ь в  груди, когда он шел  по
вымощенному плитами тротуару.  Во рту появился странный сладковатый привкус,
который  напомнил  ему  о  чем  то,  о  чем-то  очень  далеком.  Он  положил
успокоительную таблетку в рот,  начал разгрызать ее и вдруг четко решил, что
его  выступление достаточно  хорошо  в таком  виде, в  каком  оно  есть.  Не
здорово, но достаточно хорошо. В конце концов, это всего лишь Ротари Клаб, а
не ООН. Хватит  обыгрывать  его.  Он собрался  было  вернуться  в контору  и
заняться письмами, которые он проигнорировал сегодня утром.
     Он  уже  начал поворачивать назад, но подумал: "  Как-то по-дурацки.  В
самом  деле, по-дурацки. Ты что,  хочешь  быть  дураком? Ладно.  Но  ведь ты
согласился сделать эту чертову речь; почему же не сделать хорошую?"
     Он  задумался,  входить ему  в библиотеку  или нет. Он  любил  пошутить
насчет  Ротари Клаб. И  Крейг тоже. И Фрэнк Стивенс. Не упускали возможности
посмеяться над этими собраниями почти все молодые бизнесмены в Джанкшн Сити.
Но они  редко пропускали их, и Сэму казалось, что он  знал причину:  в  этом
месте  можно  наладить  связи. Здесь  таким,  как он, можно  было  встретить
какого-нибудь  местного  бизнесмена  и  постарше.  Таких,  как Элмер Баскин,
благодаря  банку  которого  удалось  достроить  открытый  торговый  центр  в
Бивертоне  два года  тому  назад. Таких,  как  Джордж  Кенди,  который,  как
говорили,  при  желании  мог бы достать  три  миллиона  долларов  для  целей
развития, стоило ему набрать нужный номер...
     Это были  солидные  люди города, большие любители  баскетбола  в  своей
школе, они ходили стричься к Джимми; ложась в постель, надевали не пижаму, а
боксерские  трусы  и просторную майку, даже теперь  пили пиво  из горла,  но
оставшись хотя  бы на один вечер  в кафе у  Кедровой Стремнины, не позволяли
обслуживать себя  не по  первому классу. Это  были  мускулы  и нервы Джанкшн
Сити, а поняв  это, понимаешь, почему Сэм не переставал наведываться  в клуб
по пятницам вечером. Разве не  становится  понятным, почему Крейг позвонил в
такой запарке,  узнав,  что глупый акробат сломал  свою глупую шею?  Следует
привлечь к  себе внимание мускулов и нервов, но не  тем, что ты обмишурился.
"Они все будут навеселе,"  -- говорил Крейг, и Нейоми сказала то же; Сэму же
пришло в  голову, что он никогда не видел,чтобы Элмер Баскин брал что-нибудь
крепче кофе. Ни разу. И он, вероятно,  не один такой. Некоторые из них могут
напиться..., но не все. И напьются, по всей вероятности, те, от которых мало
толку.
     Воспользуйся данным  тебе  правом, Сэм, и  может быть, поможешь себе. В
этом нет ничего невозможного.
     Да, нет.  Невероятно,  конечно, но  не  невозможно. И в  этом  было еще
что-то, нет,  не теневая политика, которую  можно сделать  или не сделать на
собрание спикеров в Ротари Клаб  в  пятницу вечером, а возможность гордиться
отлично выполненной работой. Итак, это было просто дудурацкое выступленьице.
Ну и что?
     И это была дурацкая  библиотечка в  маленьком  городе. Что важное можно
связывать с ней? Вокруг нее даже кусты не растут.
     Сэм  вновь  направился к входу, но он  остановился и нахмурил  лоб. Как
странно,  что  он  подумал  об  этом;  на пустом  месте, казалось, появилась
интересная  мысль.  Вокруг  библиотеки  не  растут  кусты.  Какое это  имеет
значение?  Он не знал..., но  он  точно  знал, что это подействовало на него
магически.  Несвойственная ему нерешительность  улетучилась,  и он  еще  раз
направился к входу. Он  поднялся по четырем  каменным  ступеням и  помедлил.
вокруг не было  никого. Он ухватился за  ручку двери  и подумал:  "Бьюсь  об
заклад, она заперта. Бьюсь об заклад, что библиотека не работает по пятницам
после обеда." В этой мысли было что-то странно успокоительное.
     Но старомодная щеколда повернулась, и тяжелая  дверь бесшумно качнулась
вовнутрь. Сэм вошел в небольшое фойе, наступая  на пол, выложенный  белыми и
черными мраморными  прямоугольниками. В центре вестибюля стоял треножник, на
котором  была  прикреплена табличка, состоящая из одного  слова, написанного
очень большими буквами:
      ТИШИНА!

     Не: МОЛЧАНИЕ -- ЗОЛОТО или: СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ, ПОЖАЛУЙСТА, а лишь  одно
броское, четкое слово: ТИШИНА!
     --  Бейся об заклад, --  сказал  Сэм.  Он  только пробормотал слова, но
здесь  была  очень  хорошая  акустика,  и  его  тихое  бормотание отозвалось
ворчливым эхом, и он  съежился.  Показалось,  что  эхо накатилось на  него с
высокого потолка. В этот момент он почувствовал, будто  он снова в четвертом
классе и что миссис Глейстез сейчас всыплет ему  за то, что он  отключился в
неподходящий момент. Он огляделся  неловко вокруг, полагая, что какая-нибудь
недоброжелательная  библиотекарша  стремительно прибежит  из главного  зала,
чтобы посмотреть, кто это осмелился нарушить тишину.
     --  Перестань, бога ради.  Тебе  сорок  лет. Четвертый класс,  это  так
давно, дружище.
     Но здесь это  не  казалось  далеким.  Здесь четвертый класс  был  почти
рядом, только протяни руку и потрогай.
     Он  прошел  по  мраморному  полу  слева  от треножника,  подсознательно
подаваясь  вперед,  чтобы  не  стучать  каблуками,  и  вошел  в  главный зал
городской библиотеки Джакшн Сити.
     С потолка,  который  был  метров на  шесть выше,  чем в  фойе,  свисало
несколько стеклянных  плафонов, ни  в  одном из  которых не горели лампочки.
Свет проникал  через  два больших верхних  угловых люка. Этих люков было  бы
достаточно в солнечный день, возможно, даже было бы уютно и приятно. Но в ту
пятницу было пасмурно и мрачно, и света явно  не хватало. В углах притаились
хмурые тени.
     Сэм  Пиблз  почувствовал, что сделал что-то  не так.  У него было такое
чувство, будто он не просто  вошел в дверь и пересек фойе;  он почувствовал,
будто он вошел в другой мир,  абсолютно  не похожий на мир маленького Айова,
который он иногда любил, иногда ненавидел, но чаще принимал таким, как есть.
Здесь воздух казался тяжелее нормального и, казалось, не проводил света, как
нормальный воздух. Тишина давила, как тяжелое одеяло. Холодила, как снег.
     В библиотеке никого не было.
     По  стенам на высоте человеческого роста висели полки с книгами. Подняв
голову к верхним  люкам, на которых были  установлены металлические решетки.
Сэм  почувствовал, что у него закружилась голова. Мгновенно  ему показалось,
что его перевернули вниз головой и  повесили за ноги над глубокой квадратной
пропастью, обрамленной книгами.
     Вдоль стен  там и тут  стояли  стремянки на  резиновых колесах. На всем
замкнутом пространстве от того места,  где он стоял, до столика библиотекаря
в дальнем конце  большой  высоченной комнаты  было два деревянных  островка.
Один  островок  --  длинная  дубовая стойка для журналов.  Каждый  журнал  в
аккуратной  пластиковой  корочке  имел  свое  место  на  стойке.  Под  ними,
казалось, прятались странные животные, следящие за этой молчаливой комнатой.
Табличка наверху стойки изрекала команду:
         КЛАДИТЕ ВСЕ ЖУРНАЛЫ НА МЕСТО!

     Налево  от  стойки для  журналов  висела  полка с абсолютно  новенькими
книгами  художественной  литературы.  Табличка  наверху полки  устанавливала
семидневный срок пользования ими.
     Сэм прошел  мимо стойки  с журналами и полкой с книгами, выдаваемыми на
семь  дней, и несмотря на желание двигаться бесшумно,  он слышал стук  своих
каблуков. Он осознавал, что  зря  не поддался первому импульсу повернуться и
уйти  назад  в   контору.   Здесь  хозяйничали  привидения.  Хотя  на  столе
библиотекаря стоял  включенный маленький аппарат для  микрофильмов, накрытый
чехлом. никого рядом не было, ни мужчины, ни женщины. На столе была табличка
с надписью "А.Лортц", но А.Лортц (или еще кого-нибудь) не было и в помине.
     "Видно,  сопровождает какого-то дурака и помогает ему  отыскать  свежий
номер библиотечного издания".
     У Сэма появилось дикое желание открыть рот и закричать: "Все в порядке,
А.Лортц?" Но это желание быстро прошло. Публичная библиотека Джанкшн Сити не
годилась для развлечений и острот.
     На ум вдруг пришли детские стишки.
        Смеха нет больше, веселья нет:
        Заседает квакеров квартет.
        Зубы покажешь, язык промелькнет,
        Штрафом замучат, и фант пропадет.

     "Если  ты  покажешь зубы здесь или промелькнет  язык, заставит  А.Лортц
заплатить штраф?" -- подумал Сэм. Он вновь  огляделся вокруг и всеми фибрами
своей  души  почувствовал  строгое  отношение  к нарушителям  спокойствия  и
подумал, что мог бы предсказать, как на нарушителя прореагируют.
     Позабыв, что ему нужна книга анекдотов или "Самые любимые стихотворения
американцев", и подчинившись  настороженной сонной атмосфере  библиотеки, он
машинально подошел к двери справа от полки с новенькими книгами. По табличке
на  двери  было  ясно, что  здесь детская библиотека.  А  он ходил в детскую
библиотеку,  когда мальчиком жил в Сан-Луи? Ему казалось да, но воспоминания
об этом были неясными, далекими и почти нереальными. И все же. приближаясь к
двери  детской  библиотеки, он ощутил почти утраченное, но знакомое чувство.
Будто он пришел домой.
     Дверь библиотеки была закрыта. На ней была нарисована маленькая Красная
Шапочка, она смотрела на волка, который лежал в бабушкиной постели. На волке
была надета бабушкина ночная рубашка и бабушкин чепец. На морде -- оскал. На
обнаженных клыках -- пена. Прелестное  личико Красной Шапочки исказилось  от
выражения  явного  ужаса,  и,  судя  по рисунку,  нечего было  надеяться  на
счастливый конец,  оставалось лишь  быть  уверенным,  что счастливый  конец,
какой бывает в волшебных сказках, был заведомой ложью. Красная Шапочка своим
изменившимся  лицом  как  будто  говорила, что  родители могут  верить такой
болтовне, но малыши-то знают лучше.
     "Неплохо,  --  подумал  Сэм.  -- Клянусь,  дети валом повалят в детскую
библиотеку, если увидят, что нарисовано на двери. Особенно маленькие".
     Он открыл дверь и просунул голову.
     Чувство  неудобства  сразу  улетучилось;  он  был мгновенно  зачарован.
Конечно, рисунок на двери  никуда не годился, но в самой библиотеке все было
абсолютно  правильно. Конечно, он  ходил  в библиотеку, когда  был ребенком;
одного  взгляда на этот безупречный мир  было  достаточно,  чтобы  возродить
воспоминания.  Его  отец умер  молодым; единственный ребенок  в  семье,  Сэм
воспитывался  матерью,   которая  работала  и   которую  он  видел  лишь  по
воскресеньям и праздникам. Когда он не мог сдать деньги, чтобы пойти в  кино
после школы, -- а это было часто -- он шел в библиотеку,  и комната, которую
он  сейчас   видел,   напомнила   те  далекие  дни  неожиданно   нахлынувшей
ностальгией, приятной, мучительной и почему-то пугающей.
     Ранее это был малый мир, и теперь тоже; ранее это был хорошо освещенный
мир,  даже  в самые мрачные, самые пасмурные  дни,  и  такой  же  он сейчас.
Стеклянные  висячие плафоны  не  существовали для этой комнаты; на  навесном
потолке за  матовыми  панелями  были  установлены  лампы дневного  света, не
дающие  тени,  и  сейчас  они  там же.  Высота  столов  била  немногим более
полуметра, а  стулья  еще ниже. В этом мире взрослые  были  бы  оккупантами,
вторгнувшимися чужаками. Если  бы  они попытались сесть  за эти столики, они
уперлись  бы  в них  коленками, и ни одна голова пострадала бы, если бы  они
пожелали напиться из фонтанчика, установленного на самой дальней стене.
     Здесь не  было ровных, мучительно длинных рядов полок, глядя на которые
начинаешь  чувствовать   головокружение.   Потолок   был   довольно  низким,
создавалось ощущение уюта. но не тесноты. Книги на полках -- в переплетах не
мрачных  и  тусклых,  а броских естественных  тонов:  ярко-голубые, красные,
желтые. В этом мире доктор Зюсс был  королем, Джуди Блюм --  королева, а все
принцы  и  принцессы  наведывались  в  горную  Долину  Сладостей. Здесь  Сэм
вспомнил  прежнее чувство благожелательности, книги так  и просили, чтобы их
потрогали,  подержали,  на них  посмотрели,  их изучили.  Однако вспомнилось
чтото не совсем приятное.
     Самое  четкое  ощущение  -- это ощущение утраченного  удовольствия.  На
одной  стене висела  фотография щенка  с большими  задумчивыми  глазами. Под
многообещающей  беспокойной мордашкой шенка  начертана  вечная истина:  БЫТЬ
ХОРОШИМ ТРУДНО. На другой стене нарисована группа диких уток, направляющихся
к  заросшему тростником  берегу  реки. УСТУПАЙ ДОРОГУ  МАЛЕНЬКИМ! -- гласила
надпись.
     Сэм  посмотрел налево,  и  с  его  губ начала  сходить  улыбка, а затем
исчезла  совсем. Здесь,  на  плакате,  большая  темная  машина  стремительно
удалялась от здания, которое он счел школой.. Из машины выглядывал маленький
мальчик. Ладошками  он уперся в стекло, на  губах застыл вопль  отчаяния. На
заднем плане  человек,  даже  не  человек,  а  смутное  зловещее  очертание,
склонился над рулем и жал на педали. Под рисунком надпись:
    НИКОГДА НЕ СОГЛАШАЙСЯ КАТАТЬСЯ В МАШИНЕ
      С НЕЗНАКОМЫМИ ЛЮДЬМИ!

     Сэму стало ясно, что этот плакат и рисунок с Красной Шапочкой  на двери
детской  библиотеки вызывали одно и то же животное чувство страха, но плакат
вызывал больше беспокойства. Конечно, дети  не должны соглашаться на поездки
с незнакомцами,  конечно, их надо учить поступать  правильно, но разве  надо
так?
     "Сколько детей, --  подумал  он, -- неделями испытывают  кошмары  из-за
этой крошечной общественно важной надписи?"
     А  перед  столиком  библиотекаря  был прикреплен  еще  один плакат,  от
которого по спине Сэма пробежали холодные мурашки. На нем испуганные мальчик
и девочка, не старше восьми лет, съежившись, отпрянули от мужчины в шинели и
серой шляпе. Казалось  мужчина был ростом не ниже шести метров, тень от него
падала на повернутые лица  детей* Поля фетровой шляпы фасона сороковых годов
отбрасывали  тень  на  его  лицо,  а  глаза  человека  в  шинели безжалостно
светились темным отсветом. Они устремились на детей, как два кусочка льда, и
держали их  мрачной  силой  своей  Власти. Он  протягивал абонементную папку
читателя, на которой была прикреплена звезда,  какая-то странная, по меньшей
мере, девятиконечная. А может, даже двенадцатиконечная. Внизу было написано:
     ЛУЧШЕ НЕ ИМЕТЬ ДЕЛО С БИБЛИОТЕЧНОЙ ПОЛИЦИЕЙ!
   ХОРОШИЕ МАЛЬЧИКИ И ДЕВОЧКИ
    ВОЗВРАЩАЮТ КНИГИ ВОВРЕМЯ!

     Вновь  во  рту появился привкус. Сладковатый,  неприятный. И  в  голове
пронеслась странная, пугающая мысль:  "Я видел этого человека раньше". Ну не
смешно ли ?
     Сэм подумал, насколько такой  плакат напугал бы его -- ребенка, сколько
незамысловатой,  неомраченной  радости  он  унес  бы  из  спокойного  приюта
библиотеки, и почувствовал, что в груди нарастает негодование. Он сделал шаг
вперед, чтобы  получше рассмотреть эту странную звезду, и  одновременно стал
доставать успокоительные таблетки из кармана.
     Он уже клал одну таблетку в рот, когда  услышал за  спиной голос:  "Эй,
кто там?"
     Он  вздрогнул  и  повернулся, готовый дать отпор библиотечному дракону,
который, наконец-то, предстал перед ним.

2

     Но  предстал  не  дракон.  Это  была  пухлая  седоволосая  женщина  лет
пятидесяти  пяти,  она  бесшумно катила  тролли с книгами. Ее седые  волосы,
аккуратно завитые в парикмахерской, обрамляли ее приятное гладкое лицо.
     -- Вероятно,  вы  ищете меня, -- сказала  она.  --  Вас направил мистер
Пекам?
     -- Я вообще никого не видел.
     --  Правда? Значит, он  ушел домой,  -- сказала  она.  -- Понятно, ведь
сегодня пятница. Мистер Пекам  приходит сюда вытереть пыль и почитать газету
каждое утро в  11. Он привратник, на неполный рабочий  день, конечно. Иногда
он остается до 1 или 1.30, чаще всего  по  понедельникам, потому  что в этот
день больше всего пыли и газеты самые  толстые, да ведь вы сами  знаете, что
самые тонкие газеты бывают в пятницу.
     Сэм улыбнулся. -- Я полагаю, вы библиотекарь?
     -- Она самая, -- сказала миссис Лортц и улыбнулась ему. Но Сэм подумал,
что  ее  глаза не улыбаются; казалось, что ее  глаза внимательно  с холодком
следили за ним. -- А вы кто?
     -- Сэм Пиблз.
     -- О, да! Недвижимость и страхование! Вот где ваша стихия!
     -- Виноват, исправлюсь.
     --  Обидно, что  никого не  оказалось  в основной части библиотеки. Вы,
должно  быть,  подумали,  что  библиотека закрыта  и  кто-то  оставил  дверь
открытой по ошибке.
     -- Действительно, -- сказал он, -- я подумал об этом.
     -- С двух до семи дежурят трое из  нас, -- сказала миссис Лортц. -- Два
часа, потому что  заканчиваются занятия в школе, как вы знаете  в  два  -- в
специальных,  в два тридцать -- в общеобразовательных, в без четверти три --
в старших классах. Дети -- наши верные посетители и самые желанные для меня.
влюблю малышей.  У  меня  была  постоянная  помощница,  но  в  прошлом  году
городской Совет уменьшил ассигнования на  нас на восемьсот долларов и ... --
Миссис  Лортц  сложила  руки и глазами изобразила птичку,  улетающую  вдаль.
Получилось смешно, но мило.
     -- А почему, -- подумал Сэм, -- мне не мило и не смешно?
     -- Из-за плакатов,  -- решил он. Он все еще пытался сопоставить Красную
Шапочку, испуганного ребенка в автомобиле и ухмылку мрачного полицейского из
библиотеки с этой улыбающейся библиотекаршей.
     Она с исключительной  доверчивостью  протянула левую руку  вперед, рука
была маленькая, пухлая,  округлая, как она сама. Он  посмотрел на безымянный
палец и увидел, что на нем не было кольца, значит она вовсе не миссис Лортц.
То, что  она была не замужем, показалось ему  таким типичным  для маленького
города. Карикатура какая-то. Сэм постарался не думать об этом.
     -- Вы у нас никогда ранее не бывали, мистер Пиблз?
     -- Нет, боюсь, что нет. И пожалуйста,  называйте меня просто Сэм. -- Он
не знал, правда ли ему хотелось, чтобы эта женщина называла его Сэмом, но он
был бизнесменом  в маленьком городе и  предложил называть  себя по имени  по
инерции.
     -- Ну. спасибо, Сэм.
     Он ждал, что в  ответ  она предложит, чтобы  он называл ее по имени, но
она лишь смотрела на него выжидающе.
     -- Я дал обещание, -- сказал  он. -- С  тем, кто  должен  был выступать
сегодня в Ротари Клаб, случилась беда и ...
     -- О, вот неприятность!
     -- Как для  меня,  так и  для него. Запланировали  мне выступить вместо
него.
     -- О-о-о! -- сказала миссис Лортц. В ее тоне чувствовалась тревога, а в
глазах  бегали смешинки.  И все же  Сэм не почувствовал  расположения к ней,
хотя он быстро чувствовал расположение к людям, чисто внешне всегда; ведь он
был из  тех  людей,  у кого было  мало близких  друзей и  кто  был  вынужден
заговаривать с незнакомыми людьми в лифте.
     -- Я написал выступление  вчера  вечером, а сегодня утром я прочел  его
молодой женщине, которая стенографирует и печатает для меня...
     -- Держу пари, это Нейоми Хиггинз.
     -- Да, но как вы узнали?
     -- Нейоми -- наша постоянная читательница. Она берет в библиотеке много
романов про любовь: Дженифер Блейк, Розмари  Роуджерз, Пол Шелдон и других в
таком  же  духе.  -- Она заговорила тише: --  Она  говорит, что книги для ее
матери, но я думаю, что она читает их сама.
     Сэм  засмеялся. Да,  по глазам  Нейоми  можно сказать, что  она  тайком
читает романы про любовь.
     --  Как бы  то  ни было,  я  знаю, что она  может  работать в  конторах
большого города  по  приглашениям.  Здесь  же, в Джанкшн Сити, она  заменяет
целый  штат секретарей. По логике вещей,  она и должна быть той женщиной,  о
которой вы говорили.
     --  Да,  ей  понравилась  моя  речь  или  она  просто  сказала, что  ей
понравилась,   но   ей   показалось,  написано   суховато.   Она  предложила
использовать...
     -- Клянусь, что она посоветовала "Спутник оратора".
     -- В общем, она не могла вспомнить  точное название, но похоже, что это
она.  --  Он помедлил, затем спросил  с  некоторой  тревогой:  "