ногами.
     Он спокойно  перемотал  микрофильм, перевернул  его  и  еще раз  продел
ленту.  Он  почувствовал,  что  его  нисколько  не  раздражает  эта короткая
задержка;   последовательно   проделывая   каждую  маленькую  операцию,  он,
казалось, успокаивался. На этот раз все правильно, и первая страница Джанкшн
Сити  Газетт от первого апреля 1981 года была перед ним.  Заголовки пестрели
сообщениями о неожиданной  отставке  какого-то должностного лица  города,  о
котором Сэм  никогда  не слышал; но его внимание мгновенно приковала рамочка
внизу страницы. В рамке было написано:
         РИЧАРД ПРАЙС И ВСЕ РАБОТНИКИ
       ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ ДЖАНКШН СИТИ
       НАПОМИНАЮТ ВАМ. ЧТО
      С 6-ГО ПО 13-Е АПРЕЛЯ
        НЕДЕЛЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ БИБЛИОТЕКИ.
         ПРИХОДИ К НАМ!

     "Я что знал, что ли? -- удивился Сэм, -- Выходит, поэтому я заграбастал
именно  эту коробку? Неужели я помнил,  что  вторая неделя  апреля -- Неделя
Национальной библиотеки?"
     "Пойдем шо мной, -- ответил кто-то мрачным  шопотом. -- Пойдем шо мной,
шынок,... Я поличейшкий".
     Телo покрылось мурашками, он задрожал. Сэм постарался не реагировать на
этот  призрак  с его  вопросом  и  мрачным голосом. В  конце концов,  совсем
неважно,  почему ему  попались  апрельские  1981  года  газеты;  важно,  что
попались, и это было началом удачи.
     Может стать началом удачи.
     Он быстро повернул катушку на номер от шестого апреля и увидел  как раз
то, что хотел увидеть. Поверх названия Газетт красным шрифтом было написано:
     СЕГОДНЯ СПЕЦИАЛЬНОЕ БИБЛИОТЕЧНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ!

     Сэм стал  прокручивать  пленку,  ища  приложение.  На  первой  странице
приложения было две фотографии.  Одна фотография -- внешний вид  библиотеки.
На  другой   изображен   Ричард  Прайс,   старший   библиотекарь   стоит   у
регистрационного  стола и  нервно  улыбается  в  фотоаппарат.  Нейоми  точно
описала  его:  лет  сорока,  высокий  мужчина  в  очках, с небольшими  усами
клинышком. Но Сэма  больше  интересовал фон. Он  отчетливо  увидел  навесной
потолок, который так поразил его, когда он посетил библиотеку во второй раз.
Значит ремонт проводился до апреля 1981 года.
     Статьи  были  выдержаны  в  напыщенном   самодовольном  стиле,   хорошо
известном Сэму: он был  читателем этой газеты уже шесть лет и ему был знаком
редакторский стиль  "Ну,  не  молодцы ли  мы?" В  газете была информация  (и
довольно сенсационная) о Неделе Национальной библиотеки, о летних чтениях, о
передвижной книголавке в  графстве  Джанкшн,  о компании по созданию  нового
фонда. Сэм быстро ознакомился со всем этим. На последней странице приложения
он обнаружил значительно более  интересную статью, написанную самим Прайсом.
Она называлась:
       ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА ДЖАНКШН СИТИ
    СТОЛЕТИЕ СО ДНЯ ОТКРЫТИЯ

     Нетерпение Сэма было быстро удовлетворено. Имени Аделии там не было. Он
хотел  было  перемотать пленку, но  остановился. Он увидел,  что  упоминался
проект реконструкции библиотеки,  имевшей место  в  1970 году, и еще что-то.
Маленькая  ступенька к истине. Сэм  ста4 перечитывать  заключительную  часть
пространной заметки мистера Прайса об истории библиотеки более внимательно.
     К  концу  периода  Великой депрессии наша библиотека вышла  из трудного
положения.  В  1942  году  Городской Совет Джанкшн  Сити выделил пять  тысяч
долларов  на ремонт библиотеки в связи с  наводнением 1932 года,  и  старшим
библиотекарем стала миссис Фелиция Калпеппер,  которая безвозмездно отдавала
библиотеке  все  свое время.  Она последовательно  осуществляла  свою  цель:
полностью обновить библиотеку городка, сделать ее достойной большого города,
в коем ей и надлежало быть.
     Миссис  Калпеппер  оставила  этот мир в 1951  году, уступив  свое место
Кристоферу  Лэвину,  первому  библиотекарю в  Джанкшн Сити, имевшему  ученую
степень. Мистер Лэвин создал Мемориальный фонд имени Калпеппер, в  который в
первый год поступило  более пятнадцати тысяч долларов на покупку новых книг,
и публичная библиотека Джанкшн Сити начала становиться современной!
     Моей  целью  номер  один,  вскоре  после   того,  как  я  стал  старшим
библиотекарем в 1964 году, была основательная  реконструкция. К  концу  1969
года, наконец-то, были собраны необходимые фонды, и хотя средства Городского
Совета и Федерального правительства способствовали реконструкции  библиотеки
и  превращению ее в то  прекрасное здание, которое несет радость сегодняшним
книголюбам, тот проект ни за  что нельзя было бы осуществить без помощи всех
тех,  кто впоследствии добровольно словом и делом  участвовал в компании  по
организации месячника библиотеки в августе 1970 года.
     Известные проекты семидесятых и восьмидесятых годов предполагали...
     Сэм отвел глаза от аппарата и  задумался. Он был уве-' реп, что чего-то
не хватает в  подробном монотонном описании истории городской  библиотеки  в
изложении Ричарда  Прайса.  Нет,  поразмыслив  немного,  Сэм решил,  что "не
хватает" -- это не то слово. Статья навела Сэма на мысль,  что Прайс, толкач
чистой воды, --  по всей вероятности, неплохой человек, но все равно толкач,
а  такие люди  не упускают ничего, если берутся  говорить о вещах, в которые
вкладывают душу.
     Hет, они не упускают. Они не договаривают.
     Все вроде,  на месте, если рассуждать хро-но-ло-ги-чески. ТВ  1951 году
человек по  имени  Кристофер  Лэвин  сменил эту святую Фелицию  Калпеппер  в
качестве  старшего библиотекаря. В  1964  году возглавил  библиотеку  Ричард
Прайс. А кого он сменил, Лэвина? Сэм сомневался. Он подумал, что в диапазоне
этих  тринадцати лет Лэвина сменила  женщина по имени Аделия Лортц. А Прайс,
считал Сэм, пришел после нее. Прайс не упомянул ее в своем финансовом отчете
о  деятельности библиотеки,  потому  что она...  натворила  что-то. Сэм  был
слишком  далек от того,  чтобы догадаться, что же  это было, но  он  начинал
понимать, как это  было важно. Как  бы  то ни было.  Прайсу не было  выгодно
называть отрицательную личность,  несмотря на явную любовь к  пространным  и
подробным объяснениям.
     "Убийство,  --  подумал Сэм.  -- Не  иначе,  как убийство. Чего  еще-то
нельзя, кроме у..."
     В это мгновение чья-то рука опустилась на плечо Сэма.

3

     Если  бы  он  закричал,  он,  несомненно,  так  же напугал  бы  хозяйку
неожиданно опустившейся  на него руки, как и  она перепугала  его. но Сэм не
смог даже закричать. Он будто  испустил дух,  и мир вновь поблек для него. В
груди сдавило, будто ее сплющили,  как аккордеон, на  который наступил слон.
Все мускулы расслабились и обмякли, как макароны. На  этот раз он не написал
в штаны. Хоть это было милосердно.
     --  Сэм?  -- он  услышал,  как кто-то обращается к  нему. Голос  звучал
издалека, откуда-то* скажем, из штата Канзас. -- Это ты?
     Он  резко  повернулся,  чуть  не  упал  со  стула  и увидел  Нейоми. Он
попытался вдохнуть,  чтобы  ответить  что-нибудь.  Но получился  натруженный
хрип.  Комната поплыла перед его глазами. Вокруг  все  исчезало и проступало
вновь.
     Потом он увидел, как Нейоми, едва владея собой, широко раскрыв глаза от
волнения, неловко  отступила. Она  сильно толкнула  одну  из полок и чуть не
перевернула  ее.  Полка  покачнулась,  две  или  три  коробки  упали,  мягко
ударившись о ковер, все стихло.
     --  Оми.  --  удалось  ему  выговорить.  Каким-то  мышиным  писком.  Он
вспомнил,  как  мальчишкой  в школе  в СантЛуи он бейсбольной  кепкой накрыл
мышонка. Тот бегал и искал дырочку, чтобы убежать,  и при этом точно так  же
пищал.
     "Сэм,что с тобой произошло?"  -- Похоже было, что она тоже  кричала бы,
если бы ужас не лишил ее голоса. Сэм подумал: "Совсем как Аббот и  Костелло,
увидившие монстров".
     -- Что вы здесь делаете? -- сказал он. -- Я чуть не наложил в штаны.
     -- Ну вот,-- подумал он. -- Опять сказал  гадкое слово.  И опять назвал
вас Оми. Простите. -- Ему  стало лучше,  и  он  хотел встать, но  передумал.
Зачем торопиться. Он  еще  не  совсем  был  уверен  в том, что его сердце не
откажет.
     -- Я пошла  в контору, хотела повидать вас, --  сказала  она.  -- Кэмми
Хэрринггон  сказала,  что,  кажется,  видела. как  вы  шли  сюда.  Я  хотела
попросить  у вас прощения. Возможно.  Сначала  я подумала,  что  вы  жестоко
потешаетесь над Дейви. Он же сказал, что вы никогда не позволите себе ничего
подобного,  и я стала думать, что это не  похоже на вас. Вы всегда поступали
так мило...
     -- Спасибо, -- сказал Сэм. -- И я так думал.
     -- ...у вас  был такой непонятный тон по телефону. Я спросила Дейва, но
он  никак  не хотел мне  ничего больше  сказать. Я  знаю  только  то, что  я
слышала,... и какой у него был  вид, когда он разговаривал с вами. Казалось,
будто он видит привидение.
     --  Нет, -- хотел было  сказать  ей Сэм. -- Это я  видел  привидение. А
сегодня утром я видел что-то похуже.
     -- Сэм,  вы  должны  понять,  что  происходит с  Дейвом...  и  со мной.
Кажется, вы уже знаете о Дейве, а я...
     --  Кажется, да, --  сказал он ей. -- В своей записке Дейву я  написал,
что никого не видел на Улице Углов, но это неправда. Сначала я правда никого
не видел, но я прошел по  черной лестнице, искал Дейва. Я видел вас и других
в заднем дворе. Поэтому...я знаю. Но я говорю, что ничего не знаю, если  вам
понятно, что я имею в виду.
     --  Да,  -- сказала она. --  Хорошо. Но... Сэм... боже  милостивый, что
случилось? У вас волосы...
     --  Что  у меня  с волосами? --  резко спросил  он ее. Она  трясущимися
руками  порылась в  сумочке и достала пудреницу. -- Посмотрите,  --  сказала
она.
     Он посмотрел, но он уже знал, что он увидит.  В  восемь  тридцать утра,
посмотрев на себя  в  зеркало, он увидел, что его волосы стали почти  совсем
седые.

4

     -- Я вижу, что вы нашли своего друга, -- сказала Дорин МакДжил  Нейоми,
когда они по лестнице поднимались в зал.  Она приложила ноготок к уголку рта
и улыбнулась с видом "ну, не хороша ли я".
     -- Да.
     -- Вы не забыли пометить, что ушли?
     -- Нет,  -- снова сказала Нейоми. Сэм забыл, но Нейоми  сделала  это за
них обоих.
     -- А вы вернули микрофильмы, которыми пользовались?
     На этот раз Сэм ответил "да". Он не помнил, вернули ли он или Нсйоми ту
единственную катушку, которую он вставлял в аппарат, но ему было все равно.
     Дорин продолжала изображать скромность.  Поигрывая кончиками пальцев по
нижней губе, она вскинула голову и сказала Сэму: "Вы правда совсем не похожи
на портрет в газете. Не могу ума приложить чем".
     Когда они  выходили  из  двери,  Нейоми  сказала: "Он  прибарахлился  и
перестал красить волосы".
     Захлопнув за собой  дверь, Сэм грохнул от смеха. Он так сильно смеялся,
что  согнулся пополам. Это был  истерический  смех, почти что вопль,  но ему
было все равно. Это действовало на него благотворно. Здорово очищало.
     Нейоми стояла рядом и, казалось, не  реагировала ни на смех Сэма, ни на
любопытные взгляды  уличных  прохожих.  Она даже  подняла  руку  и  помахала
какому-то  знакомому. Он  положил руки на  поясницу,  сотрясаясь неудержимым
смехом,  а  сохранившееся в нем здравомыслие наталкивало  его на мысль: "Она
это видела  и  ранее. Но  где?"  Но ответ  был  ему  ясен еще до  того,  как
сформировался  вопрос.   Нейоми  была  алкоголичкой,   и  работа  с  другими
алкоголиками, помощь им являлась частью ее собственного лечения. Находясь на
Улице Углов, она видела еще в не такое.
     "Она ударит меня по лицу".  --  подумал  он  и опять закатился хохотом,
потому что шутка Нейоми создавало в  его сознании образ его самого у зеркала
в ванной комнате, тщательно укладывающего набриолиненные волосы в аккуратные
завитки.  "Она  ударит  меня  по  лицу.  потому  что  так  можно  остановить
истерику".
     Нейоми, однако, знала лучше, что  делать. Она терпеливо стояла  рядом с
ним  на  солнцепеке  и  ждала,  когда он придет в  себя. Наконец,  смех стал
стихать,  уже не хохот. а пофыркивание и  похихикивание. У Сэма болел живот,
взгляд был мутный, а по щекам бежали слезы.
     -- Вам лучше? -- спросила она.
     --  О, Нейоми, --  начал  было  он, и он мгновенно перестал  ржать, как
лошадь,  и  почувствовал  всю  прелесть  солнечного  утра.  --  Вы  себе  не
представляете, насколько лучше.
     -- Можете не сомневаться, я знаю, --  сказала она.  -- Давайте поедем в
моей машине.
     -- Куда..., -- он икнул. -- Куда мы поедем?
     --  На Улицу Ангелов, -- сказала  она, исправляя ошибку мастера уличных
табличек. -- Меня очень беспокоит Дейв. Я  уже  была здесь сегодня утром, но
его там не было. Уж не пьет ли он w-нибудь.
     -- Но ведь  это не  впервой?  --  спросил он, спускаясь  рядом с ней по
ступенькам. Ее "датсун" был припаркован у тротуара, за машиной Сэма.
     Она взглянула на  него. Мельком, но в ее взгляде  было и раздражение, и
прошение,  и  сострадание. Сэм подумал, что  попытайся он расшифровать  его,
смысл был бы такой:
     "Вам не понять, о чем вы говорите, но это не ваша вина".
     --  Дейв не пьет уже  год,  но со здоровьем вообще у него плоховато. Вы
правы, что запой  для него -- дело известное,  но еще один  может  оказаться
последним.
     -- И я буду виноват,  --  безо всякого смеха сказал Сэм. Она посмотрела
на  него с некоторым  удивлением. -- Нет,  -- сказала она.--Едва  ли в  этом
можно было  бы винить кого-нибудь..., но это не  означает, что мне бы  этого
хотелось. Или что  я  допускаю мысль об  этом.  Пойдемте. Мы поедем  в  моей
машине. Поговорим по дороге.

5

     --  Расскажите, что с вами произошло, -- сказала она. пока они ехали по
окраине города. -- Расскажите мне все.
     Дело не только в том, что у вас поседели волосы, Сэм, вы  постарели  на
десять лет.
     -- Собачье дерьмо,  -- сказал Сэм. В зеркале пудреницы Нейоми он увидел
не просто  седые  волосы;  он  увидел  куда больше. --  На  все  двадцать. Я
чувствую, что на сто.
     -- Что случилось? Что было?
     Сэм открыл было  рот,  чтобы  рассказать ей,  но поняв,  как это  будет
звучать, отрицательно покачал  головой. -- Нет,  -- сказал он, -- не сейчас.
Сначала вы  мне  расскажите что-то.  Вы мне  расскажите об  Аделии Лортц. Вы
думаете, что я шутил с вами тогда. Я позже догадался, о чем вы подумали. Так
расскажите мне о ней. Расскажите мне, кто она была такая и что она сделала.
     Она  прижала машину к обочине у старой гранитной каланчи Джанкшн Сити и
посмотрела на Сэма. Сквозь легкий грим проступала бледность ее кожи, и глаза
были широко  раскрыты. -- Так вы не шутили? Сэм, вы стараетесь меня убедить,
что вы не шутили?
     -- Именно так.
     -- Но Сэм... -- Она затихла  и  какое-то время, казалось, не знала, как
продолжать. Наконец, она заговорила очень тихо, будто  обращаясь к  ребенку,
не  понимающему, что он натворил что-то. -- Но Сэм, Аделия Лортц умерла. Она
умерла тридцать лет тому назад.
     -- Я знаю, что она умерла. Я хочу сказать, что я знаю теперь. Но я хочу
знать остальное.
     -- Сэм, если вам кажется, что вы видели...
     -- Я знаю, кого я видел.
     -- Скажите, почему вы думаете, что...
     -- Сначала вы расскажите мне.
     Она сбавила  ход,  проконтролировала  движение  машин  через  зеркальце
заднего обзора и начала выруливать снова к Улице Углов. -- Не так уж много я
знаю,  --  сказала  она. -- Мне было  всего  пять  лет,  когда  она  умерла,
понимаете  ли.  Больше  всего  я  знаю  по  сплетням.  Она  посещала  Первую
баптистскую церковь Провербин, по крайней  мере, ее там видели, но  моя мама
не упоминает ее. И никто из прихожан более старшего возраста. Для них ее как
будто никогда и не было.
     Сэм  кивнул. -- Вот так мистер Прайс  обошелся с ней  в своей статье  о
библиотеке. Именно ее я читал в тот момент, когда  вы положили  руку мне  на
плечо  и  унесли  двенадцать  лет  моей  жизни.  Вот почему  ваша  мать  так
рассвирепела, когда в субботу вечером я назвал это имя.
     Нейоми тревожно взглянула на него. -- Так вот зачем вы звонили?
     Сэм кивнул.
     -- О, Сэм, если вас не было в мамином черном списке, то теперь вы там.
     -- Нет, я был в нем, но теперь, наверное, она поставила меня первым. --
Сэм засмеялся, а потом подмигнул.  У него еще болел  живот от  того приступа
смеха у  входа в редакцию, но он был  доволен, что на него напал этот  смех;
всего  час  назад  он  ни  за что  не поверил  бы, что  может обрести полное
душевное спокойствие. В самом деле, всего час тому назад он был  уверен, что
Сэм   Пиблз  и  душевное  спокойствие  на  всю  его  жизнь  будут  абсолютно
несовместимы. -- Продолжайте, Нейоми.
     --  Основную   часть  того,  что  я  знаю,  я  слышала   на  "настоящих
вечеринках",  как их  называют члены АА.  --  сказала  она. -- Это  когда мы
собираемся вместе, пьем кофе а ля фуршет и потом болтаем обо всем на свете.
     Он с любопытством посмотрел на нее. "Нейоми, сколько лет вы  в обществе
АА?"
     -- Девять лет. -- спокойно сказала она. -- И шесть лет, с тех пор как я
не пила. Но я не перестаю быть алкоголиком. Алкоголиками не становятся, Сэм.
Ими рождаются.
     -- О,  -- промямлил  он.  И  добавил:  -- А она была в вашем  обществе?
Аделия Лортц?
     -- Боже упаси, нет, но это не значит, что никто из АА не помнит ее. Она
появилась в Джанкшн Сити, по-моему, в 1956 или 57 году. Она стала работать в
публичной  библиотеке  у  мистера  Лэвина.  Год  или два  спустя  он  совсем
неожиданно умер, то ли сердечный приступ, то ли паралич, и  городские власти
поставили  на  его  должность  женщину  --  Лортц.  Я слышала, что  ей очень
удавалась работа, но если судить по тому, что  случилось, я бы сказала,  что
лучше всего ей удавалось дурачить людей.
     -- Что она делала, Нейоми?
     -- Она убила двух детей  и потом  покончила с собой, -- просто  сказала
Нейоми. -- Это случилось  летом 1960 года.  Детей искали. Никто не собирался
искать их в библиотеке, потому что считалось, что в тот день библиотека была
закрыта.  Их  нашли  на  следующий  день,  когда  считалось,  что библиотека
открыта, но на самом деле она была закрыта. На крыше библиотеки есть люки...
     -- Я знаю.
     -- ... но в настоящее время их можно увидеть только с улицы, потому что
изменили   интерьер   библиотеки.  Опустили   потолки  для  того,  чтобы  не
растрачивать впустую тепло, или еще для чего-то. Неважно, на этих люках были
большие  латунные  ручки.  Ухватившись за ручки  длинным  шестом, можно было
открывать  люки и проветривать зал,  так  я  полагаю.  Ей удалось  привязать
веревку к  одной из  ручек, для этого она, вероятно,  использовала  одну  из
приставных  лестниц,  которые  стоят  вдоль полок с книгами,  и  она  на ней
повесилась. Она сделала это после того. как убила детей.
     -- Понятно. -- Голос Сэма звучал спокойно, а сердце  билось медленно  и
сильно. -- А как она... как она убила детей?
     -- Не  знаю. Никто никогда  не  говорил, а  я  никогда  не  спрашивала.
По-моему, это было ужасно.
     -- А теперь расскажите, что случилось с вами.
     -- Сначала я хочу посмотреть, в ночлежке ли Дейв. Нейоми сразу сжалась.
--  Я посмотрю,  в ночлежке  ли Дейв, -- сказала она, -- А вы будете  смирно
сидеть в машине. Простите меня, Сэм, простите,  я ошиблась вчера вечером. Но
вы никогда больше не будете расстраивать Дейва. Я прослежу за этим.
     -- Нейоми, он тоже часть этой истории!
     --  Это  невозможно,  --  сказала  она  резко,   тоном  "все  дискуссии
прекращены".
     -- К черту, тогда все невозможно!
     Теперь  они  приближались  к Улице  Углов. Перед  ними  грохотал пикап,
груженый   картонными   коробками  с  бутылками  и   жестяными  банками,  он
направлялся к комбинату переработки вторичного сырья.
     -- По-моему, вы не поняли, что я вам сказала, -- сказала она. -- Это не
удивительно.  Заземленные  люди редко  понимают что-либо. Поэтому  раскройте
свои  уши  и  слушайте, Сэм. Я втолкую  вам элементарными словами. Если Дейв
пьет, Дейв г