уже два или три раза оборудовала такие станции.
Русские имели их больше  нас,  если  мне  не  изменяет  память,  главным
образом, в Восточно-Сибирском море. - А как эти станции устраивают, док?
- полюбопытствовал Ролингс.
   - По-разному. Ваши соотечественники предпочитают зимнее время,  когда
лед достаточно прочен, чтобы оборудовать аэродром. Сначала  вылетают  на
разведку, обычно из Пойнт-Бэрроу на Аляске,  подыскивают  вблизи  полюса
подходящую льдину. Даже когда лед крепко  смерзся  и  лежит  сплошняком,
эксперты научились определять, какие его куски останутся достаточными по
размерам, когда наступит оттепель и появятся трещины. Потом  по  воздуху
перебрасывают домики, оборудование, запасы  и  людей  и  постепенно  там
обустраиваются.
   А русские предпочитают использовать морские суда в летнее время.
   Обычно  они  рассчитывают  на  свой  атомный  ледокол   "Двина".   Он
просто-напросто пробивается сквозь подтаявший лед, сваливает все в  кучу
на льдине и полным ходом  убирается  прочь,  пока  не  начались  сильные
морозы. Вот таким же способом и мы забросили дрейфующую станцию "Зебра",
нашу первую и пока единственную станцию. Русские одолжили нам "Ленин"  -
кстати,   все   страны   охотно   сотрудничают    в    метеорологических
исследованиях, это всем приносит пользу - ну, и на нем мы доставили все,
что нужно,  далеко  к  северу  от  Земли  Франца-Иосифа.  Местоположение
"Зебры" уже сильно изменилось: на полярные льды влияет вращение Земли, и
они медленно двигаются к западу. Сейчас  станция  находится  примерно  в
четырехстах милях к северу от Шпицбергена.
   - И все  равно  они  чокнутые,  -  заявил  Забринский.  Помолчав,  он
испытующе взглянул на меня. - А вы с туземного флота, что ли, док?
   - Вы  уж  простите  нашего  Забринского,  доктор  Карпентер,  холодно
произнес Ролингс. - Уж мы учим его, учим, как вести  себя  в  порядочном
обществе, но пока без  особого  успеха.  Ничего  не  попишешь,  он  ведь
родился в Бронксе.
   - А я и  не  собирался  никого  обижать,  -  невозмутимо  откликнулся
Забринский. - Я имел в виду Королевский военно-морской  флот...  Так  вы
оттуда, док?
   - Ну, можно сказать, я туда прикомандирован.
   - А, так вы  человек  вольный,  как  я  понимаю,  -  Ролингс  покачал
головой.
   - И чего это вам так приспичило прогуляться в Арктику, док? По-моему,
там холодина зверская?
   - Сотрудникам станции "Зебра" наверняка понадобится помощь врача.
   Если, конечно, кто-то еще остался в живых.
   - Ну, у нас на борту и свой лекарь имеется, он тоже ловко  обращается
со стетоскопом. Так я, во всяком случае, слышал от тех, кто выжил  после
его лечения. Знахарь хоть куда!
   - Ты, деревенщина! - одернул его Забринский. - Не знахарь, а  доктор!
- Да-да, именно так я и хотел выразиться, - язвительно уточнил Ролингс..
-  Знаете,  в  последнее  время  слишком  редко  приходится  общаться  с
интеллигентными людьми вроде меня, вот и проскакивают  иногда  оговорки.
Но ясно одно: что касается медицины, наш "Дельфин" набит под завязку.
   - В этом я не  сомневаюсь,  -  улыбнулся  я.  -  Но  те,  кто  выжил,
наверняка пострадали от пожара или обморожения, у  них  может  развиться
гангрена. А я как раз специалист в этих делах.
   - Даже так? - Ролингс принялся внимательно изучать дно своей чашки. А
вот интересно, как становятся специалистами в этих вопросах?
   Хансен наконец пошевелился и отвел взгляд от  черно-белой  круговерти
за окнами столовой.
   - Доктор Карпентер у  нас  не  на  скамье  подсудимых,  -  миролюбиво
вмешался он. - Так что прокурорам я бы посоветовал заткнуться.
   Они заткнулись. Эта небрежная, а порой и бесцеремонная  фамильярность
в отношениях  офицера  с  подчиненными,  эта  атмосфера  товарищества  и
терпимости в сочетании с грубоватыми шуточками и подковырками - с ними я
уже встречался,  правда,  очень  редко.  Например,  в  славных  экипажах
фронтовых бомбардировщиков Королевских  военно-воздушных  сил.  Подобные
отношения складываются обычно в тесно связанной не только работой, но  и
бытом,  группе  высококвалифицированных  специалистов,   которые   могут
выполнять поставленные перед ними задачи  только  совместными  усилиями.
Такая фамильярность говорит вовсе не об отсутствии дисциплины, а как раз
наоборот - о высочайшем уровне самодисциплины, о том,  что  каждый  член
такой группы ценит своего товарища не только как аса в своем деле, но  и
просто как человека. Несомненно, в этих содружествах существуют  особые,
неписаные правила поведения. Вот и здесь, на первый  взгляд,  Ролингс  и
Забринский вели себя с лейтенантом Хансеном развязно, малопочтительно, и
тем не менее явственно ощущалась невидимая граница, которую ни  один  из
них не переступал ни на шаг, Хансен же в свою  очередь,  даже  одергивая
подчиненных, ловко избегал командирских замашек, хотя периодически и  не
давал забыть, кто  здесь  является  начальником.  Ролингс  и  Забринский
отстали от меня с вопросами и сцепились  между  собой,  горячо  обсуждая
недостатки Шотландии вообще и Холи-Лох в частности  как  базы  подводных
лодок. В это время за окнами столовой проехал джип, под светом  его  фар
закружился белый хоровод  снежинок.  Ролингс  запнулся  на  полуслове  и
вскочил на ноги, потом задумчиво опустился на сиденье.
   - Все ясно, - объяснил он. - Заговор расширяется.
   - Вы заметили, кто это был? - спросил Хансен.
   - Еще бы не заметил! Энди Бенди собственной персоной.
   - Будем считать, что я этого не  слышал,  Ролингс,  -  ледяным  тоном
заметил Хансен.
   - Это был вице-адмирал Военно-морских сил США Джон Гарви, сэр.
   - Значит, Энди Бенди? задумчиво произнес  Хансен.  И  улыбнулся  мне:
Адмирал Гарви - командующий  Военно-морскими  силами  США  в  НАТО.  Ну,
доложу я вам, дело становится все увлекательнее. Хотел бы я  знать,  что
он здесь делает.
   - Не иначе как вот-вот начнется третья  мировая  война,  провозгласил
Ролингс. - И адмиралу самое время пропустить первый за день стаканчик до
первого удара...
   - Он случайно не с вами летел на вертушке из  Ренфру  сегодня?  резко
прервал его Хансен.
   - Нет.
   - А может, вы с ним знакомы?
   - Даже имени его не слыхал раньше.
   - Чем дальше  в  лес,  тем  больше  дров,  -  пробормотал  Хансен.  В
последующие несколько минут наш разговор стал  пустым  и  бессмысленным:
видимо, Хансен и его подчиненные доискивались про себя,  с  какой  стати
прилетел адмирал Гарви, а затем дверь столовой отворилась,  и  вместе  с
холодным ветром и снегом на пороге возник матрос в темно-синем  бушлате.
Он направился прямо к нашему столику.
   - Вам привет от капитана,  лейтенант.  Будьте  так  добры,  проводите
доктора Карпентера к нему в каюту.
   Хансен кивнул, встал и двинулся к выходу. На дворе  уже  лежал  снег,
тьма была хоть глаз выколи, а  северный  ветер  прохватывал  до  костей.
Хансен направился было  к  ближайшему  трапу,  но  тут  же  остановился,
увидев, как несколько матросов и портовых рабочих, чьи  фигуры  казались
призрачными, расплывчатыми в бесконечном мельтешении  слабо  освещенного
снега,  осторожно  вталкивают  подвешенную  торпеду   в   носовой   люк.
Повернувшись, он последовал к кормовому трапу.  Мы  спустились  вниз,  и
здесь Хансен предупредил:
   - Ступайте осторожнее, док, тут и поскользнуться недолго.
   Это было  верно,  и  одна  только  мысль  о  ледяной  воде  Холи-Лох,
подстерегавшей мои неверный шаг, помогла мне действовать безошибочно. Мы
поднырнули под брезентовый тент, прикрывающий кормовой люк, и по  крутой
металлической лесенке спустились вниз, в двигательный отсек,  это  было,
сверкающее   безукоризненной   чистотой   помещение,   битком    набитое
выкрашенной в серый цвет аппаратурой и ярко освещенное не отбрасывающими
тени флуоресцентными лампами.
   - Может, глаза мне завяжете, лейтенант? - спросил я.
   - Нет смысла, - ухмыльнулся Хансен. - Если у  вас  есть  допуск,  это
лишнее. Если же нет допуска - тоже лишнее. Все равно вы  не  сможете,  а
точнее - вам не с кем будет поболтать о том, что вы  здесь  увидите,  по
крайней мере, несколько  ближайших  лет,  пока  вы  будете  разглядывать
окружающий мир из-за тюремной решетки.
   Что ж, он опять был прав. Мне оставалось только последовать за ним, и
мы беззвучно зашагали по  черному  каучуковому  покрытию  палубы,  минуя
торчащие  на  пути  огромные  механизмы,  которые  я  бы  определил  как
турбогенераторы  для  выработки  электроэнергии.   Новое   нагромождение
приборов, дверь, за нею очень узкий проход длиною футов тридцать.  Когда
мы шли по нему, я почувствовал сильную дрожь  под  ногами.  Где-то  там,
должно быть, размещался ядерный реактор  "Дельфина".  Наверняка  он  был
именно здесь, прямо под  нами.  Я  обратил  внимание  на  круглые  люки,
расположенные на палубе вдоль всего прохода, скорее всего, они закрывали
окна с защитными свинцовыми стеклами, служащие для осмотра и контроля  и
обеспечивающие максимально возможный доступ к ядерному оборудованию.
   Конец прохода, еще одна дверь с крепкими запорами -  и  мы,  судя  по
всему, очутились  в  центральном  посту  "Дельфина".  Слева  размещалась
отделенная  переборкой  радиорубка,  справа  -   куча-   мала   приборов
неизвестного мне назначения, а прямо впереди - большой штурманский стол.
Дальше, за столом, виднелись массивные мачтовые опоры, а  еще  дальше  -
двойной перископ с соответствующим оборудованием. Этот центральный  пост
по меньшей мере раза в два превышал те, что мне  приходилось  видеть  на
обычных подводных лодках,  но  все  равно  каждый  квадратный  дюйм  его
поверхности был занят аппаратурой, даже потолок нельзя было  разглядеть:
его покрывали  хитроумно  переплетенные  кабели,  фидеры  и  трубы  всех
диаметров и расцветок.
   Передняя часть центрального поста была точной копией приборной  доски
современного многомоторного реактивного лайнера. Там  располагались  две
отдельные штурвальные колонки авиационного типа, а за  ними  можно  было
разглядеть укрытые чехлами приборные доски. Перед колонками  стояли  два
мягких кожаных кресла, они, насколько я  смог  заметить,  были  снабжены
ремнями безопасности для фиксации штурвальных. Меня это немного удивило:
на какие же  кульбиты  и  взбрыки  способен  "Дельфин",  если  надо  так
привязываться.
   На другом конце прохода, ведущего от  центрального  поста  к  носовой
части корабля, виднелось еще одно помещение, отделенное переборкой.  Что
там находилось, у меня не было времени разобраться. Хансен  стремительно
двинулся в проход, остановился у первой же  двери  слева  и  постучался.
Дверь распахнулась, и перед нами возник коммандер Свенсон.
   - Ага, вот и вы. Простите, что заставил ждать, доктор  Карпентер.  Мы
отплываем в шесть тридцать, Джон... - это уже Хансену. - Успеете?
   - Смотря как пойдет дело с загрузкой торпед, капитан. -  Мы  берем  с
собой только шесть.
   Хансен поднял брови, но не стал возражать. Только спросил:
   - Загружаем их прямо в аппараты?
   - Нет, в стеллажи. Над ними еще надо поработать.
   - Запас не берем?
   - Нет.
   Хансен кивнул и удалился. Свенсон пригласил меня в каюту и закрыл  за
мной дверь. Если сравнивать  с  телефонной  будкой,  то  каюта  Свенсона
выглядела все же попросторнее, но не настолько, чтобы впадать от этого в
восторг. Откидная койка, складная ванна, крохотный  письменный  стол  со
стулом, легкое складное кресло, сейф, несколько контрольных приборов над
койкой - вот и все, что  здесь  было.  Если  бы  вам  взбрело  в  голову
станцевать твист, вам пришлось бы изгибаться самым  немыслимым  образом,
не сдвигая ног с центра каюты.
   - Доктор Карпентер, - сказал Свенсон,  -  позвольте  представить  вам
адмирала Гарви, командующего Военно-морскими силами США в НАТО.
   Адмирал Гарви поставил стакан, который держал в руке, встал со  стула
и протянул мне руку. Когда он стоял вот так, ноги вместе, я  не  мог  не
обратить внимание на  изрядный  просвет  между  его  коленями  и  понял,
наконец, смысл его прозвища Энди Бенди: адмирал родился если не ковбоем,
как Хансен, то  уж  точно  кавалеристом.  Это  был  высокий  мужчина  со
здоровым цветом лица,  белыми  волосами,  белыми  бровями  и  блестящими
голубыми глазами. В его облике проглядывало что-то невыразимое  словами,
но присущее старшим морским офицерам всего мира; независимо  от  расы  и
государственной принадлежности. - Рад познакомиться, доктор Карпентер, -
сказал он. - Извините за, гм, не слишком радушный  прием,  но  коммандер
Свенсон действовал строго по инструкции. Его люди позаботились о вас?
   - Они позволили мне купить им по чашечке кофе в столовой.
   - Все они неслухи, эти ядерщики... Боюсь, что  известное  всему  миру
американское  гостеприимство  оказалось  под  угрозой.   Виски,   доктор
Карпентер?
   - А я слышал, что на американских кораблях сухой закон, сэр.
   -  Вот  именно,  сынок,  вот  именно.  Кроме  небольшого  запаса  для
медицинских целей, разумеется. Это из моего собственного  резерва...  он
извлек карманную фляжку размером  с  солдатскую  баклагу,  потянулся  за
стаканчиком для чистки зубов. - Рискнув  посетить  заброшенные  скалы  в
Шотландии, предусмотрительный человек принимает  необходимые  меры..,  Я
обязан извиниться перед  вами,  доктор  Карпентер.  Я  встречался  вчера
вечером с адмиралом Хьюсоном и собирался прилететь сюда еще утром, чтобы
убедить коммандера Свенсона взять вас на борт, но, увы, опоздал.
   - Убедить, сэр?
   - Да, убедить, - он вздохнул.  -  Капитаны  наших  ядерных  субмарин,
доктор  Карпентер,  люди  тяжелые  и   обидчивые.   Свои   корабли   они
рассматривают как безраздельную собственность, порой можно подумать, что
каждый из них главнейший  держатель  акций  "Электрик  Боут  Компани"  в
Гротоне, где почти все эти лодки строились...  -  он  поднял  стакан.  -
Удачи коммандеру и вам!
   Надеюсь, вы сумеете отыскать этих чертовых бедолаг-погорельцев. Но  я
бы оценил ваши шансы на успех как один из тысячи.
   - И все же, думаю, сэр, мы их найдем. Вернее,  коммандер  Свенсон  их
отыщет.
   - Откуда такая уверенность? - он помедлил. - Интуиция?
   - Можно и так назвать. Он поставил стакан, глаза его потухли.
   - Должен признаться, адмирал Хьюсон так ничего толком про  вас  и  не
сообщил. Так кто же вы, доктор Карпентер? Чем занимаетесь?
   - Наверно, он все-таки сообщил  вам  это,  адмирал.  Я  просто  врач,
прикомандированный к Военно-морским силам для выполнения...
   - Морской врач?
   - Ну, не совсем... Я...
   - Вы штатский, что ли?
   Я кивнул. Адмирал и Свенсон обменялись многозначительными  взглядами,
даже не потрудившись скрыть их  от  меня.  Если  у  них  вызвала  бурную
радость перспектива иметь  на  борту  новейшей,  секретной  американской
субмарины не просто иностранца, а вдобавок ко всему и штатского, то  они
скрыли эту радость весьма умело. Адмирал Гарви только сказал:
   - Ну что ж, продолжайте.
   - Да это, в общем-то, и все. По заказу флота я  исследую  влияние  на
здоровых людей окружающей обстановки.  Скажем,  как  люди  реагируют  на
экстремальные  условия  Арктики  или   тропиков,   как   они   переносят
невесомость во время имитации полетов в космосе  или  высокое  давление,
когда им приходится покидать затонувшую подлодку. В основном...
   - Подлодку... - адмирал Гарви мигом вцепился в это слово.  -  Значит,
вы ходили в море на подводных лодках, доктор Карпентер. Я имею в виду  в
настоящее плавание?
   - Приходилось. Мы обнаружили, что никакая имитация не может  заменить
реальной эвакуации экипажа с глубины.
   Лица у адмирала и Свенсона стали еще  более  удрученными.  Иностранец
плохо. Штатский - еще хуже. Но штатский иностранец, имеющий опыт  работы
на  подводных  лодках,  -  это  вообще  ни  в  какие  ворота  не  лезет.
Сообразить, что они думают, мне было нетрудно. Я бы  на  их  месте  тоже
чувствовал себя не в своей тарелке.
   - А почему вас так  интересует  дрейфующая  станция  "Зебра",  доктор
Карпентер? - резко спросил адмирал.
   - Приказ направиться туда я получил от Адмиралтейства, сэр.
   - Это я знаю, это я знаю, - устало проговорил Гарви. - Адмирал Хьюсон
мне все прекрасно объяснил. Но почему именно вы, Карпентер?
   - Я немного знаком с Арктикой,  сэр.  И  известен  как  специалист  в
области  лечения  людей,   подвергшихся   продолжительному   воздействию
арктической среды, обмороженных  и  заболевших  гангреной.  Вероятно,  я
смогу спасти руки, ноги, а то и жизнь тем людям,  которым  ваш  бортовой
врач не сумеет оказать нужной помощи.
   - За пару часов я  собрал  бы  здесь  полдюжины  таких  специалистов,
спокойно возразил Гарви. - В том числе  и  офицеров  Военно-морских  сил
США.
   Нет, этого недостаточно, Карпентер.
   Дело осложнялось. Пришлось заехать с другой стороны. Я сказал:
   - Мне хорошо известна дрейфующая станция "Зебра". Я помогал  выбирать
место ее расположения. Я помогал оборудовать городок. Начальник  станции
майор Холлиуэлл - мой старый и очень близкий друг. Последняя фраза  была
правдивой только наполовину, но я чувствовал, что сейчас не время  и  не
место что-то менять в моей версии.
   - Ну, хорошо, хорошо, - задумчиво произнес Гарви. - Но вы по-прежнему
стоите на том, что вы - самый обычный врач?
   - Я выполняю разные задания, сэр.
   - Разные задания? В этом я не сомневаюсь...  И  все-таки,  Карпентер,
если вы всего лишь заурядный лекарь, то как вы мне объясните вот это?  -
он взял со стола бланк радиограммы  и  протянул  его  мне.  -  Коммандер
Свенсон сделал по радио запрос в  Вашингтон  относительно  вас.  Это  мы
получили в ответ.
   Я взглянул на бланк. Там было написано: "Репутация доктора Карпентера
не вызывает сомнений. Вы  можете  доверять  ему  полностью,  повторяю  -
полностью.  При  необходимости  ему  должны  быть  предоставлены   любые
средства и любое содействие, за исключением тех, что ставят  под  угрозу
безопасность  вашей  субмарины  или  жизнь   членов   вашего   экипажа".
Радиограмму подписал начальник управления военно-морских операций.
   - Весьма порядочно  со  стороны  начальника  управления,  должен  вам
заметить, - я вернул радиограмму адмиралу. - Получив такую рекомендацию,
о чем вы еще беспокоитесь? По-моему, это любого должно устроить.
   - Меня это не устраивает, - угрюмо заметил Гарви. Именно на мне лежит
исключительная ответственность за безопасность  "Дельфина".  Эта  депеша
дает вам в какой-то степени карт-бланш действовать так, как  вы  сочтете
необходимым, вы даже можете потребовать от коммандера Свенсона, чтобы он
действовал вразрез со своими планами. Этого я не могу допустить.
   - А какое  теперь  имеет  значение,  можете  вы  или  не  можете  это
допустить?
   Вы получили приказ. Почему вы его не выполняете? Он не врезал  мне  в
челюсть.
   Он даже глазом  не  моргнул.  Похоже,  его  самолюбие  даже  не  было
уязвлено тем, что от него скрывали причину моего приезда сюда.  Кажется,
и в самом деле  единственное,  что  его  беспокоило,  была  безопасность
подводной лодки. Он заявил:
   - Если я решу, что для "Дельфина" важнее продолжать нести свою боевую
вахту, чем мчаться сломя голову к черту на кулички, или если я посчитаю,
что ваше пребывание на борту опасно для подводной лодки,  я  имею  право
отменить приказ НВМО. Я сам командующий и нахожусь здесь, на корабле.  И
меня все это не устраивает.
   Ситуация все больше запутывалась. Адмирал меня не запугивал, он  явно
так и собирался поступить: как видно, он был из тех, кому  наплевать  на
последствия, если они  чувствуют  свою  правоту.  Я  взглянул  на  своих
собеседников, взгляд этот был медленный, раздумчивый, я надеялся, что  в
нем отразились сомнения и колебания. На  самом  же  деле  я  лихорадочно
заготавливал подходящую сказочку, которая была бы убедительной для обоих
моряков. После того как я вдоволь поколебался и поразмыслил,  я  понизил
голос на несколько децибел и проговорил:
   - Эта дверь не пропускает звуков?
   - Более-мене