пею к восьми, его  лодочная  станция  закрывается  только  в
семь... Мы сможем приехать к девяти.
     - Кто в Эльдорадо мог знать о звонке Ригельта? И вообще о Штирлице?
     - Вальдман. Он приезжал к Ригельту, пока тот ждал возвращения Шиббла.
     - Достаньте мне машину.  Я не знаю, как вы это  сделаете,  но  машина
должна быть.  Счет за нее передадите мне,  предложите  любые  деньги.  Как
найти Вальдмана?
     - Зоосад Вер-Майера.  Он там живет постоянно, слева  от  дороги  есть
указатель.
     - Ваш к нему пароль?
     - "Заказанные вами генераторы находятся в пути, сейчас это дефицит  в
Европе".
     - Отзыв?
     - "Да, но в Канаде нет  того  сечения,  которое  мне  нужно,  поэтому
приходится искать в Британии".
     -  Оставайтесь  здесь,  пишите  отчет,  можете  сделать  это    моими
чернилами, - Роумэн передал ему пузырек с  с и м п а т и к о й - раствором
луковой эссенции, абсолютно незаметным между строками. - Фройбаха я навещу
после визита к Вальдману. Пароль?
     - "Нельзя ли организовать лов исключительно большой рыбы, поддающейся
обработке в мастерской Хорхе, где делают чучела?" Отзыв:  "Придется  ждать
до завтра, сегодня вода мутная, большая рыба не возьмет наживу".
     - Каких-либо иных условных фраз нет?
     - В случае, если вы решите принять на себя руководство этими  людьми,
назовите номер татуировки "братства" СС вашего  шефа.  Если  она  в  сумме
будет в два раза меньше моей, они перейдут  в  ваше  подчинение...  Какой,
кстати, ваш номер?
     - Дело в том, Райфель, что я никогда не состоял в СС.  Никогда. Ясно?
Я всегда выполнял  личные  поручения  партайляйтера  Боле.  А  номер  моей
членской карточки НСДАП запомните, может пригодиться: семьдесят две тысячи
триста двадцать два.
     "Штирлиц не зря назвал мне номер своего партийного удостоверения. То,
что я сказал Райфелю на единицу больше, дела не изменит.  Пусть ищет, если
все же решится отправить запрос.  Да, они до сих  пор  раздавлены  страхом
перед тем, кто стоит над ними; это хорошо - до  поры;  когда  они  наберут
силу, будет плохо; слепая устремленная масса,  готовая  на  все,  лишенная
права на вопрос, - штука  страшная.  На  короткое  время,  понятно,  потом
развалятся, слепота общества - гарантия его гибели, но могут успеть  такое
натворить, что мир снова содрогнется...


     ...Через два дня Роумэн вернулся в Асунсьон, встретился со Штирлицем,
передал ему информацию,  которую  смог  получить  в  Игуасу,  Эльдорадо  и
Монте-Карло,  и  сразу  же  вылетел  в  Лиссабон,  понимая,  что   Грегори
просто-напросто не  сможет  дольше  держать  в  с х о р о н е  Ригельта  и
Ланхера - слишком опасно.



        РОУМЭН, КРИСТА, СПАРК                    (Лиссабон, декабрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________

     Пансионат "Пингвин" оказался небольшим красивым особняком в  довольно
запущенном парке,  на  спуске  к  реке.  Роумэн  под®ехал  на  автобусе  к
центральной  площади,  затерялся  в  шумной  толпе  (близилось  рождество,
магазины работали  до  девяти  часов  вечера,  чтобы  люди  успели  загодя
присмотреть  подарки),  дважды  проверился  в  салоне  готового  платья  и
лавочке, где торговали игрушками, но ни того парня, которого ему по памяти
нарисовал в Асунсьоне Штирлиц ("Он вас т о п ч е т, поверьте мне, но он не
знает, что за вами смотрит кто-то еще;  я  того,  второго,  определить  не
смог,  видимо,  агент  очень  высокой  квалификации"),  ни  кого-то   еще,
холодноглазого, упершегося в спину  с т о я ч и м и глазами, не было. "Или
я не заметил его, - сказал себе Роумэн. - И в самолете - я не зря  поменял
рейс в Рио - тоже не было никого подозрительного; тем не менее надо  взять
такси, посмотреть, нет ли кого сзади, поменять на другое, а  потом,  отдав
заранее деньги шоферу, перескочить на трамвай,  -  только  после  этого  я
вправе идти к Кристе".
     (Именно то, что он выпрыгнул из такси, отдав заранее  деньги  шоферу,
спасло его от "хвоста"; его вели с первой же минуты,  как  он  прилетел  в
Лиссабон.  Джек Эр сообщил, что Роумэн  приобрел  билет  со  сменой  рейса
человеку, который ждал его в аэропорту Асунсьона; сам  он  получил  приказ
взять в наблюдение Штирлица; Роумэна же  в  Лиссабоне  п о д х в а т и л а
частная детективная контора - наняло представительство ИТТ; об®екта  столь
высокой квалификации не чаяли встретить, особенно  когда  он  выскочил  на
ходу из вагона трамвая и скрылся в проходном дворе.)
     Роумэн надел очки, которые заметно меняли  его  внешность  (подсказал
Штирлиц), спрятал свои седые пряди, столь заметные каждому,  кто  встречал
его, под кепи, которое надвинул на лоб, и вошел в дверь пансионата,  зажав
в  руке  -  так,  чтобы  видел  портье,  -  трубку-носогрейку:  это  легко
запоминается, пусть себе ищут человека с трубкой - на здоровье!
     Он сразу же прошел на второй этаж; обычно портье не обращают внимания
на тех, кто идет смело и сосредоточенно; окликают, как правило,  тех,  кто
проявляет хоть тень нерешительности.
     Около комнаты Кристы  он  остановился  и  заставил  себя  отдышаться:
сердце вдруг часто-часто  замолотило.  "Черт  тебя  подери,  заячья  лапа,
хватит же! Ну, стучи же, - сказал он себе, - стучи вашим условным  стуком,
чего ты ждешь?" "А может, я подслушиваю?" - услыхал он в себе тот давешний
п о д л ю ч и й,  чужой голос, что впервые, помимо его воли, заговорил еще
в Асунсьоне, когда он позвонил Спарку, а трубку в его номере сняла Криста.
     Он удивился тому, что сначала решил откашляться, а уж потом  стучать;
это привело его в бешенство, он положил  ладонь  на  холодную,  скользящую
эмаль цвета слоновой кости и выбил дробь: "тук-тук - здравствуй, друг!"  -
так переговаривались узники в камерах нацистских тюрем.
     Никто не ответил.
     "Девочка спит, - подумал Роумэн, - уже почти неделю они где-то держат
этих паршивых наци:  р а б о т а,  которую совсем не просто делать бригаде
здоровых мужиков, а их здесь двое, Спарк и Криста, каково такое выдержать?
Конечно, она спит, бедненькая".
     Он постучал еще раз.
     Молчание.
     Сердце замолотило еще чаще, в горле сразу  появилась  горечь,  спазм,
голова закружилась: "В каком же номере живет  Грегори,  -  подумал  он,  -
наверное, Криста у него, они ведь ждут меня, мы условились заранее, что  я
уложусь, должен, не могу не уложиться в неделю после того, как - и если  -
им удастся сделать то, что мы задумали;  им  удалось.  Черт,  в  каком  же
номере поселился Грегори? Я не знаю.  Я попросил портье соединить  меня  с
"сеньором Сараком", подошла Криста. "Сеньора Спарка - он произнес  фамилию
верно, - нет в двенадцатом номере, соединяю с сеньорой"".
     Роумэн посмотрел  на  металлическую  цифру,  прикрепленную  к  двери:
"двенадцать". "Идиот, - сказал он себе, - ты же стучишься к  нему,  что  с
тобой? Да, но ведь она сказала: "Я караулю тебя в его комнате".  Надо идти
вниз, к портье, спрашивать, где живет сеньора. Это плохо. Все портье здесь
-  осведомители  тайной  полиции,  они  обязаны  сообщать  обо  всем,  что
происходит в  пансионате,  о  любой  мелочи;  фашизм  особенно  интересуют
подробности, так уж они устроены, чтобы подглядывать в замочную  скважину,
рефлекс гончей".
     Роумэн глянул на часы  -  четверть  десятого.  "Я  могу  постучать  в
соседнюю дверь, еще не поздно, извинюсь".
     В  четырнадцатом  номере  (тринадцатого,  как   во    всех    дорогих
пансионатах, не было) никого  не  оказалось;  в  пятнадцатом  ему  ответил
низкий мужской голос:
     - Не заперто.
     Роумэн приоткрыл дверь - она тяжело, зловеще заскрипела ("Как  хорошо
покрашена, эмаль прекрасна, а петли не смазаны, дикость!").
     Маленький, щуплый человек лежал на высокой кровати; ноги его,  обутые
в модные,  остроносые,  черно-белые  лаковые  туфли,  лежали  на  атласном
покрывале кровати.
     Увидав Роумэна, человек как-то стыдливо спустил ноги с атласа,  потер
тонкими пальцами виски, потом досадливо махнул рукой, словно бы сердясь на
самого себя, и спросил:
     - Что вам?
     -  Простите,  здесь  живет  сеньора,  -  Роумэн  с  трудом   подбирал
португальские слова (трудно об®ясняться на языке, который близок  к  тому,
который знаешь; совсем иное произношение: португальский  чем-то  похож  на
русский,  такой  же  резкий,  утверждающий),  говорил  медленно,    как-то
подобострастно улыбаясь. - Очень красивая, с веснушками...
     - Спросите портье, я не слежу за соседями! -  человек  снова  вскинул
ноги на покрывало и устало опустил маленькую голову на низкую,  словно  бы
расплющенную, подушку.
     Роумэн прикрыл дверь, которая заскрипела еще пронзительнее. ..
     - Сеньора живет рядом, - услыхал он чей-то шепот, знакомый,  громкий;
ее, господи!
     Он резко обернулся: Криста стояла в  проеме  двери  номера,  что  был
напротив двенадцатого; она была в  халатике,  лицо  бледное,  усталое,  но
такое в нем было счастье, так сияли ее глаза-озерца, так  она  тянулась  к
Роумэну, хотя была внешне совершенно недвижна, что он даже  зажмурился  от
счастья, бросился к ней, обнял, вобрал ее в  себя  и  замер,  почувствовав
легкую,  о с в о б о ж д а ю щ у ю  усталость.


     - Ну, Ригельт, спасибо вам, - сказал Роумэн, подчеркнуто не глядя  на
заросшее седой щетиной лицо Лангера, - вы крепко меня выручили, без  вашей
помощи я бы ни черта не сделал.
     Грегори, натянув макинтош на голову,  спал  на  колченогом  диване  с
выпирающими пружинами.  Он уснул через десять минут после того, как Криста
привезла  Роумэна;  они  тогда  вышли  из  подвала  во  двор;  ночь   была
прохладная, чуть подморозило; звезды стыли в черной бездне неба; они вдруг
начинали мерцать и калиться изнутри; порой казалось, что некоторые,  самые
яркие, вот-вот лопнут; потом снова наступало затишье, все успокаивалось, и
на земле из-за этого становилось еще тише.
     Роумэн выслушал желтого, похудевшего Спарка; тот еле шевелил  губами,
спал по два часа в сутки: караулил немцев.  Когда  Криста  приносила  еду,
кормил их с ложки; гадили они под себя, запах был страшный, в®едливый.
     - Судя по тому, что их не ищут, те записки - "Уехали по делам,  скоро
вернемся, бизнес", - которые я заставил их написать в их подлючие  оффисы,
подействовали.  Полиция не  включилась  в  дело,  ей,  видимо,  ничего  не
сообщали...  А этого самого  к о ж а н о г о  Фрица, который жил здесь  по
фальшивым португальским документам,  похоронил  Лангер,  я  его  заставил.
Вполне квалифицированно волок тело в яму...  Гад... Я сделал ему  узлы  на
ногах пошире, так, чтобы не упал, работал в условиях,  приближенных  к  их
концлагерям, все время плакал, сука...  Оказывается,  этого  самого  Фрица
присудили к петле... Заочно... В Кракове...
     - А ты привел приговор в исполнение...  Не  казни  себя.  Ты  не  мог
иначе, - сказал Роумэн.
     - Конечно.  Только я никак  не  могу  отделаться  от  того  ощущения,
понимаешь? Я до сих пор чувствую, как рукоять пистолета мягко входит в его
висок...
     - Не ты это начал.  Не мы это начали, - жестко сказала Криста. -  Они
звери. Так с ними и надлежит обращаться.
     - Львы - тоже звери, конопушка, - вздохнул Грегори. - Пошли вниз, они
могут подползти друг к другу, начнут еще зубами развязываться, они на  все
готовы...
     - Кто из  них  легче  р а з в а л и в а е т с я?  -  спросил  Роумэн,
проводив глазами Кристу, спустившуюся в подвал первой.
     - Ригельт.
     - Ты не чувствовал в них игры?
     - Какой?
     - Не знаю...  Игры - и  все  тут...  Они  все  ведут  какую-то  игру,
Грегори...  Надо ж было придумать такое: за два часа напечатать об®явления
об охоте в  джунглях,  развесить  их  там,  где  они  бросаются  в  глаза,
просчитав, что Штирлиц не преминет прийти по этому адресу... Надо же иметь
такие мозги?! Они живут играми, понимаешь?
     - Здесь игры не было, - убежденно ответил  Грегори.  -  Но  я  должен
поспать.  Потом я отвечу тебе, продумав все еще раз, сейчас у  меня  плохо
варит голова, прости.


     - Я очень рад, - ответил Ригельт, подобострастно глядя на Роумэна,  -
я рад, что смог вам помочь...  За эти дни я переоценил всю свою жизнь... Я
сделал выбор.
     - Не вы сделали выбор, Ригельт.  Выбор за  вас  сделал  я,  -  Роумэн
достал  из  кармана  конверт,  в  котором  лежали  р а п о р т ы  Райфеля,
Вальдмана из Эльдорадо, Александра фон Фройбаха из Монте-Карло, Зибера  из
"Колониа Филадельфиа" под Асунсьоном - всех тех, кого  он  п р о ш е л  по
цепи,  по  тайной  нацистской  цепи,  внедрившейся  вдоль  по  Паране,   -
перевалочные пункты по дороге нацистов в Чили,  Боливию,  Перу,  Колумбию;
явки, пароли, номера счетов, шифры - все было здесь. -  Сейчас  я  развяжу
вас и вы ознакомитесь с этими документами. И внесете свои предложения.
     Роумэн подошел к нему - обгаженному, вонючему; не скрывая отвращения,
задержал дыхание, развязал ему руки и ноги; Криста стояла рядом, сжимая  в
руках свой "смит-вессон".
     - Он не будет поступать неблагоразумно, - заметил Роумэн,  отходя  от
Ригельта, который медленно массировал  руки  в  запястьях.  -  Ему  теперь
придется вести себя очень продуманно.  Верно, Ригельт? Ваши ведь не станут
чикаться, они не понимают нашей дурацкой мягкотелости, верно?
     - О чем вы? - удивился Ригельт, пытаясь подняться;  ноги  не  держали
его; серые брюки, сделавшиеся от мочи и экскрементов темными,  бесформенно
болтались на нем, словно лагерная роба. - Я же все сказал вашему  коллеге,
я понимаю, что все случившееся обязывает меня к...
     - Договаривайте, - сказала Криста.  -  Договаривайте,  Ригельт.  Могу
помочь: к сотрудничеству.  Вы это хотели сказать? Да? Вы  молчите,  потому
что вам мешает Лангер?
     - Я... Нет, то есть...
     - Вот смотрите, - сказал Роумэн. - Знаете руку  ваших  людей?  Почерк
знаком?
     - Почерк знаком мне, - тихо сказал Лангер.  -  Вы  же  это  прекрасно
знаете, потому что имена людей называл я, а не Ригельт.
     - Я бы и сам вышел на Райфеля, - Роумэн  покачал  головой.  -  Вы  не
просто назвали их имена, вы дали к ним ключи.  Теперь это  наши  люди.  Но
Ригельт помог нам в другом...  Правда, Ригельт? Вы поглядите, поглядите на
документы, в этом заслуга не  только  Лантера,  но  и  ваша...  Вы  крепко
напортачили в Рио, вы з а с в е т и л и с ь, этого вам было делать нельзя,
никак нельзя.
     Ригельт со страхом глянул на документы, лежавшие на пыльном  столике,
потянулся к ним. Роумэн одернул его:
     - Не трогать руками! Глаза есть? Вот и смотрите. А когда наглядитесь,
возьмете ручку и подтвердите правильность написанного.  Писать  будете  на
мое имя.  Назовете меня "Герберт". И напишете, что указание на  работу  со
Штирлицем вы получили от Пепе и Лангера.  Укажете точное время,  когда  он
сообщил вам о вылете Штирлица из Мадрида. Все ясно?
     - Все ясно.
     - Очень хорошо...  А теперь с вами,  Лангер...  К  вам  позвонили  из
Мадрида по поводу Штирлица, не правда ли?
     - Да.
     - Кемп?
     - Да.
     - Вы понимаете, что наш разговор записывается на пленку?
     - Да.
     - Вы открываете мне секретные сведения по собственному  желанию,  без
какого бы то ни было принуждения с моей стороны?
     - Я отвечаю добровольно, без давления.
     - Меня не устраивает такой пассаж.  Я спросил: вы открываете мне ваши
секретные сведения без давления?
     - Да, я открываю вам  секретные  сведения  без  давления...  с  вашей
стороны.
     - Ригельт, вы это подтверждаете?
     - Да, да, конечно, - ответил тот, по-прежнему  завороженно  глядя  на
бумаги, что лежали на столе.
     - Ригельт, вы подтверждаете, что  Лангер  убил  своего  телохранителя
Фрица ударом рукоятки "парабеллума" в висок?
     - Но я этого не видел...
     - Меня не устраивает такой ответ.
     - Да, подтверждаю.
     - Нет, меня и  этот  ответ  не  устраивает,  вы  знаете,  как  даются
показания такого рода. Их дают развернуто, исчерпывающе, подробно.
     - Лангер устранил своего телохранителя...
     Роумэн перебил его:
     - Имя! Вы забыли назвать имя. Имя и фамилию.
     - Фриц  Продль,  живший  в  Лиссабоне  по  документам  на  имя  Васко
Алвареша, работавший личным секретарем  Лангера,  был  убит  им  во  время
ссоры, произошедшей на моих глазах, ударом "парабеллума" в висок...
     - Вы это видели лично?
     - Да.
     - Вы свидетельствуете это свое показание под присягой?
     - Да, я готов присягнуть.
     - Лангер, вы подтверждаете показания Ригельта?
     - Нет.
     - Подумайте еще раз.
     - Мне нечего думать.  Это он, Ригельт,  убил  моего  секретаря  Фрица
Продля, действительно жившего здесь  по  паспорту  Васко  Алвареша,  когда
понял, что тот получил документы, из которых можно было  сделать  вывод  о
провале миссии Ригельта в Латинской Америке.
     - Какой именно?
     - Миссии, связанной с транспортировкой Штирлица на нашу опорную базу.
     - Какую? Штирлиц должен был поселиться в Асунсьоне?
     - Да, первое время там, вы правы. Но - подконтрольно. А Штирлиц ушел,
скрылся.  По его вине. Это не было случайностью.  Вот  за  это  Ригельт  и
устранил Фрица Продля. На моих глазах.
     - Так кто же из вас говорит правду? - Роумэн смотрел то на одного, то
на другого. - А?
     - Я! - Ригельт снова опустился на пол, ноги, верно, не держали его. -
Я вам выгоднее, чем Лангер, хотя он и является руководителем  лиссабонской
группы.  Я вам выгоднее, потому что, когда Отто Скорцени вернется, - а  он
скоро вернется на свободу - я снова буду с ним, а он знает то,  что  и  не
снилось Лангеру. Я выгоднее вам, Герберт, даю честное слово!
     - Какое вы мне даете слово?
     - Честное слово! Я всегда был зеленым СС, я  не  носил  эту  страшную
черную форму! Лангер  из  гестапо,  их  организация  осуждена  по  решению
трибунала в Нюрнберге!
     - Не теряйте лицо, Ригельт, - поморщился Лангер. - Ни вас, ни меня не
убьют, мы нужны им живыми. Вы, как и я, в дерьме, не марайтесь еще больше.
Берите на себя Фрица, это нужно им для того,  чтобы  крепче  нас  держать,
неужели не понятно? Все знают, что у меня не хватит силы его убрать, я  из
другой породы, зачем лжесвидетельствовать?
     -  Помолчите,  -  сказала  Криста.  -  Я  должна  поменять  пленку  в
диктофоне.
     -  В  том,  что  сказал  Лангер,  -  заметил  Роумэн,  как-то  наново
рассматривая  Ригельта,  -  есть  резон.  Он  дает  вам  дельный    совет,
соглашайтесь.  И развяжите вашего друга...  Вот  так,  молодец...  Лангер,
когда вы узнали, что ваш телохранитель осужден к повешению в Кракове?
     - Месяца два назад.
     - А точнее?
     - В начале октября сорок шестого года.
     - Так, может, мы  сформулируем  ваше  показание  иначе?  "Я,  Лангер,
штурмбанфюрер СС, живущий в  Лиссабоне  по  документам  Энрике  Ланхера  и
возглавляющий фирму... - Назовете ее правильно, я могу ошибиться, ладно? -
Я, Лангер, узнав, что мой секретарь Фриц  Продль,  он  же  Васко  Алвареш,
осужден в Кракове - приговорен к смертной казни через повешение за то, что
во время войны служил в Аушвице и принимал участие  в  массовых  убийствах
узников, поручил Ригельту, штурмбанфюреру СС, работающему ныне в Лиссабоне
под фамилией Киккель, устранить  Продля,  поскольку  правительство  Польши
официально потребовало его выдачи. Необходимость такого рода акции вызвана
возможностью провала одного из звеньев  нашей  глубоко  законспирированной
цепи: Линц - Ватикан - Мадрид - Лиссабон  -  Канарские  острова  -  Рио  -
Игуасу - Асунсьон - Кордова - Сантьяго-де-Чили - Ла-Пас - Богота".
     - Я перезарядила пленку, - сказала Криста. - Пусть говорит.
     - Вы согласны с моей версией, Лангер? - спросил Роумэн.
     - Я скажу то, что вы требуете.
     - Ну, и прекрасно. Только добавите: проверив  р а б о т у Ригельта, я
лично похоронил Продля, так как  Ригельт  почувствовал  себя  плохо  после
ликвидации. Да?
     Лангер с трудом поднялся, раскачиваясь, приблизился к стене и, закр