Сити, чем Макдональд. Что касается второй победы рабочего
правительства, которая открывала, как казалось, выход из международного
тупика, то ею является падение Пуанкаре. Пришедши к власти, Макдональд
оттягивал переговоры с Францией до ожидаемого падения Пуанкаре,
забавляясь, пока что, перепиской, полной дружбы и любви к французскому
народу. Не без помощи английских банков произведено было падение франка.
"После мантии падает герцог", - с франком пал Пуанкаре. Доклад комиссии
экспертов, т.-е. условия, продиктованные банковской фирмой Моргана, на
которых американский капитал заявляет свою готовность вернуться в Европу,
будут приняты и союзниками, и Германией. Но это открывает только виды на
медленное выколачивание платежей из Германии, но не перспективу на
экономическое возрождение центральной Европы.
   "Пацифистская" политика Макдональда окажется так же бессильной, как
оказалась пацифистская политика Ллойд-Джорджа. Макдональд сам это
предчувствует и поэтому ни на один день не прекращает постройки воздушных
флотилий. Его жест с отсрочкой постройки морской базы в Сингапуре очень
дешево стоит, ибо, благодаря землетрясению, Япония выбита из колеи на пять
лет. А как выглядит внутренняя программа, правительства Макдональда, как
выглядят перспективы внутреннего развития Англии под руководством Рабочей
партии? Внутренняя политика рабочего правительства есть политика выжидания
и маленьких подачек рабочему классу.
   Правительство Макдональда и Рабочая партия об'ясняют свое поведение
тем, что у нас, мол, нет большинства в парламенте, и поэтому мы должны
очень медленно продвигаться. Одна консервативная газета так же об'ясняет
политику правительства, заявляя, что, когда чорт был болен, он был очень
смирный. Но мы думаем, что прав либеральный журнал "Nation", который
говорит, что не отсутствие большинства, а отсутствие желания борьбы со
стороны Рабочей партии обеспечивает Англию от "экспериментов". На это
указывает не только отсутствие пропаганды больших социальных реформ со
стороны английского рабочего правительства, но и то, что оно не делает и
того, что могло бы делать. Позиция, занятая английским рабочим
правительством по отношению к ряду забастовок, доказывает, что оно боится
нарастания той силы, без которой оно ни в коем случае не сможет бороться.
   Нельзя сказать, чтобы эта политика вызвала уже сильное разочарование в
массах.
   Когда английский рабочий видит своих вождей, снятых рядом с королем, то
у него преобладает еще чувство: смотри, как наши людьми стали! Маленькие
улучшения, как уменьшение пошлин на сахар, и это принимается с
благодарностью. Но одновременно уже видно и другое последствие рабочего
правительства. Рабочие думают хитро: не имея большинства, наш Мак немногое
может сделать, но в обиду нас не даст и поэтому начинает понемножку
напирать на буржуазию. Учащающиеся забастовки являются доказательством
того, что правительство Макдональда самым фактом своего существования
усиливает надежды рабочих масс, будирует их. Боясь этого, тред-юнионисты,
стоящие за Макдональдом, уже натягивают вожжи. На этой почве начинает
расти левое течение в профсоюзах, начинают расти стихийные забастовки; на
этой же почве начинает расти недовольство и либералов, и консерваторов. "Я
за рабочее правительство, ибо оно лучшее консервативное правительство", -
заявлял умница Гарвин в "Observer'e". Ллойд-Джордж восхваляет либеральный
характер бюджета Сноудена. Но это все заявлялось в начале романа с рабочим
правительством. Теперь и консерваторы и либералы начинают подготовлять
наступление. Это, пока что, предварительная бомбардировка, но не подлежит
ни малейшему сомнению, что, когда либеральные и консервативные капиталисты
подтянут свои ослабленные организации, они перейдут в наступление в
парламенте, дабы провалить Макдональда на вопросах, на которых они могут
собрать вокруг себя буржуазию. Макдональд думает продержаться на вопросах
иностранной политики до весны будущего года и дать тогда бой на вопросе о
бюджете. Этот бюджет должен содержать ряд изменений в пользу рабочего
класса. Мы очень сомневаемся, удастся ли Макдональду до этого времени
продержаться. Всякая крупная забастовка может сделаться для рабочего
правительства Англии камнем, о который оно споткнется.
   Дальнейшее развитие в Англии зависит от того, на какой почве произойдет
столкновение между рабочим правительством и буржуазными партиями. Если оно
произойдет на почве классовых интересов пролетариата, то рабочее
правительство может, вопреки своей воле, сделаться исходным пунктом для
серьезной борьбы. Пока что, можно сказать одно: оно не в состоянии дать
этого мира и спокойствия, который по очереди обещали Ллойд-Джордж и
Бонар-Лоу и что так широко и громогласно обещает рабочее правительство.
 
 
   * * *
 
 
   Судьбы рабочего правительства Англии теснейшим образом связаны с
судьбами развития французской политики, которая переживает по существу тот
же процесс разжима бесплодной политики империалистского кулака. Очень
важно понять существо французского кризиса, ибо победа левого блока не
является его завершением, а только его началом. Франция вышла из войны с
громадным приростом источников экономического возрождения. Лотарингская
руда совместно с рудой департамента Мозели, делает ее руководящей страной
европейского капитализма. Победа усилила веру в будущность свою у
французской буржуазии. Но она не сняла с нее страха перед опасностью
социальной революции и возрождения Германии. Русская революция и
германская революция вызвали во французской буржуазии животный страх, что
она может оказаться побежденной именно в тот день, когда получила в
Версале рычаг для завоевания гегемонии в Европе. Выборы 1919 года прошли
под знаком страха перед "революцией". Комитет об'единения экономических
интересов, организация всех капиталистических союзов во Франции, выбросил
сотни миллионов на то, чтобы мобилизовать страх мужика и городского рантье
перед коммуной в пользу капитализма. Клемансо облегчил победу
национального блока, представляющего интересы тяжелой промышленности и
банковских акул, при помощи выборного права, которое, называясь
пропорциональным, является чудовищным извращением идей пропорциональности.
Пропорциональное выборное право служит защите меньшинств. Во Франции под
видом пропорционального права даются привилегии крупным партиям или блокам
партий. Вся Франция разбита на ряд выборных округов, выбирающих от 3 до 14
депутатов. Список, получающий абсолютное большинство, хотя в один голос,
получает все мандаты округа. Ежели нет абсолютного большинства, тогда
список сравнительного большинства и так в громадном выигрыше. Допустим,
что департамент, в котором отдано 120.000 голосов, выбирает 8 депутатов.
Конкурируют 4 списка. Список а получил 59.000 голосов, список б - 28.000,
список в - 20.000, список г - 13.000. Тогда число отданных голосов делится
на число депутатов. Это так называемый коэффициент. В данном случае
коэффициент 120.000 : 8 равняется 15.000. Таким образом, список а получает
сначала 3 мандата, список б и в - по одному мандату, список г - ни одного
мандата. Оставшиеся 3 мандата причисляются к списку со сравнительным
большинством, значит к первому. Три последних списка, имеющие в
совокупности больше голосов, чем первый, обобраны начисто - имеют только
два мандата. Об'единение всех буржуазных партий при выборах 1919 года дало
национальному блоку громадное большинство. Он оказался полным хозяином
положения и приступил к работе под двумя лозунгами: Германия уплатит все,
а революцию свернем в бараний рог.
   Сначала дела шли великолепно. После военного истощения промышленность
начала оживать, безработицы не было, сельское хозяйство начало
подниматься. Мало того, Германию грабили, брали то, что плохо лежало. Все
предостережения даже буржуазных экономистов, что капиталистическая страна
не может брать дань от другой капиталистической страны без того, чтобы не
вывозить эквивалентов, т.-е.
   что в больших размерах вообще дань невозможна, все нравоучения
буржуазных экономистов, что Германия может платить дань только с
превышения экспорта над импортом, - все это было гласом вопиющего в
пустыне, ибо, пока что, в первые годы после войны можно было грабить
Германию, отнимать коров, паровозы, уголь, находящееся за границей
имущество и т. д. По очень трезвым расчетам американца профессора
Мультона, автора лучшей книги по репарационному вопросу (What Germany can
pay? New-York 1923), союзники награбили у Германии на 26 миллиардов
золотых марок. Но в 1921 году, когда в Лондоне был принят план германских
платежей в 132 миллиарда золотых марок и навязан при помощи ультиматума
Германии, пришло время проверки. Чтобы уплатить первые взносы, германское
правительство должно было закупать доллары и фунты. Выброшенные на
денежные рынки громадные массы бумажной марки сначала нашли большой сбыт.
Нашлись миллионы дураков во всех странах, которые считали, что, покупая по
1/10 стоимости германскую марку, наживут на ней, когда она поднимется,
миллионы. Но само собой понятно, что скоро марка начала бешено падать.
Германия должна была попросить моратория, а господин Бриан, которому
нельзя отказать в остроумии, держа за узду рысака победы, заявил с юмором
обреченного на повешение: прекрасный рысак, но дохлый. Господин Бриан
умеет делать выводы из изменившегося положения. Он начал подумывать над
тем, как бы подороже продать своего дохлого рысака. Если Германия могла
торговать гнилой маркой, почему Франции не торговать дохлой победой?
Господин Бриан предложил Англии и Америке, что он готов смириться и
пожалеть Германию при двух условиях:
   1) что пожалеют и его, что Франция будет Англией и Америкой освобождена
от долга, который вырос до 6 1/2 миллиардов дол.; 2) он требовал, чтобы
Англия заключила с Францией договор, гарантирующий границы Франции. Как
известно, такой договор предвиделся в Версале взамен за отказ Франции от
Рейнской границы. Но Америка отказалась от ратификации этого договора,
после чего и Ллойд-Джордж оглох на оба уха. В момент торгов господин Бриан
получил от национального блока пинок. Его сменил господин Пуанкаре, этот
отчаянный герой поневоле, герой из дрожащего страха. Франция ударила
бронированным кулаком по столу Европы, схватилась за Версальский договор и
закричала: это мое право.
   Что представлял собой Пуанкаре? Пуанкаре рисуется в глазах
современников, как железный человек, представляющий интересы магнатов
железа и стали. Но история будет более снисходительна к господину
Пуанкаре. Господин Пуанкаре - эльзасец, полный ненависти к Германии и
полный страха перед ней. Французский долг равнялся в 1914 году 34
миллиардам франков. В 1924 году он равен 367 миллиардам франков, не считая
иностранного долга, стоимость которого во франках определяется в 200
миллиардов. В то время Германия освободилась, благодаря падению марки, от
своего внутреннего долга. Если ее не ограбить, то ведь она скоро будет
сильнее, свободнее в экономическом смысле, чем Франция. Население Германии
не только больше на 15 миллионов, но, и, по старой германской привычке,
более способно увеличиваться, чем французское. Германию обезоружили. По
ней шныряют сотни контрольных комиссий, ищущих оружия, но господин
Пуанкаре того же мнения, что один остроумный критик книги генерала
Бернгарди об уроках войны, который сказал, что уроки войны пи