о, а как человек
с  определенными  жизненными принципами не мог  не сожалеть, что  сыграл  не
слишком  благовидную   роль  провокатора,  пославшего  на  верную,   заранее
подготовленную смерть несколько сот или тысяч человек. Подтверждая тем самым
слова Шульгина - любит российская интеллигенция размазывать по щекам розовые
сопли, жалеть  преступника  больше, чем  жертву,  а уж вынужденного стрелять
защитника правопорядка вообще причисляет к исчадиям ада.
     Часа два мы еще  кружили по улицам и площадям, кое-где останавливались,
Шульгин вступал в разговоры  с  воинскими  патрулями, командирами взводов  и
рот,  совершавших какие-то малопонятные для  меня марш-маневры по кольцам  и
радиусам  города,  иногда даже  с пленными  из  сгоняемых  на сборные пункты
колонн. Пленных, кстати оказалось удивительно много.
     Я  понял  так,  что сейчас  арестовывали  уже  не только тех,  кто  был
задержан с оружием  в  руках,  но  и всех  более-менее  причастных к мятежу,
согласно оперативным данным  и  заблаговременно составленным проскрипционным
спискам.
     В  целом  Москва  от двухдневных уличных боев  пострадала мало. Выбитые
стекла, несколько сгоревших домов, меньше тысячи убитых,  по моей оценке. Но
это только  с одной стороны, потому что правительственные  войска,  конечно,
своих  убитых и раненых уносили сразу.  И еще мне было совершенно  очевидно,
что большинство  погибших  убито  точно так же,  как и  бойцы  тех групп,  с
которыми я был  сегодня ночью.  В упор, из засад,  нередко - в  спину, в тех
местах,  где  по  имевшимся  у  них  фальшивым   разведданным  на  серьезное
сопротивление не рассчитывали...
     -  Именно так,  спокойно согласился  Шульгин. - Мало  толку  разгромить
главные силы  неприятеля в  открытом бою. В нем погибают лишь самые смелые и
честные.  Остальные успевают разбежаться  или  вообще отсиживаются в тылу. В
том-то и замысел, чтобы заставить выступить и тех, кто  на  открытый бой  не
способен. Трусов, мародеров,  предателей  и  перебежчиков,  выжидающих,  чья
возьмет. Вот  мы  и дали  им  такую возможность... Урок  преподан не  только
"активистам",  но  и,  как  писал  Козьма  Прутков,   "их  самым  отдаленным
единомышленникам"...
     Спрогнозировать замысел противника, навязать ему генеральное сражение в
нужное  время и в  нужном месте, разгромить  наголову, конечно,  здорово,  -
продолжал  он позже. - Но, по условиям  нашей ситуации, недостаточно. Имей в
виду, Игорь, нас ведь всего несколько десятков человек против  всей планеты,
если  быть  откровенным,  и чисто военная  победа свободно может  обернуться
поражением, поскольку  ни на  одного союзника полностью полагаться нельзя, а
затяжной войны на несколько фронтов нам не выдержать. Чисто физически...
     Поэтому и возникла идея - не просто победить в очередной компании, а на
много  лет  вперед  лишить  неприятеля  не  только  армии,  но и  каких-либо
мобилизационных возможностей... Я понятно выражаюсь?
     -  В основном.  Только  что  значит  последняя  фраза?  Что-то  в  духе
Чингисхана. Надеюсь, вы не предполагаете  вырезать всех  мальчиков, доросших
до тележной оси?
     - Что ты,  что ты, отнюдь! Мы гуманисты...  Я совсем о  другом.  Лишить
врага возможности даже помыслить о повторении подобных силовых решений.
     Одним словом,  план  "Никомед" предполагал спровоцировать "Систему"  на
такие действия, которые позволили бы выявить и заставить выйти в чистое поле
абсолютно всех, на кого  они  рассчитывали как на  своих союзников. И внутри
обеих Россий, и за их рубежами... Дай Бог не ошибиться, но, похоже, удалось.
А на это  ты не  смотри, - он заметил, что я опять  вглядываюсь в  очередную
группу разбросанных на  тротуаре тел. Поскольку  мы  под®езжали  к  подножию
храма Христа Спасителя, я предположил, что среди  них  наверняка есть кто-то
из тех людей, с кем я курил и грелся у костров перед  налетом на Югороусское
посольство.
     - К вечеру  уберут, и все  будет снова  тихо и спокойно...  Тебе  ночью
стрелять приходилось?
     - Вот именно, что приходилось.
     - Попал в кого-нибудь?
     - Думаю, что не в одного...
     - А зачем?  - Шульгин повернулся ко мне, и лицо его  выразило искренний
интерес. И снова я попался в расставленную ловушку.
     - Как зачем? В меня стреляли, хотели убить, ну и я...
     - Что и требовалось доказать! Уголовный кодекс гласит,  что действия  в
состоянии необходимой  самообороны или крайней необходимости могут содержать
формальные признаки преступления, фактически таковыми не являясь. Так что не
нервничай сверх меры, дорогой товарищ.


        Глава 2

     Остановились мы возле  очень симпатичного двухэтажного особняка в стиле
"модерн" на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара.  Весь примыкающий к
нему квартал патрулировался  вооруженными солдатами в  камуфляжной форме без
знаков различи и национальной принадлежности. Шульгина они,  очевидно, знали
в лицо, потому что даже не попытались нас задержать для проверки документов.
     Шульгин припарковал свою машину прямо перед крыльцом.
     - Приехали. Надеюсь, я тебя  морально подготовил, и здесь ты неуместных
рефлексий  демонстрировать не будешь. Народ предполагает в твоем лице видеть
человека серьезного и уравновешенного...
     По  обеим сторонам  под®езда  вяло  трепыхались под ветром два флага  -
красный   советский   и   трехцветный  Югоросский.  А  на   бронзовой  доске
стилизованным под  полуустав  шрифтом  было  обозначено:  "Культурный  центр
московского отделения союза беспартийных евразийцев". Я рассмеялся.
     - Для полноты  картины следовало бы еще на трехцветном флаге изобразить
серп и молот, а на красном - двуглавого орла.
     - Посмотрим.  Может,  и  такое будет.  Входи  и постарайся не выглядеть
глупее, чем ты есть. Держи себя с достоинством и спокойно.
     ...  В доме этом  в царские времена жил,  наверное, человек чрезвычайно
богатый  и  обладающий  изысканным  вкусом.  И архитектура,  и  интерьер,  и
меблировка,  картины  на  стенах  гостиной первого  этажа,  зимний  сад  под
стеклянным  куполом  второго -  все  напоминало  об  устоявшейся  привычке к
утонченной,  аристократической  роскоши.   Даже  удивительно,  как  все  это
сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов.
     Главное - здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии
со здешней, вернее принятой в высших кругах югороссийского общества,  модой,
отнюдь  не  бросилась  мне  навстречу,  как  можно было ожидать  в  подобной
ситуации,  а  просто  с  выражением радости на мастерски  подкрашенном  лице
подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку.
     - Как у тебя, все нормально? - и чуть пожала мне руку.
     Сначала  я  подумал,  что она  просто  не  хочет  проявлять чувства при
посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены
опасностями и роковыми событиями, для нее же - всего лишь привычной  и  даже
не слишком продолжительной разлукой.
     Ну  и  я в  таком случае не стал изображать живую картину по известному
библейскому сюжету в исполнении Рембрандта.
     -  А  ты  какими  судьбами  здесь?  Ты  ж  вроде  в  Харькове  научными
изысканиями занималась?
     - Ну  как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и
даже будто бы дипломатический прием. Говорят  сам Троцкий  обещал под®ехать.
Как  можно пропустить? Я ведь женщина светская...  а ты неплохо выглядишь, -
сменила она тему. - Помолодел  даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал.
Да  я  и  не сомневалась...  - И  легонько  провела рукой  по  моей щеке. Я,
натурально, тут же и растаял.
     Действительно,  чего  теперь  грустить?  Все  свои  живы  и  здоровы, а
остальное - ну, будем  считать,  неизбежности исторического процесса.  И  не
такое видели...
     -  Было кое-что, - с должной степенью небрежности ответил я. - Повоевал
немножко... В глубоком вражеском тылу.
     - И  внес выдающийся вклад в нашу общую победу, - подтвердил возникший,
как черт из  табакерки,  из-за  ближайшего  рододендрона Шульгин.  Очень  не
вовремя, поскольку я, пользуясь уединенностью  места, собирался обнять  Аллу
гораздо более пылко, чем допускалось протоколом.
     На  мой взгляд,  это было  несвоевременно  и странно, но  в "культурном
центре"  готовился  торжественный  прием,  посвященный  успешной  ликвидации
контрреволюционного  и  в  некотором  смысле  даже  антироссийского заговора
"темных сил".
     То есть с улиц еще не убраны тела погибших, и явно никакого следствия и
суда не производилось, но  политическая оценка событий уже определилась. Ну,
может  быть,  у  них так  принято, и не  банкет здесь  будет, в нечто  вроде
тризны.
     В  примыкающих к зимнему  саду  двухсветном белом зале  я встретил всех
знакомых по форту Росс  членов  "Братства"  и  еще  массу  людей,  ранее  не
виденных, принадлежавших к "высшему  свету" столицы  и,  как я понял,  особо
проявивших себя в разгроме мятежа.
     Многие   -   с  дамами,  которые  выглядели  гораздо  пристойнее  своих
кавалеров. Что тоже понятно  - новая советская элита  подбирала себе  подруг
отнюдь  не из  беднейших слоев  крестьянства и  не пролетарских  девушек "от
станка".
     - Будь морально готов, мы намереваемся представить тебя Льву Давидовичу
в качестве скромного героя тайной  войны,  и не исключены проявления  с  его
стороны знаков признательности...
     - Ну  уж это... - Я не успел закончить, как Шульгин.  Похлопав  меня по
плечу, пресек всякие возражения: - Делай что должен, случится, чему суждено.
И  не  вздумай об®яснять  Председателю  Совнакорма, что недостоин и вообще к
этому миру отношения не имеешь. Не порть нам дипломатию...
     Александр Иванович  так же  внезапно  и бесследно исчез, оставив нас  с
Аллой снова наедине. Но желание обниматься у меня прошло.
     - Да, в самом деле, Игорь, к чему ломаться? Ты что, не получал туземных
орденов и медалей после  тех своих командировок? А оказаться в  числе личных
друзей  советского деспота совсем не вредно. Кто знает,  когда удастся домой
вернуться?
     Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она
освоилась в новом для себя мире. Пожалуй, гораздо лучше, чем я, и держалась,
что с  мужчинами,  что  с женщинами, совершенно  как  равная. Впрочем,  чему
удивляться? По логике она и должна  бы ставить  себя выше их. Ну как  мы это
всегда  представляли: наше время - вершина цивилизации, а те кто жил раньше,
- словно  бы  слегка обиженные  Богом. Не  дожили,  не успели попользоваться
благами прогресса.  С одной стороны, это  понятно, люди прошлого проигрывают
прежде всего в том, что уже успели умереть, а мы еще живы, чем  и счастливее
их. Но с  другой  стороны,  в таком  вот  невероятном повороте  - при личной
встрече разделенных полутора веками поколений оказалось, что нисколько мы их
не  лучше, а  во  многом  и  уступаем.  Но опять же не потому, что они нас в
чем-то  существенном  превосходят, а  просто они  более адекватны окружающей
обстановке.
     - Что ты так  озабочен, Игорь? - спросила Алла, уловив мою депрессию. -
По-моему, все очень даже неплохо. Интересно. Я пока обратно не рвусь. А ты?
     - Ей Богу  не  знаю. Смутно все  как-то. Непривычно.  Даже выразить  не
могу,  но...  Знаю,  что  нет особых  причин тосковать,  но сосет  что-то...
Депрессия. А может, уехать нам куда-нибудь, отдохнуть, тогда и полегчает?..
     Алла презрительно вскинула  голову. Такое с  ней тоже бывало не раз. Не
попал я ей в тон.
     -  Может,  ты просто ревнуешь: как только мне становится хорошо, у тебя
портится настроение.
     Не  хватало  мне  сейчас  еще  семейной  сцены.  А  я  знал,  что  одно
неосторожное  слово - и Алла  может раскрутиться по полной программе. Просто
так.  Или  потому,  что  интуиция  у  нее  почище  моей?   Каким-то  образом
догадывается о Людмиле?
     А ведь  про нее  почти уже забыл. Ну,  было  что-то,  а может быть и не
было.  Конфабуляция, плод контузии. Мелькнула  какая-то мысль, что интересно
было б с этой дамочкой вплотную пообщаться, вот и привиделось в  бреду. Так,
пожалуй, к этому и  надо  относиться... Не забывая русскую поговорку:  "Быль
молодцу не в укор".
     К  счастью,  прием   здесь  был   организован  по   вполне  европейским
стандартам. Скользили по залу официанты с подносами, уставленными бокалами и
рюмками,  на  столиках  теснились  тарелки,  блюдца  и розетки  с  холодными
закусками,  и  гости  перемещались  парами  и  в  одиночку,  сходясь,  чтобы
обменяться парой фраз, или задерживаясь для более существенного разговора.
     Вот  и к  нам  вовремя,  словно  почувствовав, что назревает  конфликт,
подошел Новиков под руку с супругой. Я не видел их с самого прощания в форте
и сейчас искренне обрадовался. Под мягким взглядом Ирины даже Алла мгновенно
успокоилась.
     Я  приложился  губами  к руке  женщины, на которую да  сих пор  не  мог
смотреть  без  замирания  сердца. Причем без  всякой  сексуальной подоплеки.
Просто так. И вдруг моя депрессия  удивительным  образом  прошла.  Наверное,
правы  были  средневековые  рыцари,  изобретя   понятие  "дамы  сердца".  Не
вкладывая   в  это  понятие  ничего  телесного,  исключительно   возвышенное
обожание...
     Я испугался, что  Алла  опять догадается о моих чувствах, но, к счастью
она отвлеклась на что-то другое. Или просто уже успела привыкнуть, не видя в
том греха...
     - Я  слышала о ваших делах, Игорь, - ласково улыбнулась  Ирина, - рада,
что все  так удачно обошлось... Простите наших "гвардейцев", они конечно, на
ваш взгляд, несколько грубоваты, но ведь не со зла...
     Какая  тонко  чувствующая  женщина.  Если  бы  она  начала  говорить  о
признании моих боевых заслуг - не знаю! А здесь все сказано с таким тактом и
сочувствием... Был бы сейчас здесь XIV век, с  каким бы удовольствием я упал
бы перед ней на одно  колено... А  так  пришлось  ограничиться только легким
полупоклоном. Даже руку поцеловать еще раз я постеснялся.
     Еще чуть  позже Алла подвела меня к молоденькой даме  в  жемчужно-сером
узком  платье,  с распущенными  бледно-золотистыми  волосами  и  удивительно
яркими глазами.
     - Познакомься, Игорь, Анна Шульгина, жена Александра Ивановича...
     Вот тут я поразился окончательно. У  беспощадного прагматика и веселого
циника Шульгина - такая жена? Что-то я здесь совершенно не понимаю...
     Потом меня отозвал в сторонку Новиков.
     -  Пока время есть, поскольку товарищ  Троцкий задерживается,  пойдем в
укромном месте парой слов перебросимся.
     В  небольшой комнатке где-то  в глубине  дома,  на  антресолях  второго
этажа, мы  с ним оказались  вдвоем, хотя я  по  привычке уже ждал очередного
симпозиума  с  участием руководящего  состава  "Братства". Это и к  лучшему.
Устал  я  от  непредсказуемых  встреч  и  дискуссий  с  представителями всех
социальных слоев и групп.
     А  здесь  уютно,  тихо,  лампа под  зеленым  шелковым абажуром,  окно в
глубокой  полукруглой нише, за  стеклами темно, неизменная бутылка какого-то
коллекционного портвейна, в общем полная конфиденция.
     Тем  более что  пора  было  расставлять очередные точки... И желательно
раньше,   чем   Андрей   Дмитриевич   начнет  следующий   цикл  перманентной
идеологической  обработки.  Потому как  за  оказанную мне услугу я,  считай,
расплатился уже сполна и дальше имею полное право держаться с ним на равных.
В таком приблизительно духе я и выразился.
     -  Справедливо, -  кивнул Новиков.  -  Тем более что  ты никогда  и  не
рассматривал наши  отношения  в подобном разрезе. С первого и  до последнего
момента ты был абсолютно свободен в своих делах. Я говорил. И  сейчас говорю
то же самое. Можешь  уехать в  любой момент. В Харьков, в  Париж, обратно  в
форт.  Только сначала давай  до конца  об®яснимся.  А  то так и останешься в
недоумениях...
     Портвейн был удивительно густ и ароматен, пить его хотелось именно так,
как задумывали создатели, -  маленькими  глотками,  наслаждаясь  букетом,  в
сопровождении неспешной беседы.
     - ... Это, конечно,  несколько  в  духе  старинных романов,  такое  вот
подведение  итогов, но,  думаю,  семантически  оправдано,  - сказал Новиков,
поправляя заметно мешающий ему галстук-бабочку. - Чтобы сразу все  прояснить
и избежать недомолвок и  ненужных догадок.  Я ведь  тоже,  наравне с  тобой,
оказался здесь  довольно посторонним человеком. И включался в ситуацию прямо
с  колес.  За  год тут  многое успело  измениться. Мне проще  тоже  было  бы
постоять в сторонке, мол, ребята начали игру, пусть сами и заканчивают...
     - О  какой игре  ты  говоришь? Шульгин  мне  говорил,  что операция  по
ликвидации  заговора была тщательно  спланирована и подготовлена.  Настолько
тщательно, что показалась лично мне очень похожей на провокацию...
     - Не судите, да не  судимы  будете. Многое они успели сделать, и притом
неплохо, но кое-где крупно просчитались.  Очень трудно, скажу тебе, работать
в   обществе,   о  психологии   которого   имеешь   весьма   приблизительное
представление...
     - А  как  же?..  - начал я и тут  же осекся.  Все верно,  я  ведь и сам
оказался  в  аналогичном положении.  Разница  в шестьдесят  и даже  сто  лет
кажется небольшой, ты воображаешь,  что все тебе в людях из прошлого (или из
параллельного мира) понятно, ты ведь читал  их книги,  смотрел фильмы, более
того,  застал в живых современников этого  мира. Своего деда, допустим,  или
как я того старика  архитектора в  вагоне... А  ведь на самом  деле...  Даже
собственного деда подчас очень трудно понять, вы  словно говорите  на разных
языках,  а  он  ведь  уже  адаптирован,  прожил  значительную   часть  жизни
одновременно с тобой,  изменился соответственно. А  мы оказались в  обществе
своих  прадедов,  в  их,  так  сказать,  исходном  качестве.  То  же  самое,
разумеется, вынужден чувствовать и Новиков, тем  более проживший год еще и в
моем мире.
     - Мы  многое прозевали, - продолжил Андрей,  не отделяя  себя  от своих
товарищей. - Когда стало ясно,  что фурункул вот-вот вскроется,  действовать
пришлось в форс-мажорных обстоятельствах. Тебя ввели  в игру потому, что ты,
во-первых, действительно человек бывалый, во-вторых  - не  похож на здешнего
русского, вообще выглядишь  и  ведешь  себя несколько странно на  наметанный
взгляд, а  уж у Сиднея Рейли он более чем наметан. А мы знали, что аналитики
"Системы" давно нас вычислили,  поняли, что  все упирается в весьма странных
людей,  появившихся   неизвестно  откуда  и  неизвестно  чего  добивающихся.
Поскольку  вообразить,  что  имеют дело с  пришельцами из будущего, у  людей
нынешнего  рационального  времени  воображения   не  хватило,   они  условно
согласились  с  подброшенной  им дезинформацией,  будто  мы  -  реэмигранты,
представители  некоего  еще  более  тайного  и  еще  более   могущественного
общества, чем они сами. Ты, по счастью, очень для такой роли подходил.
     -  Да Рейли мне  говорил нечто  подобное  и подошел к  истине  довольно
близко. Например, понял, что оружие вы  изготавливаете методом  молекулярной
дубликации...
     -  Даже  так?  Умен  был  парень.  Ну,  тем более... Одновременно стало
известно, что из  Лондона в  Москву направляется  агент-координатор,  причем
двойник, везущий последние инструкции своим и одновременно дезинформацию для
нас. Та  самая Людмила-Ванда.  Вот у Шульгина с Кирсановым  и возникла идея.
Подставить им тебя. Причем,  - Андрей  поднял палец, - не просто подставить,
но  по  собственным  каналам  сдать.  Мол,  имеется  близкий  к  руководству
"Братства"  человек,  обладающий  важнейшей  информацией,  амбициозный,   но
нестойкий. Беспринципный. Очень  любящий деньги и красивую жизнь, падкий  до
женского пола.  Готовый при первом удобном случае перебежать на  побеждающую
сторону. А  в том, что они близки к окончательной победе, у вождей "Системы"
сомнений не было.
     - Да, рекомендации блестящие. Так почему же мне сразу эт