ибнет. Вы понимаете это? До вас доходит?
     Она метнула еще один взгляд в сторону Сэма.  Взгляд был такой свирепый,
что трудно  было вынести, и хотя его положение  было не из легких. Сэм понял
что-то.  Раньше,  когда он два  раза встречался  с Нейоми, он думал, что она
хорошенькая. Теперь он увидел, что она красивая.
     -- Что это значит, заземленные люди? -- спросил он ее.
     -- Это люди,  у которых нет проблем,  вызванных запоем или  таблетками,
или  марихуаной, или кодеином, или  еще  чем-нибудь, что вносит  сумятицу  в
голову человека,  --  сказала она почти с омерзением. -- Это  люди,  которые
могут позволить себе читать нравоучения и осуждать.
     Едущий перед ними пикап свернул на  длинную  колею, ведущую к комбинату
вторичного  сырья. За ним  находилась  Улица  Углов. Вглядываясь вдаль.  Сэм
увидел, что у крыльца стоит что-то, не похожее на машину. Он разглядел тачку
Дебва Грязная Работа.
     -- Остановитесь на минуту. -- сказал он.
     Нейоми  остановила,  но  не взглянула  на  него. Она  уставилась  через
смотровое стекло. Нижняя  челюсть  беззвучно шевелилась. На щеках был  яркий
румянец.
     -- Вы заботитесь о нем, -- сказал он, -- и я рад. А обо мне, Сара? Даже
если я заземленный человек?
     --  У вас нет права называть меня Сарой. Я такое право имею. потому что
это мое имя, меня окрестили  Нейоми Сара Хиггинз. И у  них есть такое право,
потому что они. в некотором роде, ближе ко мне, чем кровные родственники. Мы
и есть родственники по крови, потому что в нас  есть что-то, что  делает нас
такими. Что-то у нас в крови. У вас, Сэм, нет такого права.
     -- Может  быть, есть.  -- сказал Сэм. -- Может быть. я такой, как вы. У
вас запой. А у этого заземленного человека -- полицейский из библиотеки.
     Теперь  она  посмотрела на  него осторожным взглядом  широко  раскрытых
глаз. -- Сэм. я не понимаю...
     -- И я тоже.  Я знаю одно -- мне нужна  помощь. Мне она ужасно нужна. Я
взял две книги в библиотеке, которой  больше нет,  а  теперь  и книг  нет. Я
потерял их. Вы знаете. что с ними случилось?
     Она покачала головой отрицательно.
     Сэм  показал влево, где двое мужчин вышли из ехавшего перед ними пикапа
и  вынимали  картонные коробки  с вторматериалами. --  Вот где. Вот где  они
закончили  свое  существование.  Их  переработали.  Мне  отпущено  время  до
полуночи, и потом библиотечная полиция поступит так же со мной. Переработает
вместе с пиджаком.
     Сэм сидел в "датсуне" Нейоми Сары Хиггинз,  как ему  казалось, довольно
долгое время.  Дважды  брался он  за ручку  дверцы и дважды передумывал. Она
сжалилась над ним немного. Если Дейв пожелает поговорить с ним и если Дейв в
состоянии разговаривать, то она позволит. В ином случае, нет.
     Наконец, дверь  в ночлежке на Улице  Углов  отворилась. Вышли Нейоми  и
Дейв Данкэн. Он едва переставлял ноги, она помогала ему, держа его за талию;
у Сэма сердце ушло  в  пятки. Немного погодя, когда они вышли на солнце, Сэм
увидел, что Дейв не  был пьян... или  не обязательно пьян. Это был  какой-то
рок, потому что смотреть на него означало опять смотреть в зеркало пудреницы
Нейоми. Дейв Данкэн, похоже, старался совладать с сильнейшим  ударом... и не
очень успешно.
     Сэм вышел из машины и стоял у дверцы в нерешительности.
     --  Поднимитесь  на крыльцо,  --  сказала  Нейоми.  В ее голосе звучали
смирение и страх. -- Не верю, что он сможет сойти с лестницы.
     Сэм  поднялся  по  ступенькам  к ним.  Дейву  Данкэну  было,  вероятно,
шестьдесят  лет.  Накануне  в  субботу  он выглядел  на  все  семьдесят  или
семьдесят пять лет. "Это запой", -- предположил Сэм. А теперь, по мере того,
как  солнце  штата Айова медленно  продвигалось по  своей оси  к полночи, он
превращался в дряхлого  старца.  И Сэм знал, что по его вине. Напоминание  о
том, что, как  он предполагал, было давно погребено, подействовало на Дейва,
как шок.
     "Я не знал", -- подумал Сэм, но как бы  ни были справедливы  эти слова,
они  не принесли утешения. Если не считать синих лопнувших сосудиков на носу
и на  щеках, лицо Дейва было цвета  выцветшей  бумаги. В ошеломленных глазах
застыли слезы. На губах появился синеватый оттенок, в уголках рта в глубоких
складках застыли крошечные капельки слюны.
     --  Я не хотела, чтобы он  разговаривал с вами, -- сказала Нейоми. -- А
хотела отвезти  его  к доктору  Мельдену, но он  отказывается идти, пока  не
переговорит с вами.
     --  Мистер  Пиблз, -- слабо сказал Дейв. -- Простите, мистер Пиблз, все
из-за меня, да? Я .
     -- Тебе не за что просить прощения, -- сказал Сэм. -- Пойдем вот сюда и
сядем.
     Он и Нейоми подвели Дейва к креслу-качалке в  уголочке у  крыльца, и он
облегченно опустился в него. Сэм и  Нейоми придвинули  по плетеному  стулу с
продавленными  сидениями и сели по обе стороны от него. Некоторое  время они
сидели молча, глядя через железнодорожное полотно на ровные поля.
     -- Она гонится  за вами, да?  -- спросил Дейв. -- Эта  сука с того края
ада.
     -- Она натравила кого-то на меня, --  сказал  Сэм. --  Когото,  кого вы
нарисовали на одном из тех плакатов. Это... Я знаю, подумаете, что я сошел с
ума, но это -- полицейский  из библиотеки. Он навещал меня сегодня утром. Он
сделал... -- Сэм дотронулся до своих волос. -- Он сделал это. -- И это -- Он
показал на маленькую красную точку посередине горла. -- И говорит, что он не
один.
     Дейв некоторое  время  ничего  не  отвечал, лишь  глядел в  пустоту, на
тянущиеся за горизонт ровные поля, на которых поднимались силосные башни, да
к северу возвышался зловещий элеватор зерна Провербиа Фид Компани.
     -- Того, кого вы видели, не существует, -- сказал он, наконец. -- Никто
из них не существует. Кроме нее. Только она, чертова ведьма.
     -- Вы нам можете рассказать, Дейв? -- нежно спросила Нейоми. -- Если не
можете, скажите. Но если это поможет вам... облегчит... расскажите нам.
     -- Дорогая  Сара, --  сказал  Дейв. Он  взял  ее руку и улыбнулся. -- Я
люблю вас, я говорил вам об этом?
     Она отрицательно  покачала  головой  и  улыбнулась в  ответ.  В  глазах
сверкнули слезы, как два кусочка слюды. -- Нет, Дейв, но мне приятно слышать
это.
     -- Я должен рассказать, -- сказал  он. -- И не  потому  что поможет или
облегчит.  Такое не должно продолжаться.  Знаете,  что  я запомнил  во время
нашей первой встречи АА, Сара?
     Она отрицательно покачала головой.
     -- Как они сказали, что эта программа  рассчитана на честность. Как они
сказали, каждый должен рассказать  все, не просто богу, а богу и еще  одному
человеку.  И я  подумал:  "Если столько  потребуется,  чтобы  тебе  даровали
трезвую  жизнь, то у меня  ничего  не получится. Они вы-  . швырнут меня  на
склоне  Уейверн  Хил   в  стране  дураков,  предназначенной  для  пьяниц   и
бездельников, и ни  тебе ни горшка,  чтобы пописать,  ни  окошка,  в которое
дерьмо выбросить.  Потому  что  никогда  не мог бы  я рассказать все, что  я
видел, и обо всем, что делал".
     -- Мы все так думали с самого начала, -- спокойно сказала она.
     -- Я знаю. Но едва ли найдутся многие, кто видел  то,  что видел я, или
делал  то,  что делал я. И  все  же  я выполню  программу  самым  тщательным
образом. Шаг за шагом я делал все, что мог. Я привел в порядок дом.  Но  то,
что я видел и  делал  раньше... об этих вещах  я никогда не  рассказывал. Ни
человеку, ни всевышнему. Я отыскал укромный уголок в  своем  сердце и сложил
туда все и запер на ключ.
     Дейв  посмотрел  на  Сэма,  и Сэм  увидел,  что  по  глубоким  морщинам
одутловатого лица Дейва медленно катятся усталые слезы.
     -- Да, так  я сделал. А заперев на ключ дверь,  я забил  ее досками.  А
забив ее досками, я плотно прикрепил к доскам стальной лист. И сделав это, я
придвинул шкаф к этому сооружению и лишь тогда остался доволен, когда сверху
шкафа наложил груду  кирпичей. И  с тех пор я повторял, что  забыл об Аделии
Лортц и ее  странных делах и о том, что она заставляла меня делать, и о том,
что  она  мне говорила, и о том, что она обещала,  и о том, что  она из себя
представляла. Я принимал массу лекарств, чтобы забыть обо всем, но они никак
не помогали. И когда я  вступил в АА, только одно возвращало меня в прошлое.
Оно в той  комнате, как вы знаете. У него есть имя, мистер  Пиблз, его зовут
Аделия Лортц.  После того, как я  перешел  на трезвый образ жизни,  я  начал
видеть плохие сны. Чаще всего я  видел во сне  плакаты,  которые  я  для нее
рисовал, те, которые так пугали детей, но это были не самые страшные сны.
     Его голос задрожал, и он прошептал: -- Это не самые страшные сны.
     -- Может быть, немного передохнешь, --  сказал  Сэм. Он понял, что хотя
многое зависело от того, что скажет Дейв, часть его самого не желало слышать
это. Часть его боялась услышать это.
     -- Ничего, я обойдусь без отдыха, -- сказал он. -- Доктора говорят, что
у меня диабет,  никуда не годится поджелудочная железа, и отказывает печень.
Довольно скоро я отправлюсь на покой. Не знаю, куда  я попаду, в  рай  или в
ад, но я  уверен, что то, что я  спрятал, укрыто надежно, и спасибо богу  за
это. Время отправляться на покой еще не подошло. Если я  и скажу что-то,  то
только не сейчас.
     -- Он внимательно посмотрел на Сэма. -- Вам грозит беда, да?
     Сэм кивнул.
     -- Да. Но вы не знаете какая. Вот почему я должен сказать. По-моему, ей
и теперь  приходится  лгать  иногда. Настало  время ей  проявит1  ебя, и она
выбрала  вас, мистер  Пиблз. Вот почему я должен сказать. Это не  просто мое
желание. Вчера вечером, когда  Сара ушла, я пошел и  купил  себе  бутылку. Я
отправился  туда, где перегоняют  вагоны и сидел там, где я сидел  не раз  и
раньше, а там сорняки, и зола,  и  битое стекло.  Я открутил пробку,  поднес
бутылку к  носу и  понюхал. Вы знаете, как  пахнет бутылка с вином? Для меня
это всегда  был запах  обоев в  дешевых  номерах гостиницы или запах воды со
свалки. Но мне всегда этот запах нравился, потому что от него клонит ко сну.
     И все это  время,  пока я  вдыхал запах  этой  бутылки, я слышал  голос
королевы  нечистой силы, доносившийся из того укромного уголка,  в котором я
ее запер.  Пробился  через  груду кирпичей, шкаф,  стальной  заслон, доски и
запоры.  Будто  говорил заживо погребенный.  Голос  звучал глухо, но  я  его
прекрасно слышал. Я слышал,  как она  говорила: "Правильно, Дейв,  ты  нашел
правильный ответ, это единственный правильный ответ для таких людей, как ты,
действует только это, и тебе понадобится только такой ответ, если ответы  не
утратили своего значения".
     Я сделал большой глоток, а когда сделал второй, то ощутил ее рядом... и
даже вспомнил ее лицо, все покрытое капельками пота... и движение рта... и я
отшвырнул бутылку прочь.  Разбил ее о шпалу. Потому что эта дрянь  добралась
до конца. Я не допущу, чтобы она опять ожила в этом городе!
     Его голос  снова задрожал,  но он выкрикнул, как могущественный старец:
-- Кончилось время этой дряни!
     Нейоми дотронулась до  руки Дейва.  На лице застыли тревога и испуг. --
Что, Дейв? Что это?
     -- Я хочу убедиться, -- сказал  Дейв. -- Расскажите  сначала вы, мистер
Пиблз. Расскажите мне обо всем, что происходит с вами, не скрывайте ничего.
     -- Хорошо, -- сказал Сэм, -- но на одном условии. Дейв слабо улыбнулся.
-- На каком условии?
     -- Ты пообещаешь, что будешь называть меня Сэм,... а я со своей стороны
никогда не буду называть тебя Дейв Грязная Работа.
     Он широко улыбнулся. -- Сделка принимается, Сэм.
     --  Хорошо.  -- Он  глубоко вздохнул.  --  Все произошло  по  вине того
чертова акробата.

7

     На  это  ушло больше  времени, чем он  предполагал,  но он почувствовал
невыразимое  облегчение, почти радость, рассказав  все, не утаив  ничего. Он
рассказал  Дейву   об  Ослепительном  Джо,  о  просьбе  Крейга  помочь  и  о
предложении Нейоми оживить готовый  материал. Он рассказал им, как выглядела
библиотека  и  как  он встретился  с  целией  Лортц. Нейоми  не  переставала
удивляться,  пока д говорил. Когда он начал рассказывать  о плакате с Красой
Шапочкой, прикрепленной на двери детской библиоеки, Дейв кивнул.
     -- Вот этот-то я не рисовал, -- сказал он. -- Его принесла на. Клянусь,
они ни за что не найдут его. Клянусь,  что в теперь у нее. Ей нравились мои,
но этот был ее любимый.
     -- Что ты имеешь в виду? -- спросил Сэм.

Глава одиннадцатая. РАССКАЗ ДЕЙВА О СВОЕЙ ЖИЗНИ


1

     Я не  всегда был  Дейвом  Дунканом  Грязная Работа,  -- начал  он. -- В
начале  пятидесятых я был просто стаина Дейв Дункан, и все относились ко мне
что  надо  вполне  прилично). Я был членом  того самого Ротари Слаб, куда ты
вчера  вечером звонил по телефону,  Сэм.  А почему бы нет? У  меня было свое
собственное дело, и оно давало деньги. Я писал вывески и делал это чертовски
неплохо. Недостатка в заказах  не было,  и я брался за все, что мне было  по
силам в Джанкшн Сити и Провербиа,  но  тогда я выполнял кое-какую работу и в
Кедровой Стремшне. Однажды в Омахе я оформил рекламу сигарет  "Лаки  Страйк"
по  всей длине правой стороны футбольного поля тадиона, младшей лиги. У меня
было полно заказов и я заслуживал  того. Я хорошо делал свое дело. Я  просто
был ямым хорошим оформителем реклам.
     Я здесь  остался  потому  что  меня  интересовала  серьезгая  живопись,
которой, как я считал, можно  заниматься де угодно. У меня не было  никакого
специального художественного образования  -- однажды я  попытался,  но  меня
угчислили  -- и  я понимал, что  это  уменьшало мои  шансы, если  так  можно
выразиться, хотя я знал,  что есть  художники, которые  сделали  карьеру, не
забивая себе голову  всяким там дерьмом -- Грэмм  Моузиз, к примеру. Ей ни к
дему  были какие-то водительские права; она просто садилась в машину и ехала
в город.
     Может быть, я  даже  и добился  успеха. Я  продал несколько полотен, но
немного --  много  мне и не  нужно было, гак как  я  не был женат, и реклама
давала  мне приличный доход. А еще я оставил себе большинство  своих картин,
чтобы  устраивать  выставки,  как  полагается  делать  художнику.  У меня их
состоялось несколько. Сначала прямо здесь.в городе, в  Кедровой Стремнине, а
затем в Де-Мойн. Об этом  писали в "Демократе", где они называли меня вторым
после Джеймса Уистлера.
     На  мгновение  Дейв замолчал, задумавшись  о  чем-то.  Потом он вскинул
голову и снова взглянул на голые, невспаханные поля.
     -- В АА говорят о  людях, которые одной ногой перешагнули  в будущее, а
другую  оставили в  прошлом,  и  поэтому спокойно  поплевывают  на  все, что
происходит сегодня. Но иногда не дает покоя вопрос, что могло бы  произойти,
если бы ты поступил чуть-чуть по-другому.
     Он посмотрел на Нейоми почти виновато. Улыбнувшись, она сжала его руку.
     -- Потому что у меня действительно все шло хорошо и я действительно был
близок к успеху. Но много пил даже еще тогда. И я не очень-то задумывался об
этом -- черт побери, я был молодым, я был сильным, и, между прочим, разве не
пили все великие художники? Мне казалось, что да. И все-таки, я может быть и
добился успеха, сделал что-то, по крайней мере на каком-то этапе -- но потом
в Джанкшн Сити приехала Аделия Лортц.
     Она приехала, и мне наступил конец.
     Он посмотрел на Сэма.
     -- Я узнаю ее  по твоему рассказу, Сэм, но тогда она выглядела  не так.
Ты рассчитывал увидеть  библиотекаря -- даму преклонных лет, и это  отвечало
ее цели -- поэтому именно такой ты ее и представлял. Но когда она приехала в
Джанкшн Сити летом 1957 года, ее  волосы были  пепельного оттенка,  и  у нее
были округлости только в тех местах, где женщине положено быть округлой.
     Тогда я  жил  в Провербии, и я  посещал  баптистскую церковь. Туда меня
влекла не так религия, как красивые женщины. Среди них была твоя мама, Сара.
     Нейоми засмеялась так,  как смеются женщины,  не верящие тому,  что  им
только что рассказали.
     -- Аделия сразу пришлась по душе местным  жителям. И  вот теперь, когда
прихожане той  церкви заводят разговоры  о ней --  если это так  -- бьюсь об
заклад они говорят примерно так: "Я  с самого начала понял (или поняла), что
в этой Лорто  что-то не  так",  или "Я по ее глазам сразу  определил, что ей
нельзя верить", но позвольте  мне сказать вам,  что все было совсем, не так.
Они все вились вокруг  нее -- не  только  мужчины, но и женщины -- как пчелы
над первым весенним цветком. Не прошло и месяца с тех  пор, как она приехала
в город,  а  она уже была на должности ассистента мистера Лэвина, хотя всего
за две недели до этого она вела уроки с малышами в  Воскресной школе  там, в
Провербии.
     --  А вот чему она учила  их, об этом я даже  не хочу  думать, но можно
дать  голову  на  отсечение  --  это  было не Евангелие от  Матфея.  Но  она
преподавала, это факт. И все кругом божились,  что малыши ее просто обожают.
И  они тоже  божились.  Но когда они говорили это,  в  их глазах  появлялось
какое-то выражение...  выражение отдаленности,  будто они  не совсем уверены
где они, или даже кто они такие. В общем, я посмотрел на нее, а она на меня,
и наши глаза встретились.
     "Сейчас, глядя на меня, ты бы, может и не сказала, но в то время я  был
славным,  красивым  парнем.  Я всегда был загорелым,  потому  что работал на
открытом воздухе, мускулистым. Волосы от солнца становились почти  белыми, а
мой живот был таким же плоским, как твоя гладильная доска, Сара.
     -- Аделия  сняла себе сельский дом в полутора милях от церкви, довольно
аккуратный домик. Но ему так недоставало слоя краски, как  путнику в пустыне
глотка воды. Поэтому на  вторую неделю, однажды, после  службы  в  церкви, я
заметил ее там  -- я не так часто бывал там, а стояла уже середина сентября,
и предложил ей покрасить его.
     Таких  огромных  глаз как у нее, нет  ни у кого.  Наверное, большинство
сказали бы, что  они серые, но когда  она  смотрела прямо на тебя, не отводя
взгляда,  можно было поклясться^ --что они  были цвета серебра. И в тот день
после службы в церкви она смотрела на меня прямым, тяжелым взглядом. От  нее
исходил запах каких-то духов, которых я никогда  не встречал раньше, и с тех
пор тоже ни  разу не встречал. Лаванда, наверное. Я  не смогу  объяснить что
это за  запах, но  знаю,  что  он всегда  вызывал  у  меня  представление  о
маленьких белых цветках, которые распускаются только перед заходом солнца. И
я был сражен. В то же мгновение и на том же месте.
     Она была совсем рядом со мной --  настолько близко, что  я почти ощущал
прикосновение  ее тела. На  ней было такое старомодное черное платье, как на
пожилой даме, и шляпка с маленькой сетчатой вуалью. В руке, перед собой, она
держала  сумочку. Вся такая чопорная, а вот в глазах  ее  не было строгости.
Нет-нет, сэр. Не прилично. Ни за что.
     -- Надеюсь вы  не  собираетесь сделать из моего дома рекламу  побелки и
жевательного табака?
     -- Нет, мадам,  -- отвечаю  я.  -- Я думал, что хорошо  бы положить два
слоя белой краски. Домами я  не занимаюсь. Это не мой кусок хлеба, но раз вы
в этом городе новый человек, я подумал, что было бы по-соседски.
     -- Да, конечно, -- говорит она и прикасается к моему плечу.
     Дейв виновато посмотрел на  Нейоми. -- Мне  кажется, я должен дать тебе
шанс  уйти,  если  ты  хочешь.  А  то  я  скоро  начну  рассказывать  всякую
непристойную чушь, Сара. Мне стыдно, но я хочу полностью рассчитаться с ней.
     Она понимающе похлопала его по  старой обветренной  руке. -- Продолжай,
-- сказала она ему спокойно. -- Говори все.
     Он сделал глубокий вдох и снова заговорил.
     -- Когда она  прикоснулась ко мне,  я  понял, что либо  она будет моей,
либо  я умру. За всю  свою жизнь я не помню такого прикосновения женщины, от
которого бы меня так закружило, как от  ее одного легкого прикосновения. Она
это тоже поняла. Это было видно по ее глазам. В них было лукавство. Но в них
было еще что-то недоброе. И что-то в эт