ек,  хотя  он  и
ощутил  сотрясение  при  залпах  орудий  главного  калибра,   снабженных
гидравлическими амортизаторами, - это неприятное чувство  ни  с  чем  не
спутаешь. Потом раздался взрыв торпеды или бомбы, упавшей  возле  самого
крейсера. Слава Богу, что он в ту минуту сидел спиной к  борту  корабля.
Случись иначе - он наверняка сыграл бы в новый ящик: его швырнуло бы  на
соединительную муфту вала и намотало бы на нее как чулок.
   Вал! Господи Боже, вал! Он раскалился почти  докрасна,  а  подшипники
совсем сухие! Додсон начал  судорожно  шарить  вокруг.  Найдя  аварийный
фонарь, повернул его основание. Фонарь не горел.  Стармех  повернул  его
изо всей силы еще раз. Потрогав, нащупал неровные края разбитой лампочки
и стекла и отшвырнул ставший теперь бесполезным прибор в сторону. Достал
из кармана фонарик, но выяснилось, что и  он  разбит  вдребезги.  Вконец
отчаявшись, принялся искать масленку  на  ощупь.  Она  была  опрокинута,
рядом  валялась  патентованная  пружинная  крышка.  Масленка   оказалась
пустой.
   Масла ни единой  капли.  Одному  Богу  было  известно,  каков  предел
выносливости металла, подвергнутого страшным перегрузкам. Ему же  самому
это  известно  не  было.  Даже  для  самых  опытных  инженеров  остается
загадкой, где граница усталости металла. Но, как у всех людей, всю жизнь
посвятивших машинам, у Додсона появилось как бы шестое  чувство.  И  вот
теперь это шестое чувство беспощадно терзало его. Масло! Нужно во что бы
то ни стало достать масла! Однако он понимал, насколько он плох;  голова
кружилась, он ослаб от контузии и потери крови, а туннель  был  длинным,
скользким  и  опасным.  И,  вдобавок  ко  всему,   неосвещенным.   Стоит
оступиться, сделать неверный шаг и...
   Ведь рядом этот вал... Старший механик осторожно  протянул  руку,  на
какое-то мгновение прикоснулся к валу и,  пронизанный  внезапной  болью,
отдернул ее.
   Прижав ладонь к щеке, он понял, что не трением содрало и обожгло кожу
на кончиках пальцев.  Выбора  не  оставалось.  Собравшись  с  духом,  он
подтянул ноги под себя и поднялся, коснувшись свода туннеля.
   И в то же мгновение он заметил свет - раскачивающуюся  из  стороны  в
сторону крохотную светлую точку,  которая,  казалось,  находится  где-то
невероятно далеко - там, где сходятся стены туннеля, - хотя он знал, что
свет этот всего в нескольких ярдах от  него.  Поморгав,  Додсон  опустил
веки, потом снова открыл глаза. Свет медленно  приближался.  Уже  слышно
шарканье  шагов.  И  стармех  тотчас  обмяк,  голова  сделалась   словно
невесомой. Он с облегчением опустился на  пол,  снова  для  безопасности
упершись ногами в основание подшипника.
   Человек с фонарем  в  руке  остановился  в  паре  футов  от  старшего
механика.
   Повесив фонарь на кронштейн, осторожно опустился  рядом  с  Додсоном.
Свет фонаря упал на его  темное  лицо  с  лохматыми  бровями  и  тяжелую
челюсть. Додсон замер от изумления.
   - Райли! Котельный машинист Райли! - Глаза  его  сузились.  -  Какого
дьявола вы тут делаете?
   - Два галлона масла принес, - ворчливым голосом произнес Райли. Сунув
в руки стармеху термос, прибавил:
   - А тут кофей. Я валом займусь, а вы пока кофею похлебайте... Клянусь
Христом-Спасителем! Да этот проклятый подшипник раскалился докрасна!
   Додсон со стуком поставил термос на палубу.
   - Вы что, оглохли? - спросил он резко. - Как вы здесь оказались?  Кто
вас послал? Ваш боевой пост во втором котельном отделении!
   - Грайрсон меня прислал, вот кто, - грубо ответил Райли. Смуглое лицо
его оставалось невозмутимым. - Дескать, машинистов  не  может  выделить.
Очень уж они незаменимые, мать их в душу... Не переборщил?
   Густое, вязкое масло медленно стекало по перегретому подшипнику.
   - Инженер-лейтенант Грайрсон! - чуть не со злостью проговорил Додсон.
   Тон, каким он сделал это замечание, был  убийственно  холоден.  -  Ко
всему, это наглая ложь, Райли. Лейтенант Грайрсон и не  думал  вас  сюда
присылать. Скорее всего, вы сказали ему,  что  вас  послал  сюда  кто-то
другой?
   - Пейте свой кофей, -  резко  проговорил  Райли.  -  Вас  в  машинное
вызывают.
   Инженер-механик стиснул кулаки, но вовремя сдержался.
   - Ах ты, нахал! - вырвалось у него. Но он тут же опомнился  и  ровным
голосом произнес:
   - Утром явитесь к старшему офицеру  за  взысканием.  Вы  мне  за  это
заплатите, Райли!
   - Ничего не выйдет.
   "Чтоб ему пусто было, - в ярости подумал Додсон. - Еще и  ухмыляется,
наглец..."
   - Это почему же? - спросил он с угрозой.
   - Потому что вы обо мне не  станете  докладывать.  -  Райли,  похоже,
испытывал несказанное удовольствие от беседы.
   - Ах, вот оно что! - Додсон быстро оглянулся. Губы  его  сжались.  Он
осознал, как он беспомощен здесь, в этом темном  тунмеле.  Поняв  вдруг,
что  должно  сейчас  произойти,  он   взглянул   на   крупную,   зловеще
ссутулившуюся фигуру Райли. "И еще улыбается, -  подумал  Додсон.  -  Но
никакая улыбка не скрасит это уродливое звериное лицо. Улыбка  на  морде
тигра..." Страх, усталость, постоянное напряжение -  все  это  творит  с
людьми ужасные вещи. Но их ли вина в том, во  что  они  превращаются,  а
также в том, какими рождаются на свет?.. Если сейчас что-то случится, то
прежде всего по вине его самого, Додсона. Стармех  помрачнел,  вспомнив,
как Тэрнер назвал его самым последним олухом за то, что  он  не  захотел
отправить Райли за решетку.
   - Ах, вот в чем дело? - повторил он негромко.  Повернувшись  лицом  к
кочегару, он крепко уперся ногами в блок подшипника. - Это тебе с рук не
сойдет, Райли. Можешь схлопотать двадцать  пять  лет  каторги.  Попробуй
только...
   - Да черт  побери!  -  раздраженно  воскликнул  Райли.  -  О  чем  вы
толкуете, сэр? Пейте свой кофей поживей.  Не  слышали,  вас  в  машинном
ждут! - повторил он нетерпеливо.
   Додсон как-то обмяк и стал неуверенно отвинчивать крышку  термоса.  У
него вдруг появилось странное чувство: словно все происходит не наяву, а
во сне, словно сам  он  зритель,  посторонний  наблюдатель,  не  имеющий
никакого отношения к этой фантастической сцене. Голова все  еще  страшно
болела.
   - Скажите, Райли, - сказал он негромко, - почему  вы  так  уверены  в
том, что я не подам на вас рапорт?
   - Да подать-то вы можете, - снова повеселел Райли,  -  только  завтра
меня самого в каюте у старпома не будет.
   - То есть как так - не будет? - Это был полувызов, полувопрос.
   - А так, - усмехнулся Райли. - Потому как старпома  не  будет,  да  и
каюты тоже не будет. - Блаженно потягиваясь, кочегар сцепил  на  затылке
пальцы рук.
   - Вообще ничего не будет.
   Не столько слова,  сколько  интонация,  с  какой  они  были  сказаны,
заставила Додсона прислушаться. Он вдруг сразу понял, что, хотя Райли  и
улыбается, ему вовсе не до шуток.  Додсон  с  любопытством  взглянул  на
кочегара, но ничего не сказал.
   - Только что по трансляции выступал старпом,  -  продолжал  Райли.  -
"Тирпиц" вышел в море. В запасе у нас всего четыре часа.
   Эта простая фраза, сказанная без всякой рисовки,  желания  произвести
впечатление, исключала всякое сомнение.  "Тирпиц"  в  море,  "Тирпиц"  в
море, твердил Додсон мысленно. У них осталось четыре часа. Всего  четыре
часа...
   Инженер-механик даже поразился спокойствию, с каким он сам отнесся  к
этому известию.
   - Ну, так как? - озабоченно спросил Райли.  -  Пойдете  вы  или  нет?
Кроме шуток, сэр. Вас вызывают... срочно!
   - Врешь! - произнес Додсон. - А кофе зачем принес?
   - Для себя. - Улыбка  исчезла  с  лица  Райли,  оно  стало  хмурым  и
сосредоточенным. - Просто я решил, не худо бы вам хлебнуть горяченького.
   Видок-то у вас не ахти какой... А в машинном вас поставят на ноги.
   - Вот туда-то ты сейчас и пойдешь, - ровным голосом произнес Додсон.
   Райли и виду не подал, что это относится к нему.
   - А ну, Райли, живо! - сухо проговорил Додсон. - Я вам приказываю!
   - Да отгребитесь вы от  меня!  -  раздраженно  сказал  кочегар.  -  Я
остаюсь.
   Неужели для того, чтоб держать в руках вшивую  масленку,  обязательно
иметь три золотые сопли на рукаве? - прибавил он презрительно.
   - Пожалуй, не обязательно. - Тут корабль сильно качнуло, и Додсон, не
удержавшись на ногах, ткнулся Райли в бок. -  Извините,  Райли.  Похоже,
начинает штормить. Значит, это финал.
   - Что, что? - переспросил Райли.
   - Финал. Конец то есть. Всякая дальнейшая борьба  не  приведет  ни  к
чему... Послушайте,  Райли,  -  проговорил  он  вполголоса,  -  что  вас
заставило прийти сюда?
   - Я ж вам говорил, - сокрушенно вздохнул Райли. - Грайрсон. То  бишь,
лейтенант Грайрсон послал меня.
   - Что вас заставило прийти сюда? - продолжал стармех, словно не слыша
слов Райли.
   - Это мое гребаное дело! - с яростью в голосе ответил Райли.
   - Нет, что вас сюда привело?
   - Да оставьте вы меня в покое, ради Бога! - закричал  кочегар.  Голос
его гулким эхом отозвался под сводами  туннеля.  Неожиданно  он  в  упор
посмотрел на офицера и, кривя рот, проговорил:
   - Сами, что ли, не знаете, черт бы вас побрал?
   - Прикончить меня хотели?
   Райли пристально поглядел на  стармеха,  потом  отвернулся,  ссутулив
плечи и низко опустив голову.
   - Из  всех  ублюдков  на  корабле  вы  один  вступились  за  меня,  -
пробормотал он. - Один из всех,  кого  я  знал,  -  медленно,  словно  в
раздумье, добавил он.
   Хотя слово "ублюдок" в какой-то мере относилось и к  нему,  правда  в
положительном смысле, Додсону стало вдруг стыдно за свое предположение.
   - Если бы не вы, - продолжал негромко Райли,  -  в  первый  раз  меня
посадили бы в карцер, а во второй - в тюрьму. Помните, сэр?
   - Вы тогда вели себя довольно глупо, Райли, - признался Додсон.
   - Зачем вы за меня вступились? - Верзила-кочегар, по всему видно, был
взволнован. - Ведь все же знают, что я за фрукт...
   - Так ли?  Сомневаюсь...  По-моему,  на  самом  деле  вы  лучше,  чем
кажетесь.
   - Бросьте мне мозги пачкать, -  насмешливо  фыр-кнул  Райли.  -  Я-то
знаю, кто я такой. Уж  это  точно.  Я  -  самое  последнее  дерьмо.  Все
говорят, что я дерьмо! И правду говорят... - он подался вперед. - Знаете
что? Я католик.
   Через четыре часа... - он оборвал фразу на полуслове. -  Надо  встать
на  колени,  верно?  -  усмехнулся  он.  -  Покаяться,  а   потом   надо
попросить... Как его?..
   - Отпущения грехов?
   - Вот-вот. Оно самое. Отпущения грехов. А вы знаете что? -  раздельно
произнес он. - Мне на него наплевать, на это отпущение.
   - Возможно, вам оно и не нужно, - проговорил как бы про себя  Додсон.
- Последний раз говорю, ступайте в машинное отделение.
   - Не пойду!
   Старший механик вздохнул, поднял с пола термос.
   - В таком случае, может  быть,  соизволите  выпить  со  мной  чашечку
кофе?
   Подняв глаза, Райли улыбнулся и, удачно подражая полковнику Каскинсу,
герою популярной развлекательной программы, проговорил:
   - А воопче-то кто-кто, а я возражать не стану.
   Вэллери повернулся на бок,  подогнув  под  себя  ноги,  и  машинально
потянулся за полотенцем. Истощенное, слабое тело старика ходило  ходуном
от надрывного оглушительного кашля, который отражался  от  бронированных
стенок рубки. Господи, так плохо он еще никогда себя не чувствовал.  Но,
странное дело, боли он не ощущал. Приступ кашля прекратился. Взглянув на
пунцовое мокрое полотенце, Вэллери, собрав оставшиеся силы, с  внезапным
отвращением швырнул его в дальний угол рубки.
   "Вы же на  собственном  хребте  тащите  эту  проклятую  посудину!"  -
невольно вспомнилась эта фраза, сказанная старым  Сократом,  и  командир
"Улисса" слабо улыбнулся. Но он сознавал, что никогда  еще  не  был  так
нужен на крейсере, как сейчас. Он знал:  стоит  чуть  помедлить,  и  ему
никогда больше не выйти из рубки.
   Делая над собой адское усилие, Вэллери приподнялся  с  койки  и  сел,
обливаясь потом. Затем с трудом перебросил ноги через  ограждение.  Едва
подошвы его ног коснулись палубного настила, "Улисс" вздыбился.
   Покачнувшись, Вэллери ударился о кресло и беспомощно  соскользнул  на
пол.
   Прошла целая вечность, прежде  чем  ценой  страшного  напряжения  ему
удалось снова подняться. Еще одно такое усилие, и ему конец.
   Следующим препятствием была дверь - тяжелая  стальная  дверь.  Как-то
надо ее открыть, но сделать это сам он был не в  состоянии.  Он  положил
ладони на ручку двери, та открылась сама собой, и  Вэллери  очутился  на
мостике, глотая  морской  ветер,  который  острым  ножом  сек  глотку  и
разрушенные легкие. Он оглядел корабль с носа до кормы. Пожары утихали -
и на "Стерлинге", и на юте "Улисса".  Слава  Богу,  хоть  это  пронесло!
Отворотив ломами дверь акустической рубки,  двое  матросов  осветили  ее
фонарем. Не в силах выдержать подобного зрелища, Вэллери  отвернулся  и,
вытянув руки точно слепой, стал на ощупь искать дверцу рубки.
   Увидев командира, Тэрнер бросился ему навстречу и  осторожно  посадил
его в кресло.
   - Зачем же вы пришли? - сказал он мягко. Потом  внимательно  поглядел
на начальника. - Как себя чувствуете, сэр?
   - Много  лучше,  благодарю  вас,  -  ответил  Вэллери.  И  с  улыбкой
прибавил:
   - Вы же знаете, старпом, у нас,  контр-адмиралов,  есть  определенные
обязанности. Я отнюдь не намерен зря получать свое княжеское жалованье.
   - Всем отойти назад! - приказал Кэррингтон. - Зайти  в  рулевой  пост
или подняться на трап. Посмотрим, в чем тут дело.
   Он наклонился и принялся разглядывать огромную стальную плиту. Прежде
он даже не представлял, насколько тяжела и массивна крышка этого люка.
   Крышка приподнята всего лишь на какой-то дюйм. В  щель  засунут  лом.
Рядом сломанный блок. Противовес лежит возле  комингса  рулевого  поста.
"Слава Богу, хоть этот груз оттащили", - подумал Кэррингтон.
   - Талями пробовали поднять? - отрывисто спросил он.
   - Да, сэр, - ответил матрос, стоявший к нему ближе всех,  показав  на
груду тросов, сваленную в углу. - Ничего не  получается.  Трап  нагрузку
выдерживает, но гак никак не подцепить  -  все  время  соскальзывает.  -
Матрос показал на крышку. - Одни задрайки согнуты  -  ведь  их  пришлось
отгибать кувалдами, - а другие повернуты не так, как надо... Я  же  знаю
свое дело, сэр.
   - Я в этом не сомневаюсь, - рассеянно произнес Кэррингтон.  -  Ну-ка,
помогите-ка мне.
   Сделав глубокий вдох, он ухватился пальцами за край  крышки.  Матрос,
стоявший у края люка (другой его край находился возле самой  переборки),
последовал его примеру. Оба напряглись так, что их  спины  и  мышцы  ног
задрожали от натуги. Лицо Кэррингтона налилось кровью, в ушах застучало.
Он выпрямился. Так  они  только  надорвутся:  эта  проклятая  крышка  не
сдвинулась ни на йоту. Немало, видно,  пришлось  положить  труда,  чтобы
приоткрыть ее. "Хоть люди и измучены,  но  ведь  должны  же  они  вдвоем
приподнять край крышки", - подумал Кэррингтон. Выходит,  заело  шарниры.
Но возможен и перекос палубы.
   Если же это так, размышлял первый офицер, то и с помощью талей ничего
не сделать. Когда необходим рывок, от талей нет никакого проку:  как  их
ни набей, слабина всегда остается.
   Опустившись на колени, он прижал губы к щели.
   - Эй, внизу! - крикнул он. - Вы меня слышите?
   - Слышим, - послышался  слабый,  приглушенный  голос.  -  Ради  Бога,
вызволите нас отсюда. Мы будто крысы в мышеловке.
   - Это вы, Брайерли? Не беспокойтесь, мы вас вызволим. Много ли там  у
вас воды?
   - Какая тут к черту  вода?  Одна  нефть!  Наверно,  повреждена  левая
топливная цистерна. Кольцевой коридор, должно быть, тоже затоплен.
   - Высок ли уровень воды?
   -  Помещение  затоплено  на  три  четверти!  Стоим  на   генераторах,
цепляемся за щиты. Один из ребят сорвался. Мы не смогли его удержать.  -
В голосе, хотя и приглушенном люком, явственно слышалась тревога,  почти
отчаяние. - Поторопитесь, умоляем вас!
   - Вам говорят, вызволим! - резко, властно произнес Кэррингтон.
   Уверенности в том, что он сказал, у него самого не было, однако он  и
виду  не  подал,  иначе  среди  тех,  кто  оказался  в  западне,  быстро
распространилась бы паника. - Снизу не можете нажать?
   - На трапе только один человек может поместиться, - крикнул Брайерли.
- Никакого упора нет.
   Он неожиданно умолк, послышались ругательства.
   - Что произошло? - отрывисто спросил Кэррингтон.
   - Трудно держаться, - прокричал в ответ Брайерли. - Волны гуляют фута
в два высотой. Одного смыло... Вот он, кажется, снова тут. Темно, как  в
преисподней.
   Услышав стук  тяжелых  шагов,  Кэррингтон  поднял  голову.  По  трапу
спускался  Петерсен.  В  такой  тесноте  белокурый  норвежец   показался
гигантом.
   Кэррингтон посмотрел на него, разглядел  необычайно  развитые  плечи,
могучую грудную клетку, огромные руки,  -  одна  была  опущена  вниз,  в
другой он небрежно,  словно  это  были  тростинки,  держал  три  лома  и
кувалду. Увидев кочегара, его серьезные глаза, синевшие  из-под  льняных
прядей, Кэррингтон вдруг ощутил какую-то странную уверенность.
   - Нам люк не открыть, Петерсен, - сказал он просто. - Не  сумеете  ли
вы?
   - Попробую, сэр. - Положив свой  инструмент,  норвежец  наклонился  и
схватил конец лома, торчащего из-под крышки люка. Потом быстро  и  легко
выпрямился. Крышка чуть приподнялась, но лом,  словно  кусок  проволоки,
начал сгибаться и согнулся почти под прямым углом.
   - По-моему, крышку заело,  сэр.  -  Петерсен  даже  не  запыхался.  -
Очевидно, что-то с шарнирами.
   Обойдя  крышку  люка  с  другой  стороны,  он  внимательно   осмотрел
шарнирное соединение и довольно хмыкнул. Три удара со всего маху,  прямо
по торцу соединения, и рукоятка  молота  сломалась.  Петерсен  отшвырнул
прочь ставшую бесполезной кувалду и взял другой лом - гораздо тяжелее.
   Этот лом тоже согнулся, но крышка приподнялась - уже  на  дюйм.  Взяв
две   кувалды   поменьше,   которыми   до   этого   отбивали   задрайки,
великан-норвежец принялся колотить по шарнирам. Наконец сломались и  обе
эти кувалды.
   На этот раз, сложив вместе два лома, он подсунул их под угол крышки и
нагнулся. Пять, десять секунд стоял он  в  такой  позе,  не  двигаясь  с
места.
   Потом часто, глубоко задышал. Неожиданно задержал  дыхание.  По  лицу
его ручьями полил пот, все тело задрожало от адского напряжения. И вдруг
- невероятное дело! - оба лома стали сгибаться.
   Кэррингтон смотрел словно  зачарованный.  Он  никогда  еще  не  видел
ничего подобного; да наверняка и остальные. Он был в этом уверен. Он мог
поклясться, что каждый из этих ломов выдерживает, самое малое, полтонны.
Он не верил своим глазам, но это было  так:  по  мере  того  как  гигант
выпрямлялся, ломы сгибались все больше и больше.  И  вдруг  -  настолько
неожиданно, что все подскочили, - крышка разом открылась. Всего на целых
пять-шесть дюймов.
   Петерсен отлетел в сторону, ударившись о переборку. Ломы,  вырвавшись
у него из рук, с плеском упали в воду.
   Великан тигром кинулся к крышке люка. Ухватившись за край, он  напряг
могучие мышцы рук и плеч, наваливаясь изо всех сил на  тяжелую  стальную
плиту. Три, четыре раза надавливал он на нее.  На  пятый  раз  массивная
крышка с визгом распахнулась и с грохотом ударилась о  стойку.  Защелка,
удерживавшая крышку вертикально, закрылась.  Люк  был  открыт.  Петерсен
улыбался. Давно на лице Петерсена не видели улыбки. Он обливался  потом,
грудь часто-часто  поднималась  и  опускалась,  точно  мехами  накачивая
воздух в натруженные легкие.
   В отсеке слаботочных агрегатов вода всего на два фута не доходила  до
комингса люка. Порою, когда корабль падал в ложбину между крутых  валов,
в верхнее помещение через комингс вливалась темная маслянистая жидкость.
   Освобожденных из плена моряков быстро вытащили наверх. Они с  ног  до
головы были выпачканы нефтью, глаза залеплены  густой  жижей.  Казалось,
они только что вышли из преисподней.  Вконец  измученные  переживаниями,
бедняги были на грани полного