вам, разумеется, важно не засветить себя перед большеви-
ками.
   - Но я не могу! - взмолился Коба.
   - Можете, можете, Кавказец, - строго сказал Барсукевич. -  Вы  просто
боитесь. Вы самая грязная мандавошка, какую я когда-либо видел. Вы  спо-
собны на любое преступление, но в данном случае вы боитесь. И все же вам
придется это сделать. Другого выхода у вас нет. Я вам приказываю: убрать
г-на Ульянова и об исполнении доложить!
   - Не могу! - Коба упал на колени и заплакал.
   - Подумайте, товарищ Коба, чего стоит ваша презренная жизнь! Нам даже
не придется пачкать руки. Мы просто передадим большевикам  информацию  о
вашем сотрудничестве с нашим отделением.
   Коба теперь сидел на полу и плакал.
   Адольф Арнольдович тяжело вздохнул и вытер пот со лба тыльной  сторо-
ной ладони. Порой он ненавидел свою службу.
   - Встаньте, голубчик, - сказал он устало и почти ласково. - Вот,  по-
курите, - генерал открыл коробку "Герцеговины Флор" и протянул Кобе. - Я
понимаю, что порой бывает нелегко, но ведь мы все служим государю  импе-
ратору.
   Генерал достал из кармана носовой платок и протянул  его  Кобе.  Коба
высморкался, затем закурил и жалобно произнес:
   - Но как это сделать?.. Это очень сильный человек... Непобедимый!..
   - А вы постарайтесь. Вам все объяснит капитан Жмуда. Вы ведь  знакомы
с Тадеушем Каллистратовичем?.. Вот он вам все и  объяснит...  А  теперь,
голубчик, откройте вон тот шкафчик... Вон тот, левее окна...  Да,  да...
Достаньте оттуда бутылочку "Тифлиса" и два стакана... Устал я с  вами...
Наливайте, не стесняйтесь... Себе тоже...
   Они выпили. Затем Адольф Арнольдович позвонил  и  приказал  дежурному
позвать капитана Жмуду.

   x x x

   Похмелившись пивом на Витебском вокзале (как мы помним,  он  провожал
там Крупскую в Саблино), Ульянов отправился на Лиговку, где  уже  добрую
четверть века квартировался Лев Абрамович Каскад.
   Как и следовало ожидать, Ульянов никого там не застал,  а  швейцар  в
подъезде, воровато озираясь, по секрету сообщил ему, что Льва Абрамовича
вроде как забрали, о чем домовладелец Полозов уведомлен соответствующими
органами в законном порядке.
   Ульянов дал швейцару полтинник и вышел на улицу, думая о грустном.
   Он представил себе, как в эту минуту какой-нибудь пьяный ротмистр об-
рабатывает Льва Абрамовича, и подумал о том, как легко  порой  читать  в
газетах про массовые аресты незнакомых тебе людей в далекой Австро-Венг-
рии, и как бывает тяжело, когда внезапно забирают близкого тебе  челове-
ка.
   Ульянов завернул в маленький немецкий ресторанчик, где  заказал  сар-
дельки с кислой капустой и пиво. От щедрот заведения  ему  дополнительно
поднесли рюмочку шнапса.
   Ресторанчик был хороший - уютный и гостеприимный, с отменной  кухней,
но Ульянов в тот день ел и пил машинально - мысли его были далеко.
   Он думал о бренности земного существования, о том, что жил вот  непо-
далеку отсюда Лев Абрамович Каскад и, возможно, нередко приходил в  этот
ресторан, а теперь приходить не будет, и, вероятно, никто этого даже  не
заметит. Такова жизнь. А разве если мир был бы устроен по-ульяновски, то
не забирали бы? Наверное, тоже забирали бы. Может еще и побольше!  Разве
он никогда не бывает резок и категоричен? Бывает и, пожалуй, даже  слиш-
ком часто. Что же делать? Меняться? Становиться мягче, терпимее? Но ведь
его гнев всегда справедлив! Тогда где же выход? Или его нет? Видимо  че-
ловеку от природы свойственно жить ненавистью, быть врагом своему  ближ-
нему, а если держать людей в узде, то врагами рода  человеческого  неиз-
бежно становятся сами держатели этой узды.
   Внезапно, новая тяжелая мысль поразила Ульянова. В  последний  раз  у
Каскада он встретил Леву Бронштейна, который тогда заявил,  что  Ульянов
напрасно упомянул его имя в присутствии какого-то  лохматого  оборванца.
Лева, помнится, уверял, что этот оборванец далеко не  так  прост...  Так
неужели?..
   Ульянов допил пиво, расплатился и отправился к Александре.
   Дверь ему открыла Анжелика. В ответ на ее немой вопрос Ульянов мрачно
кивнул головой.
   - Узнали какие-либо подробности? - спросила девушка.
   - Швейцар в подъезде поведал мне только о самом факте ареста. За под-
робностями следует обращаться в полицию.
   - Вы поедете туда?
   Ульянов отрицательно покачал головой.
   - Вы разве нелегально в Петербурге, г-н Ульянов? - спросила Анжелика.
   - Нынче утром я выехал из "Сан-Ремо" и перешел на нелегальное положе-
ние, - ответил наследник престола. - К тому же, я слишком хорошо  извес-
тен охранному отделению.
   - Конечно! - язвительно сказала Анжелика. - Убить безоружного медведя
- это вы можете, а показаться в полиции, чтобы помочь ни в чем не повин-
ному человеку - это вам не по силам!
   - Поверьте, Анжелика, мое появление в полиции лишь ухудшит  положение
Льва Абрамовича.
   - Тогда в полицию поеду я! - решительно сказала Анжелика.
   - Это будет  поистине  благородный  поступок!  -  с  чувством  сказал
Ульянов. - Разумеется, сам я не имел права предлагать вам этого.
   Ему все больше и больше нравилась эта девушка. "У Бени неожиданно не-
дурной вкус!" - подумал Ульянов.
   - Кстати, госпожа сегодня не одна, - тихо промолвила Анжелика. - Один
жирный боров завалился к ней чуть не с самого утра.
   - Кто такой будет? - осведомился Ульянов.
   - Знакомый. Давно уже к ней клеится, а сегодня пришел свататься.
   - Вот как! - удивился Ульянов. - Ну что ж, посмотрим.
   Он прошел в гостиную. Александра радостно поднялась ему навстречу.
   За столом действительно сидел большой и толстый мужик со  свиным  ры-
лом. Прямо перед ним на столе стояла миска  тушеного  картофеля  с  мед-
вежьей грудинкой, чуть поодаль - початая бутылка шнапса.
   Этот человек был Отто Кирхнер, владелец типографской фабрики,  распо-
ложенной на Большой Пушкарской улице. Ульянов давно знал эту фабрику, но
ее хозяина лицезрел впервые.
   Шутки ради Ульянов представился г-ном Бздилевичем.
   - Добро пожаловать, молодой человек, - с неискренней улыбкой произнес
Кирхнер. - В такое время дорог каждый русский человек.
   - А вы разве русский? - не очень дружелюбно спросил Ульянов.
   Его неприятно поразило столь откровенно черносотенное приветствие. Не
понравился Ульянову и тон, которым Кирхнер к нему обратился. Было в этом
тоне что-то хозяйское, фальшиво гостеприимное, словно не Ульянов, а этот
боров являлся любовником Александры и своим человеком в этой квартире.
   - Судя по вашему акценту, вы - немец? - высказал  предположение  нас-
ледник престола.
   - Русские, немцы - всё одно, - сказал Кирхнер, заговорщически  улыба-
ясь. - Важно, что не еврей.
   - Вот как? - сухо произнес Ульянов.
   - Да, г-н Бздилевич,  -  тяжело  вздохнул  Кирхнер,  наливая  себе  и
Ульянову по рюмке шнапса. - В наше смутное время, когда мужик распоясал-
ся не на шутку, евреи опасны вдвойне. Христиан мы еще можем  призвать  к
смирению...
   Отто Кирхнер вылил шнапс себе в глотку и снова уткнулся в жаркое.
   Закипая от гнева, Ульянов сказал:
   - Когда вы угнетаете мужика, вы призываете его к христианскому смире-
нию; когда же он бьет вам морду, вы не уповаете  на  бога,  а  вызываете
войска и полицию.
   - Вы еще очень молоды,  г-н  Бздилевич,  -  снисходительно  улыбнулся
Кирхнер. - Ваш социализм идет от вашей неопытности.  Собственно  говоря,
это даже не социализм, а юношеский максимализм.
   Ульянов сжал кулаки. Александра посматривала на Кирхнера с отвращени-
ем, а на Ульянова с тревогой. Она чувствовала, что Ульянов вот-вот  сор-
вется. Кирхнер ничего не чувствовал. Не переставая жевать, он вновь  за-
говорил:
   - Разумеется и я во многом не согласен с политикой правительства,  но
это еще не значит, что нужно выступать против самих  основ  нашей  госу-
дарственности или оправдывать бастующих дармоедов.
   - А позвольте поинтересоваться, г-н Кирхнер, - с подчеркнутой  вежли-
востью произнес Ульянов, - с чем именно вы не согласны?
   - Например с тем, что государь император слишком благоволит к евреям,
- с победной улыбкой изрек фабрикант.
   Отто Кирхнер имел все основания быть довольным  собой.  Уж  теперь-то
они с г-ном Бздилевичем найдут общий язык. В конце концов, г-н Бздилевич
- весьма симпатичный молодой человек. Пусть в чем-то их взгляды и расхо-
дятся, в главном они сойдутся.
   Что же касается Ульянова, то он уже не раз слышал подобные  разговоры
и прекрасно знал, что за этим последует.
   - Многие ошибочно полагают, - продолжал Кирхнер, - что  эта  политика
исходит не от государя императора, что она в  значительной  степени  ре-
зультат влияния крупной буржуазии...
   - А чем, собственно, вы недовольны? - спросил Ульянов.
   - Ну... как? - Кирхнер недоуменно развел руками и подозрительно  пос-
мотрел на своего собеседника.
   - Что именно вам не нравится? - повторил свой вопрос Ульянов.
   - Прежде всего - процентная политика! - с  лихорадочным  возбуждением
начал Кирхнер. Видно было, что он оседлал своего любимого конька. -  Эта
политика наносит непоправимый ущерб российской промышленности.
   - Каким образом? - осведомился Ульянов.
   - Сегодня наши университеты обязаны  принимать  определенный  процент
этих выпускников хедеров из самых темных и отсталых окраин. Прежде  ряды
отечественных инженеров пополнялись за счет наиболее одаренных  предста-
вителей русской молодежи, а теперь в эти ряды проникают совершенно  ник-
чемные люди, способные лишь на воровство. А там,  глядишь,  завтра  меня
вынудят нанять к себе в качестве управляющего такого вот пейсатого "спе-
циалиста"...
   - А известно ли вам, г-н Кирхнер,  -  спросил  Ульянов,  одновременно
медленно приподнимаясь со стула, - что передовая европейская мысль осуж-
дает антисемитизм, равно как и другие расовые и национальные предрассуд-
ки?
   - Да помилуйте, г-н Бздилевич, я вовсе не антисемит! Я стою за  спра-
ведливость и переживаю за российскую экономику. Ведь за  державу  обидно
!..
   Внезапно Ульянов выбросил вперед правую руку, схватил  фабриканта  за
волосы и ткнул его мордой в миску с горячей и  жирной  подливкой.  Алек-
сандра и появившаяся в гостиной Анжелика с интересом следили за развити-
ем событий. Взвыв от боли и ярости, Кирхнер вскочил и начал кружиться по
комнате, беспорядочно размахивая жирными конечностями. В эту  минуту  он
был похож на каратиста, только кружился слишком неуклюже, да в движениях
рук и ног не чувствовалось никакой системы. Ярость  Ульянова  уже  улег-
лась. Скорее в целях самозащиты он сделал короткий шаг вперед и  небреж-
но, почти не целясь, ударил Кирхнера ногой по яйцам...

   x x x

   Ежедневно, в два часа пополудни, генерал Барсукевич имел  обыкновение
пить чай. По воскресеньям он занимался этим в кругу семьи, в собственной
гостиной, а по будним дням - в своем служебном кабинете. Подавать  гене-
ралу чай, а заодно и свежий выпуск "Нового времени", входило  в  обязан-
ности дежурного по отделению.
   Если за стаканом портвейна Адольф Арнольдович должен был казаться чи-
тателю человеком, в целом, приятным, то в минуты чаепития он бывал  отв-
ратительно режимен. И этот крепкий ароматный чай, и свежие сушки  с  ма-
ком, и вишневый пирог, и хрустальная вазочка с малиновым вареньем, и да-
же дорогой серебряный подстаканник - все было  чинно,  благопристойно  и
гнилостно благородно. Излишне добавлять, что и чтение этой желтой газет-
ки взамен серьезных антирежимных размышлений отнюдь не украшало  генера-
ла.
   Адольф Арнольдович расколол в кулаке сушку,  отлил  себе  в  блюдечко
чайку и углубился в газету. Как царский генерал, он прекрасно знал  цену
газетным передовицам и политическим обзорам "Нового времени"; да и  опыт
старого следователя призывал его  начинать  просмотр  газеты  с  раздела
"Происшествия".
   В тот день происшествий было не так уж много, и внимание  Барсукевича
сразу же привлекла следующая заметка.

   ДЕБОШИР ЗАПЛАТИЛ ШТРАФ...

   Как уже сообщалось, Министерство путей сообщения усиливает  борьбу  с
хулиганством на железной дороге. Прошлой ночью в поезде, следовавшем  по
маршруту С.-Петербург - Ладожское озеро, органами железнодорожной  поли-
ции был задержан правонарушитель, не имевший при себе  никаких  докумен-
тов, но представившийся полковником Бздилевичем.
   Нарушитель распивал в тамбуре спиртные напитки, нецензурно выражался,
грубо обращался с государственным контролером. Задержанный был  освобож-
ден после того как уплатил штраф прямо на месте происшествия.

   - Гм, интересно, - пробормотал Адольф Арнольдович.
   Интерес, впрочем, был собачий.  Барсукевич  небезосновательно  считал
все опасения императора сущим идиотизмом. Ну в самом деле: если даже су-
ществует самозванец, претендующий на российский престол, зачем ему вели-
чать себя полковником Бздилевичем? Разве что он такой же болван,  как  и
ныне здравствующий император. И кто  же  он  в  таком  случае?  Владимир
Ульянов? Но Ульянов во всяком случае не болван. Это Барсукевич знал точ-
но. Вместе с тем, эта заметка почти неопровержимо доказывала, что кто-то
выдает себя за полковника Бздилевича.
   Кто же и зачем?
   Адольф Арнольдович был так ошарашен, что вместо  чая  ему  захотелось
портвейна. Он подавил искушение и продолжал размышлять. Император прика-
зывал ему предупредить всех жандармов о возможном  появлении  полковника
Бздилевича. Барсукевич ослушался этого приказа, так как считал его неле-
пым и бессмысленным. Теперь это представлялось ему в  ином  свете.  Если
эта заметка попадет на глаза императору, тот сразу же поймет, что  гене-
рал проигнорировал его приказ. Было от чего забеспокоиться.
   Генерал забыл про чай и даже про портвейн. Он сидел за столом, подпе-
рев обеими руками голову, и сосредоточенно размышлял.
   Вдруг он поднял голову, как человек на что-то решившийся, взглянул на
огромные стенные часы, только что пробившие половину третьего, и  дважды
дернул колокольчик.
   Сразу же отворилась дверь, и на пороге показался дежурный по  отделе-
нию.
   - Попросите ко мне капитана Жмуду, - приказал генерал.

   x x x

   А где же нынче Бени?
   Бени еще с утра обиделся на Ульянова, восхищенно отзывавшегося об Ан-
желике, и теперь сидел со своим новым приятелем Кобой в  небольшом  анг-
лийском ресторанчике с футбольным названием "Корнер".
   Ресторанчик этот, расположенный на углу Невского  и  Надеждинской,  в
советское время будет переоборудован под безымянный пивной бар,  но  на-
родная молва бережно сохранит старое английское название.
   Будучи вечным скитальцем, Бени тем не  менее  оставался  приверженцем
итальянской кухни, которая была достойно представлена в "Корнере" наряду
с традиционной британской. Что же касается Кобы, то он любил есть и пить
все, чем его угощали, причем его аппетит удваивался, если светила  перс-
пектива заложить угощающего охранке. Сам он в своей жизни натерпелся  от
легавых и теперь считал, что пора и  другим  помучиться.  Поэтому,  пока
влюбленный и печальный Бени лениво ковырял вилкой в своей тарелке,  Коба
лихо уплетал спагетти и весело запивал их забористым итальянским винцом.
Впрочем, по части вина Бени почти не отставал.
   Заметим попутно, что Коба уже вполне оправился после утреннего разго-
вора с генералом Барсукевичем. Теперь он находил порученное ему дело по-
четным и даже весьма приятным. В самом деле: ведь это совсем нетрудно  -
исподтишка убить человека. Ведь не  в  открытом  же  бою  ему  предстоит
встретиться с Ульяновым. К тому же Ульянов непочтительно с ним  обращал-
ся, а эта ульяновская сука гоняла Кобу за вермутом, как мальчишку.
   Накануне, в ходе заседания ЦК, Бени довольно быстро захмелел и  отру-
бился, вследствие чего Коба не успел разобраться в политических взглядах
своего нового приятеля. Само собой разумеется, Коба мог "вломить"  чело-
века и не располагая особо подробными о нем сведениями.  Скажем  больше:
он частенько так и поступал. И все же,  отдадим  ему  справедливость:  в
провокаторской деятельности его интересовал  не  только  результат.  Его
захватывал процесс!
   Коба хорошо запомнил вчерашние разглагольствования  г-на  Ульянова  о
режиме, поэтому первая фраза, с которой он обратился к будущему  основа-
телю фашизма, была выверена, политически грамотна и современна.
   - Давно хотел вас спросить, генацвале, - сладким партийным тоном  на-
чал Коба, - а как вы относитесь к режиму?
   В последние дни юный итальянец гораздо больше думал об Анжелике,  не-
жели о революционных идеях, вследствие чего его ответ оказался  теорети-
чески не столь безупречным, как Кобин вопрос.
   - Режим может и не так плох, - отвечал Бени. - Вот если бы еще  убить
царя!
   Коба навострил уши и наполнил стаканы.
   - Убить царя - задача, несомненно, благородная! - сказал он и выпил.
   - Несомненно! - подтвердил Бени и тоже выпил.
   Коба засунул правую руку в карман, почесал яйца и спросил:
   - Но как это сделать?
   - Да, действительно, как? - повторил Бени. - Царя убить - не яйца по-
чесать!
   Коба поспешно вынул руку из кармана.
   Изрядно захмелев, они говорили довольно громко, так что их можно было
слышать из-за соседних столиков. Неудивительно поэтому, что вскоре к ним
подсел какой-то лохматый и вонючий мужик.
   - Ежели господа желают облегчить народные страдания цареубийством,  -
сказал этот косоглазый, похожий на попа, мужик, - я могу помочь.
   "Господин" Коба оживился. Своим длинным щербатым носом  он  явственно
учуял шанс заарканить еще одного простака.
   Бени подумал о другом. Ему казалось, что он уже не впервые видит это-
го человека, и он пытался вспомнить, где именно они встречались прежде.
   - Но каким образом вы нам поможете? - спросил итальянец,  недоверчиво
глядя на мужика.
   - Я могу привести царя, куда вам будет угодно.
   Внезапно Бени вспомнил, где он видел этого человека. Это был тот  са-
мый мужик, у которого Лев Давидович Бронштейн пытался отобрать выпивку в
магазине Каскада. "Помнится, Лева еще сказал тогда, что  этот  оборванец
далеко не так прост. Вероятно это, действительно, особа, приближенная  к
императору, - подумал Бени. - Такой может помочь... Но не провокатор  ли
этот тип?" Все это действительно смахивало  на  провокацию.  Бени  решил
сделать проверочный ход.
   - Сможете ли вы привести царя сюда сегодня вечером, ну, или,  скажем,
завтра? - спросил он.
   - Ну, нет! - воскликнул мужик. - Не так скоро! Нынче вечером он может
уже куда собрался!
   - А сколько вам потребуется времени, чтобы подготовить такую встречу?
- спросил тогда Бени.
   - Дней десять.
   "Это не провокатор, - подумал Бени. - Провокатор пообещал бы  сегодня
же вечером привести царя, а вместо этого привел бы жандармов."
   - Хорошо! - сказал он вслух. - Пусть будет 30 декабря.
   Мужик кивнул головой.
   - Итак, - подвел итог Бени, - 30 декабря, в десять  часов  вечера,  в
ресторане "Корнер". Идет?
   - Идет! - согласился Распутин.
   - А если у вас не получится?
   - Тогда я приду один, и мы передоговоримся на другой день.
   - Логично, - согласился Бени.
   Они обсудили еще кое-какие детали заговора, а затем оставили эту  те-
му, заказали водки, селедку с молокой и как следует нажрались.

   x x x

   Мы оставили генерала Барсукевича в его кабинете в тот  момент,  когда
он вызвал к себе капитана Жмуду. Читатель, лишенный  возможности  встре-
титься со старым знакомым (мы еще увидим Тадеуша Каллистратовича!),  ве-
роятно понимает, что нам пришлось поступить так, чтобы  поприсутствовать
при исключительно важном для всей этой истории (и для  истории  вообще!)
разговоре в ресторане "Корнер".
   Возвращаясь в генеральский кабинет к четырем часам дня, мы вновь зас-
таем Адольфа Арнольдовича в одиночестве. Причем одиночество это не  гор-
дое, а скорее озабоченное. Жмуду он отправил на Финляндскую железную до-
рогу с приказом разузнать все подробности встречи тамошней полиции с за-
гадочным полковником, а сам отворил дверцы стенного шкафчика, извлек от-
туда бутылку пор