льф?
     -- Верно, -- согласился Ральф. -- Это не наша епархия.
     -- Нас больше интересует убийство, -- продолжал Стив.
     -- Ничего не скажу, -- заявил я.
     -- Фред, ради бога,  начинай нам помогать, -- воззвал ко мне  Райли. --
Какая муха тебя укусила?
     -- Какая муха?  Что ж, я скажу тебе, какая муха. Какая-то навозная муха
продала меня ребятам Коппо.  Нажужжала им, что  я у  Карен. А  об этом знали
только четыре человека, и трое из них сейчас здесь.
     -- Повторите-ка, друг мой, -- попросил Стив.
     -- С вами, ребята, слишком опасно разговаривать, -- ответил я.
     -- А со мной, Фред? -- спросил Райли.
     -- Я не знаю, кто ты такой, -- заявил я. -- Поэтому и с тобой  общаться
не буду, пока не узнаю.
     -- Говори без экивоков, Фред.
     Я твердо посмотрел ему в глаза.
     -- Я тебе не доверяю, Райли.
     Прежде  чем  он  успел  ответить, открылась  дверь  камеры, и  появился
пожилой охранник.
     -- Который из вас арестант? -- спросил он, хлопая глазами.
     Меня так и подмывало указать на Стива, но я сказал:
     -- Это я.
     -- Пошли, -- велел мне охранник.
     -- Эй, погодите, -- встрял Райли.
     -- В чем дело, друг мой? -- спросил охранника Ральф.
     --  Придется  отпустить  пташку  на  волю, --  отвечал  старик. --  Тут
поверенный со всей писаниной.
     Я вышел из камеры и оглянулся. Багровый  Райли смотрел мне  вслед из-за
решетки.

        32

     Поверенным  с писаниной оказался Добрьяк.  Похожий на волка еще больше,
чем прежде, он с самодовольной ухмылочкой поджидал меня у конторки.
     -- Узнал только час  назад, --  вместо приветствия сказал Добрьяк. -- И
сразу взялся за дело.
     -- Благодарю вас.
     -- Надо было позвонить, я бы вытащил вас еще раньше.
     -- Меня не подпускали к телефону.
     -- Хо-хо! -- его нос  задергался, уловив запашок судебного иска. -- При
свидетелях? Граждане видели?
     -- Нет. Легавые сделали все по-тихому.
     -- Ну, что ж, обсудим это позднее, -- Добрьяк схватил меня  за локоть и
потащил к выходу. -- Сейчас поговорим о более важных вещах.
     -- Например, о братьях Коппо? -- предположил я.
     -- О ком? -- переспросил Добрьяк. Попытка разыграть невинное  изумление
была так нелепа,  что  я едва не  рассмеялся ему в  лицо. Но вместо этого  я
сказал:
     -- А может, об Уолтере Косгроуве?
     Добрьяк стиснул мой локоть и воскликнул:
     -- Где вы слышали это имя? Кто к вам приходил?
     Мы  стояли  у  парадной  двери  участка. Вошли несколько полицейских  в
мундирах; они протиснулись между нами, и я ступил на крыльцо. Добрьяк догнал
меня  только на тротуаре, где снова схватил за локоть и пылко зашептал мне в
ухо:
     -- Держитесь от них подальше, Фред. Не слушайте людей Косгроува.
     -- Все как сговорились называть меня Фредом, -- сказал я.
     -- Но  это же ваше имя, черт возьми! Может,  хватит?  Нам надо обсудить
серьезные дела.
     -- Нет, не надо, -- ответил я и завопил: -- На помощь! Полиция!
     Поскольку  мы стояли перед входом  в  полицейский  участок, на  помощь,
естественно,  никто  не  пришел.  Когда  легавый  и  впрямь  нужен,  его  не
докличешься.
     -- Помогите! -- сердито гаркнул я. И настырно повторил: -- Полиция!
     Добрьяк  выпустил  мой локоть,  как  будто я  сообщил  ему,  что  болен
проказой, и смотрел на меня так, словно я уведомил его, что сошел с ума.
     -- Что вы делаете? -- спросил он.
     -- Зову на помощь, -- ответил я и снова в притворном  страхе заорал: --
Полиция! Помогите бога ради!
     Нас  тотчас  обступили  трое  патрульных  в  мундирах.  Они   принялись
расспрашивать, что происходит. Я указал на Добрьяка и ответил:
     -- Этот гад только что норовил залезть ко мне в карман.
     Добрьяк разинул рот.
     -- Я? Фред, вы с ума сошли!
     --  Ладно,  приятель, -- сказал один из легавых,  схватив  Добрьяка  за
локоть точно так же, как Добрьяк еще совсем недавно хватал меня.
     Другой легавый обратился ко мне:
     -- Пройдите в участок. Вы должны написать заявление.
     -- Не могу, -- ответил я. -- Мне надо встретиться с женой. Если я опять
опоздаю, она меня убьет. Давайте я зайду попозже.
     -- Слушайте, друг  мой, -- сказал легавый номер два, -- если вы хотите,
чтобы  этого  человека  задержали, то должны заявить  на него  в  письменной
форме.
     -- Я  вернусь, --  пообещал я.  --  Меня зофут  Майнетта.  Фф...  Фрэнк
Майнетта, Западная десятая улица,  двадцать  семь. Я вернусь через час, -- я
начал пятиться от маленькой компании. -- Через час.
     -- Дольше нам его не продержать, -- предупредил меня один из легавых.
     -- Я вернусь,  -- соврал я и затрусил  прочь, но не  успел протрусить и
полквартала, как за спиной раздался лай:
     -- Фред!
     Я  оглянулся. Райли  стоял  на  крыльце участка  и  размахивал  руками,
подавая мне  знаки. Добрьяк дергал его  за лацканы  пиджака,  а трое легавых
пытались оторвать стряпчего от Райли и затащить в здание.
     Вскоре они выяснят, что к чему, и всем кагалом погонятся за мной.
     Я бросился бежать.










        33

     Когда Карен открыла дверь, я сказал:
     -- Во-первых, хочу еще раз попросить прощения.
     --  Не  говори  глупостей, --  ответила  она. --  Мы  обсудили  это  по
телефону. Заходи.
     И я зашел.
     Убежав  от Добрьяка,  Райли  и всей  доблестной  полиции, я поначалу не
знал, куда мне  податься. Может, братья Коппо и мафия не поверили  бы, что у
меня достанет тупости спрятаться в собственной квартире, но знавший меня как
облупленного Райли поверит в это без труда. Будь иначе, он не поймал бы меня
нынче утром.
     Куда еще я мог пойти?  Я не был уверен, что сумею пробраться  обратно в
квартиру Герти,  и не знал, стоит ли мне  сидеть там. Мафии было известно об
этой квартире,  и вполне  возможно, что за ней ведется наблюдение. В  жилище
дяди  Мэтта тоже слишком  опасно,  особенно после того, как там погостил Гас
Рикович.
     Тогда  я подумал о  Карен. Она сердилась на меня, и я хотел помириться,
попросить прощения, наладить отношения. Однако  теперь Карен  явно злилась и
на Райли (судя по тому, что  он сказал мне в камере) и, возможно, согласится
помочь мне в борьбе с ним.
     Во всяком случае, позвонить стоило, и я связался с Карен по телефону из
душной  кабинки  в набитой битком аптеке на Восьмой авеню. Когда Карен сняла
трубку, я назвался и тотчас рассыпался в извинениях, но она оборвала меня на
середине первой же фразы, сказав:
     -- Нет, ты был прав, Фред. Я рада, что ты раскрыл мне глаза. Рада.
     Тем не  менее,  я  продолжал извиняться, но Карен  продолжала не желать
слушать меня.  Тогда я перешел к обсуждению второй причины своего  звонка, и
Карен сказала, что с радостью укроет меня еще раз. И вот я у нее.
     --  Почти  уверен, что  за  мной  не  следили, --  объявил  я,  входя в
гостиную. -- Вот почему я так долго добирался. Заметал следы, и все такое.
     -- Постигаешь науку мастерства, -- с улыбкой похвалила  меня Карен.  --
Расскажи, чем ты занимался с тех пор, как ушел отсюда.
     -- Ой, да ты не поверишь.
     Но  она  поверила.  Поверила  всему.  Ее  очень  позабавил   рассказ  о
добровольной  отключке  доктора  Осбертсона. Она  с  округлившимися  глазами
слушала изложение  истории профессора Килроя. Слегка  содрогнулась,  когда я
поведал ей, как отыскал Гаса Риковича. И возмутилась не меньше моего, узнав,
как со мной обращались в кутузке.
     В конце моего рассказа раздался дверной звонок, и Карен пошла узнавать,
кто пожаловал. Мы оба услышали грубый сердитый голос:
     -- Это Джек. Впусти меня.
     -- Нет, -- ответила Карен и зашагала прочь от домофона.
     Звонок принялся заливаться снова.
     Я сказал:
     -- Слушай, Карен, я, право слово, не хочу вставать между...
     -- Не волнуйтесь, Джон Элден, -- ответила она, садясь рядом со мной  на
диван. Когда раздался  третий звонок, Карен спросила: -- Итак,  чем займемся
сегодня вечером?

        34

     Занимались  мы  в  основном  болтовней.  Точнее,  болтал  я,  а   Карен
внимательно  слушала,  поскольку  была наделена  этим  редчайшим в  наши дни
умением. Думаю, моя  словоохотливость отчасти объяснялась страхом: я боялся,
что, стоит  мне  прекратить  вещать  о  моих  бедах,  и Карен  тотчас начнет
глаголеть  о  своих, а  у  меня  не было  особого  желания внимать печальной
повести о любовном треугольнике с вероисповедальной гипотенузой.
     Говорил же я главным образом о деньгах.
     -- Они не принесли мне ничего, кроме горя, -- несколько раз повторил я.
-- Ничего, кроме бед и треволнений. И не думаю, что когда-нибудь плоды этого
богатства будут разнообразнее.
     -- Да, но отдавать их  было бы неправильно, --  ответила Карен.  --  Ты
верно  говоришь: по большому счету они тебе без надобности. Но...  ну...  не
знаю... Кажется, что, отказавшись от  них, ты позволишь  этому миру победить
себя.
     -- Это  пустяки, -- сказал  я.  -- Во мне нет мученической жилки. Я  не
одержимый. Окажусь на лопатках -- позову на помощь дядю.
     -- Ну, а куда ты денешь эти деньги, если не оставишь их себе?
     --  Не  знаю.  Отдам на благотворительность.  Может, обществу  заботы о
заключенных,  если  они пообещают  рассылать  бандероли  со снедью  по  всем
городским тюрьмам. Или Красному кресту. Жаль, дядя Мэтт сам этого не сделал.
Пусть бы тогда Коппо срывали зло на Армии спасения.
     -- Это несправедливо, -- сказала Карен.
     Собственно,  вот  и  весь  разговор.  С  вариациями  и  перепевами.  Мы
поддерживали его  целый вечер.  В каком-то  смысле  я был  согласен с Карен:
отдать деньги -- значит, признать поражение. Но что проку в гордыне? Мне эти
деньги  не нужны. По сути дела,  я даже не хочу их. Так  не глупо ли идти на
поводу у  собственного  упрямства  и  оставлять  себе  богатство,  обладание
которым сулит верную гибель?
     Вот чем мы  занимались  весь вечер. А  еще -- тем,  что не  отвечали на
телефонные звонки. Однажды Карен сняла трубку, но тотчас бросила, потому что
звонил Джек Райли.
     -- Ты раскрыл мне глаза на этого человека, -- сказала она.
     На что я рассеянно ответил:
     -- Может, отдать деньги Объединенному Обществу Офтальмологов?
     Часть  вечера  я  провел в раздумьях о  том,  что  буду  делать завтра.
Во-первых, схожу к Уилксу (сегодня меня освободили слишком  поздно, и я  уже
не успел к нему), во-вторых, в библиотеку. Поищу сведения о братьях Коппо.
     А может, разумнее всего самому выйти на связь с ними? С братьями Коппо.
Может, позвонить им, сказать, что я в жизни не видел  дядю Мэтта, что мне не
нужны эти деньги, и я отдаю их на  благотворительные нужды?  Глядишь, они от
меня и отстанут.
     Если, конечно, не пролезут ко мне по телефонному кабелю и не схватят за
глотку.
     М-да. При этой мысли я тотчас отказался от своей затеи.
     А  еще  я  посвятил  довольно  много  времени попыткам  не отвечать  на
замечание Карен о Джоне Элдене. Я едва знал эту  девушку, она крутила любовь
с  моим другом (или,  по крайней  мере, с  моим бывшим  другом), а  со  мной
никогда не встречалась, и тем не менее, упоминание  о Джоне Элдене означало,
что я должен сделать шаг в ее  сторону.  Не буду врать, я действительно один
раз поцеловал ее,  но это произошло при несколько необычных обстоятельствах,
и я не рассматривал тот поцелуй как начало ухаживаний.
     Скажу больше: в моем отношении к Карен царили такие же двойственность и
сумятица, как и в  моем отношении к деньгам.  В  каком-то  смысле мне  очень
хотелось пойти по стопам Джона Элдена, но в то же время меня весьма страшили
красота Карен и ее... как бы это назвать?  -- ее сексуальная эмансипация, да
простится мне вся  эта латынь. Как бы там ни было, я не предпринимал никаких
новых шагов, а Карен больше не  роняла намеков,  но наш  разговор  прекрасно
клеился и без этого.
     Незадолго до полуночи мне пришло в голову снова позвонить Герти.
     --  Надежды мало, -- объяснил я Карен. --  Но все равно я звоню  ей раз
или два на дню.
     -- Пойду налью нам выпить, -- ответила Карен и понесла наши стаканы  на
кухню.
     Я набрал  номер, выслушал два гудка, затем  раздался щелчок,  и  голос,
который, несомненно, принадлежал Герти, произнес:
     -- Алло?

        35

     -- Герти?
     -- Фред?
     -- Герти, это вы?
     -- Это ты, Фред?
     --  Вы  убежали! --  заорал я, и  Карен прибежала с кухни узнать, в чем
дело.
     -- Я звонила тебе домой, Фред, -- сказала Герти. -- Ты у себя или где?
     -- Когда вы от них удрали? Как вам это удалось?
     --  Вылезла  в окно.  Ты  бы меня видел.  Чертовка Герти, Человек-Муха.
Только что вошла.
     -- Герти, вам лучше покинуть дом. Наверняка они опять придут за вами.
     -- Я подумываю с утра пораньше отправиться в ГПП.
     Карен лихорадочно махала  одной рукой, а  другой указывала  на  пол.  Я
кивнул и сказал в трубку:
     -- Герти, приходите сюда. Тут безопасно, и можно поговорить.
     -- Сюда? Куда -- сюда?
     -- Я у Карен Смит.
     -- О, правда? У вас с ней делишки, да?
     -- Записывайте адрес, -- сказал я. -- Карандаш и бумага есть?
     -- Погоди.
     Герти  бродила  чертовски  долго,  я  уже  начал думать,  что ее  опять
умыкнули, но в конце концов она вернулась к телефону, и я продиктовал адрес.
Герти обещала тотчас же приехать.
     -- Попетляйте как заяц, -- посоветовал я ей.
     -- Чего-чего?
     -- Убедитесь, что за вами не следят.
     -- Ах... Еще бы!
     Я положил трубку и сказал Карен:
     -- Она скоро будет.
     --  Ну... --  ответила Карен.  На  ее  лице  появилась  очень  странная
выжидательная мина, эдакая смесь радости и покорности судьбе.
     Я понятия не имел, что значит это "ну", а посему спросил:
     -- Что -- ну?
     -- Фред, -- со смиренным вздохом отвечала она, -- я знаю, с тобой будет
чертовски трудно. Надеюсь, хотя бы, что ты того стоишь.
     -- Карен, я не...
     -- Неужели ты не понимаешь, что, если  хочешь успеть поцеловать меня до
прихода Герти, то начинать надо без промедления?
     Выходит, своим "ну" она понукала меня? Ну-и-ну!

        36

     Время шло. Впрочем, это волновало только меня одного.
     Герти прибыла спустя три четверти  часа.  Пережитое никак не отразилось
на  ее прекрасном облике. Она твердой  поступью  вошла в комнату, улыбнулась
Карен и сказала:
     -- Так  вот  кто  моя соперница? Пожалуй, мне стоит сбросить  несколько
фунтов.
     --  А я как раз  подумывала малость поправиться, -- отвечала Карен.  --
Присаживайтесь.
     -- Расскажите, что случилось, -- попросил я. -- Мы уж думали, вас нет в
живых.
     Герти  упала  в  кресло,  оправила юбку, поставила рядом с  собой  свою
патентованную сумочку и сказала:
     -- Если вас интересует мое мнение, они и сами не  знали, что им делать.
Поначалу я думала так же, как ты: что  маленькой Герти пришел конец. Но нет,
они  отвезли меня  куда-то  в Куинс,  в  трущобы, где были  одни закопченные
хибары, и  заперли в каморке  на верхнем этаже. Тогда я подумала: ого-го, да
меня  ждет нечто похуже смерти. Мы уже и не такое проходили.  Однако и этого
тоже не было. Они просто держали меня там и все время  куда-то  звонили. Эти
двое парней были шестерками, они и сами не ведали, что творили и зачем. Я им
так и сказала.
     -- Двое?
     -- Ага. Те, что меня схватили. В подъезде они усыпили меня хлороформом,
иначе вдвоем не справились бы.
     -- Так вот почему я не слышал вашего крика.
     -- Ты шутишь? Мне и пикнуть не  дали. Скажи, Фред, ты слыхал о человеке
по имени Коппо? Какая-то такая фамилия.
     -- Еще бы не слыхал! -- ответил я. -- А вы их откуда знаете?
     -- Туда-то  они и  названивали. Я подслушивала у  замочной  скважины  и
кое-что  разобрала. Они все  больше  бурчали, что им неохота  меня  стеречь,
спрашивали, как развиваются события, что  им  со  мной делать, и  так далее.
Чаще всего  они  разговаривали  с этим самым Коппо.  Раз десять слышала  эти
слова: "Позовите Коппо".
     -- Их  двое, --  пояснил я. -- Эти Коппо --  братья. Я слышал о  них от
профессора Килроя.
     Герти вздрогнула.
     --  Килрой? Этот старый хрыч здесь? Я-то думала, он и посейчас где-то в
Южной Америке.
     -- Нет, -- ответил я. -- Он в Нью-Йорке и уже виделся со мной.
     Я рассказал ей  о моей встрече с профессором Килроем,  о Педро  Коппо и
его сыновьях. Когда я умолк, Герти спросила:
     -- Стало быть, они охотятся за деньгами?
     --   Профессор   Килрой   считает,   что   я  должен  пожертвовать   на
благотворительные цели.
     -- Иными словами,  отдать  все  бездельникам и холявщикам, -- поправила
меня Герти.
     -- А что полиция? Вы там уже были?
     -- Ты  шутишь? Без легавых тут не обошлось. Я своими ушами слышала, как
эти два дурака говорили друг дружке, что легавых окоротили. И то, мол, слава
богу.
     --  Так  я  и  думал! --  я вскочил на  ноги, взволнованный и  сердитый
оттого,  что  мои  подозрения подтвердились. -- Они  обложили  нас  со  всех
сторон. Уж и не знаешь, кому можно верить.
     -- Во всяком случае,  тебе известно, куда намерена обратиться я. Завтра
с утра отправляюсь в ГПП.
     --  Да, вы  сказали мне  по телефону. Но почему  туда?  Что  они  могут
сделать?
     -- Даст бог, защитят как-нибудь, -- ответила Герти. -- Кроме того,  они
-- единственные, кому можно доверять.
     -- Откуда вы знаете?
     -- Так говорил Мэтт, а он был не дурак и понимал, кто чтит закон, а кто
-- нет.
     -- О чем вы ведете речь? -- спросила Карен.
     -- ГПП, -- объяснил я.
     Но Карен смотрела все так же растерянно, и тогда в объяснения пустилась
Герти,  растолковав  ей,  что  такое  ГПП и  как дядя Мэтт  подрабатывал там
советником. Карен внимательно выслушала и спросила:
     -- Но могут ли они сделать что-то существенное? Каковы их возможности?
     -- Там заправляет какой-то сенатор, -- ответила Герти.
     -- Эрл Данбар, -- добавил я, вспомнив полученные от него письма.
     -- Да, он самый, -- подтвердила Герти. -- Сенатор Данбар. Полагаю, коли
там  верховодит сенатор, что-то  у них  да получается.  Кроме  того,  больше
деваться некуда. Если пойдем к легавым, попадем прямиком в лапы этих братцев
Коппо.
     -- Но  что они  способны  сделать, если  полиция продалась? -- спросила
Карен.  -- Не может быть, чтобы не осталось ни одного честного полицейского.
Надо найти такого и обратиться к нему.
     -- Миленькая, -- сказала Герти,  -- вся сложность в том, чтобы отличить
овец от волков. Понимаешь меня? Продажные легавые не носят особых ошейников.
     Карен повернулась ко мне.
     -- Фред, ты действительно считаешь, что Джек может быть замешан в таких
делишках?
     -- Теперь уж и не  знаю, -- ответил я. -- Не  хотелось бы  думать так о
Джеке, но я больше не могу быть уверен в нем.
     -- ГПП -- наш самый  надежный шанс, -- решила  Герти. -- Фред,  как так
получилось, что ты еще не сходил туда?
     --  Не  догадался,  --  признался  я. -- Они прислали мне  пару  писем,
клянчили деньги, вот я  и смешал их в  одну  кучу  с остальными. Это  вполне
естественно.  Подумал,  что  они  --  такие  же  попрошайки,  гоняющиеся  за
долларовой подачкой.
     Герти покачала головой.
     -- У тебя мозги набекрень, Фред, -- сказала она.
     -- Возможно.
     -- Пойдем завтра вместе, -- предложила Герти. -- Ты  расскажешь им все,
что знаешь, и я тоже кое-что поведаю.
     -- Ну... -- я заколебался.
     -- А что еще ты можешь сделать, Фред?
     -- Да, вы правы, -- я повернулся к Карен. -- А ты как думаешь?
     -- Думаю, это лучший выход, -- с сомнением ответила она.
     --  Прекрасно, -- твердо сказала  Герти.  --  Значит, решено.  Теперь я
хотела бы узнать, расторопный ли ты парень, Фред.
     -- Что?
     -- Я хочу знать, кто где спит, -- пояснила Герти.
     Мне понадобилось несколько секунд,  чтобы переварить этот вопрос. Герти
не сводила глаз с моего лица. Наконец до меня дошло.
     Герти кивну