Больше  она
ничего не помнила, даже о чем были стихи.., но была  уверена,  что  открытку
мог послать именно Билл. Да, это вполне мог быть именно Билл Денбро.
   Неожиданно она вспомнила тот  вечер,  когда  собиралась  ложиться  спать,
посмотрев те два фильма ужасов, на которые ее взяли Ричи и Бен. Это было  ее
первое свидание. Они с Ричи обменивались по этому поводу едкими шуточками  -
в те времена это была некая форма самозащиты, но в  глубине  души  она  была
взволнована и немного испугана. Это действительно было ее  первое  свидание,
несмотря на то, что на нем было два мальчика, а  не  один.  Ричи  платил  за
билеты и за все остальное, совсем как на настоящем свидании. Потом  были  те
мальчики,  которые  преследовали  их..,  они  провели   остаток   вечера   в
Барренсе.., а Билл Денбро поссорился с другим мальчишкой, она забыла с  кем,
но зато помнила, как Билл посмотрел на нее  и  словно  электрический  разряд
пробежал по телу.., и неожиданный прилив чувств захлестнул ее.
   Вспоминая прошедшее свидание, она  натянула  ночную  рубашку  и  пошла  в
ванную, чтобы умыться и почистить зубы. Ей казалось,  она  долго  не  сможет
заснуть в эту ночь; столько впечатлений за вечер, надо все хорошо осмыслить;
мальчики  казались  воспитанными,   с   ними   можно   и   подурачиться,   и
пооткровенничать. Все могло быть прекрасно. Все могло быть.., божественно.
   Она в задумчивости взяла мочалку, наклонилась к умывальнику...

2

   ...и услышала голос из водостока:
   - Помоги мне...
   Беверли отшатнулась  в  испуге,  сухая  мочалка  свалилась  на  пол.  Она
затрясла головой, чтобы немного прийти в себя, и затем снова  наклонилась  к
раковине и осторожно посмотрела в  водосток.  Ванная  комната  находилась  в
дальнем конце их четырехкомнатной квартиры. До нее смутно  доносились  звуки
какой-то западной программы, идущей по телевизору. Когда передача  кончится,
отец, скорее всего, переключит на  бейсбольный  матч  или  борьбу,  а  потом
заснет в кресле.
   Обои в ванной были отвратительны. Какие-то лягушки, на листьях  кувшинки.
Внизу они горбились на комковатой штукатурке, в некоторых местах отсырели, в
некоторых - оторвались. Сама ванная проржавела, унитаз раскололся.  Одинокая
лампочка в 40 ватт свисала над умывальником  прямо  из  фарфорового  гнезда.
Беверли помнила - смутно, - что когда-то здесь была  лампа,  но  ее  разбили
несколько лет назад, а другую так и не купили. Пол был застелен  линолеумом,
с которого давно  стерся  рисунок  за  исключением  небольшого  участка  под
раковиной.
   Не самая приятная комната, но Беверли так привыкла к ней,  что  перестала
замечать ее убожество.
   Умывальник был такой же  ржавый,  как  и  ванна.  Сток  в  виде  круга  с
перекрещенными планками имел в диаметре дюйма два. Когда-то  он  был  покрыт
хромом, но это было очень давно. Цепочка затычки  для  стока  была  небрежно
переброшена через вентиль с пометкой "хол.". В стоке было темно, и когда она
наклонилась, то первый раз в жизни обратила внимание на слабый  тошнотворный
запах, исходивший оттуда, - немного рыбный запах. От отвращения она сморщила
нос.
   - Помоги мне...
   Она стояла пораженная. Это был голос. Сначала она решила, что это  просто
треска трубах.., или разыгралось воображение.., остаточное впечатление после
фильмов ужасов, которые она посмотрела сегодня...
   - Помоги мне, Беверли...
   Она включила контрастный душ. Сняла ленту с волос, которые рассыпались по
плечам. Неожиданно для себя самой она наклонилась к умывальнику  и  спросила
полушепотом: "Эй? Там есть кто-нибудь?" Голос из водостока  напоминал  голос
маленького ребенка, который, казалось,  только  недавно  научился  говорить.
Несмотря на то, что у нее по телу бегали  мурашки,  разум  пытался  отыскать
разумное объяснение происходящему. Она жила в  многоквартирном  доме.  Семья
Маршей занимала дальнюю часть дома на первом этаже. Помимо  прочего  в  доме
имелось еще четыре квартиры. Возможно, какой-нибудь ребенок  развлекается  и
говорит в водосток. И если учесть звуковые искажения...
   - Там есть кто-нибудь? - спросила она в водосток,  на  этот  раз  громче.
Внезапно она подумала, что, если сейчас случайно войдет отец,  он  подумает,
что она сошла с ума..
   Ей никто не ответил, но неприятный запах из  стока,  казалось,  усилился.
Она подумала о бамбуковом участке  в  Барренсе  и  свалке  за  ним;  Беверли
представила медленно поднимающийся от земли горький дымок  и  черную  грязь,
набившуюся в туфли.
   На самом деле в доме не было детей, это она знала наверняка. У  Тремонтов
был мальчик лет пяти и девочки трех лет и шести месяцев, но мистера Тремонта
уволили из обувного магазина на Тракер-авеню, они задолжали  за  квартиру  и
незадолго до окончания школьных занятий в  один  прекрасный  день  уехали  в
старом ржавом бьюике мистера Тремонта. На третьем  этаже  в  передней  части
дома проживал Скиппер Болтон, но Скипперу было четырнадцать.
   - Мы все хотим встретиться с тобой, Беверли.., Она зажала рукой рот, и ее
глаза расширились от ужаса. На какое-то мгновение.., только на мгновение  ей
показалось, что там что-то двигается. Внезапно она  поняла,  что  ее  волосы
двумя толстыми жгутами свисают в  опасной  близости  -  очень  близко  -  от
водостока. Инстинктивно она убрала волосы.
   Она  осмотрелась.  Дверь  ванной  была  плотно   закрыта.   Она   слышала
приглушенный звук телевизора, Шейен Боули  увещевал  крутых  парней  сложить
оружие, пока они не натворили бед. Она была одна.  Не  считая,  естественно,
голоса.
   - Кто ты? - сказала она в раковину, понизив голос.
   - Мэтью Клементе, - прошептал голос. - Клоун забрал меня  в  трубы,  и  я
умер; очень скоро он придет за тобой,  Беверли,  и  за  Беном  Хэнскомом,  и
Биллом Денбро, и Эдди...
   Она сжала щеки руками. Ее глаза расширялись от ужаса все больше.  Беверли
чувствовала,  как  внутри  у  нее  все  похолодело.  Теперь   голос   звучал
приглушенно и как бы издалека.., но в нем слышалось ликование.
   - Ты уплывешь сюда вниз со своими друзьями, Беверли, как: мы  все  уплыли
сюда. Передай Биллу привет от Джорджи, скажи Биллу, что Джорджи  скучает  по
нему, в одну из ближайших ночей он будет в уборной с куском струны от  рояля
и воткнет ее ему в глаз, скажи ему...
   Голос перешел в захлебывающийся звук, и неожиданно из стока  с  хлюпаньем
выплеснулись ярко красные пузыри, разбрызгивая вокруг капли крови.
   Булькающий голос теперь произносил слова очень  быстро,  постоянно  меняя
тембр: то это был голос маленького мальчика, который она слышала сначала, то
голос девушки-подростка, то - о, ужас!  -  голос  девочки,  которую  Беверли
когда-то знала - Вероники Гроган. Но Вероника была мертва, ее тело  нашли  в
водосточной трубе...
   - Я - Мэтью... Я - Бетти... Я - Вероника.., мы здесь, внизу. Здесь  внизу
с клоуном.., и живые, и мумии.., и оборотни.., и ты, Беверли, мы тут внизу с
тобой, и мы плаваем, мы меняемся...
   Внезапно  водосток  начал  выплевывать  сгустки  крови,  затопляя  ванну,
обрызгивая зеркало, обои с лягушками на кувшинах. Беверли  заорала  резко  и
пронзительно. Она выскочила из ванны, заколотила руками  в  закрытую  дверь,
стала царапаться, пытаясь открыть ее и влетела в гостиную к отцу.
   - Что с тобой? - спросил он, нахмурившись. В  тот  вечер  они  оставались
дома одни, мать работала в вечернюю смену с 3 до 11 в Грин  Фарм,  в  лучшем
ресторане Дерри.
   - В ванной! -  истерически  закричала  она.  -  В  ванной,  папа,  там  в
ванной...
   - За тобой кто-нибудь подглядывал? А? - он  грубо  схватил  ее  за  руку,
впиваясь в нее пальцами. Его лицо выражало беспокойство, но оно было  мнимым
и пугало ее больше, чем если бы он вдруг начал утешать ее.
   - Нет.., ванна.., в ванне.., в.., в... - Она истерически  зарыдала  не  в
силах произнести ни слова. Ее сердце стучало так сильно,  что  ей  казалось,
она вот-вот задохнется.
   Эл Марш оттолкнул ее, на его лице было  такое  выражение,  как  будто  он
хотел сказать: "Господи Иисусе,  и  что  дальше?"  Он  направился  в  ванную
комнату. Он пробыл там довольно долго, и Беверли уже начала волноваться.
   Затем он прокричал:
   - Беверли! Иди сюда, детка!
   Она никогда ни о чем его не спрашивала. Если бы они вдвоем стояли на краю
отвесной скалы и он сказал бы ей прыгнуть  вниз,  ее  врожденное  послушание
почти наверняка столкнуло бы ее с обрыва еще до того,  как  разум  успел  бы
вмешаться.
   Дверь в ванную была открыта. Ее отец, большой, с  редеющими  темно-рыжими
волосами, стоял посреди ванной. На нем были серые брюки и серая рубашка  (он
убирал в городской больнице). Отец мрачно посмотрел на Беверли. Он  не  пил,
не курил, не увлекался женщинами. "Все женщины, которые мне нужны, находятся
в доме, - говорил он при случае, и при этих словах на  его  лице  появлялась
особенная скрытная улыбка, но она не придавала ему привлекательности, скорее
наоборот. Улыбка напоминала тень от облака, быстро спрятавшегося за скалами.
- Они заботятся обо Мне, а когда им требуется моя помощь, я забочусь о них".
   - Ну что это за дурачество? - спросил он, когда она вошла.
   У Беверли было ощущение, что у нее в горле застрял камень. Сердце  бешено
колотилось в груди. Казалось, ее вот-вот стошнит. С зеркала липкими  каплями
стекала кровь. Лампочка  над  раковиной  также  была  вся  в  крови,  и  она
чувствовала запах кипящей крови. Кровь стекала с фарфоровых краев раковины и
тяжелыми каплями, хлюпая, падала на линолеум.
   - Папа... - прошептала она осипшим голосом.
   Он обернулся, с отвращением  посмотрел  на  нее  (он  часто  на  нее  так
смотрел) и принялся небрежно мыть руки в окровавленной раковине.
   - Господи  помилуй,  детка.  Рассказывай.  Ты  чертовски  напугала  меня.
Объясни, ради Бога, что это значит.
   Он принялся мыть руки. Там, где он прислонялся к раковине, на  его  серых
рабочих брюках оставались пятна  крови.  "Если  бы  он  прислонился  лбом  к
зеркалу, кровь осталась бы на  коже",  -  подумала  Беверли.  Она  судорожно
сглотнула.
   Он выключил воду, взял полотенце, на котором  веером  рассыпались  брызги
крови, и стал вытирать руки. В полуобморочном  состоянии  Беверли  смотрела,
как кровь впитывается в его пальцы  и  ладони.  Она  видела  кровь  под  его
ногтями, и это делало его похожим на убийцу.
   - Ну? Я жду. - Он забросил окровавленное полотенце обратно на вешалку.
   Кровь, везде кровь.., а ее отец не видит ее.
   - Папа... - Она понятия не имела, что ему скажет, но отец перебил ее.
   - Я беспокоюсь за тебя, - сказал Эл Марш. - Мне кажется,  ты  никогда  не
повзрослеешь, Беверли. Ты все время где-то бегаешь,  ничего  не  делаешь  по
дому, ты не умеешь готовить, не умеешь шить. Половину времени ты  витаешь  в
облаках, уткнувшись в книгу, а другую  половину  мечтаешь  или  скучаешь.  Я
беспокоюсь за тебя.
   Он неожиданно размахнулся и больно ударил ее по заднице. Она закричала  и
посмотрела ему в глаза. Его густая  правая  бровь  была  слегка  перепачкана
кровью. "Если это будет продолжаться долго, то я  сойду  с  ума",  -  словно
сквозь туман подумала она.
   - Я очень беспокоюсь, - сказал он и снова ударил ее, на этот раз по руке,
чуть выше локтя. Руку обожгла  мгновенная  боль  и  тут  же  стихла.  Завтра
наверняка будет синяк.
   - Ужасно беспокоюсь, - сказал он и ударил ее кулаком в живот. В последний
момент он ослабил удар, но у Беверли  все  равно  перехватило  дыхание.  Она
согнулась пополам, хватая воздух ртом, как выброшенная  на  берег  рыба,  на
глазах  выступили  слезы.  Отец  невозмутимо   смотрел   на   нее,   засунув
окровавленные руки в карманы брюк.
   - Тебе пора повзрослеть, Беверли, - сказал он голосом, полным  доброты  и
прощения. - Ты согласна со мной?
   Она кивнула. Ее голова тряслась. Она плакала, но плакала беззвучно.  Если
бы она рыдала в голос - ее отец называл это "детским плачем", - он бы  избил
ее до полусмерти. Эл Марш всю жизнь прожил в Дерри и говорил всем  (кто  его
спрашивал и кто не спрашивал), что желает быть похороненным  здесь,  но  еще
поживет немного, лет до ста десяти. "Не вижу причины, почему бы мне не  жить
вечно, - бывало говорил Роджер Ориет, раз в месяц посещавший парикмахерскую,
- я никому в жизни не сделал зла".
   - Теперь рассказывай, - сказал он, - и побыстрее.
   - Здесь был... - она с  трудом  сглотнула,  потому  что  в  горле  у  нее
совершенно пересохло, - здесь был паук. Большой, толстый черный паук.  Он..,
он вылез из стока, и я.., я думаю, сейчас он уполз обратно.
   - О!  -  теперь  он  слегка  улыбался  ей,  как  бы  удовлетворившись  ее
объяснением. - В самом деле? Черт побери! Если  бы  ты  мне  сразу  сказала,
Беверли, я бы никогда тебя не ударил. Все девчонки боятся пауков. Почему  ты
сразу не сказала?
   Он склонился над водостоком, и  Беверли  пришлось  закусить  губу,  чтобы
удержаться и не предупредить  отца..,  какой-то  внутренний  голос,  ужасный
чужой голос, твердил ей не делать этого; она не  сомневалась,  что  это  был
голос самого дьявола: "Пусть оно возьмет его, если захочет. Пусть оно утащит
его к себе вниз. Скатертью дорога, черт бы его побрал.'"
   В ужасе она попыталась избавиться от этого голоса. Еще минута, и подобные
мысли приведут ее прямо в ад.
   Он  вглядывался  в  темный  глаз  водостока.   Его   руки   упирались   в
окровавленный край раковины. Беверли с трудом  преодолевала  тошноту.  Живот
болел в том месте, куда ее ударил отец.
   - Ничего не вижу, -  сказал  он.  -  Здесь  все  постройки  старые,  Бев.
Водостоки в них, как автострады. Когда я работал сторожем в старой школе, мы
однажды утопили крыс в унитазе. Девчонки чуть с ума не сошли от страха. - Он
довольно рассмеялся при мысли о женских страхах. - Однако  с  тех  пор,  как
сделали новую водопроводную систему, живности в трубах поубавилось.
   Он крепко прижал ее к себе.
   - Послушай. Иди спать и не думай больше об этом. Хорошо?
   Она почувствовала, что любит его. "Я никогда не ударю тебя, Беверли, если
ты этого не заслужишь", сказал он  однажды,  когда  она  расплакалась  из-за
несправедливого, как ей тогда казалось, наказания. И, конечно, она на  самом
деле любила его, потому что было за что полюбить его. Иногда он  проводил  с
ней  целые  дни,  учил  мастерить  самые  разнообразные  вещи   или   просто
рассказывал всякую чепуху, гуляя с ней по городу;  он  был  таким  добрым  и
хорошим, что ей казалось, ее сердце разорвется от счастья. Она любила его  и
пыталась понять, почему же он так часто наказывает ее. Он говорил,  что  так
ему велит Господь Бог. "Дочерей, - говорил Эл  Марш,  -  следует  наказывать
чаще, чем сыновей". У него не было сына, и она как будто смутно  чувствовала
в этом свою вину.
   - Хорошо, папочка, - сказала она. - Я больше не буду об этом думать.
   Они вместе пошли в ее спальню. От удара правая рука теперь сильно болела.
Она оглянулась через плечо и увидела окровавленную  раковину,  окровавленное
зеркало, окровавленную стену, окровавленный пол и полотенце, которым ее отец
вытер руки и небрежно бросил на вешалку. Она подумала:  "Смогу  ли  я  после
всего зайти сюда снова? Прошу тебя. Господи, дорогой Боженька, прости  меня,
что я плохо подумала о своем отце. Ты можешь  наказать  меня  за  это,  если
хочешь: я заслужила наказание. Ты можешь сделать мне  больно,  или  пусть  я
заболею воспалением легких, как  прошлой  зимой,  когда  у  меня  был  такой
кашель, что меня однажды даже вырвало, но, пожалуйста. Господи, пусть  утром
исчезнет вся эта кровь, очень прошу Тебя, Господи, хорошо? Хорошо?"
   Отец, как обычно, укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб. Он постоял немного,
как только он стоял, по-особенному, как ей казалось: чуть подавшись вперед с
глубоко,  чуть  не  до  локтей,  засунутыми  в  карманы  руками,   блестящие
печальные, как у бассет-хаунда, голубые глаза свысока  смотрели  на  нее.  В
последние годы,  через  много  лет  после  пережитого  кошмара,  она  совсем
перестала вспоминать Дерри; она будет представлять себе мужчин в  автобусах,
на улице, очертания их фигур, мужских фигур, в предрассветные часы, в  ясный
осенний вечер, на площади Уотертауэр...фигуры мужчин, как  они  ведут  себя,
какие у них желания; она будет представлять себе Тома, так  похожего  на  ее
отца, когда он, сняв рубашку, стоял, ссутулившись перед  зеркалом  в  ванной
комнате и брился. Мужские фигуры...
   - Иногда я беспокоюсь за тебя, Бев, - сказал он, но сейчас в  его  голосе
не чувствовалось раздражения. Он нежно дотронулся до ее волос, откинув их со
лба.
   "В ванной полно крови, папа! - чуть  не  закричала  она.  Неужели  ты  не
видишь? Она повсюду! Даже на лампочке над раковиной! Неужели ты не ВИДИШЬ?"
   Но она промолчала, и он ушел, закрыв за собой дверь; комната  погрузилась
во мрак. Она еще не спала, лежала, уставившись в темноту, когда  в  половине
двенадцатого вернулась мать и выключила телевизор. Она слышала, как родители
ушли в спальню и заскрипела кровать, когда  они  занялись  любовью.  Беверли
случайно услышала, как Грета Бови говорила Сэлли  Мюллер,  что  секс  -  это
страшная боль, как при ожоге,  и  хорошие  девочки  никогда  не  захотят  им
заняться ("В конце полового акта мужчина мочится прямо на тебя",  -  сказала
Грета, и Сэлли воскликнула: "Нет уж, к черту, я никогда не позволю ни одному
мальчишке сделать со мной такое!"). Если секс,  по  словам  Греты,  это  так
больно, то мать Беверли очень стойко переносила боль; Бев слышала,  как  она
несколько раз кричала низким голосом, но эти крики не были похожи  на  крики
боли.
   Медленный скрип пружин перешел в более быстрый, потом стал почти  бешеным
и прекратился вовсе. Некоторое время стояла полная тишина, затем  послышался
тихий разговор и шаги  матери,  направляющейся  в  ванную.  Беверли  затаила
дыхание в ожидании, что мать закричит.
   Но никто не кричал. Только звук льющейся  воды  в  умывальнике  и  легкий
плеск. Затем, как обычно, булькая, вода вылилась из умывальника. Теперь мать
чистила зубы. Немного погодя в комнате родителей скрипнули  пружины  -  мать
легла спать.
   Минут через пять раздался храп отца.
   Черный страх прокрался в сердце и сдавил горло. Она  обнаружила,  что  ей
страшно повернуться на правый бок - ее любимая поза во сне, - потому что она
боится увидеть в окне чьи-нибудь глаза. Так она лежала на спине, ни жива, ни
мертва, и смотрела в потолок. Через некоторое время - минуты или  часы,  она
не знала, - Беверли заснула беспокойным сном.

3

   Беверли всегда просыпалась по звонку будильника в комнате родителей. Пока
отец был в ванной, она быстро оделась и на мгновение замерла перед  зеркалом
(последнее время она проделывала это почти каждое утро), пытаясь определить,
увеличилась ли за, эту ночь ее  грудь,  которая  начала  развиваться  еще  в
прошлом году. Поначалу она испытывала легкую боль, но теперь боль прошла.
   Груди были необычайно малы, не больше чем  яблоки  весной,  но  ведь  они
были, на самом деле были. Детство подошло к концу.  Беверли  превращалась  в
женщину.
   Она улыбнулась своему отражению и, распушив волосы, выпятила  грудь.  Она
хихикнула, как хихикают маленькие девочки.., и внезапно вспомнив  о  залитой
кровью ванной, резко прекратила смех.
   Она посмотрела на правую руку и увидела синяк, образовавшийся за ночь,  -
отвратительное пятно между плечом и локтем.
   Из туалета послышался стук и звук сливаемой воды.
   Быстро, чтобы с утра не рассердить отца (лучше бы он вообще не заметил ее
сегодня), Беверли натянула джинсы и форменный школьный джемпер. Тянуть время
больше не имело смысла; она вышла из комнаты и  направилась  в  ванную.  Она
встретила отца в гостиной,  когда  он  возвращался  в  комнату  переодеться.
Голубая пижама свободно висела на нем. Он что-то проворчал,  но  Беверли  не
разобрала что.
   - Хорошо, папочка, - на всякий случай ответила она.
   Беверли  постояла  минуту  перед  закрытой   дверью,   пытаясь   мысленно
подготовить