хнул от ужаса, когда на лодью "Единорог" внесли раненого Митяя. Аким
взволнованно рассказал о происшествии, едва не закончившемся трагически.

Купец крепко обнял Зорю и Неждана.

- До самой смерти не забуду вашей послуги, вьюноши! - сказал он
взволнованным голосом. - Как сыны будете вы мне с этой поры, а с Митяем -
побратимы.

Светлана с восторгом смотрела на Неждана и Зорю.

- Какие вы смелые! Неужели не забоялись драться с туром? - простодушно
спросила девушка Неждана.

Неждан был очень хорош в эту минуту. Он еще не пришел в себя после охоты,
большие серые глаза глядели на Светлану радостно, льняные волосы
растрепались... Он поддерживал Зорю, который все еще не мог прийти в себя
от перенесенного удара.

- Страшно было, - признался Неждан, - да ведь не погибать же Митяю! А я же
не один кинулся, мы с Зорькой как сговорились.

- Батя всегда велел за слабых вступаться, - тихим голосом сказал Зоря.

Несмотря на стоны и мольбы Митяя, Хрисанф внимательно осмотрел и ощупал
мальчика, сняв с него рубаху. Старик слыл не только известным кормчим, но и
не менее искусным знахарем.

- Три ребра сломано с правой стороны, - сказал Хрисанф. - Дешево отделался,
паря.

- Больно, деду, - пожаловался мальчуган.

- Сидел бы на берегу и был бы здрав! - наставительно молвил кормчий.

Он порылся в сундучке, где хранил целебные растения, вскипятил в горшке
одолен-траву, намочил настоем кусок полотна и сделал раненому перевязку. Он
верил, что одолен-трава одолеет всякую болезнь.

Вскоре Митяй заснул. Все тихонько отошли от больного.

Глава третья. ПЕРВЫЕ ПОРОГИ

Собираясь с силами, простояли на месте охоты два дня. Люди вволю хлебали
вкусную похлебку из свежего мяса, съедали большие куски лосятины и
медвежатины, а потом блаженно грелись на солнышке. В дорогу выступили после
полудня, чтобы заночевать перед первым порогом.

На лодьях не слышалось обычных разговоров и шуток. Бывалые путешественники
вспоминали про несчастья, случавшиеся на реке, а у новичков по спине
пробегал холодок. Лоцманы старались обрывать такие разговоры, потому что
они портили людям настроение.

На ночь выставили усиленные караулы. Кметы глядели зорко: не подбираются ли
вороги, не крадется ли волкудлак [волкудлак (вурдалак, упырь) - у суеверных
людей оборотень, выходящий из могилы и сосущий кровь у спящих людей] из
неотпетой могилы. Лютобор и другие предводители стражи до рассвета не
сомкнули глаз, то и дело обходя посты. Но кругом все было тихо, только
журчала днепровская струя, да время от времени глухо ухал див [- филин, а
также злой дух, нечисть] в лесу за рекой.

Поднялись до рассвета. Воины надели полное вооружение - кольчуги и латы,
защитили головы шлемами, положили под рукой щиты. Если печенеги начнут
обстреливать лодьи, воины закроют гребцов от стрел. Мечи и копья лежали под
рукой, луки со стрелами могли быть каждую минуту пущены в ход.

Учаны один за другим отправлялись в путь, расстояния между ними значительно
увеличились: если какая-нибудь несчастливая лодья налетит на камень,
следующая за ней успеет увернуться.

Еще не доплыли до первого порога, а посреди Днепра показались из воды, как
зубы чудовищного дракона, три огромные скалы. Вода разбивалась о них с
грохотом. Днепр был здесь неширок, и, чтобы миновать скалы, требовалось
немалое искусство.

Лютобор сидел около забинтованного Митяя. Хозяин поручил ему, если случится
несчастье, прежде всего спасать свое главное сокровище - сына. Глаза
мальчика блестели от лихорадки, но он с любопытством расспрашивал обо всем,
что происходило вокруг.

- Это первый порог, дядя Лютобор? - спросил Митяй.

- Да. "Неспи" его называют люди.

- Он страшный?

- Не очень. Вода стоит большая, и мы пройдем по реке. В нем всего-то будет
сажень [сажень - русская мера длины, равная 2,134 метра] двести, но возни с
ним хватит.

Лодьи подвернули к левому берегу, спустили трапы и вывели лошадей. Кметы
сходили на землю, при них были луки со стрелами и щиты. Гребцы раздевались,
иные догола, другие снимали рубахи. Пленных печенегов тоже стащили из
лодей.

Охрана шла по берегу, и каждый не спускал пальцев с тетивы лука, чтобы
мгновенно открыть стрельбу по врагу, затаившемуся в кустах. Собаки шныряли
по берегу, вынюхивая чужих.

Гребцы "Единорога" и других учанов с уханьем и визгом полезли в реку,
облепили суда, как муравьи, и начали спускать их по воде. Не раз у
кого-нибудь из тащивших лодью срывались руки со скользкого борта, и человек
при дружном смехе товарищей шлепался в теплую воду.

Наконец после трудной работы Неспи остался позади, и лодьи в строгом, раз
навсегда установленном порядке двинулись дальше. Без приключений, но
вдоволь потрудившись, миновали Островной и Лоханный пороги. За Лоханным
следовал опасный Богатырский забор, перегораживавший чуть не всю реку и
оставлявший только узенький проход для лодей. Проскочили и забор.

Работа, тяжелая работа! Гребцы изнемогали - им нелегко было тащить
нагруженные учаны. Трудно приходилось и воинам. Они шли по каменистому
берегу в полном вооружении, их одежда под доспехами промокла от пота.

И вдруг на берегу поднялась суматоха. Ее виновниками стали пленные
печенеги. Прежде чем спустить рабов на берег, с них сняли ножные кандалы,
иначе они задерживали бы караван. Долгое время пленники шли смирно, а потом
переглянулись, что-то крикнули друг другу на своем гортанном наречии,
оттолкнули усталых конвоиров и устремились по песку в ближнюю чащу.

Погоня началась не сразу. Стражей было много, они мешали друг другу,
суетились, а легко одетые пленники, ловкие, сильные, вот-вот готовы были
нырнуть в кусты.

За пленниками кинулись собаки. Они бегали вокруг печенегов, кусали их за
ноги. Опомнились и воины, настигли пленников, и завязалась отчаянная
свалка.

Кочевники били русских закованными в железо руками, пинали ногами. Стражи
пустили в ход оружие. Когда схватка окончилась, один из печенегов лежал
мертвым, грудь его была пробита копьем.

Воины укоряли друг друга:

- Это ты, Сенька, его сдуру саданул!

- Не, не я! У меня копье чистое. Видать, Трошка постарался...

- Ан нет, и не думал.

Явившийся на место происшествия Онфим сказал, взглянув на убитого:

- Эк здоров, медвежина! За такого в Царьграде гривен восемь серебра дали
бы. Снимите с него оковы - не пропадать же добру!

Таково было надгробное слово погибшему кочевнику.

И опять по каравану понеслись окрики:

- Вперед! Вперед! Не отставать!..

Надо было еще миновать в этот день Звонец: неумолчный звон и плеск волн
этого порога слышны были издалека.

Солнце склонялось к закату, когда Звонец остался позади. Была сделана
меньшая часть работы, наиболее легкая.

Впереди лежал грозный Ненасытец или, как его называли лоцманы, Разбойник,
или Дед.

Мимо него надо было проходить по берегу. Вода в Ненасытце неслась с
огромной скоростью и падала отвесно со скалистой гряды, запиравшей реку от
берега до берега. Спускались через этот порог лишь немногие смельчаки в
легких челнах, да и то иные платились жизнью.

Глава четвертая. НЕНАСЫТЕЦ

В эту ночь в лагере было неспокойно: не угасая, горели костры и факелы, и
люди почти не спали. Собаки лаяли в темноту, а лошади, привязанные к
кормушкам, тревожно ржали.

На рассвете в степь отправились конные разведчики. Они вскоре вернулись,
чуть не попав в плен к печенегам. По рассказам дозорных, кочевников было
человек триста.

Хозяева, кормчие и предводители стражи держали совет. У ватаги было два
выхода: укрепиться в лагере и обороняться или во что бы то ни стало
пробиваться вперед. Первый выход не годился: люди скоро останутся без пищи,
добыть ее будет невозможно, а за время осады из степи могут привалить новые
отряды кочевников. Решили с боем идти через пороги.

Ненасытецкий волок тянулся на целое поприще.

Русские действовали быстро и дружно. Оставить груз на берегу и перекатывать
пустые лодьи грозило бедой. Товары мигом стали бы добычей кочевников.
Решили катить учаны с грузом. Трудное, но неизбежное дело. Образно
выражаясь, лагерь должен был двигаться на колесах.

Пленников, спеленатых, как младенцев, уложили в лодьи. На дне "Единорога"
лежали Митяй и носильщик Тереха, раненный в ночной схватке с печенегами. В
учанах укрывались и женщины. Только Светлана наотрез отказалась прятаться и
заявила, что потащит лодью наравне с мужчинами.

Онфим, Хрисанф и Лютобор распоряжались умело. С правого бока, обращенного к
берегу, учаны должны были тащить гребцы и припряженные к лодьям кони.
Скрытые за высокими бортами, люди будут в полной безопасности от
неприятельских стрел. А с другой стороны лодьи будут волочь воины; от стрел
их защитят надежные доспехи. Если кому и суждено пасть в бою, что же:
всякому свой час, а дальние походы редко обходились без жертв.

К счастью ватажников, на берегу валялись сотни колод, отполированных
днищами учанов. Оставалось только собирать их и подкладывать под лодьи. Для
"Единорога" эту нелегкую обязанность взяли на себя Неждан и Зоря - сильные,
проворные, хорошо защищенные доспехами. И все же дело это было смертельно
опасное: в то время когда ребята будут выбегать на открытое место за
подкладками, печенежская стрела может впиться в тело, недостаточно
защищенное кольчугой.

Но уж тут приходилось положиться на свое счастье.

Учаны поползли по левому берегу Днепра, как гигантская ощетинившаяся
многоножка, кольца которой почти смыкались одно с другим. Русские едва ли
не в первый раз применили такой необычный способ передвижения.

Рослые длинноусые печенеги лавиной вылетели из степи. Они с гиком скакали
по высокой траве на маленьких лошаденках, так что ноги их почти касались
земли, и восклицали в недоумении:

- Это шайтан [шайтан - черт] надоумил русов так идти! Попробуй доберись до
них...

Силы у печенегов было недостаточно, чтобы решиться на рукопашную схватку.
Они давно знали, что русские непобедимы в открытом бою и, даже умирая,
стараются поразить противника. И кочевники гарцевали вдалеке, осыпая
неуязвимое тысяченогое чудовище тучей стрел. Бесполезное занятие! Стрелы не
долетали, а если и попадали в цель, то на излете, отскакивали от доспехов и
падали в траву. Запасливые русские тут же их собирали.

Любопытный Митяй высунул голову за борт учана, чтобы посмотреть, что
делается там, снаружи. Лежавший рядом Тереха дернул мальчугана за руку, и
тот, охнув, свалился на свое ложе. И в этот момент над ними пропела стрела
и, дрожа, вонзилась в борт учана, в то самое место, где только что была
голова Митяя.

- Видал?! - многозначительно спросил Тереха.

- Спаси тебя бог, брат! - прошептал побледневший мальчик и больше из лодьи
не высовывался.

Нелегкая была работа тащить нагруженные учаны по скрежещущим внизу колодам.
Мешали большие камни, попадавшиеся на пути, их откидывали в сторону. Люди
трудились дружно. Каждый прилагал все свои силы, начиная от гребца и кончая
старейшиной Онфимом.

Зоря и Неждан носились взад-вперед. Как только за кормой лодьи оставалось
бревно, ребята хватали его, тащили вперед, подкладывали под учан и спешили
обратно. И так десятки, сотни раз... Уже несколько стрел, к счастью
безвредных, отскочили от их доспехов.

Время от времени один из печенегов в лихом порыве вырывался из строя своих
сородичей и скакал к каравану, чтобы пустить стрелу в русских с близкого
расстояния. Чаще всего такие налеты кончались для смельчака бедой.
Кто-нибудь из защитников каравана натягивал тугой лук - тетива звенела, и
длинная стрела, жужжа, неслась к цели. Она впивалась в бок наездника,
пробивая толстый халат, и удалец замертво валился с коня при диких воплях
степняков.

Когда караван прошел половину пути, случилось удивительное событие. В
берег, до которого было шагов сто, вдавался неглубокий заливчик, поросший
редким камышом. Что-то заставило зоркого Неждана обратить внимание на одну
из камышин, которая сильно колыхалась, хотя ветра не было.

Неждан ткнул товарища в бок.

- Посмотри, Зорька, - сказал парень, - камышина как живая ходит.

- И точно, - согласился Зоря и тут же испустил крик удивления. Вода около
странной камышины всколыхнулась, пошла кругами, и наружу высунулась мокрая
лохматая голова, а за ней показались широкие плечи.

- Человек! - ахнули свидетели необычайного зрелища.

А человек, осмотревшись, поднялся из воды. Это был рослый, сильный мужчина.
Увидев караван, он в два скачка выбрался из залива и пустился к русским. Те
не могли понять, в чем дело. Может, это враг, выскочивший из засады? Ведь у
него нож в руке. Тогда его надо встретить ударами палок и весел. А если это
свой, то как он очутился в этих краях, далеких от всякого русского жилья?..

Загадка разрешилась быстро. Незнакомец бросил нож, замахал руками и
стонущим голосом закричал:

- Братцы, не бейте! Не бейте! Я свой!.. Свой!..

- Вишь ты, по-нашему бает, - удивились ватажники. - Видно, и впрямь наш.

В истине слов беглеца нетрудно было увериться: печенеги злобно указывали на
него руками. А беглец уже очутился около "Единорога". Обнимая колени
Лютобора, он кричал:

- Братцы, родные! Свой я, свой! От неверных утек, из полона ихнего
постылого!

Движение каравана приостановилось. Люди со всех сторон окружили русского,
чудом вырвавшегося из-под власти печенегов. Беглец был почти голый, лишь
ветхие порты прикрывали его изможденное тело. Вода текла с него ручьями. Он
дрожал от холода - видно, немало времени провел в реке.

Вокруг незнакомца поднялась суматоха. Кто подавал ему сухие порты и рубаху,
кто совал обутки. Светлана протягивала беглецу большой кусок жареного мяса,
а Ефрем стоял перед ним с чарой меда.

- Родные мои, милые!.. Как долго... Как долго ждал я этого часа! -
разрыдался незнакомец.

- Да кто же ты такой? - спросил Ефрем, поднося беглецу мед.

Тот осушил чару и заговорил спокойнее:

- Угаром меня звать. Бродник я.

Это был тот самый черторыйский смерд, который поджег княжеские овины и
сбежал от наказания.

- Дядя Угар! - вскричал Зоря.

Тут и Угар, в свою очередь, узнал Светлану и Зорю. Но для разговоров не
было времени. Бродник только успел спросить:

- Мои как там? Овдотьица? Ребятишки?..

- Живы-здоровы, - успокоил его Зоря. - Тебя вспоминают, молятся о твоем
благополучии...

- Слава тебе, господи! - Бродник широко перекрестился.

Разговор прервал Онфим, подоспевший к месту происшествия.

- Вот что, люди, - ласково, но твердо сказал старейшина, разузнав, в чем
дело, - миловаться поспеете, а надо дело продолжать.

Все дружно приналегли на лямки, и лодьи со скрежетом и скрипом двинулись
вперед. Угар потащил учан наравне с другими.

Печенеги были раздражены тем, что пленнику удалось обмануть их и скрыться
таким хитроумным способом, о котором не знали даже они - сыны степей. Ведь
они целое утро искали беглеца и наконец решили, что Угар утонул в Днепре.

Увидев, что один из учанов, принадлежавший любечскому гостю Никодиму, был
защищен менее других - Никодим поскупился нанять достаточно стражи, -
печенеги бросили полсотни всадников на людей Никодима. Вспыхнула
молниеносная схватка. Оборону "Оленя" возглавил широкоплечий богатырь
Вихорь. От врагов его защищали доспехи, сделанные в мастерской Пересвета.
Любечский силач орудовал тяжелым боевым топором на длинной рукоятке.
Поворачиваясь в ту и другую сторону, он ухал, как мясник, разделывающий
тушу, и после каждого удара печенег валился, разрубленный чуть не до пояса.

- Шайтан, шайтан! - кричали степняки, разбегаясь перед ужасным бойцом.

А на помощь богатырю и его кметам спешили люди от соседних учанов. И
впереди всех, яростно размахивая мечом, мчался Угар.

Спаслись только те из печенегов, кто успел вскочить на лошадей и ускакать.
Остальные все полегли на каменистом берегу Днепра. Убитых врагов купцы
обобрали до нитки, и голые трупы их были ночью сброшены в кипящий Ненасытец
- жертвы богу войны и наживы.

Русских погибло четверо. Их тела бережно положили в учан, чтобы похоронить
по христианскому обряду, когда будет возможно.

После больших потерь степняки угомонились и только изредка стреляли из
луков.

И вот нос "Единорога" коснулся воды. Гребцы и воины весело стащили лодью в
днепровское лоно, люди взмахнули веслами и грянули песню.

С громкими победными кликами русские спускали на воду учан за учаном, и
скоро флотилия оставила врагов далеко позади.

В этот день миновали Внука, который, оправдывая свое название, был гораздо
скромнее деда Ненасытца. Последние три порога не потребовали больших
усилий.

Перед караванщиками открылось глубокое чистое русло Днепра, заключенное в
скалистых берегах. Здесь враг был менее опасен, чем у злого Ненасытца. Надо
только зорко сторожить в ночную пору, а днем степняки не страшны.

Лютобор разговаривал с выздоравливавшим Митяем.

- Сей раз мы благополучно прошли, - сказал начальник стражи.

- Эвося, благополучно, - хмыкнул Митяй. - Четверо убитых - благополучно? Их
дома жены с детьми ждут, а они вон мертвые, в учанах. Да еще десяток
раненых.

- Четверо - это немного. Ты то в толк возьми, парень, о прошлом годе мы
двадцать семь человек потеряли, а бывало, половина ватаги оставалась на
порогах лежать, а остальных в полон уводили.

- Может, это я вам счастье принес? - усмехнулся мальчик.

- Может, и ты, - согласился великан.

Глава пятая. БРОДНИКУГАР

Ниже порогов простирался большой остров Хортица длиной до двенадцати верст
и шириной более двух. Несколько веков спустя Хортица стала местом
пребывания знаменитой Запорожской Сечи. Но в эпоху нашего рассказа это был
пустынный остров, покрытый редкой растительностью. Здесь караваны
останавливались на отдых после пережитых трудов и битв.

На Хортице русские хоронили своих мертвецов, если удавалось вынести их из
боя. Так было и в этот раз. В каменистой почве вырыли могилу, опустили туда
погибших товарищей. Хрисанф прочитал короткую молитву, и над павшими был
насыпан невысокий холмик. Много таких холмиков виднелось повсюду.

На Хортице ватажники вздохнули свободнее: главная опасность вражеского
нападения миновала. Теперь можно было спокойно отдохнуть.

Светлана и Зоря рассказали Угару, как очутились они в купеческом караване,
идущем в Царьград.

Бродника одели во все новое. Его длинную свалявшуюся бороду и волосы
подстригли, и недавний пленник приобрел благообразный вид. Получив от
Ефрема доспехи и оружие из тех, что купец вез на продажу в Царьград, Угар
держался с достоинством.

Угар узнал от Зори и Светланы о своей жене и детях, которых они видели так
недавно. Семье помогали все односельчане.

- Живут твои, и кабы не думы о тебе, было бы им совсем ладно, - сказал
Зоря.

Бродник повеселел и начал рассказывать о том, что с ним случилось после
побега из Черторыя.

Уходя из поселка, Угар унес с собой кремень и огниво, захватил лук со
стрелами, немного провизии в торбе. Воинские заставы у пограничной полосы
бродник миновал в ночное время и углубился в степь.

- Встретил я в Диком Поле такого же бедолагу, как я, - говорил Угар. -
Звали его Корнеем. Ушли мы с ним в верховья Северского Донца и там, в
глухой чаще, поставили шалаш. Пробивались охотой: били глухарей, куропаток,
а когда удавалось и косулю подстрелить. Все было бы ладно, да уж очень мы
без соли маялись. Возьмешь жареное мясо в рот, а оно как трава...

- А как вы зимой от холода спасались, дядя Угар? - спросила Светлана.

- До зимы нам дожить в тех краях не удалось, - объяснил бродник.

- Выследили наше убежище печенеги по дыму от костра и налетели на нас.

Отбивались мы с Корнеем яростно. Я ихнего кагана застрелил, и того мне
нехристи простить не могли. Доля моя в полону была самая тяжкая: больше
всех работал, меньше всех кормили, хуже всех одевали. А все-таки...
все-таки, - Угар хитро улыбнулся, - обманул я недругов. Главное дело, они
что-то чуяли, в набеги на русскую сторону меня не брали. А оттуда, из ихней
степи, не убежишь.

- А ныне? - жадно спросил Митяй.

- Ныне недохват у них в рабах случился. И их