всю  зиму
уехала на Роуд Айленд, потому что ее  брат  внезапно  умер  и  нужно  было
поддержать  его  вдову.  За  время  ее  отсутствия   произошло   несколько
инцидентов, которые прекратились с ее возвращением  и  никогда  больше  не
повторялись. Дело в том, что отец, напившись, сдирал одного из мальчиков с
кровати и начинал зверски избивать. Конечно, дети легко забывают,  и  Мосс
почти все забыл, но затаенная ненависть к отцу осталась, вот и нашелся для
нее выход.
     Элис Кимбэлл, местная учительница младших классов,  была  лесбиянкой.
Иисус рассказал это Бекки  в  пятницу,  когда  дама  собственной  персоной
прибыла поинтересоваться, нет ли для нее писем.
     Дарли Гейнс, прелестная семнадцатилетняя девушка, купившая воскресную
газету, была настоящей  проституткой  и  большую  часть  дня  проводила  в
постели. Она с парнями курила  марихуану,  а  потом  ее  сразу  же  тянуло
"занять горизонтальное положение", как они это называли.  Это  происходило
почти каждый день, потому что родители Дарли работали на обувной фабрике и
возвращались домой не раньше пяти.
     Хэнк  Бак,  еще  один  карточный  партнер  Джо,  работал  в   большом
супермаркете в Бангоре. Он настолько ненавидел своего босса,  что  однажды
подложил ему в стол бомбу. Она взорвалась, но  босс,  слава  Богу,  в  это
время обедал. Тем не менее, Хэнк, вспоминая об этом случае, всегда  весело
смеялся.
     Бекки все это казалось  странной  игрой  воображения.  И  еще:  Иисус
рассказывал ей что-нибудь плохое о каждом, с кем она общалась.
     Она не могла жить с такой тяжестью на душе.
     Но без этих новых знаний она тоже не могла жить.
     Одно было ясно: она должна что-то делать со всем этим.
     Иисус был с ней согласен. Он все больше напоминал отца.


     Джо проснулся в без четверти два, потянулся, стряхнул кошачью  шерсть
с рубашки и направился в  дом.  "Янки"  и  "Красные  орлы".  Замечательно.
Сейчас он включит телевизор...
     Он подумал о Нэнси Восс. Завтра понедельник, и они смогут...
     Ему всегда это нравилось, еще с восемнадцати лет, да и ей  тоже.  Тем
более, что у него для нее есть подарок. На прошлой  неделе  он  выиграл  у
одного растяпы почти пятьсот баксов, о которых Бекки ничего не знает.  Они
с Нэнси прокутят их в свое удовольствие. Ох уж эта Нэнси!  Если  его  жена
фригидна, как  лягушка,  то  Нэнси  -  просто  сгусток  страсти.  А  какая
выдумщица!
     Нет, жизнь положительно прекрасна, и глуп тот, кто этого не замечает!


     Когда Джо вошел в гостиную, Бекки сидела в кресле со свежей газетой в
руках.  За  десять  минут   до   прихода   мужа   она   закончила   делать
приспособление,  которое  Иисус  велел  ей  прикрепить  к  задней   стенке
телевизора. Она даже не поинтересовалась, что именно он научил ее  сделать
и как оно должно действовать.
     Телевизор был выключен, и Джо нетерпеливо сказал:
     - Ну, включай же его поскорей, не тяни!
     - Думаю, ты еще не разучился  делать  это  сам,  -  холодно  ответила
Бекки.
     Джо удивленно взглянул на не, но ругаться  ему  сейчас  не  хотелось.
Поэтому он просто ответил:
     - Думаю, что нет, - и это было последнее, что он смог  сказать  своей
жене.
     Он нажал кнопку выключателя, и его внезапно  пронизал  ток  силой  не
менее двух тысяч вольт. В комнате запахло паленым.
     - Ааааааааа, - закричала она. Его лицо  почернело  и  обуглилось.  От
волос и ушей поднимался сизый дым.  Его  палец  все  еще  прижимал  кнопку
выключателя.
     Экран засветился, и перед глазами изумленной Бекки возникла картинка:
ее муж гладит бедро Нэнси Восс, а она увлекает его на пол. Их сменил  Мосс
Харлинген, который держал в руке ружье и кричал:
     - Ненавижу! Ненавижу!
     Затем появились мужчина и женщина, что-то выкапывающие в лесу.  Перед
ними на земле лежал странный предмет. Он напоминал тарелку,  но  почему-то
сверкал металлическим блеском в лучах солнца.
     Одежду Джо Паульсона охватило пламя.
     Гостиную заполнили запахи электричества и пива. Изображение Иисуса на
картинке внезапно исчезло.
     Бекки вдруг поняла, что, нравится ей это или нет, это  ее  вина:  она
убила собственного мужа.
     Она подошла к нему, схватила за руку - и тут же вспыхнула сама.
     Боже, спаси его, спаси меня, спаси нас обоих, - думала она, когда  по
ее телу пробежал ток. Последнее, что  она  слышала,  был  голос  ее  отца,
звучавший в мозгу: Ну, разве не дура? Дуру учить - зря время тратить!
     Телевизор загорелся синим пламенем. Бекки упала на  пол,  увлекая  за
собой Джо, который был уже мертв.
     Когда в комнате загорелись обои, Бекки Паульсон тоже была мертва.



                             3. ХИЛЛИ БРАУН

     Карьера Хиллмена Брауна как самодеятельного фокусника достигла своего
апогея 17 июля, в воскресенье, ровно за неделю до того, как городской  зал
Хейвена взлетел на воздух. Успех  необычайно  поразил  и  самого  Хиллмена
Брауна. Ну, да ему ведь было только десять лет.
     Его имя выбрала  мать,  Хиллмен  была  ее  девичья  фамилия.  Муж  не
возражал против этого выбора. Уже через неделю после рождения все называли
малыша Хилли.
     Хилли рос нервным, впечатлительным ребенком. Его нужно было постоянно
укачивать в коляске, пока он был младенцем, да и  потом,  позже,  взрослых
неизменно поражала его любовь к комфорту.
     Впрочем, много других странностей встречалось в его поведении.
     Когда ему исполнилось восемь лет - спустя  два  года  после  рождения
брата Давида - он принес из школы домой  записку,  приглашавшую  родителей
посетить родительское собрание. Брауны шли на собрание не без  внутреннего
трепета, зная, что незадолго до этого у  школьников  выявляли  коэффициент
интеллектуальности - Ай Кью, и они боялись, что у сына он ниже нормы.
     Каково же было их изумление, когда учительница, отозвав их в сторону,
сообщила, что уровень интеллекта Хилли приближается к  гениальности  и  им
следовало бы повезти мальчика  в  научный  институт,  чтобы  выяснить  его
реальные способности.
     Мэри и Брайен Браун обсудили это предложение... и решили пока  ничего
не предпринимать. Им не хотелось  знать  наверняка,  какими  способностями
обладает их старший сын... Достаточно и того, что они сами  знали  о  нем:
да, он странный, необычный ребенок.
     Хилли  отличался  одной  особенностью:  он  искренне  любил  младшего
братишку.
     Все это продолжалось до семнадцатого июля, пока Хилли не показал свой
главный фокус.


     Хилли Браун частенько чувствовал, что существует в воображаемом  мире
чудес. Мир прекрасен  и  удивителен,  как  хрустальный  шар,  который  его
родители каждый год вешают под потолок на Рождество. Мир занимателен,  как
кубик  Рубика,  который  ему  подарили  на  девятилетие  (кубик   изучался
мальчиком две недели, после чего  он  мог  моментально  собрать  его).  Он
мечтал показывать фокусы. Фокусы были как бы придуманы для Хилли Брауна. К
несчастью, Хилли Браун не был создан для фокусов.
     Выбирая подарок сыну к десятилетнему юбилею  -  первой  в  его  жизни
"круглой"  дате,  -  отец  принес  из  магазина   большой   набор   всяких
принадлежностей для фокусов, упакованный  в  красивую  коробку.  "Тридцать
новых фокусов!" - гласила надпись  на  коробке.  "Для  8-12  лет"  -  было
написано ниже. Более удачного подарка, по собственному мнению,  Брайен  не
смог бы придумать.
     Хилли  тут  же  занялся  изучением  содержимого  коробки.  Давид,  не
обладавший и малой частью  способностей  брата,  как  завороженный,  молча
смотрел на то, что делает Хилли, забыв о прогулках и играх.
     Хилли готовился к своему дню рождения.  Он  удивит  всех  гостей!  Он
покажет им все возможные фокусы, и они скажут:
     - Да, Хилли будет великим фокусником, может быть, равным Гудини!
     Триумф состоялся. Гости были в восторге, родители тоже. Недоволен был
только Хилли Браун. С какого-то момента он начал  понимать,  что  показать
фокус, пользуясь инструкцией и приготовленным  кем-то  набором  атрибутов,
может  каждый.  Он  хотел  создавать  свои  собственные  фокусы   и   свои
собственные атрибуты, но чувствовал, что  для  этого  у  него  не  хватает
способностей и сообразительности.
     О, если бы взрослые подходили к себе с такими  же  строгими  мерками,
как десятилетний Хилли Браун!


     Дело было четвертого июля. Давид вошел в комнату Хилли и увидел,  что
тот опять занят набором для фокусов. Он  разложил  перед  собой  множество
различных атрибутов и кое-что еще... кажется, батарейки.  Ну  конечно  же,
батарейки. Батарейки из большого папиного приемника, - подумал Давид.
     - Что ты делаешь, Хилли?
     Лицо брата потемнело. Он вскочил на ноги и вытолкал Давида из комнаты
с такой силой, что малыш упал на ковер. Это было настолько  необычно,  что
Давид заплакал.
     - Вон! - кричал Хилли. - Не смей подсматривать!  В  семействе  Медичи
людей  убивали,  если  они  подсматривали  за  подготовкой   фокусника   к
выступлению!
     С этими словами Хилли захлопнул дверь перед самым носом Давида. Давид
поплакал еще  немного,  но  безрезультатно.  Поведение  брата  было  очень
странным. Давид спустился вниз, включил телевизор и плакал, пока не  уснул
прямо на полу гостиной.


     Интерес Хилли к фокусам проснулся почти тогда же,  когда  изображение
Иисуса Христа заговорило с Бекки Паульсон.
     Теперь  мальчик  решил,  что  займется  механическими  фокусами.  Это
интереснее, чем манипулировать платочками, шляпами и шариками.
     Вскоре он почувствовал, что способен что-то изобретать.
     И у него появились различные идеи.
     Методы создания новых фокусов стали ясными, как стекло.
     Великие фокусы, - думал он, пробуя по-разному комбинировать различные
предметы. Но кое-чего ему явно не хватало, и  он  попросил  мать,  которая
собиралась поехать в большой магазин в  Августу,  купить  ему  кое-что  из
радиодеталей.  Он  дал  ей  список  и  собственные  сэкономленные   восемь
долларов. Мари выполнила его просьбу, немного удивленная таким странным, с
ее точки зрения, поручением.
     Она даже попыталась выяснить у Давида, известно  ли  ему,  чем  занят
сейчас его старший брат.
     - Он готовит много новых фокусов, - глядя под ноги, сказал Давид.
     - И как тебе кажется, они будут хорошими?
     - Не знаю.
     Давид вспомнил, как грубо  выгнал  его  из  комнаты  Хилли,  и  решил
воздержаться от комментариев.
     Он выглянул в окно и увидел Джастина Харда, распахивающего свое  поле
на  тракторе.  Распахивать   в   середине   июля?   На   мгновение   мысли
сорокадвухлетнего Джастина Харда стали открытой книгой для  четырехлетнего
Давида Брауна, и Давид понял, что Джастин собирается  вскопать  весь  сад,
разбить его на квадраты и посадить горох. Джастин Хард считал, что  сейчас
май. Май 1951 года. Джастин Хард сошел с ума.
     - Не думаю, что эти фокусы будут хороши, - подытожил Давид.


     На показе новых фокусов присутствовали  семь  человек:  мать  и  отец
Хилли, дедушка по материнской линии, Давид,  Барни  Аппельгейт  (которому,
как и Хилли, было десять лет), миссис Креншоу из деревни (приятельница его
матери) и сам Хилли.
     Аудитория разговаривала о чем-то постороннем.  Аудитория  смеялась  и
перешептывалась. Аудитория не ждала ничего выдающегося.
     Погода начала меняться. Небо потемнело, и  на  нем  зловеще  сверкало
почти скрытое за тучами  солнце.  Мисс  Креншоу  с  тревогой  посматривала
вверх, опасаясь града.  Этот  мальчик  на  сцене...  в  черном  костюме...
готовящийся к выступлению... Миссис Креншоу на мгновение захотелось  убить
его.
     Хилли показывал фокусы. Он показывал их лучше, чем в прошлый раз,  но
зрителей, казалось, это совсем не трогало. Его отец сидел с видом человека
готового уйти в любую минуту. Это огорчило  Хилли,  который  больше  всего
мечтал поразить отца.
     Чего им нужно? - раздраженно думал он. - Я все делаю прекрасно,  даже
лучше, чем Гудини, но они  не  смеются,  не  поражаются,  не  восхищаются.
Почему? Что же я сделал не так?
     В центре импровизированной сцены стоял небольшой помост, под  которым
Хилли спрятал свое изобретение, работающее на батарейках. Это  изобретение
делало так, что вещи исчезали, а потом опять появлялись.
     Хилли находил это чрезвычайно интересным. Зрители тоже стали смотреть
на него с все усиливающимся вниманием, когда он начал проделывать штучки с
исчезновением предметов.
     -  Первый  фокус  -  Исчезновение  Помидора!  -  провозглашал  Хилли,
показывал зрителям помидор, прятал его  в  коробочку,  предварительно  дав
всем  удостовериться,  что  коробочка  пуста,   затем   взмахивал   рукой,
произносил  какое-то  заклинание  вроде  "Престо-маджесто!"  и  потихоньку
нажимал на старую велосипедную педаль. Помидор исчезал. Он  демонстрировал
зрителям коробочку - та было пуста.  В  этом  месте  должны  были  звучать
бурные овации.
     Вежливые хлопки, не более того.
     Хилли разозлился еще больше. Он успел  уловить,  что  миссис  Креншоу
думает о том, как бы поскорее улизнуть в дом и не видеть "этих  глупостей"
с помидором.
     - Второй фокус - Возвращение Помидора!
     Вновь взмах рукой, заклинание, осторожное надавливание на педаль -  и
помидор вновь лежит в коробочке.
     Более громкие хлопки.
     Барни Аппельгейт зевнул.
     Хилли захотелось хорошенько стукнуть его.
     Вообще-то фокус с помидором он планировал на финал: ему казалось, что
представление  необходимо  эффектно  закончить.   Он   сам   считал   свое
изобретение достаточно значительным (его даже  можно  было  бы  предложить
Пентагону или еще кому-нибудь, и тогда вся страна  узнала  бы,  кто  самый
великий фокусник!).
     За исчезающим помидором последовал радиоприемник, затем табуретка...
     Вежливые аплодисменты.
     Ты должен сделать что-то из ряда вон выходящее, - подумал Хилли.
     Он колебался между исчезновением книги, мотоцикла (для этого мотоцикл
нужно было просто поставить на помост), швейной машинки...
     Нет, не годится. Он должен сделать Грандиозный Финал.
     - Исчезновение Младшего Брата!
     - Хилли, извини, но... - начал отец.
     - Мой последний фокус, -  быстро  перебил  его  Хилли.  -  Должен  же
фокусник чем-то поразить зрителей!
     Давид вышел на сцену; на лице  его  был  написан  страх  смешанный  с
удовлетворением. Дело в  том,  что  он-то  отлично  знал,  чем  закончится
финальный фокус.
     - Я не хочу, - сказал он Хилли.
     - Ты должен, - сердито отрезал Хилли.
     - Хилли, я боюсь. Что если я не вернусь назад?
     - Вернешься, - воскликнул Хилли. - Ведь все остальное вернулось!
     - Да, но ты не заставлял исчезать ничего, что было бы живым! - сказал
Давид, и по его щекам побежали слезы.
     Глядя на плачущего брата,  которого  Хилли  всегда  так  любил,  юный
фокусник  почувствовал  некоторые  угрызения  и  сомнения.  Ты   ведь   не
собираешься делать этого, верно? Ты ведь даже не знаешь, что происходит  с
теми предметами, которые попадают туда?
     Потом он взглянул на остальных зрителей, которые откровенно  скучали,
и раздражение опять поднялось в нем  волной.  Он  перестал  замечать,  что
Давид плачет.
     - Полезай на помост! - приказал он.
     Давид, все еще плача, неуклюже забрался на сцену и стал  в  указанном
месте.
     - И улыбайся, черт тебя побери, - прошипел Хилли.
     Давид попытался выдавить из себя улыбку. Зрители так ничего странного
и не заметили.
     -  А  сейчас!  -  Хилли  торжествующе  обратился  к  собравшимся.   -
Величайший  секрет  восточной  магии!  Исчезновение   Человека!   Смотрите
внимательно!
     Он тихонько нажал педаль. Раздался жалобный возглас Давида:
     - Хилли, пожалуйста, пожалуйста... я боюсь...
     Хилли заколебался. И  внезапно  подумал:  Наверное,  этому  фокусу  я
научился у призраков!
     Это было почти перед тем, как он окончательно лишился рассудка.
     Давид исчез. Хилли выдержал паузу и с торжествующим видом вновь нажал
на педаль.
     Ничего.
     Давид исчез.


     Когда охватившее всех оцепенение спало, все  поражено  уставились  на
Хилли.
     Ах, - подумал с восторгом Хилли. - Успех!
     Но триумф продолжался недолго. Зрители опять явно скучали,  и  только
дедушка смотрел на Хилли.
     - Хватит шутить, Хилли, - сказал он наконец. - Где Давид?
     Не знаю, - подумал  Хилли,  и  перед  глазами  его  возник  братишка,
улыбающийся сквозь слезы.
     - Он, он здесь, с нами, - вслух сказал Хилли. Он сел  на  корточки  и
уткнулся лицом в колени. - Он здесь... Все могут разгадать мои фокусы,  но
они никому не нравятся... Я ненавижу фокусы...
     - Хилли... - дедушка всем телом подался к нему. - Что случилось?
     - Уходите отсюда! - заорал Хилли. - Все! Убирайтесь! Я ненавижу  всех
вас! НЕНАВИЖУ!
     И зрители, как по команде, поднялись и, переговариваясь,  отправились
по своим делам. Дедушка еще некоторое время  смотрел  на  внука  но  потом
решил, что благоразумнее оставить его в таком состоянии одного, чтобы  тот
успокоился. Лучше пойти поискать, куда же запропастился Давид.


     Дождавшись, пока все уйдут, Хилли подошел к помосту. Он поставил ногу
на педаль и сильно нажал ее.
     Хмммммммммммммммммммммммммм.
     Он ждал. Вот сейчас появится Давид, и он скажет ему:  Привет,  малыш!
Вот видишь, ничего не случилось! Он  даже  щелкнет  братишку  по  носу  за
трусость...
     Ничего не произошло.
     Страх комком встал в горле Хилли. Встал... или был там все время? Все
время, - подумал он. Только сейчас страх выполз наружу.
     - Давид? - прошептал он вновь и нажал посильнее педаль.
     Хммммммммммммммммммм...
     Все еще ничего не произошло.
     Он  исчез!  Навсегда!  Но  почему?  Ведь   все   остальные   предметы
возвращались!
     - Хилли! Мойте с Давидом руки и идите обедать! - раздался  голос  его
матери.
     - Сейчас, мама!
     И подумал: Боже, пожалуйста, пусть он вернется! Верни его! Я виноват,
Господи! Я искуплю свою вину. ТОЛЬКО ВЕРНИ ЕГО, ГОСПОДИ!
     Он вновь нажал на педаль.
     Хммммммммммммммммммммм.
     Только ветер в саду шумел листвой деревьев.
     Две мысли заметались у Хилли в мозгу.
     Первая: Я никогда не заставлял исчезать ничего, что  было  бы  живым.
Даже помидор, сорванный помидор, нельзя считать живым.
     И вторая: Что если там, где находится Давид, он не может дышать? Что,
если он не может ДЫШАТЬ?
     Он на секунду задумался о том, где же оказываются предметы, когда они
исчезают...
     Внезапно в  его  мозгу  возникла  картинка,  парализовавшая  все  его
конечности. Он увидел Давида, лежащего на фоне какого-то жуткого, неживого
пейзажа. Земля казалась холодной  и  мокрой.  Над  Давидом  чернело  небо,
усыпанное звездами, миллионами звезд, сияющих ярче,  чем  те,  которые  он
видел каждый вечер. Место, где лежал Давид,  казалось  полностью  лишенным
воздушного пространства.
     Давид сжимал рукой горло, пытаясь вдохнуть то, что заменяло воздух  в
этом страшном месте, удаленном от дома на триллион световых лет, никак  не
меньше. Лицо его покраснело от напряжения.  Пальцы  рук  и  ног  коченели.
Он...
     Хилли бросился к своему изобретению. Он  вновь  и  вновь  нажимал  на
педаль и что-то выкрикивал. В таком состоянии и застала его  мать.  Сквозь
шум она сумела разобрать слова:
     - Вернись, Давид! Вернись, Давид! Вернись!
     - Боже, что он имеет в виду? - в отчаянии закричала она.
     Привлеченный шумом отец взял Хилли за плечи и развернул к себе лицом:
     - Где Давид? Куда он ушел?
     Но сознание оставило Хилли и уже не вернулось к нему.
     Пройдет не слишком много времени - и сотня  мужчин  и  женщин,  среди
которых будут Бобби и  Гард,  будут  вырубать  кустарник  вдоль  дороги  в
поисках Давида, брата Хилли.
     Если бы Хилли можно было о чем-нибудь спросить, он сказал бы им, что,
по его мнению, они занимаются этим слишком близко от дома.
     Ведь далекое одновременно может быть и близки